Зерда
Агуу Илалтын хүндэлэлдэ
Хэжэнгын буряадууд дайнда онсолиг лэ ябаһан. Олониинь дуу гарамгай, дууша, хатарша. Һүзэгтэйшүүлшье яһала бии һэн. Дасан дуганай һандаргаагдаһаншье һаа, Түбэдһөө асарагдаһан Дугаргаржаамаяа зарим хүбүүд зүүгээд ябаа. Чисаанын Гомбо Ширапов сэрэгшэ хөөрэдэг байһан: «Тагнуулда гарахадаа, нүхэдни Дугаргаржаамыем эрижэ зүүгээд ошодог байһан юм».
Холын газарта Шалсаана буурал баабайдаа ходо мүргэжэ ябаарай гээд түрэлхидэйнгөө захиһые мартаагүй. Нэгэтэ блиндаж соо байһаниинь мори унаһан ута сагаан һахалтай үбгэжөөл нюдэнэйнь урда бии болоходол гээд, «Эндэһээ зайла, холодо!» гээд, зэрэлгээн мэтэ агаарта тунаһандал үгы болошоһон юм. Арайхан зайлаад байхадань, тэрэ газартань боомбо тэһэршэбэ. Иимэ хөөрөөнүүд нютаг бүхэндэ бии. Сэрэгшэд өөһэд өөһэдынгөө шүтээниие нэрлэн дурдаһан байдаг. Гэбэшье Шалсаана буурал баабай тухай хөөрөөнүүд илангаяа олон гэлсэдэг.
Дайнда мордоходоо, Гомбо арбан юһэтэйхэн хүбүүхэн ябаа. Мори манадаг, эмниг моридые олоор һургаһан, моридто голгүй дуратай һэн.
Түрүүн Шэтын хойморто артиллерийскэ курснуудые гараба. 1941 оной намар Баруун фронт эльгээгдэбэ. Ороной зүг бүриһөө, тэрэ тоодо Буряадһаа асарагдаһан морид олон, 6 моридые хүллэжэ, пушка шэрүүлдэг һэн.
Одоол гайхамаар ушар нэгэтэ болоо бэлэй.
Нэгэтэ ээлжээтэ байлдаанда бэлэдхэл боложо байба. Доошоо тонгойгоод, буу зэбсэгээ тодхожо байһан Гомбо сүлөөгүй. Гэнтэ хүзүүн дээрээ мориной бамбагар зөөлэн урал мэдэрбэ. Үндыгөөд харан гэһээнь... Чисаанын талада өөрынь һургаһан морин байжа байба. Нюдэеэ бэлтылгээд, амаа ангайлгаад байтарынь морин инсагаалба. Удаань нюдэнһөөнь томонууд сэлсэгэр, үглөөнэй шүүдэртэл адли нулимса гоожобо. Бамбагар уралаа Гомбынгоо нюурта дахинаа дүтэлүүлбэ.
Иигэжэ хүн морин хоёрой үзэгдөөгүйгөөр бэе бэедээ хайрлалаа мэдүүлжэ байхые хараһан хүнүүд үсөөн ёһотой. Хари газарта асарагдаад, харата дайнай бурма соогуур үйлэ тамаа үзэжэ ябаһан морин эрхэ дураараа үндыһэн элдин талаяа, эзэнээ һанаа ха юм. Тунгалаг агаар, тунга һайхан ногоон, Чисаанын голой миралза долгин нюдэнэйнь урда үзэгдэхэдэл гээ гү?
Бишыхан унаган байгаад, эхэеэ хүхэжэ, ээрэмшээжэ наададагынь, хөөбэри зандаа хүнгэхэн дэлһэеэ хиисхүүлэн дуран соогоо сүлөө һалхинда зоргоороо гүйдэгынь бүүр-түүр һанагдаа ёһотой.
Хүн бэшэ аад, хэлээрээ хэлэжэ шадахагүйгөө шаналаа гү, морин? Эзэмни, нютагаа ябаял, нютагаа бусаял гэжэ уряалаа гү, инсагаалхадаа? Юундэ эндэ үймөө худхаляан, буугай нэерээн, алалсаан-хюдалсаан соогуур амидын зоболондо баригдаад байнабибди? Буу шуу шэрэжэ, ташуурдуулжа, шэхэ дулиирмэ байлдаан соогуур үдэр бүри урагшаал жүдхэнэб. Аали номгон байдалай, забһарай үедэ даари дархи болошоһон энэ хари газарай шэмэгүй ногоо шэмхэлнэб. Уһаниинь шара шалбаагтал, булангиртай... Дайдын үнэр бэшэ, дайнай үнэр...
Гомбо морин хоёрые ород сэрэгшэд тойронхой. «Ерэ, бодо, хэбтэ» гээд буряадаар хэлэхэдэнь, морин дууламгайгаар үгөөрнь байба.
— Буряад хэлэтэй морин. Энээнһээ хойшо буряадаар захирдаг болохом гээшэ гү? Гомбо, намдаа бэшэжэ үгөөрэй. Нэрэтэй юм гү, мориншни?
— Нэрэгүй нэхытэ. Зээрдэ морин хадань Зээрдэ гэгты.
Хүбүүд «Зерда, Зерда» гэлдэбэ. Тиигээд лэ нэршэбэ. Зээрдэ сэрэгшэдые уһатанги томо нюдээрээ һэримжэтэйгээр шэртэнэ. Һаял юундэшье тоонгүй, «Ну, пошла!» гээд нюргыень сохидог ород сэрэгшэн тэрэниие тад ондоогоор, хүндэлэн ямбалһан шэгтэйгээр шэртээд хэлэбэ:
— Жалко лошадей. В отличие от нас, если они останутся живыми, никогда им не вернуться домой. Оказывается, помнят откуда они родом, думают, чувствуют... Я это только сейчас понял.
Хаанаһаа эдэнэр мэдэхэб даа, Зээрдын, бусадшье моридой толгой соо ямар бодолой бисалжа байһые. Морид зүүдэнүүдые харадаг юм, заримдаа үнгэтэ зүүдэнүүдые... Гомбо, жэшээнь, мориной манаанда хүрин суба үмдөөд гарадаг һэн. Мүнөө солдадай хүрибтэр — ногоон хубсаһатай. Харин үнэрынь нөөхил зандаа... Энэ үнэрөөрнь эзэнээ хаанашье ябаа һаань, танихал. Үшөө һүрэг соогоо саб сагаахан, бэедээ үнгын толбонуудтай унагадтай эрьелдэн наададагаа зээрдэ һанана. Наранай һаргаама элшээр билтарһан дэлхэй... Ямар эб эетэй, амгалан һайхан, жаргалтай саг байгаа гээшэб.
Эдэ үзэгдэлнүүд зүүдэн соонь заримдаа ерэдэг. Харин ашаанай машинада, удаань вагонуудта түрисэлдүүлэн, хашуулан ашагдаад ябахадань, одоол айдаһатай, аймшагтай байгаа. Үзэгдөөгүй түерөөнһөө, дорьбоо шууяанһаа сошоһондоо бүхы бэеэрээ һалганан шэшэржэ ябаа бэлэй. Мүнөө шэрүүн шэрхи байдалда дадаашье гэлтэй гү... Үгы даа, дадаагүй, зэргэлээд ябаһан олон моридынь үхэдхэн унаад, ёоложо хэбтэхэдэнь, яагаад дадахабши? Эзэдыншье һэлгэлдэнэ. Алдалан унашахынь лэ харахаш... Харин нютагайнгаа хүбүүе нюураарнь бэшэ, үнэрөөрнь түрүүн танижархёо юм. Бодо гэхэдэнь, бодоод, яба гэхэдэнь ябаад, хоюулан Чисаанаяа хүрэшэхэ байгаа гүбди?
Теэд ушаралта уулзалгаһаа хойшо хэдэн добтолгын, сухарилтын һэлгэлдэһэнэй удаа Чисаанын Зээрдэ дайсанай һомонһоо алдалан унаад, тэршэлжэ хэбтэһэн юм. Томо хара нюдэнүүд соогоо дүтэлжэ үрдиһэн Гомбые хараа һэн. Эгээл дүтынгөө түрэлые алдаһан мэтээр Гомбо гашуудаа. Эмниг моридые һургажа ябаһан эдирхэн үень сагай шэрүүн салгидаанда шэрбүүлһэндэл, үдхэн сагаар манаар хушагдаһандал болоо бэлэй.
Зээрдэ, Зээрдэмни... гээд, артилерийскэ буугайнгаа оносые мэргэлэн дабшахадаа, эжэ эхигүй урдаһан нулимсаяа тогтоожо шадаагүй юм һэн. Шабартай зуураһан хамсыгаараа нюдэеэ аршаад-аршаад абана. Теэд сэдьхэлэй шарха яагаад аршахабши? Нэгэ ном соо уншаһанаа һанана:
Хүн амиды ябахадаа,
Эргэн олондоо зүдхэдэг,
Хүлэг амиды ябахадаа
Эзэн хүндөө зүдхэдэг.
Ядаха сагта арад туһалдаг
Яараха сагта морин туһалдаг.
Морин эрдэни тухай оньһон үгэ, магтаал дуудалга олон даа. Харин би иимэ хоморой уулзалга үзөөд, үгэшье холбожо, бэшэжэ бирахагүйб. Али хэзээ нэгэтэ гуурһа бариһан хүндэ, мориной соло һүлдыень досоогоо багтааһан хүндэ хөөрэжэ үгэхэ гү? Хүрин Зээрдэ моримни эльгэн нютагһаа холо эзэнээ абаһаар таняа — иигээдшье уянгалаа һаам, бололтой бэшэ гү? Ай даа, талынгаа зөөлэн хүрьһэн дээрэ хүльбэрхэ байгааш, талын һалхи һүрин, тангаршаан, таашаан гүйлгэхэ бэлэйш. Урдымнай байдалай иимэ сэнтэй байһыень мүнөөл сэгнэжэ байнаб. Иимэ бодолнууд Гомбын толгойдо шүрэ һубадтал эжэлүүдгүй һубарина.
— Зерду жалко. Как человека. Ты говоришь, что лошади могут перерождаться в людей. Если они умные... И еще: Зерда умерла в бою. За нас. За всех, — гэбэ ород нүхэрынь.
Оршолонгой эрьесые, үхэл — амидаралай һэлгээе хэн хубилгажа шадаа бэлэй? Дайнай үедэ энэ мэдэрэл илангаяа эли. Илангаяа дүтэ. Илангаяа аймшагтай.
Энээниие арһа мяхаараа мэдэржэ, амиды мэндэ дайнһаа бусаха хубитай байһан Гомбо Ширапов Улаан Одоной, Эсэгэ ороноо хамгаалгын дайнай I шатын, Дайшалхы Улаан Тугай орденуудаар, «Дайшалхы габьяагай түлөө», «Шэн зоригой түлөө» медальнуудаар шагнагдаһан.
...Гэртээ бусаад байжа байтараа адуун һүрэг хараха дураниинь эжэлүүдгүй хүрэһэн юм. Һүниин манаанда адуугаа тууһан Сосорые дахажа ошолдодог болобо. Нилээд түлжэһэн унагад сооһоо хүри улаан үнгэтэй, шордогорхон һүүлтэйень нюдөөрөө шэлэжэ, адагладаг болобо. «Фронтовой нүхэрэйм — Зердымни түһөөтэй болохо янзатай. Хөөрхэнииньшье хэлэхэ гүш. Хажуудань ошоходо, абаһаар бэшүүрхээд орхиногүй, биб гэһэншүү шолмо ха. Харайха гүйхэдөө хатуухан туруутай. Байза, энээхэниие үбэл тээшэ колхозой хүтэлбэридэ саарһа бэшэжэ, эрижэ абаха юм байна», — гэжэ шиидэбэ.
Краснодарска хизаарта ажаһуудаг Иван Попов нүхэртөө бэшэг бэшэбэ: «Бишни бишыхан унагатай — Зердэхэнтэй болооб. Найжалха гээшэм тэрэнээ. Буряад хэлэтэй Зерда. Айлшалжа ерыш, һамгантаяа».
Үнэхөөрөөшье, Иван Попов холые холо гэнгүй ерээ бэлэй, наһанайнгаа нүхэртэй. Зерда эмээлдэ һуранхай, хоёр нүхэд агнаа, загаһа баряа, уһанай эрьедэ удаан һуудаг байгаа. Түүдэгэй дэргэдэ хөөрэлдөөниинь таһалдаха бэшэ — иигэтэрээ эжэлшэһэн хоёр. Үхэл амидаралай харгыгаар сугтаа дабшаа ха юм.
«Зерда, Зерда, ерэ наашаа!» — гээд, Иван хүхюутэйгээр ооглоно. Хазаарыень углажа, эмээл тохоод, мориндо мордожо, яндайса һархайн, хинсайн һуугаад шоглоно: «Хасагта адли гүби? Үбгэн абам хасаг байһан гүбэ». Зерда нюдэеэ зэртылгэн, түрүүшээр ондоорхожо байһанаа эжэлшээ һэн. Ород нүхэрэйнгөө мордоходо, нютагайнгаа зүгышэнһөө зүгын тоһо хүнэһэ бэлэг болгон үгэбэ. Гүлзөөргэнэ энэ жэл элбэгээр гараһан байжа, айлшад ехэл амтархаа, аха дүүдээ амталуулхаа абаашаа. Һамар томо туулмаг соо хэжэ үгэхэдэнь, эдэ бүгэдыеш яажа шэрэхэбибди даа гээд, хахадынь лэ абаба.
— Зерда бии боложо, ши бидэ хоёрые уулзуулба ха юм. Ондоогоор, ушарая гэлсээмнай хооһон үгэ болоод һалаха һэн. Новосибирскдэ байдаг басаган хүрьгэнтэнэйдөө харгы тааруулан айлшалхабди гэлсээд, наашаа гараабди. Баһал Зердын ашаар болоно, — гэжэ Иван нюдэеэ уһатуулан хэлэбэ. — Зай, саашаа манайдаа айлшалха — шинии ээлжээн. Далайда шунгахабди, нүхэдөө дурсахабди.
Теэд Гомбо ахай нүхэртөө ошожо шадаагүй. Тэрэл жэлдээ Иванай фронтовой шарха һүжэржэ, бурхандаа мордошоо һэн.
Гомбо ахай һамганһаань — Марияһаа энэ мэдээ — бэшэг абаад, гүнзэгыгөөр амилһаар газаашаа гараба. Тиихэдэ дайнай газарта гансаарханаа мэдээгүй хэбтэхэдэнь, хэн үгылжэ, бэдэржэ, блиндаж руу шэрэжэ оруулаа һэм... Ами наһыем абараа һэн. Зерда минии нютагай гэжэ мэдэхэдээ, хэн үлүүсэ энхэрэн, Зердын һамбай һүүлыень һамнадаг, хубаари хоол үлүүшэгээр үгэдэг һэм. Иигэжэ өөһэдөөшье мэдэнгүй нэгэ амин нүхэд болошоһон байгаабди. Һайхан түрэлөө олог даа, нүхэрни гээд, газаахи һандали дээрээ толгойгоо гунхуулан, гунхан бодожо һууна.
Энэ үедэ зөөлэн бамбагар уралай толгойдонь хүрэхые мэдэрбэ. «Һайнши даа, Зерда» — гээд, моринойнгоо хасарые эльбэн, сэдьхэлдэнь бууһан хүндэ ашаае хубаалдана ха, Зердэтэеэ.
Зерда
Великой Победе посвящается
Отважно сражались на фронте воины-кижингинцы. И с сослуживцами общий язык сходу найдут, и споют, и спляшут. В большинстве своем верующие буддисты. Хотя дацаны тогда не действовали, некоторые из степняков носили на груди дугаргаржаамы — обереги, привезённые когда-то из Тибета. Боец Гомбо Ширапов из Чесаны вспоминал: «Уходя в разведку, товарищи просили у меня мою дугаргаржааму».
В дальних краях Гомбо не забывал наказ родителей — всегда молиться Владыке горы Шалсаана Буурал Баабай. Однажды в блиндаже, где находился солдат, прямо перед ним неведомо как появился старец с длинной седой бородой и приказал: «Немедленно уходи с этого места!» И тут же растворился в воздухе, как мираж в степи. Едва воин успел отбежать в сторону, как в том месте, где за минуту до этого он находился, упала бомба.
Да, подобные рассказы часто можно было услышать в бурятских селениях. И особенно много было легенд о Владыке вершины Шалсаана Буурал Баабай.
Девятнадцатилетним пареньком уходил Гомбо на войну. А до войны гонял табун в ночное, укрощал необъезженных молодых скакунов. Одним словом, души не чаял в лошадях.
Сначала отучился Гомбо на артиллерийских курсах под Читой. Затем его отправили на Запад, где шли бои. Много было там лошадей со всех концов страны, в том числе и с Бурят-Монголии, перевозивших продовольствие, раненых, боеприпасы и пушки, которые обычно тянули упряжки из шести лошадей.
Однажды, готовясь к очередному бою, Гомбо склонился над орудием и вдруг почувствовал на своей шее, чуть пониже затылка, прикосновение мягких лошадиных губ. Вскинул голову и — аэ, Бурха-ан! Видит перед собой лошадь, объезженную им в Чесанской степи! Открыл рот, да и застыл от неожиданности. Лошадь окликнула его тихим ржанием. Из глаз животного потекли крупные, кристально чистые, как утренняя роса, слезы, а мягкие шелковистые губы осторожно приблизились к лицу Гомбо.
Заброшенная в дальние пределы, в адское пекло войны, вспомнила лошадь в этот момент родимую степь, где она выросла в холе и ласке. Перед её внутренним взором как наяву предстали мерцающая рябь речки Чесаны, прозрачный воздух, сочным ароматом истекающая трава. Она вспомнила, как маленьким жеребёнком, поймав вымя матери, лакомилась сладким молоком, как, развевая нежную гриву, бегала вокруг матери. Может быть, в этот миг пожалела лошадь, что не родилась человеком и не в состоянии выразить словами все то, что чувствовала сейчас. «Давай-ка вернёмся, —сказала бы она, — хозяин, домой! Почему мы продолжаем мучиться в этой юдоли страданий, посреди жесточайшего побоища и грохота орудий? Подгоняемая кнутом, из последних сил тяну я за собой пушку по изможденной сражениями, сплошь в колдобинах и рытвинах, земле. В минуты затишья равнодушно щиплю жухлую, пресную траву. И вода здесь мутная, в комках грязи и песка, и даже земля отдает мертвенным духом...».
Русские товарищи окружили Гомбо и его лошадь.
— Ерэ (подойди), бодо (встань), хэбтэ (ляг), — командует он по-бурятски. И лошадь послушно выполняет их.
— Ишь ты! Понимает по-бурятски. Можно, я тоже попробую. А, Гомбо? Напиши-ка мне слова-команды. А есть у нее имя?
— Нет имени, как у нас шутливо говорят — нэрэгүй нэхытэ, то есть не имеющее имени существо. Обычно лошадей рыжей масти называют зээрдэ морин. Поэтому называйте Зээрдэ, — ответил Гомбо.
Ребята наперебой подхватили: «Зерда, Зерда!». Так и прижилось это имя. Большими, влажными глазами Зерда внимательно оглядела воинов.
Давно ли этот русский солдат ни во что не ставил лошадь. Нахлестывая плетью, грубо орал на неё: «Ну, пошла!». А теперь совсем по-другому, с почтительным выражением на лице, оглядывая Зерду, говорит:
— Жалко лошадей. Никогда им не вернуться домой, даже если останутся живы. А они, оказывается, помнят, откуда родом, думают, чувствуют...
Откуда было знать им, солдатам, какие мысли, словно бусинки на четках, перекатываются в головах четвероногих друзей? А ведь лошади тоже видят сны, иногда даже цветные. В прежней жизни Гомбо надевал серо-коричневую дождевую накидку, когда гонял табун в ночное, сейчас же он ходит в полевой форме зеленого цвета, но Зерда все равно узнала его. Она хорошо помнила, как резвилась, играя с другими жеребятами, некоторые из которых имели забавные пятна разных цветов и формы. Чудесный и многоцветный мир в ослепительных лучах солнца являлся иногда лошади во сне.
А потом... По настоящему страшно было, когда животных загнали вплотную друг к другу на грузовик, а после — в товарный вагон. От тряски и грохота, которые никогда ранее не приходилось испытывать, все тело бросало в дрожь. Оказавшись на передовой, долго не могла привыкнуть к жестоким фронтовым условиям.
Да и как привыкнешь, когда рядом падают замертво и содрогаются в немыслимых корчах сраженные металлом лошади? Сменялись и хозяева-воины. Как хотелось бежать из этого пекла, услышать наконец-то команду Гомбо: «Домой!». Так бы и летела без оглядки до самой родной Чесаны!
После той знаменательной встречи пришлось им несколько раз принять участие в боях. В одной из атак Зерда из Чесаны, сражённая пулей, упала на землю и стала биться в агонии. В её больших черных глазах запечатлелся подоспевший Гомбо. Солдат скорбел о смерти лошади из родных кочевий, словно о самом близком человеке. Чувство безысходности охватило его. Он обессилено сел и снова поднялся, твердя про себя:
— Зерда моя, Зерда...
Навёл прицел на немецкие позиции. Нажимая на спусковой крючок, не мог сдержать слезы. Запачканным грязью рукавом протер глаза. Хотя как осушишь душевную рану? Вспомнились строки из бурятской книги:
«Много у бурят пословиц, поговорок и восхвалений о Коне-драгоценности? Разве не удивительно, что вдали от родных степей Зерда сходу узнала своего хозяина! Жаль, что сам я не умею как следует рассказать о ней. Может быть, найдется человек, более способный. Да, вволю бы поваляться тебе, Зерда, на покрытой разноцветьем трав, мягкой и ласковой родной земле! Помчаться бы навстречу ветру, задорно взбрыкивая! Цену прекрасным ушедшим дням почувствовал я по-настоящему только сейчас...». Такие мысли перебирал в уме Гомбо, словно нанизывал драгоценные бусинки четок из жемчуга и коралла.
— Зерду жалко. Как человека. Ты говоришь, что лошади могут перерождаться в людей, если они умные. Зерда умерла в бою. За нас. За всех. И пусть она родится человеком, — подвёл итог русский друг.
Кто сможет изменить круговорот Колеса Сансары, вечную цепь смертей и рождений? Осознание этой истины особенно остро ощущается во время войны. Физически близко, неотвратимо грозно. Гомбо Ширапов сполна осознал эту истину. Вернулся живым с войны, был награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги».
После возвращения домой Гомбо решил вернуться к уходу за колхозным табуном. Он присоединился к Сосору, гонявшему лошадей на ночную пастьбу. Среди подросших жеребят фронтовик выделил одного, рыжей масти, с коротко торчащим хвостом и стал наблюдать за ним. «Вижу, метит этот жеребёнок вырасти очень похожим на моего фронтового друга — Зерду. Да и пригоженький к тому же. Подойдёшь к нему, и не дичится вовсе. Видать, себе на уме. Копытца крепенькие. К зиме, пожалуй, подам заявление колхозному начальству и выпрошу его себе в личное хозяйство», — решил Гомбо.
Написал письмо другу Ивану Попову в Краснодарский край: «Появился у меня маленький жеребенок, один к одному — Зерда. Буду заботиться о ней. Понимает по-бурятски. Приглашаю вас в гости с женой».
Не убоявшись дальней дороги, пожаловал Иван Попов с супругой в гости. Зерду к приезду гостей приучили к седлу. Старые друзья славно поохотились, порыбачили.
Подолгу сидели на берегу речушки. Не зря ведь прошли одной единой дорогой — дорогой жизни и смерти. Не утихали разговоры их у костра — так близко сроднились два друга.
«Зерда, Зерда, ерэ наашаа!» —весело подзывает к себе Зерду Иван. Надевает уздечку. Вскидывает на спину седельце и закрепляет его. Усевшись верхом, молодцевато откинув назад голову, вызывающе спрашивает: «Ну что, похож я на казака? Дед был казаком».
Зерда поначалу косила было глазом, но скоро признала гостя за своего.
Когда гости уезжали, Гомбо взял у местного пчеловода туесок меду. Хорошо уродилась в том году земляника. Сварили варенье из ароматной ягоды и добавили гостям в поклажу. Плотно упаковали в холщовый мешочек кедровых орешков. Но подарков стало так много, что пришлось половину орешков отсыпать.
— Это вернувшаяся Зерда дала нам повод через много лет встретиться, — говорил с повлажневшими глазами Иван. — Ну, теперь твоя очередь приехать и погостить у нас. В море покупаемся. Друзей боевых помянем. Однако не судьба была Гомбо-ахаю навестить друга. В том же году по возвращении домой у Ивана вскрылись старые раны, и закончился жизненный путь фронтового товарища.
После получения от Марии, жены Ивана, письма со скорбной вестью о кончине друга, у Гомбо-ахая от неожиданности перехватило дыхание. Он быстро вышел во двор.
«Кто, как не Иван, нашел меня тогда лежащим без памяти и затащил в блиндаж. Узнав, что Зерда с моей родины, кто больше всех заботился о ней, расчесывал гриву и хвост, сыпал ей вволю корму, кусочком хлеба с ней делился? Так и стали мы вдвоем с Иваном как родные, ближе некуда».
Сел старый воин на лавку рядом с воротами, печально свесил голову, желая лишь одного, чтобы друг его обрел свое лучшее перерождение, и вдруг почувствовал, как к его шее участливо прикоснулись мягкие, шелковистые губы. Только и было у него сил что выдохнуть: «Спасибо, Зерда моя!». Старик мягко погладил щеку лошади, наследницы фронтовой Зерды, словно делясь с ней тяжелым чувством утраты друга.
