ТIамы
Ахъшэмым сыхэсщи, жэщымэр къыпихыу,
Гъуэплъыфэ упсахуэр мазэнэм тызох…
Куэд щIат и гукъеуэхэм сытхъур къыпихыу,
Илъэсхэм си адэр щащIам гупсысэх,
Жейбащхъуэ Iэдэжрэ лъэ пцIанэу щрикIуэм
Зэманыр зыщIифу, пэш лъэгу гъупцIэжам,
Гууз иущэхуурэ я цIэр щриIуэм
Балигъ хъуа и быным лъэбакъуэу ячам.
Сэращи — къысщыхъурт зэгуэрым слъагъуну
Си адэр гъатхэпсэу узыншэ щыхъуж,
Илъэсхэр шу гуартэу зэхуихусыжыну,
ТIамыфэ дыгъэпсымкIэ ищIу IутIыж…
СцIыхуакъым уэсейр гъадэщIыдэу хуэщыну
ЩIышылэм и гъащIэр хуищIыжу уэсят,
Абы къимыгъащIэ илъэсхэр хуэхъуну
Дунейми си гъащIэми я Iэнэмэт.
СцIыхуакъым къарури гухэлъхэри щIихыу
Ажалым хидзауэ дуней гупсысэх…
Ахъшэмым сыхэсщи, жэщымэр къыпихыу
Упсахуэурэ си гум фэеплъыр тызох.
Апельсин
Сижу в полутьме и оранжевой стружкой
Срезаю пахучую память луны…
Давно это было, когда под подушкой
Отец собирал поседевшие сны,
Шагал босиком по дощатому полу,
Впитавшему тяжесть ушедших людей,
И осень свою смаковал валидолом,
Считая шаги возмужавших детей.
А мне все казалось: подобно деревьям,
Он снова весной для меня зацветет,
Что годы привычно вернутся в кочевье
И солнце взойдет, как оранжевый плод.
Не знал, что зима для него станет вечной,
Что белый январь заметет его след,
Что жизнь не прощает такую беспечность,
Что бог — это сумма непрожитых лет.
Что прятал отец — свою смерть под подушкой
И шел босиком по началу конца…
Кручу свое сердце, оранжевой стружкой
Срезая пахучую память отца.
