«Это не поезд едет?»
Ах, судьба, судьба слепая, не зря же тебя зовут злодейкой, как же жестока и немилосердна была ты к этой матери. Не было у тебя к ней ни толики жалости. Ведя за руку одну беду за другой, ты насылала на несчастную материнскую голову столько нечеловеческих мук, что не всякий выдюжит. Зачем тебе, злобной старухе, надобно было раз за разом лишая ее материнского счастья, отбирать ее деток. Их было у нее двенадцать*, ну можно же было хоть одного оставить, чтобы не томилось материнское сердце в вечной тоске и была хоть какая отрада. Когда она потеряла девятого ребенка, тому едва исполнилось шесть лет. Ее последней надеждой и утешением оставались сыновья: Умар, Салих и Магомед.
Двое из сыновей – Умар и Салих – сгорели в адском пламени войны.
Когда до желанной Победы оставалось совсем немного, родители вдруг получили долгожданное письмо от младшего Магомеда. Он писал, что их часть отвели с передовой в тыл, и теперь, находясь в Моздоке, они охраняют попавших в плен немцев, а еще, что войне скоро конец и он вскорости вернется в родной аул.
Мать в радости, не может успокоить разволновавшееся сердце. Моздок что-то уже знакомое, близкое. Надо собираться в дорогу. Весть о том, что мать едет к сыну, быстро облетела всю округу. Пока улаживала дела, получала пропуска в военкомате, кто только не побывал в ее доме. Каждый с маленьким гостинцем и каждый с одной и той же просьбой: расспросить Магомеда о сыне, брате, муже, отце. Может, встречались, может, что-то знает, что-то слышал…
Нелегким выдался путь до степного города, это без малого триста километров от Анжи. Товарняк, в который мать с бойкой и смышленой племянницей сумели протиснуться, ехал долго, поезд постоянно тормозили, отгоняли, пропуская фронтовые эшелоны. Но до Моздока они так и не доехали. Поезд встал где-то в глухой степи и, видимо, надолго, впереди железнодорожные пути были разрушены вражеской авиацией. Мать с племянницей, узнав, что до города рукой подать, не стали ждать и, взвалив котомки на спину, двинулись в сторону Моздока. Когда вдали показались очертания города, они неожиданно натолкнулись на небольшой холм, весь усеянный человеческими костями, тут же разбросанные вокруг солдатские каски, фуражки, сапоги. Черное воронье все еще кружило над местом, где не так давно шли кровопролитные бои. Женщин обуял ужас, и они бросились прочь…
У окраинных городских домов они вдруг услышали, как мужчины хором поют на незнакомом языке. Подойдя ближе, за большим плетнем они увидели сидящих на земле немцев. Те пели какую-то свою заунывную песню. Среди тех, кто охранял пленных, мать неожиданно увидела своего Магомеда. Она с громким криком: «Сынок!» – бросилась к нему. Увидев эту картину, немцы умолкли. Магомед потерял дар речи и чуть не лишился чувств. Ему даже в самом сладком сне не могло привидеться, что он здесь встретит свою маму.
Магомед на ночь устроил их в доме местной русской женщины. Мать не сводила глаз с сына, слушая его рассказы о боях, о друзьях-товарищах, о близкой победе. Сколько материнских слез пролилось в эту ночь. Как бы она хотела остаться рядом с ним, младшеньким. Она и сама была готова взять в руки автомат и охранять этих проклятых фрицев. Но законы войны суровы, на второй день они пустились в обратный путь.
Судьба уберегла Магомеда от вражеских пуль и осколков снарядов, но вот родные морозы и холодные степные ветра его не пощадили. Простудив легкие, он дальше служить не мог, его демобилизовали и отправили домой. Какие только снадобья не готовила мать для сына, положила его в самую лучшую больницу… Сидя у изголовья и гладя его смоляные кудри, просила: «Не уходи, сынок! Пожалей мать! Умоляю, не оставляй меня одну!» Когда его не стало, она выла как волчица, потерявшая последнего детеныша.
Магомед и его старшие братья Умар и Салих в нашем родном селе Ишкарты почитались как умные, отчаянно смелые, готовые всегда прийти на выручку. Природа одарила их многими способностями, ни одно веселье, свадьба не обходилось без их задорной, веселой игры на трехструнном кумузе. Плечистые, в черных черкесках они всегда вызывали восторг у местных красавиц. Хорошо знавшая их двоюродная сестра Умхаир бывало рассказывала о том, что Салих был очень веселым и живым парнем, мастер на шутки и прибаутки, смелый, готовый в любой склоке с чужаками тут же выйти вперед. В селе не было равных ему ни в борьбе, ни в поднимании пудовых гирь. Очень гордыми, с благородным характером были мои дорогие, милые братья.
Салих служил в Баку. Тогда ребят призывали на четыре года. Когда ему до демобилизации оставалось всего два месяца, началась война. Вот тогда мать получила от него письмо: «Дорогая мама, мое состояние неплохое. Ты знаешь, сейчас я почему-то вспоминаю, как ты, когда мы были маленькими, говорила: “Дети, если проснетесь раньше, с петухами, вы получите много пользы. В это время ангелы заходят в каждый двор и раздают счастье”. Очень жалею, что не слушался тебя и не просыпался на заре. Может быть, и мне бы перепал кусочек счастья. Но на все воля Божья. Ведь защищать Родину, защищать вас – это моя обязанность. Милая мамочка, если будет так угодно Небесам, закончится война, и я вернусь живой и невредимый. Не переживай. Нас завтра отправляют на войну. Я тут собрал целый чемодан подарков для Аминатки, думал, вернусь и обрадую ее, но в этой суматохе никак этот чертов чемодан найти не могу…»
Это письмо стало причиной долгих бессонных ночей для матери. Отец Батырбий тоже горевал, только характер горца не позволял ему открыто проявлять свои чувства. Через некоторое время родители получили еще одно письмо от Салиха: «Мама, всем огромный салам! Наш поезд будет проезжать Анжи-Махачкалу. Я буду очень рад, если вас увижу. Не забудьте взять с собой маленькую Аминат. Я очень скучаю по вас».
Мать стала спешно готовиться к встрече с сыном. Весь дом ходил ходуном. И, наконец, настал тот долгожданный день. Мать нарядилась так, будто снова собралась замуж. Вместе с невесткой, племянницей Умхаир, ну и как же без нее, дочерью Умара маленькой красавицей Аминат они благополучно прибыли на вокзал в Анжи.
Когда из-за поворота, тяжко пыхтя, гремя железными колесами и пуская клубы черного дыма, появился паровоз, мать вздрогнула и, не дожидаясь пока состав остановится, побежала вдоль перрона, высматривая в окошках родимое лицо. Ничего и никого не видящая перед собой мать вдруг споткнулась и упала наземь. Но тут же вскочила и снова побежала. С ее разбитого колена кровь стекала в калошу и оставляла на земле кровавый след.
Наконец поезд остановился. Но Салиха там не оказалось. Лицо матери потемнело, сердце защемило. Собравшиеся вокруг встречающие окружили ее, тут же перевязали ногу, стали утешать. Объявили, что следующий поезд из Баку будет рано утром. Мать, взяв спящую маленькую Аминат на колени, так до рассвета и не сомкнула глаз.
И вот настал счастливый миг встречи. Мать заранее предупредила невестку и племянницу, чтобы они ни словом не обмолвились о ее ране. Зачем сыну лишние переживания. Вновь слышен протяжный гудок паровоза, мать, забыв об усталости и переживаниях, опять бежит вдоль перрона. А из вагона с сияющей улыбкой появляется ее Салих. Мать, чуть наклонив голову сына, поцеловала его в лоб, обняла и замерла. Слезы душили ее. Сын старался как мог ее успокоить. Увидев рядом маленькую Аминат, он тут же подхватил ее на руки и все повторял: «Какая ты красавица, Аминат! Какая красавица…» Аминат он видел впервые. Сам он обзавестись семьей не успел, вот и тянулась душа к дочке брата. А маленькая Аминат лишь потом узнала, кем был тот дядя в военной форме, что держал ее на руках.
Обрадованные радостной встречей родные не заметили, как быстро настал час расставания. Вновь слезы, крепкие объятия. Салих, став на подножку вагона, махал рукой, пока поезд не скрылся за поворотом.
Умхаир рассказывала, что Салих на фронте получил чин офицера, командовал целой ротой, а лучшим другом у него был батальонный командир Коля.
В роте у Салиха служил человек из наших краев. Как-то, когда казалось, нет шансов выжить в этом огненном пекле, он предложил Салиху перебежать к немцам. Салих не на шутку разгневавшись, ответил: «Я никогда врагам живым не сдамся. И тебе не советую, а если попытаешься, сам тебя пристрелю». Таким он был и в мирной жизни, и на войне: решительным, отчаянно храбрым.
До последних дней мать, стоя у калитки, всматривалась в дорожную даль, надеясь увидеть возвращающихся домой сыновей. Последнее письмо от Салиха не на шутку встревожило родителей.
«Здравствуйте, мои дорогие отец и мама, – писал сын. – В первых строках сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Передавайте привет от меня Магомеду, невестке, Аминатке и всем нашим близким и родным. Завтра вновь идем в бой. Если после этого не получите от меня письма, не поминайте лихом. Ваш Салих».
Сколь бы тревожным не было письмо, оно оставляло маленькую надежду, что все обойдется. Родственники, узнавшие о письме, старались поддержать стариков. Но чем больше ее утешали, тем больше в сердце матери закрадывалось предчувствие беды. Материнское сердце не обманывало. Местная девчонка-почтальонша, узнав, что хозяйки нет дома, тайком вручила письмо старому Батырбию. Это было письмо командира батальона Николая Александровича Бондаря, в котором служил Салих: «Нашему многоуважаемому отцу Батырбию горячий привет и пожелания долгой жизни и здоровья от командира вами любимого Салиха. Дорогой отец, с огромной печалью хочу Вас уведомить, что ваш сын Салих геройски погиб в ночь с 22-го на 23 ноября 1944 года. Он был тяжело ранен в бою, но спасти его жизнь мы так и не смогли. Мы похоронили его на рассвете по вашим обычаям. Ваш сын был лучшим моим другом, и я никогда его не забуду. Буду чтить и помнить. Дорогой отец, мы обязательно разгромим врага, и я еще не раз отомщу врагам за Салиха. Если суждено будет остаться мне в живых, я обязательно к Вам приеду и расскажу о славных подвигах Вашего сына. Если посчитаете нужным, пишите мне на полевую почту № 51460, я обязательно отвечу. Ваш Николай».
Прочитав письмо, седовласый Батырбий не смог удержать слез. Он не знал, что скажет жене. В это время она неожиданно вошла в дом. Увидев в руках мужа письмо и слезы на глазах, она все поняла, вся затряслась и тихо осела на пол. И вдруг запела:
Если бы в песне
Я горе излила,
В реку бы если
Слезу обронила,
То от солёной слезы и от горя
Сразу река превратилась бы в море.
Не смогло материнское сердце выдержать столь страшную боль. В тот же день слегла в постель. В бреду, услышав за окном шум мотора, все спрашивала: «Это не поезд идет?.. Настало время детям вернуться. А кто же их будет встречать, если не мама?! Эй вы, там, смотрите не прозевайте. Если я немного вздремну, не забудьте разбудить. Вы меня слыши… слыши... слышите…» Навсегда закрылись материнские глаза. Наконец-то ее израненное сердце нашло вечный покой.
*Мать, что похоронила 12 детей, звали Паху. Она мать моего пропавшего без вести на войне дедушки Умара. Меня назвали в ее честь. Она была из знатного хунзахского рода, но полюбила простого парня из Ишарты.
