МуIкьды оолда лузуд цIай
Лузу вина ывсыр аы гьава хьад къыхьы ендэы. Машинбы рыкъмы гьана ина кьайда, инсанарки муджус гъана рыкъмы лузуды шидмыла лидиргана, дирина-дирина къудгъуна дина, са сынагъыл кегъедергъенаю.
Кыбылды рукуна ина кьаlл ана, йилады гагъа гьазыр ина урухас. Рукьуна ина хырыдал, видж ыфыс бысетде хьаlл ачух кьакыс ел, видж емыды еринда агьуна мадидбы, сяр канн лыхыдбы. Хукумыд кьуькlбы кулакар гъинсана ина бахтигьарбы кан лакьы хылабы хьаlлмы, лайиге хьакьана дагул гьакьыд якрахмыда шурукма. Даракьа хъишид япрабы серекьана ина чlири, халмыды на туканмыды чардаха. Вирихь сувургана акьухьуды амы йихьа гьахъвогане на. Инсанар евашане адирхьадбы кучlури дирина адирхьас, са сынаде ыдырхьана, кьескъудухьу угьасыд ид йугъал сигьды хьавыдила хала.
Са вахт огьачlуни хале йишири пробкабы машинмыд на инсанашид. Сина лузуина маршруткабы гуьзат гьакьана. Йикыд кулак кина ина, инсанашди гыгъмы хьадбы угълукьана. Хыле, ришбир сахыд чlарки лудзудбы, хыле фады сумкудмыхьан йика дурукьуна хьед кимейиркьыш. Выгъле суьпялбы ки адишидбы, хьуьуьхды мичlри адбы арабашис киикана, йигьа йугълала дагул дурукьушна, видж ыфыс гьацlана лудурзабы дина йугълады кьанихда.
Йугъал халды гъуьлимыла сагъуна гъаразад укьбы кан. Инсанар, машинбы, хукбы, видж ыфыс гуьзгуьегыр гьадыгабы канн дина. Выгъылды ирыдбы гъады ирды хьаlл канн айирхьана ина, хъогана са джикы гъилябы саки хуьлуьхды беден.
Омаровашды хала зенг гьакьыри телефонар. Йугълак какъана сувкъуды гада, сочlу устулале ыгьыри лошус телефон.
Салам алейкуьм!
Алейкуьма салам! Амир хала ама? Сес вакьысда авнахде.
Хада секе гахьа кеты лузу, шелле рыфыд.
Авады сахы и.
Лайика авады!, гьыфыри мыкелады евашди мыкьа сесыфан.
Гадаяр чигана суьшуь телефон яныхдал ыгьыри лайкас.
Авнаре, чийlтlы, гудж адишди хыламыфан кучlури эветас шууда, шелекан ыфыри чlипlтlы сесыфан.
Шуl луза, гьохда сес вахьана вии. Амир луза гьахда са эдемияр сес вакьана ви. Авадбы лурзана дишна, гадаяр сакьайдана гуьзат кьакьы акьучlури халымыр, са мяхлидид иших ки ихчифыды.
Лошу телефон рыфыд: «Авады лурзаш».
Шелеки сечере ун къитlкьыш. Шеле хъиркъыри нин кардила. Авады рина хуьлюхды, муджус гъады, кяртыды хьыдылды. Анаре умуьрдикла сечере йихыд гуьзат гьакьаш на.
Кьуфды гада Амир ина авнад са куьмек. Авады ки дид къикъини хала кардиды дисубра ады ина, нин ки шу удуьхуьсна фы. Лап джахьилды, йухарды гада, аlкьлли улабы ады ина джуды сян мыс гьюре бала аlкьылли ина. Авнад таяр гадаяр дукъурхьана ришбишды арида, кальяныймы, дискотекадмы. Амир ки са гахьа авасаы ина, амы авасаки йишир йикьи къана авад вахтбы. Амира йифа гьакъаш на, авады йисалмиш ина гьигъаы гьигъа ха, дисухда ина рази рукьуди ина – здаровена дисагъилвалды.
Эдеми кан авнаре ухьуь йигана джуд хал джига. Уруьхьу ригана нин, дярса уьрка гьакьы йигана шуl, хейра шейра ыхьы йигана муькъды джамаатдис.
Амир хала ама? Хутку ина нина, хала кьиркъынихьфан.
Еда авады лайкас йишиш, авнас са эдемияр гьакъы ина, экеды. Чlелекак хъыхыри.
Гъвас йинегыр гьацlада эдеми экеды ид?
Авнады сес мыкълады вина.
Саид дайи, шуl дидды, бала гахь вина чlиркьыды шу йикьини хьала. Куьмек ма ниникыгыр ки гуьзат гьакъас кан дишна.
Авнаре рыфына шу йикьии къари риъи. Вахт огълойчlу авадбы са сынафан бала йихана дишна. Мухтарна Саидат, хынимар Саид дайид далгана Амирыфан йис ыфыды дисулуьдбы диды гахьала стlана дидбы дина. Нинид мидукьун гаха ки йикь туркьана «зенг» ыфыды. Авнаре Магомеддыгыр курчlури хуткас сина, вид минас сечере гьацlашна. мад гедисе руркьуна. Шеле багида ирифыд миди Амираки сечере рыфыд диш, сихьири къу дивана, вякирдкаи рыхьы. Магомед сакъахы ина. Нине некъик къускъуд наlкъбы гъогад, аридмыгыр цlыркъы кигьирфина. Йок ина саримед багъа хукумыд къукъбы саа лейтана. сада лурзана, мехле оцlу илдире сичиды эчмыр, хырмыд.
Нине фикирарна хадисаланар, багъакдал хъахърахъас вахт диш. Авнас кичlана Амир кийкысды уьчlуткуьды кардимык, чlалакlа адымыклады гьакысды. Баласдымыд духре аваса рытlкъыдбы дина.
Батlрад хал ирды духлакла, аткыд эдемияды дидикла на ниникла, багъ, маlхле, сина авад ина уьткемвалды авнады. Видж амы авнара балла кар гьаки йигана духра уухус. Куьмек авнас рукъуна са джуды ниникла саки шукла. Джуды гьагьа авады рыхьы рина выгълис танга вынас. Выгълира авнас сина гьакьана. Эккед хал, гараж шумыд иде эвихьаскан вахь бычlылмыр ацlыд, хукур. Авад шадыд йигьбы амир чlирды ида. Дид вахlда къикъири йикъ лухъузу. Гьаlр йыгъа суркьу гуьзат гьакьана са йигъа ядыгыр лакъушус ей дихь, са чацlанар, кичlана. Авады фикирмырна хаджалатар балла къаса риши рии, гахь-гахь суркъу екъи гьакъана гахьбы видж джук каракъад, рыфына аваы мадбы уьмуьр вина. Амира сечере ихтилят къакъаш на нинис, йицlыд сян ида канн. Магомеда нинды ихтияр фадишна хьу ки илешна. Амир марды къиши йиъи. Йукахдал Амир кир къыри хала, йевашане акъучlу ри, хъыхьыри сакъахас. Магомед авады гахьа сахы ина. Ина сааlт йувуб йукас. Хьава вина саринды, виригъ йихьа гъовгашна, ана вина чемре. Синабы сатхы дина, садафы буильникады сеса лурзури нин, магомед даlрсал лайиркад. Минады гыгъа ирфыри Амир, амма хала йине инаде, мыс къиркъыда.
Рыфыри авнады янда. Миды итды наlкъаl ана ина. Нина стlа акъана дисылымы гъад гъады, курчlури шалварды джибине арсас, варсана телефон. Каркъыри алыр зенгбы гьакъы инаде. МИДе сине уьтlкуь диш рыфыд минаре, видж чlитинид ина мадик йинса гьакъасда ихтилят духарыфан, йинса луза къакъасда, шу гьыфына авнара чlо къакъада.
Амир кина ина чlалакъмы ады шубаlшик.
Нина рыфыд духарыфан ихтилят гьакъы йигари, джу чlо къакъиш, ахир йихды выкыс диш. Магомед огъочlури маlхлие, дярса рукъус укъу, авнас ацlана гъадикъунбы гьакысыд: ид, авнале укьуды ина Маlхмыде вижд ыфыс шивиде гьакъана и. Авады сукъуд дисмыдылер Амир ад хал йихана гъогана. Нин лал гыдукьун хейир дишна, видж гьыфыс барияфан ламана риъи.
Уlмур вурукъуна вина дисуды йидифан. Нинис бала ихтилятбы униткъы ина нинебашид духра къыдыркъыдбы. Са къунды йигъала вина мавлид дайиды хала. Амировар ки дыхьы дигадбы дина. Авады йыгъа бала инсанар йиткъыри. Халыгыр аlгъуна ил хинкъалад, чудуяд, итдымыд, чаяд. Сутlкъуд дисела ина акъуруд сани хулуlхуд джылы сайикъы ина джогарыд суьфре. Авна ана ина рахьал тур; мейвабы. Хылеше на ришбише са сынады джубра аlхина ина бикьене илдбы. Суьфридес гьана ина мад кайнат ад графин, меребебы, йигады мейвыдмыкла, хьикбы кишмишмыфан йидже гьакьыд салатбы, гьенфетбы саки хумрабы. Выгълешды устул вина ссеке къайда гъана. Гьовса гьакъы ина йис гьыфыда хылешик кина хасият махцара вакъа. Дуабы гьакъыни ки хала хылешис са сына футlу, гьакъана ихтилятбы. Хылешы арида суркьу рина Амирды нинки. Рыхвалир ки риъи на сургъурина нин, сина авнады джубругур далгана дина, гьомыра рыфыд: «Йидир авада мисе сирукъуда видж гьыфыс сечере йиши диш, джуды дих чlалага ады шубаlшик кина и, са Йинчис гьацlад шу карбы авнара гьакыида». Са гагьала Саид даи йиркъыри ишайр гьокъу Амирды нинихдал. Агъарчёури нин махлиде. Инсанар къайда дина, мат ки йиха и рыфыд сынаски гъочедогад.
«Гъудж гьацlар гьакъыма, авады гьавасады кардимык кина има? Гъу дисуфан лал гыма? – шуму ида суал выри дайира. Миды сене гахъа кятры лурзу щеле рыфыд». Мысида гьацlы и, кина и авады авасады кардимык. Шумаl ида йидж гъогара ина авнады, хейир иш яхда убур кинсаш авнаре. Шуl къикъини хьала авада ина омыды къуфды.
Са арида авнас гьарикъас йигана Амирды писихда, авнара гьахъыбкан гъогана сина. Видж нин гъаргуда авнас язух къибкъыри авнады. Миды сене гьаха кетты лузу, гуджар дабам гьакъана йифадир на хаджалатар, ки рыфыд.
«Йи авнафан гьамас и». Авнаре гьыфыри авады чlал йевашане, нинаки рыфыд баджат хейир рукъуд. Йикъиыгыр ки авнады гада Амир кина авасыды кардимык, бала гьахь. Хьибыр сян авады авасады кардимык кид, чимыра гьыфыдукъуныд кетты гьакъари. Таныш дишик цlинды дустанишфан гьакысыд ина спортзала. Авадыкъа къана са сян иды Амир йигъ йуш рукъуна, кардимык кина. Авады гагьа авнас гьогад ина са сидик, бядян йихана вишин бадана, ришбишес къабыл гьакьыс фы. Авады къаадгъуна гааяр агъладикьис ыфы, чlалага ыкыркана фы, маlтид, йидинис кидиши гааяр шуl дакъана. Амира ки чимыс стакъана ихтилятбы инсанашид, кичl кухана, видис авнара взрывбы, дикъинбы гьакъашна.
Видж ина авады гьаlкъылады гада, чимыра авады сиркашна тlупlкъун бы гьакьас. Авнаре планбы синсана. Мукъаl унитlкъыа тlупlкхъун йшине и фы, нина дихь гьарсана «аваы авада ина йиъи» - фикир вакъана. Саи дайи шелеы йигъа гьыхыри гьамас Амирыфан. «Амир, има йикъасда» рыфыд Саид достира Амир гьагъуд, авнас гьацlана гьакъасыд ихтилят шивиде.
«Убур кьиш, ай дихь!» Йи гьас дидды йиринда йи писыда садаки чырыфыд. Гудж гьакьа кар йыхы диш, аlхир ки гьас вацlари шуды вакысды вида. Гьу аlкъылли гаа йиъи. Нинна чlиры шуl гьак китlыдбы иш. Йидж гьудне нинихда убур къинсашда? Авады ви бадана ишламиш риъи. Эдеми къикъи йи, амы гьас йигади има».
Амира ирина олаа гьакьы гыгъ, какас кучlури са джыгыик. «Дикъа гъудж чlо гьакь, дир гьакысдыкъун. Йихана фикир вакъ миды ихтилята». Амира гыгъ ки олдагъыл чакъы кетег лузу ина. Синабы миди дуьнуьгьди угълудуркари йихдель йа писдел. Виригь огъури къугьури, йуьш агьури къугьури, умуьр йукъло вурукъури, кувучури.
Укълукури Амира ки. Вахт огълочу авнады кьуфдымыр авады кириха гьакъана лап экеды каримык, тупlкъунмык. Амирды фикир маддел вина, авнара гьакъана яри кардид, талкьакъас джуд хылабы авнас йисатна. Ама когъочlус авады каримыкла рукъушна, джус ки йихана гьацlана. Щеле Амир башда ирфыри джу гьакъаы кардиды, джу рыфына. Йинса йиши йи авасады, кардимык, йи гьацlана аlхир шудды вакьысды вида. Йи шуды инсан ида? Йинакьа ина мид ида».
Миды бала хала сикъус къучlури, гьармы гьога гьакьаш на. Амир бала къугъушна мимыхдал, мидбы кии шири шака зенг бы гьакъана, жубра аарукьуна садаки гьуьшун ки йишин ина. Минаре нинила ки дагул гьакьы ина. Чlалагды шуlбаlшис минае рыфыд са торговый центрдик цlай кихь. Амир видж джудыгыр сугу ина йикса мимыкла азад гьакьыса. Шелеки ыфыри яхда мадбы чара диш, омыра ыфыд гьакъы йигари. Амира гьакьад ихтиляд нинис.
Нинаки рыфыд йиджис гьода авады мадана ыфыри чlо кьакъ, гьудж якда убур кишини, Амира ки рыфыд яхда яара диш. Нинис гьара вакьас йига на, джамаатикла куьмек агьас, луза гьакьыш миды. Шелеки фикир акьуда шуга ыфыс йи. Кятры сукьуркьури. Шеледы йигъа Амир рукьуд чимыды янда. Омонашис гьацlад мимыд план. Авад джига деврес лошури. Авсады кардимык киды гаашды идабашис на нинабашис зенг гьакъы мимыра сес вакьа. Синабы ид иды дисигыда сакъаты адгьуд. Мимыхда сес гокьуы виъи, гьыфы бадана ахдичlи авади халыгыр теслим къидиши. Мидбы ки ана дина мукьуды олда иды хала. Сада ки Амирды нин керехьана рина духарыхда, акьийчl, сечере акыс дине. Аваса рыфына мида суст руркъуд хаджалат гьакьадыфы Амирыс акьучlус йигана омонаше севетас гуьлле кучlури. Амирды уфник кивиркьа, хал хъуркъад. Омонар аlдаlркъи хала сагьна марады дустаха гьыкыркад, рыдкьыдбы моргда. Амир кьикъид. Мийит ки кьывынцlашна, гуджар къывынцlад нинда. Амир къихтlирху, яс гьана хала Амирофанды аlмаlшы гахьа. Йихьбы са сынады джубра аваса лаlраlкъана.
Пожар над аулами
Стоял пасмурный, удрученный уходом лета день. Машин на улицах было мало, немногочисленные хмурые прохожие, старательно измеряя взглядом длину луж, прыгали, провожая друг друга равнодушными взглядами.
Спешили грозные облака, готовые в любую минуту к гулкому столкновению. Казалось, что вот-вот небо освободится от них, но на их место приходили другие, ещё грознее, темнее, тяжелые, как черный дым. Верхушки деревьев бились, словно вдовы, воздевая руки к небу, разгоняя испуганных птиц, прятавшихся в их густой листве. Пожелтевшие листья падали на землю, на крыши домов, магазинов, на дорогу, на прохожих, иногда принося секундное отвлечение от холодных капель. Солнце, которое еще вчера изредка светило, совсем перестало появляться.
Скоро образовались пробки машин и людей. Люди хлынули в городской транспорт, толкая, швыряя друг друга в стороны, или стояли толпами где попало, ожидая маршрутки и такси. Промозглый ветер старался залезть под плащи, снять платки, зашвырнуть капли в туфли.
Девушки в коротких юбках пытались сумками прикрыть от дождя свои красивые прически; женщина с папкой под мышкой уже не обращала внимания на висящие в беспорядке волосы, и с них на дорогой костюм стекала вода; женщины, одетые с ног до головы в черное, настороженно выглядывали из узкой прорези черной маски, сохраняя сухими даже кисти рук, скрытые черными перчатками; мужчины в коротких штанах, с выбритыми усами и длинной бородой, похожие на гостей из арабских степей, совсем не старались увернуться от дождя, будто нарочно подставляя себя под слезы неба.
У Амировых зазвенел телефон. Мальчик тихонько слез со стула у окна и снял трубку:
— Да, здравствуйте!
— Салам алейкум! Амир дома? Позови его.
Последовала недолгая пауза.
— Он спит, — ответил мальчик.
— Ну разбуди… его! — прозвучал в трубке негромкий, но грубый и холодный голос, сбивший маленького хозяина с толку.
Мальчик неохотно положил трубку и направился в спальню. Он тонкими руками стал трясти брата, потом раздался его высокий, писклявый голос:
— Брат, вставай, тебя зовут, Амир, ну пожалуйста, встань, там тебя мужчина зовет!
Безответная мольба продолжалась ещё минуты три, а затем он оставил старшего брата в покое — в объятии глухого сумрака комнаты, которую не освещал даже утренний свет.
Мальчик взял трубку:
— Брат не встает.
Но услышал только длинный гудок.
Вскоре вернулась мама с ночной работы. Это была высокая, хмурая, немногословная женщина. Она давно не ждала от жизни ничего радостного. Жизнь, полная добрых ожиданий, светлых надежд, давно ушла, в настоящем было только постепенное приземление с радужных высот. Старший сын Амир был её единственной опорой. Он после смерти отца мыкался в поисках работы, понимая, что теперь несет ответственность за мать и брата. Еще совсем юный худощавый парень с умными глазами и тонкими чертами лица был не по годам серьезен. Его сверстники крутились среди девушек, проводя за болтовней по дорогому телефону ночи, засиживаясь допоздна в кальянных, дискотеках. Амир стеснялся даже знакомиться с девушками, знал, что не сможет вести с ними долгие шутливые разговоры, у него не было на это времени. Каждый его день после смерти отца превратился в поиск работы, хоть случайной, чтобы хоть чем-то помочь матери. Он не страдал по этому поводу, просто жил с этой мыслью день за днем. Как мужчина, он обязан был обеспечить свою семью, облегчить жизнь матери, дать образование брату, помогать замужней сестре, ходить на свадьбы и похороны родных и сельчан. Дядя Саид, брат отца, давно не приходил к ним. А больше помощи ждать было неоткуда.
— Амир дома? — спросила мать Магомеда, едва переступив порог.
— Я не смог разбудить его, ему звонил такой дяденька, большой. А потом он ушел.
— Откуда ты знаешь, что дядя был большой?
— У него был очень грубый голос.
Маму уже давно тревожило слово «звонок», — она засыпала Магомеда вопросами, на которые тот не знал ответа, отчего ярость мамы становилась все менее контролируемой. Осознав, что ответа не добьется даже от Амира, она осела на подлокотник скрипучего дивана и, как улитка, ушла в свои мысли.
— Мама, я хочу кушать. А ты пойдешь со мной на улицу?
— Сейчас, сынок!
Мама взяла свой телефон и позвонила Амиру. Шли гудки. Внутри матери будто серая вата медленно закладывала мысли, чувства, стук сердца.
Накормив младшего сына, мать села отдохнуть, в полудреме порываясь встать, просыпалась, а усталость долгого дня, отекшее тело тянули её в мир покоя, спокойствия — хотя бы временного.
— Мама, мне холодно, — присел рядом Магомед. Мать встала, накрыла мальчика и прилегла рядом. Но провалиться в сон, она себе не позволила. Встала, подошла к окну.
Верхушки деревьев в саду то застывали, то колыхались, наполняя двор осенним ароматом сгнивших фруктов — яблок, груш, винограда. Мама, погруженная в свои заботы, давно забыла и о саде, и о красоте осенней поры, оголяющей деревья и кусты, о запахе яблок, душистых груш. У неё в душе давно наступила зима — беспощадная, суровая и бесплодная. С какого-то момента жизни для неё существовал только Амир и то, с чем бороться было невозможно, то, что уводило от нее Амира, его мысли, его такую родную плоть и кровь. Мама знала, что эта беда постучалась в двери многих дагестанцев, беспощадно, с расчетливой жестокостью отнимая самое дорогое — сыновей и дочерей, отнимая само будущее у семьи. Мать шестым чувством чуяла, что сын все глубже и глубже уходит в пропасть, откуда нет выхода.
От родителей мужа им достался красивый дом из красного кирпича, ухоженный сад, содержать которые становилось все труднее. Она в свое время удачно вышла замуж в порядочную и зажиточную семью. Муж обеспечивал ее всем, даже, можно сказать, баловал. Высокий дом с двумя просторными этажами. Большой гараж, сад, полный цветов и деревьев, благоухающий летом, песни птиц и жужжание пчел. Эти радостные дни, когда Амир был маленьким: вся жизнь, каждый вдох был посвящен ему — гордости мамы и папы.
Но муж рано умер от сердечного приступа. Иногда то, что должно произойти, кажется, обходится без участия логики. Но в жизни все строго логично.
А сейчас даже дорожки в саду понемногу зарастали, потому что сыновья и работа отнимали все ее время.
Мать смотрела на ворота, ждала стука. А минуты текли, и каждую минуту она ждала как пытки, чувствуя, что приближается время, когда Амира просто заберут у нее и она ничего не сможет поделать, не в силах будет остановить, помочь, предотвратить беду. Как ей остановить эту угрозу — огненный шар, который катится на ее семью, грозя подмять их, уничтожить тихое счастье видеть лица сыновей. Однажды придет час, когда неизвестно кто, неизвестно зачем, для чего заберет ее сына туда, откуда никто потом не возвращается. Кому она докажет, что он хороший, отзывчивый, что у него просто нет отца, нет того, кто бы пошел за ним, остановил бы его. И в школе не оказалось учителя, которому бы мальчик доверял... Ведь в классе было около тридцати детей, как мог учитель направить их всех, как он мог подойти к каждому, понять каждого, повести за собой? Кто сейчас может услышать ее немой крик, раздирающий сердце и тело, останавливающий кровь в жилах! Она готова была остановить эту беду, бросив себя под шар, но спасет ли это детей, как это сделать, чтобы беда обошла мальчиков стороной?! Кто эти люди, уводящие от нее сына, что может быть дороже для его плоти и крови, чем слово матери?! Когда он перестал делиться с ней проблемами, когда ему было десять? Или тогда, когда он понял, что может не слушаться матери, что он главный мужчина в доме? Нет, наверное, тогда, когда он начал смотреть на нее взглядом, уверенным в своей правоте и мамином бессилии, и подчеркнуто часто молиться. Но мама не стала бы противиться молитвам, если бы это не было так вызывающе! Мать уже не главная для Амира, а Магомед еще слушается. Но как узнать, что занимает его мысли?! Как остановить его, если не знаешь, что его увлекает?!
Амир пришел под утро. Тихо открыв дверь, он хотел пробраться в свою комнату, но, увидев прикорнувшую у окна мать, потихоньку накрыл ее одеялом. Мать не проснулась.
Было семь часов утра. Погода была пасмурная, солнце совсем пропало, уступая место густому туману, окутавшему деревья и дома. Каждое утро оставляет за собой след прошедшего дня, беспорядок в комнате, темноту, какой-то призрак вчерашнего.
Внезапный звонок будильника разбудил маму, она тяжело поднялась и стала собирать Магомеда в школу. Тут же в голову больно ударила мысль об Амире, пришел ли домой, когда, где был... Она заглянула в его комнату. Сын спал крепко, очень крепко, дыхание было совсем ровным и незаметным. Она проверила его дыхание, жив! Подняла с пола брюки, куртку и стала рыться в карманах, там был мобильный телефон и клочки бумаг с телефонными номерами. Эти номера ничего ей не говорили...
Посмотрела контакты, номера, сообщения. Там были короткие обрывки разговоров, инструкций, напоминающие шифры то ли чисел, то ли поручений. То, что все это ненормально, она поняла сразу, однако труднее было другое — как начать разговор с сыном, как поговорить, как остановить, как найти нужные слова, которые могли бы изменить его решение? Слова мало что могут в этой ситуации.
Сын ее был связан с подпольными группами, действующими в лесах, поселках, да везде по республике. Религиозные фанатики, враги из-за рубежа, специальная политика неких лиц — каждый их называет по-своему, отчего суть проблемы не меняется. Он был одним из них, это факт, от которого никуда не денешься, с которым нельзя мириться, против которого надо бороться, но можно и проигнорировать… Это должна была решать мать. Она решила, что необходимо поговорить с ним. Настроила себя на то, что разговор будет долгим, больным, напряженным и безрезультатным. Она не ошиблась.
Магомед вышел во двор, он уже чувствовал, что поднимается буря, что будет очень шумно, напряженно, неприятно, поэтому решил посидеть во дворе, делая вид, что он там чем-то занят. Оттуда, где он сидел, хорошо видно было ту часть комнаты, где мама и Амир стояли друг против друга в стойке двух смертельных противников. Мама много жестикулировала, Амир отмахивался от слов, аргументов, причин, последствий. Он был закрыт для разговора, как будто его запрограммировали не воспринимать информацию об этом вопросе, разговор с ним был похож на выяснение отношений живого человека с каменной стеной. Магомед не мог осуждать брата, старшего брата, для этого он был еще мал. Амир был в его глазах твердой скалой, широкой спиной, его гордостью. Больше всего Магомеда трогали слезы мамы, выражение ее лица и голос. С какой болью он раздавался в тишине сада! Этот голос еще долгие годы потом звучал в его ушах.
В тот день на переменах между уроками, по дороге домой и в школу он был погружен в эти мысли, и друзьям приходилось теребить его за плечо, чтобы разбудить, вернуть в реальность. Этот разговор двух самых дорогих людей, мамы и брата, повторялся еще много-много раз в его голове. Он не мог встать на сторону матери или брата. Он любил их одинаково сильно. Ему было одиноко оттого, что он не понимал происходящего.
Пришла уже настоящая зима, но холодных дней за последние 15—20 лет стало заметно меньше. В ноябре пошел снег. В декабре было сухо и тепло. Жизнь шла своим чередом с происшествиями, терактами, новостями, потерями, свадьбами, радостями и успехами. Жизнь поспешно чередует плохое с хорошим, не позволяя опускаться до депрессии или, что еще страшнее, до самоубийства. Эти капли капают на самое больное, продлевая стремление жить, победить, надеяться и быть.
В тот день на мавлиде было очень шумно, нескончаемый поток людей приходил и уходил. Между молитвами люди начинали жужжать как пчелы, переговариваясь о событиях, слухах, переспрашивая друг друга. В тесном кругу родственников и знакомых сидела и мама Амира.
Она чувствовала себя нагой, будто все видят ее проблемы, слабость, все шушукаются за ее спиной, подмигивают друг другу, все смотрят осуждающе: «Как она может делать вид, что у нее все хорошо?! Не ее сын ли стал одним из лесных братьев?! Один Аллах знает, в скольких грязных делах он участвовал?!» Ее изводили мысли, приписанные окружающим. Ее неуверенность стала расти, хотелось побыстрее уйти, раствориться в прохожих. Ей хотелось забиться в незаметную щель, исчезнуть, и чтобы никто не заметил ее исчезновения.
В какой-то момент деверь Саид сделал ей знак следовать за ним. Она вышла во двор.
— Ну что там, выяснила, он точно с ними? Поговорила?
— Да, давно уже все ясно. С ними. Поговорила, много раз, но он ушел туда, не слышит ни единого моего слова, — все это произносила будто восковая кукла, без жизни и духа. Саид хотел разобраться, на нем лежала ответственность после смерти брата за его семью.
В глазах Саида сверкнули ярость и боль. Хотел было что-то сказать... Перед ним стояла мать мальчика, с опущенным взглядом, скрывавшим слезы, натруженные руки, давно не видевшие ухода, теребили край старенького, потерявшего цвет жакета. Время поиска виноватых было упущено.
После тяжелой паузы он коротко и резко произнес:
— Я поговорю с ним...
Мать, будто несла на спине непосильную ношу, медленно повернулась и пошла в дом.
Амир стал частью этого непризнанного темного мира, добросовестно выполняя все поручения, разрабатывая планы, исчезая вечерами.
Встреча с новыми друзьями состоялась в спортивном зале, где Амир любил заниматься. Тогда его интересовал только спорт. Но там оказались и те, кто раскинул собственные идеологические сети на молодых, полных сил, чистых, как лист. Сплоченность молодых борцов сделала свое дело — скоро Амир полностью втянулся в их круг. Он не проповедовал идеологию, а всего лишь поддерживал интересы этой идеологии: просто помогал друзьям — собирал информацию, пугал нужных людей, но во взрывах он не участвовал.
Вечером зашел дядя. Амир был дома.
— Послушай, сынок! Я сейчас тебе как отец. То, чем ты занят, не делает ни нам, ни тебе чести. Чем обычно это кончается, тебе известно. Ты парень умный. Мама и младший брат на тебе. Как ты можешь игнорировать их? Маму? Она только для вас работает. Потеряла вашего отца и теперь хочешь, чтобы и она... И еще: ни твой дед, ни отец, ни я — никто из нашей семьи, рода — никогда не шел против государства, против села, против своего народа. Я никогда не позволю сделать это и тебе. Ты не имеешь права испачкать имя отца, деда. А твой путь приведет только к этому.
Амир устремил ничего не видящий взгляд в никуда.
— Подумай обо всем сам, позже скажешь свое слово.
Взгляд Амира будто остекленел, будто железный занавес отгораживал его от дяди. Амир молчал. Он ничего не хотел говорить. А дядя не собирался давить на него: он все сказал. Разговор закончился. Саид знал, что так быстро он не сможет вернуть Амира. Да и сможет ли вообще?! Насколько мальчик втянут? Кто стоит за всем этим? Вернут ли они его матери?
Амир всегда был далек от жестокости, он и в кругу новых друзей выполнял определенную часть работы, надеясь, что ему не придется пачкать руки. Но в таких кругах отказы не принимаются, он и это знал. Однако идти на крайние меры не собирался. Амир готов был помогать друзьям, но воевать ему было не за что. Для него это была просто бравада, самоутверждение, авторитет в глазах друзей, требующих быть сильным, уметь держать в узде чувства. Но ведь дядя не просто так сказал, что он должен сам подумать. Дядя и его слова, конечно, важнее, чем авторитет среди сверстников. Дядя сейчас отвечает за него перед селением, перед матерью. Амир не хотел подводить дядю, свой род, пачкать имя отца.
Амир лежал и думал, сможет ли он теперь покинуть мир, так затянувший его, позволят ли ему уйти. Он ведь не собирается никого предавать, нигде не скажет лишнего. Но он в ответе за мать, за брата. Ему придется снова встать перед дядей.
Все имеет в жизни обыкновение меняться в хорошую или плохую сторону. Солнце восходит, заходит, ночь наступает, отступает, жизнь кончается, начинается.
Теперь Амир все больше времени проводил дома, избегал лишних встреч, старался держать телефон в другой комнате. Взгляд мамы начал светлеть. Она чаще стала оставаться дома, готовила ему, будто он мог есть несколько раз в день. Магомед с утра до ночи крутился возле брата. Амир показал ему, как надо чинить колеса велосипеда, заставил его самого наклеить обои в маминой комнате, сел даже уроки готовить с ним. Но тяжесть на сердце не отпускала. Амир подумал, что надо научить младшего брата хоть чему-нибудь, мало ли что, может, ему придется нелегко... одному...
Но это не понравилось его «друзьям». Он вызвал подозрения:
— Ты вечером должен быть с нами у ворот полицейского… — угрюмо смотрел на него виденный лишь однажды новый знакомый.
— Я не могу, — он твердо посмотрел в колючие глаза, — не могу оставить маму. Амир решительно повернул к своему дому, ожидая спиной хлопка.
— Мама, не буди меня, я очень хочу спать.
— Так рано?! — сказала и тут же осеклась мать и торопливо добавила: — Хорошо, хорошо, спи, сын, я никому не дам потревожить тебя.
— Прости, меня, мама, что я тебя заставляю волноваться, — не сказал Амир маме.
Проснулся Амир от тяжелого воздуха в комнате:
— Встань, выйди во двор. Там тебя ждут, — тихо сказал то ли голос, то ли глаза, нависшие над ним.
…Амир обрадовался, что видит луч солнца, он еще здесь, около мамы, брата, он еще видит рассвет, хотя тело плохо слушается. Но надо доползти до кровати — мама сейчас выйдет во двор. Вроде руки не сломаны, ноги задеревенели, но встать можно.
Еле заполз в окно и накрылся с головой одеялом. Мама тихо открыла дверь и облегченно вздохнула: спит!
Ушла. Амир встал и, стараясь не испачкать кровью старенький ковер, пробрался в ванную, пока не проснулся брат.
— Я не могу подставить брата или мать… — Я сделаю все, что вы хотите. Но дайте мне такое задание, чтобы я не вернулся. Только дайте слово, что вы не тронете потом мою семью…
— Вот и правильно! Скоро мы тебя позовем! — Почти дружески весело похлопали по спине. — А теперь иди. Но придешь сразу, как будешь нужен.
Когда мама пришла, Амир чинил крышу. Его было видно отовсюду.
— Слезай, — прошептала мать одними губами.
«Мама, они очень сильны. Уже поздно, давно уже поздно. Куда бы я ни уехал, они меня из-под земли достанут... но... больше всего я боюсь за тебя с братом...» — не сказал Амир матери.
— Слезь! — произнесла снова мать и … будто споткнулась о его взгляд. Она услышала все, чего он не сказал.
— Слазь… сынок, спускайся… — Глаза наполнились слезами. — Спускайся.
Все знали, что попавших к лесным не отпускают. Никто в мире не мог помочь ее сыну. Да и кто у нее есть, кому интересна судьба ее старшего, уже возмужавшего сына?
— Я закончу, осенью будет протекать…
— Осенью?! Почему осенью? — Мама не видела лица сына, дождь шел по ее лицу.
Какие у него широкие стали плечи, и взгляд уже отцовский. Какие были бы у него дети? Мать накрывала на стол и смотрела, смотрела, смотрела…
— А ты не можешь уехать?
— А вы?
Плакали не глаза.
Семь часов длилось противостояние ОМОНа и вооруженных боевиков. Из близлежащих домов люди были эвакуированы. Наконец были вызваны родственники боевиков для переговоров. В считаные минуты мать Амира и родные других боевиков — отец, жена, сестра и мать — приехали.
Висел тяжелый запах дыма, пуль и горелого. Дом был почти разрушен, пахло смертью. Все говорили одновременно, нет, не говорили, рыдали, умоляли, плакали, то с ними, то между собой. Полицейские, не выдержав, отошли в сторону.
Мать Амира вышла на связь с сыном:
— Сынок, ты же сдашься, обещай, я ничего другого не хочу услышать. Ты слышишь? — прокричала мать, как кричат в могилу на кладбище.
— Мама, прости меня. Отсюда выхода нет. Береги брата.
На мгновение ей показалась, что она под действием лекарства, голова летит, она не чувствует ни рук, ни ног, только слишком шумно вокруг, и она что-то твердит-твердит, сама не слыша свой голос.
Ее подняли и унесли. В эти последние минуты жизни сына она лежала без сознания, не смогла использовать драгоценное время для спасения сына. Амир не понимал, почему вдруг прервался голос мамы. Им дали 20 минут на раздумье.
Никто не сдался. Дом был взят штурмом, полицейские потерь не понесли. Боевики были ликвидированы.
Тела лежали, присыпанные то ли белым песком, то ли пылью, лица были почти неузнаваемы. Тело Амира лежало под кучкой мусора, руки были пусты, от него тянулась тонкая струя теплой крови, покрытая мелкими пылинками. Приблизиться никому не позволили, их всех забросили в машину и увезли. От крика родственников становилось дурно, они были похожи на сумасшедших, обезумевших от боли зверей. Через полчаса никого не осталось на месте, кроме нескольких полицейских и приехавших следователей. Теперь родственники атаковали морг, чтобы заполучить тела и похоронить их по обычаю. По закону они не могли получить тела, и это было самым большим ударом для родных. По сравнению с этим — ничего не значили прежние переживания и боль.
Она ни миг не могла остаться одна. Сознание того, что произошло, душило ее черной тенью с длинными руками, безобразным ликом и голосом. С нею оставались ночью и днем. На седьмой и сороковой день собирались люди. Мать не плакала. За эти долгие три года она выплакала все свои слезы. Больше слез не было. Только постоянно искала взглядом Магомеда. Ни на минуту не могла его не видеть.
Приближался седьмой день прощания с сыном. Солнце уже катилось вниз по склону, освобождая небо для вечера. В эти минуты оно бывает особо пламенным, ослепляя взор последним всплеском лучей.
— Мама, поешь, тетя Калимат принесла чуду. — Исхудавший Магомед стоял около нее с ломтиком чуду в грязной ручонке.
Слезы смешались с чуду… Как же я могла забыть о младшем?! Что он ел все эти дни?! Кто кормил его? Что он переживал?
— Магомед, включи телевизор и отодвинь занавески. — Мама старалась собрать свое лицо. — Мне надо на работу. А ты в школу идешь?
— Сейчас уже вечер, мама, я вернулся из школы. А за тебя на работу ходит тетя Шуанат.
— Ох, неудобно получилось. Я забыла.
Мама старательно повернулась к телевизору. Выступал министр с отчетом: за первые полгода уничтожено 90 боевиков, на учет поставлено 321…
— Выключи! Выключи! Выключи, сынок.
Магомед не слышал ее, он смотрел в окно. Внизу, около ущелья, полыхал дом, окруженный людьми в черных масках и военными машинами.
— Мама, — с побелевшими губами повернулся Магомед, — там спецоперация в доме тети Калимат.
Огонь охватывал все больше домов, языки пламени вместе с последними лучами солнца освещали село и окружающие горы в кроваво-розовый цвет.
