Яблоки
В чудесный весенний день Алихан со своими братьями и сестрами собрался в дорогу на родину. Их родители не дождались этого счастливого дня. Они нашли свое последнее пристанище в холодном чужом краю, где умерли от тифа. Оба в один год. А до этого каждый свой день они начинали с воспоминаний о родине. Все мысли у них были о ней. Вспоминали и о том, как жестоко, в один день, неизвестно за что их, как и весь ингушский народ, лишили родных очагов. Казахстан и Киргизия, куда выслали ингушей и некоторые другие народы, стал для них «Сибирью», холодной и суровой. Так и закрепилось в ингушском языке название этого исторического события: ссылка в Сибирь.
Трудно передать словами, какие тяготы выпали на долю Алихана после смерти родителей, ведь он был старшим для двух братьев и двух сестер. Умирая, отец возложил на него обязанность заботиться о младших, наставить их на правильный путь, что само по себе тяжелая миссия, а в это трудное время — тем более. Со слезами на глазах он просил старшего сына беречь честь семьи, быть терпимым.
Так в пятнадцать лет Алихану пришлось стать полноценным главой семьи. Он знал, какой ему предстоит тяжкий труд, но больше всего сожалел о том, что родители ушли из жизни, так и не увидев родных гор. И таких, как они, были тысячи.
Мать и отец, когда были живы, с такой любовью рассказывали детям о родине, что они тоже полюбили эту казавшуюся им чудесной страну. Когда отец рассказывал о Кавказе, глаза его светились необыкновенным светом. «Это очень благодатная и необычайно красивая земля, — говорил он. — У нас даже ветер дует ласковее. А здешний ветер пробирает до костей. А какие у нас сады!.. Разве могут быть фрукты вкуснее?!» Вспомнив о своем саде, он надолго задумывался. Особенно отец дорожил яблонями. «На телеге я поехал в Кабарду, приобрел там восемнадцать саженцев и вот этими руками посадил их в своем саду, — говорил он всякий раз, когда ему хотелось яблок. — Кому, интересно, они достались?» Все чаще и чаще отец вспоминал об этом, когда лежал на смертном одре. Алихан догадывался о том, что ему хочется яблок, но ничего не мог сделать. В зимнюю пору фрукты в тех краях стоили очень дорого, а у них не было денег. О каких яблоках могла идти речь, когда вокруг люди пухли и умирали от голода?!
...Эти мысли роились в голове Алихана во все время их долгого пути домой. Уже почти неделю они были в дороге. Семья и другие родственники не узнавали парня. Всегда улыбчивый и склонный пошутить, он стал грустным и задумчивым, тогда как лица людей вокруг искрились счастьем: закончилось их тринадцатилетнее изгнание. Они не догадывались о том, что творилось в душе у Алихана. Даже если он улыбался, сердце его не покидала грусть о родителях, ушедших из жизни с тревогой о своих детях, оставляемых ими в чужом холодном краю.
Алихан хорошо исполнял возложенную на него отцом обязанность по присмотру за семьей. Братья и сестры выросли достойными людьми. Разве не об этом мечтали их родители?!
...С такими мыслями стоял Алихан у окна вагона, когда к нему подошел его друг Мухаммад. Это был белокожий небольшого роста молодой человек. Они вместе ходили в школу и давно дружили.
— Алихан, о чем это ты все время думаешь? Что у тебя на сердце? О чем грустишь? Мы не узнаем тебя! Разве ты забыл, куда мы едем? Твои сестры не понимают, что с тобой происходит. Они волнуются за тебя.
— Некоторые мысли не дают мне покоя. А сердце мое поет! Да и когда же ему петь, как не сегодня! Ведь скоро мы увидим родные горы! Я из купе-то вышел, боясь, что за разговорами не увижу их первым!
— О Аллах! Как много людей ушло от нас, так и не дождавшись этого дня! Даже на смертном одре они спрашивали, не слышно ли о возвращении на родину?
— И неудивительно, если даже я, лишь понаслышке знавший о нашем крае, очень хотел туда вернуться. Как они могли не любить землю, на которой родились, на которой жили их предки?!
— А ты даже оставил учебу в институте и едешь с нами. Я на твоем месте закончил бы образование, прежде чем ехать на Кавказ. Теперь, когда нам вернули право на родину, она никуда от нас не денется.
— Ничего, я теряю только один год. Здесь, Бог даст, переведусь на заочное отделение. Теперь, когда есть возможность вернуться домой, провести на чужбине даже один месяц было бы для меня мукой. Поселюсь в родительском доме. Там нужны хозяйские руки. И саду, и дому, и двору нужны забота и уход.
На какое-то время оба замолчали. Каждый думал о своем, а стук колес обещал им одно и то же: скорую встречу с родиной.
— Алихан, что ты будешь делать в первую очередь, когда вернешься домой?
— Я тебе уже сказал, что сначала займусь садом. Вскопаю междурядья, обрежу и опрыскаю старые деревья, посажу новые. А осенью соберу урожай и раздам сельчанам, поминая своих родителей. Даю тебе слово, в этом году ты наешься яблок вволю.
— А ты уверен в том, что сад сохранился? Даешь слово, не увидев дома и сада.
— Я уверен, что сохранился! Если он такой, как о нем рассказывал отец, у людей не поднимется рука уничтожить такую красоту! На родине нам не придется мечтать о фруктах!
Тут по вагону разнеслось: «Горы, горы!» Радостные возгласы и плач смешались воедино. Люди бросались в объятья друг другу и кричали: «Родная земля, родная земля!» Некоторые плакали навзрыд, прильнув к окнам.
— Прозевал ты, Алихан! Мы уже на родине! Все поздравляют друг друга. Не удалось нам первыми увидеть горы, — говорил Мухаммад, вытирая слезы радости.
От волнения у Алихана комок застрял в горле, он не мог произнести ни слова. Его взгляд словно зацепился за гордые вершины величавых гор.
— Я приветствую тебя, родимая земля! — С этими словами он упал на колени.
— Алихан, что ты делаешь?
— Хочу поклониться родной земле, не дожидаясь, когда мы сойдем на нее. Я должен исполнить волю отца.
— Успеешь, Алихан. Когда сойдем с поезда, мы обнимем нашу землю, наши дома, наши сады и никогда больше не выпустим их из рук.
В одном из купе заиграла гармошка. Это Либхан, тетя Мухаммада, выводила грустную мелодию. Она ехала в соседнем купе со своей дочерью и другими родственниками. Из девяти детей в живых у нее осталась эта девочка. Говорили, что в молодости тетя была хорошей гармонисткой. Все эти тринадцать лет изгнания не брала она в руки гармошку, но не продала ее даже во время голода. «Придет время, когда мы вернемся домой и нам захочется услышать ее сладкие звуки», — говорила она. Это был подарок ее отца.
Либхан очень помогла Алихану в самое трудное для него время после смерти родителей, несмотря на свое неописуемое горе.
Едва заслышав звуки гармошки, пассажиры стали собираться вокруг Либхан. Вскоре купе уже не вмещало всех желающих послушать музыку. Младшие стояли в дверях, уступив место старшим. Либхан играла грустную мелодию, чем ввергла всех в задумчивость. Эта мелодия посвящалась тем, кто ушел в мир иной, не дождавшись встречи с любимой родиной. Женщины вытирали слезы, набегавшие на глаза. Когда слезы потекли ручьем, Либхан перестала играть. Некоторое время все молчали. У каждого было о чем вспомнить. Наконец Мухаммад нарушил тишину:
— Это что за похороны вы здесь устроили?! Не гневите Аллаха! Он послал нам такое счастье! Сегодня у нас большой праздник. Хватит! Целое озеро наплакали за тринадцать лет. За ночью, говорят, следует день. Наконец-то светлые лучи правды светят в нашу сторону! Либхан, возьми в руки свою гармошку и сыграй нам веселую танцевальную мелодию, да так громко, чтобы услышал весь мир! Забудем о трудных временах и покажем всем наш лихой танец!
— Либхан-то сыграет, Мухаммад. Но непонятно, где ты собираешься танцевать, — недоумевали молодые люди, стоявшие рядом. — Здесь даже двум кошкам негде сцепиться!
— Хорошему танцору и вот такого места хватит, — сказал Алихан и поставил посредине маленький невысокий деревянный круглый столик на трех ножках. Окружающие не могли понять, что он собирается делать с этим предметом, но никто не сомневался в том, что парень задумал что-то необычное. Умение позабавить людей было в характере Алихана и Мухаммада. Заиграла гармонь, и в мгновение ока Алихан вскочил па столик. Окружающие ничего еще не успели понять, а Алихан уже начал свой танец. С детских лет он любил танцевать ингушскую лезгинку и постоянно совершенствовался в ней.
— Вы что, заснули? Хлопайте сильнее! — сказал Мухаммад и начал отбивать на маленькой скамеечке такт. Начались танцы. Алихан, словно орел, взметнувший вверх крылья и балансирующий на самой верхушке скалы, кружился на маленьком столике, поднявшись на цыпочки. Танец был на удивление красив. Невозможно было уследить за огнеметными движениями ног и тела Алихана. Быстрые движения сменялись на медленные и плавные. Этот статный и красивый парень так мастерски исполнял свой танец, что казалось, будто танцует он на большой ровной поляне. В купе было тесно и душно. Алихан весь взмок, будто попал под проливной дождь. Ловзар* стоял такой, что проснулся весь вагон. Ступить было негде не только в купе, но и в коридоре. Посмотреть танец сбежались пассажиры из соседних вагонов. Некоторые парни забрались на крышу вагона и сверху смотрели в окно. Желание понаблюдать за весельем победило страх.
Долго танцевал Алихан, не чувствуя усталости. Чтобы дать ему отдохнуть, Либхан прекратила игру на гармошке. Однако молодежи не хотелось прекращать веселье, и на столик подняли Мухаммада. Полилась танцевальная мелодия. Мухаммад показал свой танец. Но в этом тесном купе ему не удавалось станцевать так, как он умеет, и вскоре он сошел со стола.
— Алихан, наши предки говорили: если есть возможность выбора, выбирай то, что по душе. Мне не удался танец. Ты понравился людям больше, — сказал он.
— Просто тебя разволновала встреча с родиной.
— Не хочешь ли ты сказать, что у меня крыша поехала от счастья?
Все, кто стоял вокруг, рассмеялись.
— Можно сказать и так. Видишь, как ты умеешь веселить народ. Если захочешь, ты еще не так можешь рассмешить их.
— Конечно. Если захочешь, и ты многое можешь сделать.
Все стали просить Алихана станцевать еще раз.
— Поставь-ка, Алихан, эту скамеечку на нашу треногу, — вмешалась в разговор Либхан, — танцевать можно и без барабана.
— Что ты задумала, Либхан?
— Ты все правильно понял. Проверь-ка на прочность эту скамеечку. Я-то знаю, на что ты способен.
Вновь полилась музыка из-под пальцев Либхан. Все стали хлопать в такт. Алихан вскочил на скамейку и начал свой удивительный танец. Как волчок крутился он на маленькой скамеечке. Казалось, вот-вот он упадет, скамейка ходила под ним ходуном, но ловкие движения ног Алихана удерживали ее от падения. На этой скамейке едва могли уместиться две стопы, что не помешало парню показать высокое мастерство. Даже специально обученный артист едва ли смог бы станцевать лучше. Все, кто видел этот танец, благодарили Алихана. Одна пожилая женщина, собираясь выйти из купе, призналась:
— Со дня моего рождения ничто не радовало меня так, как танец, исполненный тобой, если не считать известия о том, что мы можем ехать домой. Да благословит вас Аллах, да продлит он ваши дни за доставленное нам удовольствие! Мы, старшие, боялись, что молодые забудут наши танцы. Теперь я вижу: наши танцы и наши традиции будут жить!
Женщина вышла из купе, за ней и остальные разошлись по своим местам.
В таком приподнятом настроении Алихан, его братья и сестры ступили на землю отцов. Однако встреча с родным домом оказалась совсем не такой, как они представляли ее. На всех подворьях были новые «хозяева». Алихану не позволили даже посмотреть на сад, посаженный его отцом, не то что войти в свой дом. А жил в нем одинокий мужчина. Даже слезы девочек не подействовали на него. На все просьбы и уговоры новоявленный хозяин отвечал отказом. Алихан пытался войти во двор, отстранив «хозяина», но девочки удерживали его, они не хотели скандала. За тем и застала их Либхан.
— Как говорят, пришлая мышь прогнала прежнюю, — пыталась она успокоить Алихана. — Мы должны быть терпимыми. Всевышний сказал, что никакое зло не останется без возмездия. Только не надо спешить. Не только нас с тобой не пускают домой. Таких, как мы, половина села. А есть и целые села. Нам выделяют участки возле соседнего села.
— Мне не нужен другой участок. У меня есть участок моего отца, сад, который он посадил своими руками. Почему я должен поселяться в другом месте, а чужие люди будут срывать яблоки в моем саду? Пусть они поселяются там.
— Алихан, так решили те, у которых сегодня власть в руках.
— Я заставлю их изменить это решение, пусть даже ценой собственной жизни. Я не преступник, пытающийся завладеть чужим, я хочу жить в своем доме! Ничего чужого мне не нужно. Пусть забирает все свое и убирается!
— Алихан, быстрая река не достигает моря, а ты должен думать не только о себе, но и о своих близких. Те, кто занял чужие дома, когда-нибудь одумаются. Нам же нужно быть терпимыми, хотя бы ради ушедших.
Либхан с трудом уняла Алихана.
Таким было начало их новой жизни на новом месте. Алихан пошел работать на стройку, рассчитывая в последующем поступить учиться заочно. Однако учиться он отправил младших, сам же занялся обустройством своей семьи. Он построил более или менее пригодный для проживания дом, кругом возвел забор, приобрел необходимую на первое время домашнюю утварь. Но не лежало у него сердце к тому месту, отцовский двор не выходил из головы.
В тот год, вернувшись на Родину, люди жили дружно меж собой. Они часто встречались, вместе проводили свободное время. Так, в один из вечеров, когда молодые люди сидели у ворот дома Мухаммада, на краю села показалась телега с продавцом яблок. «Яблоки, яблоки», — неслось по всей округе. Все его знали — это был тот самый «хозяин» дома Алихана. Все звали его Казиком. Каждый вечер он выезжал на своей телеге в окрестные села продавать яблоки по цене, доступной далеко не каждому сельчанину. В первый год после возвращения люди были стеснены в средствах. Продав яблоки из чужого сада, вырученные деньги Казик пропивал.
— Помнится, кто-то обещал досыта накормить меня фруктами в этом году. Кажется, умру, если не поем яблок, — сказал Мухаммад, многозначительно взглянув на Алихана.
— Умрешь — похороним, не оставлять же тебя лежать под солнцем, — ответил Алихан, поняв намек.
— И все-таки, давши слово, держи его. Я не собираюсь умирать, не поев яблок! Мы мечтаем об этом еще со времени нашей долгой ссылки.
Алихан задумался на мгновение и сказал:
— Даст бог, и слово свое сдержу, и яблоками тебя накормлю, если потерпишь одну неделю.
— Что изменится за неделю?
— Увидишь.
— Дорогой Алихан, я хочу яблок, добытых честным путем, а не отобранных силой.
— Во-первых, это будет честный путь, даже если я отберу их силой у этого типа, потому что яблоки эти он собрал в саду, который посадил мой отец своими руками. Мне приходится покупать фрукты из своего сада. Во-вторых, мне и просить не придется, он сам даст вам яблок столько, сколько вы захотите. В таком случае я выполняю свое слово?
— Безусловно.
— Слушай, Алихан, а зачем тебе целая неделя? — встрял в их разговор один из присутствующих. — Казик и завтра будет здесь, ведь он приезжает каждую субботу и воскресенье.
— Зачем, зачем!!! Хочу бороду отрастить!
— Да ты хоть целый лес отрасти, на бороде же яблоки не вырастут! — развеселил всех Мухаммад.
— Хоть борода и не родит яблок, но она вас ими накормит. Встретимся на этом же месте ровно через неделю, — ответил Алихан, и молодые люди, их было человек десять, стали расходиться. Они не стали его больше донимать, так как знали, что большего от него не добьются, но по глазам парня поняли, что он придумал нечто веселое.
В назначенное время все собрались на своем обычном месте. Не было только Алихана и Мухаммада. Решив, что они по какой-то причине задерживаются, молодые люди оживленно беседовали между собой. Вскоре на дороге показался Казик. Телега его была доверху наполнена яблоками.
— Продаю ажаш**, покупай ажаш! — стал он кричать, поравнявшись с парнями, но никто не обратил на него внимания. Только продавец яблок немного отъехал от молодых людей, как вдруг кто-то выскочил из-за ограды соседнего сада и со страшным ревом побежал за телегой. Казик, повернув голову назад, оцепенел от испуга. Он увидел страшную картину. С криком «ажаш, ажаш» за ним бежало чудовище, на нем был вывернутый овчиной наверх тулуп, опоясанный толстой железной цепью, за которой волочился вырванный из земли деревянный кол, на ногах его были старые грязные кирзовые сапоги — словом, он был похож на свирепого косматого медведя со зловеще сверкающими глазами.
Казик никак не мог выйти из состояния оцепенения. Он решил, что его преследует сумасшедший, сидевший на привязи и вырвавшийся на волю. «Ажаш, ажаш», — кричал преследовавший. Он почти настиг телегу, когда споткнулся о камень и с грохотом упал на землю. Казик вышел из оцепенения и начал руками скидывать яблоки с телеги, одновременно подхлестывая лошадь кнутом. Чудовище с трудом поднялось на ноги и продолжило проследование продавца яблок. «Ажаш, ажаш», — неслось по всей округе.
Казик решил, что сумасшедшему мало яблок, скидываемых им руками. Он снял доску с задней части телеги, и яблоки посыпались на дорогу. Но чудовище, гремя цепями, не отставало от него. При этом оно продолжало непрерывно кричать «ажаш, ажаш».
Когда молодые люди, наблюдавшие за этой картиной, подбежали наконец к Казику, чтобы помочь ему, из-за забора вышел Мухаммад. Он весело смеялся. Только тогда все поняли, что происходит: кто, как не Алихан, мог такое придумать. Правда, ему пришлось изрядно попотеть, чтобы сдержать свое слово. Он угостил яблоками всех односельчан, которые наелись ими, наконец, досыта.
С тех пор Казик больше не показывался в селе с яблоками. Он продал дом Алихану и куда-то уехал. Алихан же поселился в доме своего отца и ухаживал за его садом, претворяя в жизнь мечту родителей.
* Ловзар (инг.) — веселье с танцами.
** Ажаш (искаж. инг.) — яблоки.
