Клад

Клад

Комедия в пяти картинах

 

Действующие лица:

БЕРС, молодой ученый-этнограф
МАДИНА, его жена
РОЗА, его сестра
САВАРБИ, его двоюродный брат
АБДУЛ, старик из тейпа [1] Берса
ХОЖ-АХМЕД, краевед-любитель
МИЛИЦИОНЕР
НИЩИЙ

 

Картина 1

Летнее утро. На авансцене слева видна часть сада и водопроводный кран. Рядом ствол черешневого дерева, его нижние ветви. На дереве висит старый медный кувшин, накрытый кавказской войлочной шляпой. Под деревом – некрашеный дощатый стол. Чуть поодаль невысокая металлическая оградка, отделяющая сад от двора. Справа видна стена основного дома, слева летний навес. Под навесом газовая плита, стол со стульями, диван. В глубине сцены, между домом и навесом, видны ворота. Перед ними, почти на дороге из калитки ворот во двор, торчит старый пень от спиленного когда-то дерева. Вошедший во двор не увидит стола под черешней, пока не пройдет в середину двора.

За дощатым столом сидит, напряженно стуча по клавишам пишущей машинки, Берс. Он одет в кавказскую традиционную рубаху навыпуск и спортивные брюки. Вокруг него на столе и на втором стуле в большом количестве лежат книги, бумаги; стоит миска с черешней, там же упаковка ваты. Берс, работая, изредка бросает в рот ягоду черешни. Где-то на дереве начинает петь иволга.

БЕРС (прерывает работу, смотрит вверх, слушает с задумчивой улыбкой на лице). Иволга. Как красиво поет.

Вдруг слева раздается резкий визг «болгарки» [2], справа начинает стучать молоток.

О! Началось! (Выдергивает из упаковки кусочки ваты, затыкает ими уши, надевает шляпу и, прижав обеими руками к ушам поля шляпы, садится читать то, что написал.)

Через некоторое время во двор с важным видом входит милиционер с папкой в руке.

МИЛИЦИОНЕР (громко топая и покашливая). Кхе-кхе! (Стучит в дверь дома.) Эй! Кто в доме? Есть кто во дворе? (Про себя.) Умерли, что ли, все.

Берс не слышит. Он вдруг вскакивает с места, хватает старый кувшин, берет палку и начинает бегать вдоль ограды, громко стуча ею по кувшину.

БЕРС (громко). Эй, люди! Выходите! Все выходите! Идет саранча! Идет саранча! Выходите! Все выходите!

Милиционер от удивления начинает пятиться назад, спотыкается о пень и падает. В этот момент Берс замечает гостя, перепрыгивает через ограду, разделяющую сад и двор, и подбегает к нему.

БЕРС (глядя сверху). Ассалам алейкум!

МИЛИЦИОНЕР (все еще лежа на земле, хватается за пистолет). Руки вверх!

Берс не слышит его, но обе его руки, в одной из которых палка, а в другой кувшин, медленно поднимаются вверх.

МИЛИЦИОНЕР (встает, продолжая целиться в Берса). Ты кто такой?

БЕРС. Я ничего не слышу: у меня в ушах вата.

МИЛИЦИОНЕР. (Подходит и вытаскивает из его левого уха вату.) Я спрашиваю, кто ты?

БЕРС. А ты кто?

МИЛИЦИОНЕР. Не болтай, отвечай на вопрос. Что ты делаешь в этом дворе?

БЕРС. Я слабо слышу правым ухом. Вытащи и оттуда вату.

МИЛИЦИОНЕР. Сам вытаскивай. Не опускай правую руку, а вытащи левой!

Берс вытаскивает вату из второго уха.

Итак, что ты делаешь в этом дворе?

БЕРС. Я… извиняюсь, я в этом дворе живу.

МИЛИЦИОНЕР. Живешь? Как живешь?

БЕРС. Люди как живут? Ложусь, встаю, ем – вот так и живу. Я хозяин этого двора.

МИЛИЦИОНЕР. Тогда почему ты подбегаешь с этой палкой, когда участковый входит во двор?

БЕРС. Участковый? А почему я тебя не знаю?

МИЛИЦИОНЕР. Я ваш новый участковый. Ты один живешь в этом дворе?

БЕРС. Жена к родителям уехала.

МИЛИЦИОНЕР (смотрит с подозрением). Вчера вечером... а ты помнишь, что ты вчера вечером ел на ужин?

БЕРС. Что? И об этом тоже должна знать милиция?

МИЛИЦИОНЕР. Не болтай. Отвечай на вопрос.

БЕРС. Вчера вечером я ел позавчера купленный хлеб и в прошлом году засоленные помидоры.

МИЛИЦИОНЕР (подозрение сменяется удивлением). Спрошу прямо: у тебя с головой нормально?

БЕРС. Ну, когда во дворе появляется милиционер с пистолетом в руках, любой горец становится немного ненормальным. А так – вроде бы люди не говорят, что я ненормальный. Хотя… вообще-то… некоторые так думают...

Быстро убрав пистолет в кобуру, милиционер садится за стол под навесом. Раскрывает папку.

МИЛИЦИОНЕР. Если ты хозяин этого двора, значит, ты Берс Абзоев.

БЕРС (откладывает в сторону кувшин и палку, присаживается напротив милиционера). Да. Я хозяин.

МИЛИЦИОНЕР. Покажи документ.

БЕРС. Сейчас. (Подходит к дощатому столу, берет паспорт, возвращается. Милиционер сначала смотрит на фотографию в паспорте, затем на Берса.) Похож?

МИЛИЦИОНЕР. Что?

БЕРС. Копия на оригинал похожа?

МИЛИЦИОНЕР. Достаточно похожа.

БЕРС. Я стал другим, после того как женился. Раньше больше был похож на этого товарища.

МИЛИЦИОНЕР. Хорошо! (Возвращает паспорт.) Ты носишь серебряный пояс?

БЕРС. Ношу. Его и отец мой носил. Закон же не запрещает носить его?

МИЛИЦИОНЕР. Сергиенко Марья Матвеевна написала вот это заявление. (Показывает бумагу.) Здесь она пишет о том, что четырнадцатого июля, уже после двенадцати часов ночи, в ее двор забежал молодой человек, и на нем был наборный серебряный пояс. В ходе расследования выяснилось, что на моем участке, кроме тебя, никто больше не носит наборный пояс.

БЕРС (смеется). Ха-ха-ха! Это ты о той Марье Матвеевне говоришь, которая живет во дворе школы?

МИЛИЦИОНЕР. Да. Не смейся, а говори: по какому делу ты полез ночью, после двенадцати часов, во двор к старой женщине?

БЕРС. За мной собака погналась.

МИЛИЦИОНЕР. Что за собака? Какого тейпа?

БЕРС. Она лаяла, тейп я не спрашивал [3].

МИЛИЦИОНЕР. Из-за того, что за тобой гонится собака, ты должен перепрыгивать двухметровый забор и вламываться в чужие владения?

БЕРС. Если бы у меня был такой же пистолет, как у тебя, тогда было б другое дело. Собака была большая и злая, еще и толстую цепь волочила за собой. Я полчаса там сидел из-за нее – никак не уходила от забора.

МИЛИЦИОНЕР. Откуда ты шел?

БЕРС. Недалеко от школы живет старик, его зовут Махма Куркиевич. От него я шел. Я этнограф, изучаю ингушские обычаи. Я к этому старику ходил, чтобы он мне рассказал о прошлом.

МИЛИЦИОНЕР. А зачем ты шел через двор школы, а не по улице?

БЕРС. Через школьный двор ближе. А на улице еще и лужи стояли после дождя.

МИЛИЦИОНЕР. Хорошо, хорошо. (Возвращает бумагу.) Пиши объяснительную.

БЕРС. О чем?

МИЛИЦИОНЕР. Так, мол, и так. В дальнейшем, если даже не собака с цепью, а разъяренный медведь за мной побежит, не стану перелезать через забор этой Сергиенко.

БЕРС. Объяснительную, конечно, мы тебе напишем. (Пишет.) Случись это лет сто назад, тяжелее пришлось бы – запросили бы компенсацию за вторжение в пределы двора [4]. Впрочем, и я со своей стороны предъявил бы претензию хозяину собаки: такого свирепого пса нужно сажать на надежную цепь, которую невозможно оборвать.

Берс передает объяснительную. Милиционер читает ее и убирает в папку.

МИЛИЦИОНЕР (встает). Так я пошел.

БЕРС. Если б хозяйка была дома, угостил бы чаем.

МИЛИЦИОНЕР. Нет, не стоит. Спасибо.

Оба направляются к воротам. В ворота входит Мадина. В одной руке она держит ребенка, в другой несет большую сумку. Мадина молча проходит мимо.

БЕРС (глядя вслед Мадине, будто удивляясь тому, что она вернулась, с иронией). С приездом!

МИЛИЦИОНЕР (Берсу). Еще одно я хотел спросить.

БЕРС. Спрашивай, спрашивай.

МИЛИЦИОНЕР. Что это ты делал, когда я пришел?

БЕРС. А, это? Я же говорил, что я этнограф. В старину, когда на сельские поля нападала саранча, люди выходили в поле толпой, с тазами и кувшинами, били по ним палками и камнями, чтобы отпугнуть ее. Но сначала дети бегали по селу, чтобы созвать всех на поле. «Эй, люди, выходите, Саранча идет! Напала саранча!» – кричали они. Мне это понравилось, поэтому я реконструировал этот обычай.

МИЛИЦИОНЕР. А вата тебе зачем?

БЕРС (достает из кармана вату). А, вата... Вокруг все строят дома!

Раздается визг «болгарки».

Когда я работаю, то затыкаю уши, чтобы шум не мешал.

МИЛИЦИОНЕР (смотрит с удивлением). Ну, оставайтесь с добром. (Спотыкается о пень.) Я чуть ногу не сломал об этот пень. Почему ты не уберешь его с дороги?

БЕРС. Это бывшая коновязь. Акация там росла, за нее привязывал своего коня наш дедушка. Только этот пень и остался от него. Он мне дорог.

МИЛИЦИОНЕР. Странный ты человек. (Уходит, качая головой.)

Берс подходит к Мадине, которая возится под навесом.

БЕРС (язвительно). Вернулась…

МАДИНА. Да, вернулась.

БЕРС. Соскучилась, наверное, по мне, потому и приехала.

МАДИНА. Ну да.

БЕРС. Я вот хотел отправиться за тобой.

МАДИНА. Да ну, ты не приехал бы за мной, даже если бы я осталась у родителей до конца жизни.

БЕРС. Почему бы не приехать? Я соскучился по сыну. (Подходит к дивану, берет на руки ребенка.) Иди сюда, папин сынок, иди сюда. Твоя мама плохая. Она ушла, бросила папу одного. Говорит, что папа денег не дает, что папа семью не обеспечивает…

МАДИНА. Не буди его. Он всю ночь не спал.

БЕРС. Некому было папе чай налить. Сидел он один и черешню ел.

МАДИНА (забирает у Берса ребенка, беззлобно). Тебе ни чай, ни сын не нужны. Тебя ничего не беспокоит, кроме твоих бумажек. Зачем приходил милиционер?

БЕРС. Хотел, чтобы я написал объяснительную.

МАДИНА. Что за объяснительная?

БЕРС. Два дня назад, ночью, когда я шел от одного старика, за мной собака погналась, злая такая. Вот я и заскочил во двор школы, где живет Мария Матвеевна. Старушка написала заявление, что в ее двор кто-то залез.

МАДИНА. Да уж, очень красиво.

БЕРС. Ну, удивляться не приходится. Она старая. Живет одна. Надо сходить к ней, извиниться. У нас редко кто найдется, кого она в школе не учила.

МАДИНА. Да, да. Сходи, извинись. (Берет ребенка и уходит в дом.)

БЕРС (вздыхает, глядя вслед Мадине). Ох, послана ты мне в наказание.

В воротах появляется Хож-Ахмед с дипломатом в руке.

ХОЖ-АХМЕД. Ассаламу алейкум!

БЕРС. Ва алейкум ассалам! Добро пожаловать. Как хорошо, что ты пришел. Недавно я вспоминал о тебе.

ХОЖ-АХМЕД. Что нового?

БЕРС. Одна новость, что ты пришел. Расскажи лучше, как продвигается наше дело. Я здесь сидел, как тот горец, который ждет, когда отелится корова.

ХОЖ-АХМЕД (довольным тоном). Дело, говоришь? Дело будет! (Достает из кармана записку, протягивает Берсу.)

БЕРС. Что это? (Читает.) Райс Митчелл! Но это же только визитка. Грант она дает?

ХОЖ-АХМЕД. Будто некому давать, кроме тебя! Надо ведь и показать что-то. Закончил работу?

БЕРС. Заканчиваю. Одну главу осталось дописать.

ХОЖ-АХМЕД. Гранты уже пришли. Их четыре человека получат. Два дают нам с тобой. Где твоя работа? Покажи.

БЕРС. Что ж, хорошее дело. (Быстро идет к столу, берет папку, возвращается.) Вот она, моя работа, которую я готовил семь лет и писал три года.

ХОЖ-АХМЕД (читает). «Социокультурный уклад ингушей, первая половина двадцатого века. Период до сороковых годов». «Обряд сватовства и свадьба». «Народный суд (кхел [5]) в системе традиционного права». «Полевые работы». «Борьба органов государственной власти с обычаем кровной мести». «Институт "белхий" как способ социальной взаимоподдержки в ингушском обществе». Большую работу ты сделал, клянусь.

БЕРС. Да уж, десять лет трудился.

ХОЖ-АХМЕД. Хорошо получилось. За такую работу можно сразу докторскую степень дать. Мужчина, клянусь! У тебя здесь ничего нет по топонимике?

БЕРС. Топонимику я тебе оставил. Кстати говоря, я нашел того, кто может рассказать о топонимах. Тот старик! Он живая энциклопедия.

ХОЖ-АХМЕД (шутливым тоном). Раньше ты, наверное, прятал его от меня.

БЕРС. Нет. Просто не знал о нем. То есть знать-то я его знал, но не знал, что он может столько рассказать о старине. Я, когда собирал материал, по всей Ингушетии мотался. А про него, живущего под носом, узнал только сейчас. О, этот старик просто сокровище. А как красиво рассказывает! Язык у него такой интересный, образный. И очень занятно анализирует. Однажды о чем-то рассказывал и вдруг говорит: «У кумыков и черкесов были князья. У чеченцев князей не было, но были сильные люди. У нас ни князей, ни сильных людей не было. У нас были именитые люди». Смотри, как квалифицирует. Такой вот ученый без образования.

ХОЖ-АХМЕД. Познакомь меня с ним. Как его зовут?

БЕРС. Махма Куркиевич. Недалеко отсюда живет. Одно время он набегами промышлял. Я, говорит, один в набег ходил, с группой не ходил. Представляешь, у него был пулемет. Когда по просьбе других отправлялся в набег, то требовал две части добычи: одну долю за себя, другую за пулемет.

ХОЖ-АХМЕД. Знает ли он топонимику? У меня много собрано названий, и надо уточнить, правильно ли они записаны.

БЕРС. Вряд ли есть что-нибудь, чего он не знает. Как может не знать местность тот, кто ходил в набеги? (Зовет жену.) Мадина! Где ты? Принеси чай!

ХОЖ-АХМЕД. Мадина дома, что ли?

БЕРС. Перед тобой вошла! Неделю у родителей провела, обидевшись!

ХОЖ-АХМЕД (не желая продолжать тему). Мне некогда пить чай. Если б только работа с топонимами... Семью надо кормить. В два-три места товар надо подвезти. Долги надо собрать.

БЕРС. Я пока не могу отдать тебе долг.

ХОЖ-АХМЕД. Оставь. Когда будут деньги, тогда и вернешь. Я не о тебе говорю – со мной магазины должны расплатиться. Эй, давай быстрее заканчивай эту главу. Я зайду за тобой, вместе сходим, отправим наши работы.

БЕРС. Сколько нам дадут по гранту?

ХОЖ-АХМЕД. По две тысячи долларов, говорят, на каждого. Такой шанс нельзя упустить. А что у тебя с учебным пособием?

БЕРС. О, две тысячи долларов – это хорошо! И за учебник должны заплатить. В министерстве говорят, мои работы отдали специалистам, чтобы они написали две рецензии. Как только рецензии будут написаны, получу деньги.

ХОЖ-АХМЕД. А третью рецензию кто должен написать?

БЕРС. Барсугов. В нем я не уверен. Он нехорошо ко мне относится. Не знаю, чем я ему помешал.

ХОЖ-АХМЕД. Почему бы ему не написать хорошую рецензию, если работа сделана отлично?

БЕРС. Ревность, товарищ, ревность. Хорошо, если хотя бы нейтральную напишет. А министерские рецензии за этой пойдут.

ХОЖ-АХМЕД (вдруг вспомнив). А! Показать тебе одну вещь? (Достает из дипломата кляссер с монетами.) Ты видел когда-нибудь такие?

БЕРС. Что за монеты?

ХОЖ-АХМЕД. Это – золотые червонцы николаевских времен, а это – серебряные рубли.

БЕРС. Вот деньги были! Сколько их?

ХОЖ-АХМЕД. Червонцев двадцать штук. Рублей – двести с лишним.

БЕРС. Откуда они у тебя?

ХОЖ-АХМЕД. Я же имею дело с антикварами и золотом. Один коллекционер дал мне эти монеты на время, чтобы я показал друзьям.

БЕРС. Сколько стоит один червонец?

ХОЖ-АХМЕД. Нынешние двадцать тысяч рублей.

БЕРС (возвращает монету). Найти бы полный кувшин таких денег – и можно было бы спокойно писать книги, издавать их, жить припеваючи.

ХОЖ-АХМЕД. О чем говоришь? Сомневаюсь, что ты в таком случае написал бы книгу.

БЕРС. И то правда. Деньги человека с ума сводят.

ХОЖ-АХМЕД (встает). Ладно, пойду я. Эй, быстрее заканчивай работу.

БЕРС. Даст Аллах, сегодня закончу.

Проводив до ворот Хож-Ахмеда, Берс возвращается. Он громко поет.

Имя твое буду с собой носить,
Как путеводную звездочку в сердце носят.
Имя твое буду с собой носить,
Как газыри на любимой черкеске носят.

Вот бы получить этот грант на две тысячи долларов! (Зовет.) Мадина! (Мадина выходит из дома.) Гостям ты не даешь попить чаю, дай хоть мне. Мальчик наш не проснулся?

МАДИНА. Нет еще. (Собирает на стол, всем своим видом демонстрируя недовольство.)

БЕРС. Ну, давай, рассказывай, чем занимаются твои родные.

МАДИНА. Чем занимаются... живут.

БЕРС. Ты рассказала, почему к ним приехала?

МАДИНА (хмыкает). Хм, рассказала.

БЕРС. И что? Довольны были?

МАДИНА. Да, довольны.

БЕРС. Я говорю, зятем довольны?

МАДИНА. Очень довольны. Настоящий мужчина, говорят. (Наливает Берсу чай, садится на краешек дивана.) Я не знаю, когда это все закончится. Как жить дальше?

БЕРС. А жить – не тужить.

МАДИНА. Картошку, сахар, чай... всё они мне дают, когда я к ним приезжаю.

БЕРС. Дают, потому что ты их дочь, они хотят, чтобы их дочь жила хорошо. Хлеб да соль укрепляют родство.

МАДИНА. Три года, как мы поженились, на нормальную работу не можешь устроиться.

БЕРС. Я же работаю. Нет в этой республике человека, который работал бы так много, как я.

МАДИНА. Да, работаешь, за пишущей машинкой.

БЕРС. И в школе еще детей учу. Благородней работы нет.

МАДИНА. В неделю три урока даешь. Это работа, что ли? Что ты получаешь за месяц, того на один базарный день не хватает. Все кругом на хороших должностях. А ты даже не стал работать там, куда тебя твой брат устроил.

БЕРС (перестает есть, смотрит на Мадину ласково). Мадина, ты же знаешь, что я напряженно тружусь. Скоро будет опубликована моя лучшая работа. И деньги будут. Книгу свою я уже дописал, за учебное пособие тоже должны дать деньги – по контракту. Только что Хож-Ахмед здесь был. Он хочет добиться, чтобы и ему, и мне дали гранты. Это по две тысячи долларов каждому.

МАДИНА. Три года ты об этом говоришь. С тех пор, как я тебя узнала.

БЕРС (гневно). У меня своя работа, Мадина! Не говори ерунды. Мне не нужна та работа, о которой ты говоришь! «Доходная работа»! Я ученый! Ученый! (Поет песню, чтобы подразнить жену.)

Не пойдет за муталиба [6] замуж твоя дочь.
Нана [7], он из-за учебы к играм не охоч!

Мадина умолкает, сидит понурившись.

Ты совсем не та, какой мне казалась раньше. Я не думал, что у тебя, как у других, вместо глаз монеты. Думал, ты не будешь бегать с криком «деньги! деньги!». Мне и так тяжело. Вокруг все считают, что я ерундой занимаюсь. Думают, что я с ума сошел. Даже милиционер, который сегодня приходил, спрашивал, всё ли у меня с головой в порядке. Ты знаешь, как трудно тому, кого никто не поддерживает? Я думал, хоть в семье меня понимают.

МАДИНА. Я такая же, как и все люди.

БЕРС (садится рядом, обнимает жену, стараясь ее ободрить). Ты не такая, как все! Ты жена молодого ученого Берса Абзоева. (Мягче.) Не переживай. Ничего... Будет у нас скоро все. У всех бывают трудности. Я понимаю, о чем ты. (Видит, что она все еще дуется.) Не веришь ты в то, что я делаю! Ничего. Когда-нибудь поймешь.

МАДИНА (встает, чтобы убрать со стола). В четверг отдают замуж Амину.

БЕРС. Какую Амину?

МАДИНА. Сестру мою младшую.

БЕРС. И хорошо, что отдают. За хорошего человека?

МАДИНА. Да-да. Все хорошо.

БЕРС. Хочешь сказать: «Не то, что у меня?» Ладно.

МАДИНА. Ладно-то ладно. Если бы мы жили в достатке, как люди... Ты же зять. Свояченице на свадьбу подарок должен вручить.

БЕРС. И какой именно подарок?

МАДИНА. Сам должен знать. Ты же ученый, изучаешь ингушские обычаи. Она выходит за состоятельного человека. Кольцо с бриллиантом, серьги… если не купишь, будет неприлично. И я должна от себя отдельный подарок сделать.

БЕРС присвистывает от удивления. Из дома доносится плач ребенка.

БЕРС. Иди быстрее. Мальчик плачет.

Оба уходят в дом. Во дворе появляется Саварби. Он направляется к столу, стоящему в саду.

САВАРБИ (пренебрежительно). Наверное, сидит и пишет. Писатель... (Смотрит по сторонам.) Здесь его нет. Скажу этому дуралею, что кинжал я продал. Потом принесу, как будто обратно забрал. У него же ни на что нет денег. А если нужен будет кинжал – найдет.

Во двор быстрой походкой, опираясь на трость, входит Абдул.

АБДУЛ. Где он, этот?..

САВАРБИ. Добрый день, воти [8]. Я сам его ищу.

АБДУЛ (садится на диван под навесом). Давай! Быстрее позови его, если он дома. Срочно он мне нужен.

САВАРБИ (открывает дверь в дом, зовет). Берс! Эй, Берс!

БЕРС (отзывается из дома). Иду! (Выходит.) Добро пожаловать. Добрый день. (Абдулу.) Хорошо, воти, что ты пришел. Уже неделю я не могу до тебя дойти. В моей работе надо исправить одно место, я сейчас бумагу принесу. А вопрос такой. В старину деверья к засватанной невесте ездили с аа [9]. Скажи, как и кто его готовил?

АБДУЛ. Ничего я об этом не знаю. Что знал, и то забыл. Постарел, в голове ничего не осталось.

БЕРС. Воти, мне только две минуты нужно. Я тебя долго не задержу.

АБДУЛ. Ни одной минуты нет, ни одной минуты. Быстро напиши мне заявление. Если бы сыновья были дома, они бы написали, а сейчас некому писать.

БЕРС. Какое заявление? И ты вместе с Савари в Германию хочешь уехать?

АБДУЛ. Да какая Германия? Муку раздают возле магазина. Хочу выписать три мешка. (Копается в бумагах.) Здесь прошение, чтобы дали деньги на операцию. Здесь бумаги, чтобы пенсию добавили. Да! Вот она. Такую надо написать.

БЕРС (собравшись писать). На чье имя пишем?

АБДУЛ (коверкая русский). Напиши. Голава администраци. «Прошу оказать мне материальную помощь как малоимущему ветерану труда». (Саварби.) Какой он нехороший человек, этот новый голава администраци. Все у него надо выпрашивать, тянуть, как кость из пасти собаки. Тот, который предыдущий, он-то у меня свой человек был.

БЕРС (еще не начав писать, удивленно). Малоимущий?

АБДУЛ (недовольно). Да! Да! Малоимущий ветеран труда! Быстрее, слышишь, быстрее! Муку вовсю раздают.

БЕРС. У тебя дом сгорел, воти?

АБДУЛ (раздраженно). Дом не сгорел.

 БЕРС. Пенсию забрали у тебя?

АБДУЛ. Пенсию не забрали, добавили.

БЕРС. Тогда ты не малоимущий ветеран труда. Кирпичный дом, все сыновья работают, во дворе несколько машин. Малоимущий – тот, кому есть нечего, работать негде, многодетный.

АБДУЛ (гневно). Оставь пустую болтовню! Пиши заявление. Я спешу. Пока человек может ходить, он должен пользу в дом приносить.

БЕРС. Пользу? А-а-а, ну если так, то даже не знаю. Попрошайничать и пользу приносить – точно одно и то же?

АБДУЛ (резко). Дай эту бумагу! (Саварби.) Пиши ты!

САВАРБИ (с улыбкой глядя на Берса). Писать? О чем ты говоришь? Я не смогу написать, воти.

АБДУЛ. Ты что, в школу не ходил?

САВАРБИ. Ходил, но ничего не выучил. (Берсу.) Давай пиши скорее!

БЕРС (твердо). Не буду писать.

АБДУЛ (смотрит на Саварби). Он ненормальный, что ли?

САВАРБИ. Видать, ненормальный.

БЕРС (будто бы передумав). Дай мне эту бумагу.

АБДУЛ (протягивает бумагу Берсу и обращается к Саваби, кивая ему в сторону Берса). Он говорит то же самое, что и новый глава администрации. Нет, мальчик. Сейчас время такое, мальчик: надо урвать всюду, где это возможно.

САВАРБИ. Да, время такое. Если не урвешь, никто тебе не принесет.

АБДУЛ. Конечно, конечно. Три мешка муки для меня как весь мир.

БЕРС (закончив писать, протягивает бумагу Абдулу). Здесь подпиши.

АБДУЛ. Все написал, как я говорил? Вставил, что я ветеран труда?

БЕРС. Написал, написал. Все там написано.

АБДУЛ. Да, да. (Подписав, быстро поднимается.) Мне пора. Немедленно пойду в администрацию.

БЕРС (бросает вдогонку Абдулу). Быстрее иди, воти, быстрее. А то опоздаешь.

САВАРБИ. Клянусь, молодец старик! Своего не упустит.

БЕРС (громко). Эй! Нормальный старик по похоронам ходит, на свадьбы ходит. А в остальное время Аллаху молится и дома сидит, молодежь хорошему учит. Старик не должен из-за мешка муки по всему селу бегать. Чего ему не хватает?

САВАРБИ. Молодец он. Куда ни пойдешь, везде он семенит своими кривыми ногами. Только и слышишь от него: «Иду, чтобы пенсию добавили, иду гуманитарную помощь получить».

БЕРС. На этот раз ему не обломится.

САВАРБИ (смотрит подозрительно). Что ты написал в заявлении?

БЕРС. Что надо, то и написал. Нельзя быть до такой степени жадным. (Меняя тему разговора.) Итак, значит, ты все-таки не хочешь остаться в родном краю?

САВАРБИ (задумчиво). Да-а-а, хочу уехать отсюда. Бумаги готовы уже.

БЕРС. Хочешь небо отечества променять на пособие беженца?

САВАРБИ. Небо везде одно. Правда, заработки не везде одинаковые. Жир нужен, жир. Говорят, Германия очень жирное место. Хорошее пособие дают, квартиру, одежду, еду дают. Через некоторое время работу и вид на жительство дадут. Лет десять поживу, денег подсоберу, а потом домой приеду. Помнишь, раньше каждый год ездили работать по договору?

БЕРС. Да, ездили, много сараев построили по всей Сибири. А свою республику только начали строить.

САВАРБИ (с важным видом). Ничего ты не понимаешь, мальчик. Ничего ты не знаешь. Так и будешь со своими бумажками сидеть, писать. Мусу помнишь, Баширова сына? Небедно жил, а все равно туда поехал. Сейчас, говорят, у него квартира есть. За два года, говорят, два «мерседеса» купил. (Резко меняет тон.) Эй, я во вторник с семьей отправляюсь в Москву, чтобы оттуда в Германию ехать. На дорогу деньги нужны. Ты мне долг отдашь?

БЕРС. Ты пословицу слышал? У кого нет штанов, у того и семеро, накинувшись, не смогут их отобрать. Нет у меня денег. Ты же двоюродный брат, уезжаешь надолго, можно было бы и простить мне долг. (Обнимает и говорит в шутку плаксивым голосом.) Мы даже не знаем, встретимся ли еще когда-нибудь.

САВАРБИ (отталкивая Берса). Вот тебе на! Ты мне как брат помочь должен был, денег на дорогу дать.

БЕРС. Я для тебя не пожалел бы денег, если бы они у меня были. Что поделаешь... если подождешь месяц, я точно долг отдам.

САВАРБИ. Как я подожду?

БЕРС. Не хочешь ждать – уезжай. Приедешь – отдам.

САВАРБИ. Раньше, чем через три года, я не приеду.

БЕРС. Ты же уезжаешь, оставив родной край, всю родню. И шестьсот рублей – ничто по сравнению с этим.

САВАРБИ. Ладно. Гори они огнем.

БЕРС (вдруг вспомнив). Эй! Ты когда кинжал принесешь?

САВАРБИ (после паузы). Кинжал я продал.

БЕРС (вытаращив от удивления и злости глаза). Продал?! Я же просил отдать его мне!

САВАРБИ. Мне деньги нужны!

БЕРС. Чтоб у этих денег пропало имя! [10] Как можно было опуститься до такой мелочности, чтобы продать дедушкин кинжал? (Долго смотрит на Саварби.) Осел ты, Саварби! Настоящий осел!

САВАРБИ. Эй, что ты мне предлагаешь делать?

БЕРС. Осел ты, говорю! Кому ты его продал?

САВАРБИ. Одному человеку продал, ты его не знаешь!

БЕРС. За сколько продал?

САВАРБИ. Две... (Поняв, что собрался назвать маленькую цену.) Нет!.. За триста долларов продал.

БЕРС (гневно ходит взад-вперед по двору, громко). Клянусь, ты истинный мужчина! Продал за триста долларов дедовский кинжал, уезжаешь из родных мест. Здесь ты кавказец! Гордый ингуш! А там кем ты будешь?! Беженцем! Фальшивым беженцем!

САВАРБИ. Ты что-то сильно переживаешь за этот кинжал!

БЕРС. Переживаю, потому что я внук своего деда!

САВАРБИ. Подумаешь, кинжал. Железка. Оставил бы дед золотой клад...

БЕРС (скрежеща зубами). Терпение мое кончилось. Завтра же забери кинжал у того, кому продал! И принеси. Я отдам тебе за него эти триста долларов.

САВАРБИ. Откуда ты их возьмешь? Только что у тебя не было и шестисот рублей, чтобы отдать мне долг!

БЕРС. Не твое дело. Хоть попрошайничать пойду, но отдам их тебе. Ты должен был просто отдать мне кинжал, если бы был нормальным человеком. Его владелец был мне дедом, точно так же, как и тебе.

САВАРБИ. Если покупатель отдаст, принесу я тебе кинжал.

БЕРС. Отдаст, не отдаст – слышать не хочу! Принесешь, и точка! (Саварби уходит.) Идиот! «За триста долларов продал». Надо обязательно выкупить дедов кинжал. Отдам те доллары, которые у меня есть. Собирал, чтобы купить компьютер, но, похоже, не получится. И сестра жены еще выходит замуж. С этим что делать? Откуда взять денег?

Из дома выходит Мадина, она несет корзину с бельем.

МАДИНА. Это Саварби был, что ли?

БЕРС. Да.

МАДИНА. Как громко вы кричали! Я не могла сына уложить. О чем спорили?

БЕРС. Тебя это не касается.

МАДИНА (берет из вороха белья брюки с порванной брючиной). Что ты сделал с этими брюками?

БЕРС. С какими брюками?

МАДИНА. Это твои единственные новые брюки. У тебя же они одни на выход.

БЕРС. Порвал, когда ночью прыгал через забор. Зашей их, завтра они мне понадобятся.

Мадина принимается за стирку. Берс уходит в сад, начинает стучать на машинке. Через некоторое время во двор врывается Абдул.

АБДУЛ (на ходу, негодующе). Сын осла!

МАДИНА (разгибается, оставляя стирку). Добрый день, воти.

АБДУЛ (едва дыша от злости). Куда он пошел, где он?!

МАДИНА. Кто?

АБДУЛ. Кто?! Кто?! Так называемый твой хозяин, твой муж! Негодяй! Паршивец!

МАДИНА. Что случилось?

АБДУЛ. Где он?! Я спрашиваю!

МАДИНА. Там, в саду. Пишет.

Абдул бежит в сторону сада.

АБДУЛ (вытаскивает из кармана бумагу и размахивает ею перед лицом Берса). Ты что в заявлении написал, щенок! Ты меня перед всем селом опозорил!

Берс затыкает уши ватой и как ни в чем не бывало продолжает работать. Абдул замахивается на Берса тростью, тот вскакивает с места, хватает висящий на дереве кувшин и прикрывается им от удара. Они делают круги вокруг стола в саду. Впереди Берс, он убегает и отбивается кувшином, за ним Абдул, колотящий по кувшину. Берс бежит молча. Абдул кричит.

Ты лишил меня верных трех мешков муки, паршивец! Ни стыда ни совести у человека! Был бы нормальным мужчиной, не сидел бы за своими бумажками, а занимался хозяйством! Босяк, у которого в доме хлеба нет! Дед был точно такой же: ни на что не годился, только и знал, что по вечеринкам ходить да лезгинку отплясывать. Вот проклятое племя!

БЕРС (резко поворачивается лицом к Абдулу, с силой вырывает трость из его рук). Абдул! Вон с моего двора! Ты не посмел бы так говорить, если бы отец был жив! Убирайся! (Далеко отбрасывает трость.) Я говорю, иди отсюда!

АБДУЛ (ругаясь, направляется к воротам, подбирает трость, спотыкается о пень). Чтоб Аллах не дал тебе пользы! (Громко хлопнув калиткой, уходит.)

МАДИНА (смотрит на Берса, вынувшего вату из ушей, удивленно). Что ты ему сделал?

БЕРС. Написал заявление.

МАДИНА. Какое заявление?

БЕРС. Он хотел, чтобы я для него написал заявление, что он малоимущий… чтобы получить муку. А я написал, что этот старик хорошо обеспечен, но не может на месте усидеть, ходит и попрошайничает. Не давайте ему муки, написал я в заявлении.

МАДИНА (поразившись). Ты ненормальный?! Разве можно так делать?

БЕРС. Ненормальный. Я ненормальный. Абдул, который безбедно живет, но все равно хочет получить три мешка муки, приготовленных для неимущих, вот он нормальный. А я – ненормальный.

МАДИНА (раздраженно). Ты всех пытаешься учить и воспитывать.

БЕРС. Всех, не всех – не знаю. Но одного я немного проучил. Хорошее дело я сделал, эй!

МАДИНА. Да уж, хорошее. Поиздевался над стариком.

БЕРС. Я не об этом говорю. Три мешка муки попадут по назначению. (Направляется в сад.) Мне дадут сегодня поработать?

Берс садится за пишущую машинку. С одной стороны раздается визг «болгарки». С другой – стук молотков. Берс снова затыкает ватой уши. Затемнение.

 

Картина 2

Время около полудня. Под навесом у кухонной плиты возится Мадина. Возвращается Берс. Он кладет папку с тесемками, которую нес под мышкой, на стол и садится на диван с мрачным видом.

БЕРС (Мадине). Дай попить.

МАДИНА (передавая кружку с водой). Какой ты сегодня злой. Что там случилось?

БЕРС. Не дали мне денег за работу по контракту.

МАДИНА. Почему?

БЕРС. На эту работу три рецензии надо было получить, и две из трех отрицательные.

МАДИНА. Почему? Правду они написали?

БЕРС. Ха! Правду! Если доктора и кандидаты пишут, все думают, что правда. Нет. Неправда.

МАДИНА. Тогда почему они пишут?

БЕРС. Пишут, чтобы мои дела в гору не шли. Оказывается, это я убил всех, кто у них умер. (Достает из папки рукопись, листает.) Можно было честную рецензию написать. Тут и тут неправильно, здесь поменять так, это убрать. А эти хоть бы что толковое сказали. Ничего конкретного не предложили, ничего не нашли, к чему бы придраться. Просто написали, что весь учебник целиком не годится.

МАДИНА (наставительно-попрекающим тоном). Ты не умеешь ладить с людьми. Все дело в этом.

БЕРС (вскакивает с места). Что я должен для них сделать? Руки целовать?

МАДИНА. Целовать не надо. Надо было заранее поговорить с теми, кто будет писать рецензию. Тогда бы они не были против.

БЕРС. Давай-давай, еще ты меня поучи. Да поговори я с ними хоть восемнадцать раз – ничего бы не изменилось. Это все из-за Барсугова. Он меня недолюбливает. Он против меня. А второй рецензент его боится, поэтому тоже написал отрицательную рецензию. Вот же мелкие людишки. Подсказать молодому ученому или другую помощь оказать они не умеют или не хотят. Только и знают, что ставить подножки. (Презрительным тоном.) Не могут справиться со своими мелкими душонками, тряпичными завистливыми сердечками. Ничего. Мы найдем тех, кто напишет хорошие рецензии. Тех, кто скажет правду. Есть такие, слава Аллаху. (Достает из кармана и протягивает деньги.) Купи вот, что нужно по хозяйству. Это мне в школе заплатили.

МАДИНА (смотрит на деньги). Больше не дашь?

БЕРС. Я на почте должен выкупить книги, присланные из Академкниги. Если они долго пролежат, то их обратно отправят.

МАДИНА (с глубоким вздохом). Ох! Так много тебе нужно этих книг. Лучше б ты себе брюки купил, чем эти книги.

БЕРС (сильно рассердившись). Мою работу можно делать и в одних штанах. А если нужной книги не будет, то и работа у меня не пойдет.

МАДИНА. Другие могут себе и книги, и брюки покупать.

БЕРС. Другие не могут хорошие статьи писать. Так устроено на свете: одним дается достаток, чтобы штаны покупать, а другим – разум и талант писать хорошие книги.

МАДИНА. Это же несправедливо.

БЕРС. Очень даже справедливо. Было бы несправедливо, если бы одному дали и брюки, и разум, а другому – ни брюк, ни разума.

МАДИНА. Ты обменял доллары?

БЕРС. Успеется. Ничего не стоит сходить на базар и обменять их. Я – на почту.

МАДИНА. Иди. Я пока обед приготовлю.

Берс уходит. Через некоторое время появляется Роза. Она дорого одета, на пальцах золотые украшения, на шее толстая золотая цепочка. В руках пакет с продуктами и женская сумка. Она заметно важничает.

РОЗА. Вы здесь хоть живы?

МАДИНА (не очень радостно). Живы. Добро пожаловать, девушка [11].

РОЗА (кладет сумки, садится на диван). О-о-х, какая жара. Устала. Вам вот не надо никого проведывать.

МАДИНА. Не успеваем...

РОЗА (с упреком). Конечно, ты не успеваешь. Только и знаешь, что убегать к родне от мужа. (О Берсе.) А где он сам?

МАДИНА. Перед тем как ты пришла, отправился на почту. Сейчас вернется. А как у вас? Есть ли новости?

РОЗА. Ничего. Как вы? Здоров ли мальчик?

МАДИНА. Здоров. Только плачет часто.

РОЗА. Чуть подрастет – не будет плакать. На кого он похож?

МАДИНА. Не знаю. Наверное, на отца.

РОЗА (язвительным тоном). Если похож на отца, значит, будет толковым человеком.

МАДИНА. Садись к столу. Пообедаем. (Начинает накрывать на стол.)

РОЗА (разглядывает посуду на столе, берет в руки чашку). Мама очень берегла этот сервиз, а ты им не дорожишь.

МАДИНА. Это все Берс. С малых лет, говорит, люблю эти чашки. Мы только этой одной и пользуемся.

РОЗА. Ты ее поставь в сервант. Одна разобьется – и нет сервиза. Подай из сумки рулет и печенье, я не могу вашу жареную картошку есть. Говорят, ты у своих гостила, целую неделю дома не была.

Садятся пить чай.

МАДИНА. Я уже вернулась.

РОЗА. Что вам мешает? Спорить вам здесь не с кем. Никто вам не мешает. Вас всего двое, и вы не можете себя прокормить. Стыдно перед людьми.

МАДИНА. Ты прекрасно знаешь, что делается в этом доме, девушка. Что это за жизнь, если нет денег купить самое необходимое, если есть нечего. Говорила, плакала – ничего не помогает. Вот я и уезжала.

РОЗА (саркастично). Прекрасно. Если в доме ни достатка, ни согласия – это совсем замечательно. (Услышав стук молотка слева.) Счастливые люди вовсю строятся и старое обновляют. А здесь никаких перемен. (Обводит двор пристальным взглядом.) Кроме того, что сделали наши отец и мать, ничего не добавилось, разве что убавилось. Разбитое стекло, некрашеные окна...

МАДИНА. На какие деньги красить?

РОЗА. Бедные вы, бедные. Что муж, что жена – как же вы похожи друг на друга! Если муж не делает, дорогая, надо самой делать. Посмотри на меня. Если бы я сидела и смотрела мужу в рот, я бы тоже жила в нужде.

МАДИНА. Только что-нибудь скажу – подожди, говорит, все наладится, сейчас тяжелые времена. Не всегда так будет, говорит.

РОЗА (передразнивая). Тяжелые времена. Для нормальных людей это подходящие времена, дорогая. Одни на хороших должностях работают и делают хорошие деньги, другие торгуют. А он? Что он делает? Разложил свои бумажки по всему столу, ведет заумные разговоры, работает, пишет, таким большим делом занят. Я волоса со своей головы не дала бы за такую работу.

МАДИНА (с иронией). Он не хочет нечистых денег.

РОЗА. Ангел нашелся. Ишь ты, деньги для него нечистые.

Появляется Саварби. В руках у него кинжал, завернутый в газету.

САВАРБИ (сходу, громко, шутливым тоном). О! Добро пожаловать! Сестренка, что это ты здесь скандал устроила? Ты теперь тут не живешь. Не имеешь права громко разговаривать. Могут и прогнать.

РОЗА (встает в знак приветствия). Крепким должен быть тот, кто меня выгонит.

САВАРБИ (идет с распахнутыми объятиями). Иди, иди сюда, дай тебя обнять, сестренка.

РОЗА (отталкивая). Уйди, недосуг мне шутки шутить.

САВАРБИ. А что случилось?

РОЗА. Ничего не случилось, единственное, что случилось, – нет у нас счастья.

САВАРБИ. Как это у тебя нет счастья? Муж генералом глядит, на иномарке разъезжает. Сама в золоте и шелке. Московскими товарами торгуешь.

РОЗА. Надоело уже об этом говорить. Кстати, как у тебя дела с Германией? Все получается с бумагами? Мой деверь тоже хочет уехать в Европу куда-нибудь.

САВАРБИ. Во вторник самолет в Москву. (Свистит.) Фьють! Хочу вам оставить Кавказ.

РОЗА. Правильно делаешь. Надо искать для себя счастье хоть под водой, а не сидеть возле печки.

САВАРБИ (Мадине). Налей-ка мне, братнина жена, стакан чаю. (Садится.) Куда Берс подевался?

МАДИНА (наливая чай). Скоро должен прийти.

САВАРБИ. Я должен ему отдать этот кинжал. Его дед носил еще до высылки. Одному человеку за триста долларов продал я кинжал. Но Берс был очень недоволен, поэтому пришлось обратно забрать, деньги назад отдать.

МАДИНА. Зачем он Берсу нужен?

РОЗА (недовольным тоном). Что не принесет пользы, то ему всегда нравится. (Тянется к кинжалу.) Дай.

САВАРБИ. Обозлился, кричал на меня: «Как ты мог продать дедушкин кинжал, когда он мне нужен?» Говорит: «Сколько заплатили за него, я тебе верну», – поэтому я забрал его.

МАДИНА. Ты хочешь за деньги ему продать кинжал?

САВАРБИ. Иначе не могу, дорогая. Не меньше трех тысяч долларов мне нужно, когда буду уезжать.

МАДИНА. Но откуда у Берса триста долларов?

САВАРБИ. Этого я не знаю. Сказал, что отдаст. Мне без разницы, пусть хоть Аллах бросит ему в дымоход.

РОЗА (разглядывая кинжал). Зачем он Берсу только нужен? С серебряным поясом ходит. (Качает головой.) И кинжал, наверное, хочет носить.

Из дома доносится плач ребенка.

МАДИНА (собираясь уйти в дом). Малыш плачет.

РОЗА. Ты здесь посмотри, я пойду туда.

МАДИНА (Саварби). Я не знаю, откуда он хочет взять триста долларов. Но скоро моя сестра замуж выходит.

САВАРБИ. Да? Чтоб Аллах дал ей хорошее место [12]. И замуж надо в свое время. (Увидев возвращающегося Берса.) Вот и Берс идет. (Вытянув наполовину, снова загоняет кинжал в ножны, протягивает Берсу). На, вот тебе кинжал. Можешь носить.

БЕРС (разглядывая кинжал как дорогую реликвию). Забрал у того, кому продал?

САВАРБИ. Очень трудно было. Сильно не хотел отдавать.

БЕРС (с удивлением). Хм! И ты хотел продать его за каких-то триста долларов…

САВАРБИ. Я это сделал, потому что положение безвыходное. Что поделаешь, если деньги срочно нужны.

БЕРС. Сколько бы за него ни давали, такую вещь можно продавать только чтоб не умереть с голоду. От нашего деда лишь кинжал и остался. Дом осетины разрушили после выселения [13]. Ничего уже нет. Ни одной фотографии, ни одной посудины, ни одной вещи не сохранилось. Вот этот серебряный пояс есть. Дед отдал его моему отцу, а от отца он мне достался. И еще кинжал. Эти вещи надо беречь, передавать из поколения в поколение.

САВАРБИ. Хочешь – потомству отдай, хочешь – выбрось. Деньги давай.

БЕРС. Мне должны были заплатить за работу. Но не заплатили.

САВАРБИ (торопливо перебивает). Если у тебя нет денег, зачем вся эта возня? Отдай кинжал обратно.

БЕРС (отступает на шаг назад. Смотрит на кинжал, потом на Саварби). Я не говорю, что денег нет совсем. Есть у меня двести долларов. Но в это воскресенье сестра Мадины выходит замуж. Мне надо потратить их на подарок.

САВАРБИ. Мы же договаривались о трехстах долларах.

БЕРС (засовывает кинжал за пояс). Трехсот долларов у меня нет, даже если продам собственную шкуру.

САВАРБИ (делает вид, что недоволен). Черт с ним, все равно ты бы не отстал. Давай двести.

БЕРС (берет из кармана деньги и протягивает их). Бери.

САВАРБИ (доволен, в шутку). Они не на Кавказе напечатаны? Ладно, я пошел. (Мадине, весело.) Братнина жена, чай у тебя отличный. (Уходит.)

МАДИНА (как только уходит Саварби, начинает греметь посудой). Доллары-то мы отдали. А что теперь с подарком будем делать?

БЕРС. Что Аллах даст, то и сделаем. Что Аллах даст.

МАДИНА. Вон, в доме Роза у нас.

БЕРС. Роза? Когда она появилась?

МАДИНА. Как только ты ушел. Целый час сидела, рассказывала, как она нами недовольна.

РОЗА (выходит из дома, Мадине). Иди к малышу. Я не могу его успокоить. Очень сильно плачет этот ребенок.

Мадина с обиженным видом уходит в дом.

БЕРС. Добро пожаловать, сестра! Давно ты здесь?

РОЗА. Аллах тебе даст добро. Довольно времени прошло, как я приехала. Устала я, в дом зашла, хотела мальчика успокоить и заодно отдохнуть.

БЕРС. Как дела? Идет ли торговля?

РОЗА. Торговля идет.

БЕРС. Садись, сейчас поедим.

РОЗА. Я чай выпила. (Садится на диван.)

БЕРС. Хорошо, что ты приехала. Мне срочно нужны двести долларов.

РОЗА. Даже не скажешь, что рад меня видеть.

БЕРС (начиная есть). Рад и этому. Почему же не рад.

РОЗА. Зачем тебе доллары?

БЕРС. Сестра Мадины замуж выходит. Мне подарок надо купить. Этот Саварби у меня двести долларов забрал за кинжал. У меня последние были.

РОЗА. Не надо тебе подарок покупать, ничего не надо делать.

БЕРС. Почему не надо? Насколько я знаю, еще не отменили обычай, по которому свояченице положено подарки вручать, когда она выходит замуж.

РОЗА (недовольным тоном). Если бы ты жил как люди, у тебя были бы деньги и на родню жены, и на все остальное.

БЕРС. Я и живу как люди. Что я делаю не как люди? Вперед спиной у меня походка? Или же вверх ногами я хожу?

Слева раздается стук топора.

РОЗА. Ты слышишь, топором стучат?

БЕРС. Слышу, конечно. Надоело уже. С утра до вечера с той стороны молоток, с этой стороны электропила. Большую пачку ваты извел, затыкая уши.

РОЗА. Это и есть твое несчастье. (Показывая пальцем из стороны в сторону.) Видишь, строится двухэтажный дом, вон там, видишь? А у тебя?

БЕРС. А что с моим домом не так? Крыша над головой есть, постель есть. Нормальный дом, который построил наш отец, дом, где все мы родились, выросли.

РОЗА. Открой глаза, эй!

БЕРС (вытаращив глаза и высунув язык). И что? (Серьезным тоном.) Эй, ты, кажется, специально приехала, чтобы ругаться.

РОЗА. Приехала. Мне тяжело, когда мне люди о вас рассказывают. Я на базаре услышала, что твоя жена на неделю от тебя к родителям убежала.

БЕРС (иронично). Если обо мне говорят на базаре, видно, дело плохо.

РОЗА. Это всё книги, которые ты читал. Прятался с малых лет на крыше и читал. Вот они сейчас и сказываются на тебе: разум переполнился.

БЕРС. Если бы ты читала, тебе они бы не помогли.

РОЗА. Слава Аллаху, ни одной не читала с рождения.

БЕРС (встает). Тогда какое наставление ты хочешь мне дать? Если не прочитала ни одной книжки?

РОЗА. Я в десять раз лучше живу, чем те, кто их читал. Мне они не нужны.

БЕРС. Хорошо. Ты не читала. А знаешь, что ты получила от книг?

РОЗА. Что получила?

БЕРС. Машину, на которой катается твой муж, сделали те, кто читал книги и учился. Нагревательный котел, который стоит у тебя дома, тоже они сделали. Если б не было тех, кто читает книги, у тебя на ногах были бы чувяки, и ты бы сейчас убирала навоз, повязав платком поясницу, а не сидела в шелковом платье и в золотых цепях, не учила меня жить.

РОЗА. У нормальных людей образованные в начальниках ходят, за ними по утрам приезжают служебные машины. А твоя учеба что принесла? Помнишь, как тяжело мы жили, когда ты учился? Твоя мать работала на стройке, чтобы дать тебе образование.

БЕРС. Помню. Поэтому и стараюсь не потерять того, что мне дала учеба, делаю все, что могу.

РОЗА. Это ты называешь стараться?

БЕРС. Послушай, эй! Одну хорошую книжку написать сложнее, чем построить двухэтажный коттедж. И у меня денег нет, чтобы строить большой дом.

РОЗА. Деньги надо делать так, как люди делают.

БЕРС. Мне некогда. Я не хочу всю свою жизнь положить на то, чтобы просто построить дом!

РОЗА. И вправду ненормальный.

БЕРС. Я дом построю! Когда-нибудь, когда будет возможность. Дом построить – это еще не всё. Но хоть сто книг напиши – такие, как ты, за человека не считают, если нет большого дома.

РОЗА. Тогда зачем нужна была эта учеба? Зачем корпеть над бумагами, зачем писать книги?

БЕРС (иронично). Чтобы построить большой дом, чтобы быть мужчиной, чтобы добыть много денег.

РОЗА. Да!

БЕРС. Много лет назад жил один человек, Тембот Беков [14]. Может, ты и не слышала про него.

РОЗА (отмахивается). Да ну его, кому он нужен.

БЕРС. Пять-шесть статей и несколько стихотворений он написал… Слушай!

РОЗА. Ну и что, что он написал?

БЕРС. В то время много кто еще жил. И обеспеченные были люди, и нет. Их все уважали, с ними считались. Очень были уважаемые люди. И про них все забыли. А имя Тембота и сейчас славно. Потому что у таких, как он, все богатство – это народное достояние, которое они создают. На таких я и равняюсь.

РОЗА (язвительно). Ха-ха-ха! На мертвых он равняется!

БЕРС (сердится). Не на мертвых, а на тех, кто создает вечные произведения для всего народа! Кто хочет, чтобы его народ жил лучше! Такие, как ты, думают, что нашу республику создали для того, чтобы они строили большие дома и набивали карманы. Но народ надо развивать через образование, через развитие экономики, науки, искусства. Иначе республику не сделаешь республикой. Трижды за шестьдесят лет ингуши оставались без крова. Если тебе нужен большой дом – строй! Но меня оставь в покое. Не лезь ко мне со своими обывательскими разговорами. И я бы не отказался от большого хорошего дома, если бы была возможность. Но даже если бы с небес дождем сыпалось золото, все равно были бы бедные люди. Все не могут строить особняки. Кто-то должен возделывать поля, пасти стада, изготавливать одежду. Владельцы больших домов – еще не весь народ. Врач должен быть врачом, ремесленник – ремесленником.

РОЗА (смягчившись). Из тебя не выйдет ни врача, ни ремесленника.

БЕРС (видя, что одержал верх в споре, более мирно). Из меня выйдет мулла. Давай сюда двести долларов.

РОЗА. Не дождешься. Иди, проси у своего Тембота. Я эти доллары тяжело зарабатываю. Из Москвы тащу груз, который не всякий мужчина поднимет. Целыми днями сижу на базаре. Ты не хочешь понять, о чем тебе говорят. Ты только себя считаешь умным. В доме твоем нечего нормально поесть, жена с младенцем на руках убегает к родителям. Очень умный мужчина! Я ухожу отсюда! Живи как хочешь. (Хватает сумку и направляется к воротам.)

БЕРС. Иди, иди, смотри на мир со своего второго этажа. (Уходя, Роза спотыкается о пень, чуть не падает. Берс смеется.) Когда-то это была коновязь, за которую наш дед коня привязывал. А сейчас ослы тут спотыкаются.

Из дома выходит Мадина. Берс поворачивается к ней и, подбоченясь, смотрит на нее, как бы говоря: «А ты что скажешь?»

МАДИНА (в сердцах). Ему хоть бы что. Ну как здесь жить?! Как?!

БЕРС. Как жить? А припеваючи!

МАДИНА. С чем ты хочешь ехать на свадьбу? С кинжалом, который носил твой дедушка?

БЕРС (кричит на нее). Молчи! Я этот кинжал в чужие руки не отдам, даже если твоя сестра замуж вовеки не выйдет.

МАДИНА. Она-то выйдет, даже если ты на свадьбе вовсе не появишься. Я просто хочу, чтобы тебя уважали.

БЕРС. Хорошо же мне, эй! Все вокруг боятся, что меня не будут уважать. Брат меня устраивает на работу, чтобы я построил большой дом. Жена хочет, чтобы я продал кинжал, оставшийся от деда, и купил подарок ее сестре, которая выходит замуж, – это делается тоже для моего блага. Только я один не хочу, чтобы меня уважали. Глупый я человек! Меняй каждый день костюмы, разъезжай на служебной машине; в один карман клади зарплату, в другой – взятку. Живи себе припеваючи. А я, болван, если в этом году шапку купил, на следующий год пальто купить не могу. Хожу по пыльным улицам с блокнотом в руках и записываю ингушские обычаи у стариков, которые одной ногой в могиле. (Вскидывает вверх руки.) Черт бы побрал все это!

Мадина, как побитая, уходит в дом. Сцена темнеет.

 

Картина 3

Время ближе к вечеру. Мадина ходит взад-вперед под навесом с плачущим ребенком на руках.

МАДИНА (укачивая ребенка). Перестань же, перестань!.. Тоже начал сегодня, как назло. А-а-а-а-а! Надоело все! Надоело! (Увидев возвращающегося Берса, торопливо спрашивает.) Нашел деньги?

БЕРС (садится). В три места ходил – никто не захотел одалживать.

МАДИНА. Как не захотели?

БЕРС. А вот так. Понимаешь, джигиту, у которого ничего нет, кроме одних брюк, никто не хочет давать деньги в долг в этой Назрани.

МАДИНА. Не хотят, потому что ты не сможешь вернуть долг. Но ты же говорил, что займешь у Хож-Ахмеда?

БЕРС. Не смог его найти. Дома его нет и на рынке тоже. Эй, а нельзя ли нам этот подарок потом купить?

МАДИНА. Как ты купишь потом? Разве можно так? Как ты думаешь, что будет потом?

БЕРС (сердится). Потом в Америке какой-нибудь миллионер умрет. Разделит один из своих миллионов между любимой кошкой и ингушским этнографом, который остался без средств на подарок свояченице в день ее свадьбы.

МАДИНА (как бы про себя). Разговаривать-то мы умеем… (Громче.) А брат что тебе сказал?

БЕРС. Я тебя устроил, говорит, на хорошую работу. Просил об этом одного человека, Хумпарова, думал, будет как у людей. А ты встал в позу, из принципа отказался. Из-за тебя я с Хумпаровым поссорился, говорит. Ни одной копейки, говорит, тебе не дам. Понимаешь, если бы я стал работать за мертвых душ Хумпарова, я был бы хорошим человеком. И при этом получал бы десять тысяч рублей, работая за троих. А Хумпаров за своих мертвых душ семьдесят тысяч получает, помимо всего прочего, что он там имеет.

МАДИНА. Почему ты стараешься быть честнее всех?

БЕРС. Такой я человек! Эй! Дерево деревянное, камень каменный. А я – вот такой вот человек.

МАДИНА. Да хоть какой…

БЕРС. Лишь бы не мой, да? Это хочешь сказать? Говори.

МАДИНА. Хочу. И я хочу…

БЕРС. Жить, как люди живут.

МАДИНА. И мне хочется....

БЕРС. Чтобы твою родню уважали. Чтобы в доме достаток был. Чтобы муж всем…

МАДИНА. …обеспечивал.

БЕРС. Понимаю я, Мадина, понимаю. Все я понимаю. Только никто не хочет понять меня.

Во двор входит нищий.

НИЩИЙ (протягивая раскрытую ладонь). Бисмилахиррохманирохим, ради Аллаха... Подайте...

На нищего никто не обращает внимания.

МАДИНА. Ты не понимаешь. Если бы понимал, все у нас было бы как у людей. А ты хочешь всех на свете поучать, только делать ничего не хочешь.

БЕРС. Я же тебе сказал, сейчас трудное время у нас. Так получилось. Потерпи. Не всегда будет так. Скоро исправятся наши дела.

НИЩИЙ. Ради Аллаха. Подай...

БЕРС (Мадине). Дай ему, если у тебя есть, рубль!

МАДИНА. Я домой уезжаю. (Нищему.) Он хозяин, у него проси. (Берсу.) Когда у тебя закончится трудное время, сообщишь.

БЕРС. Говоришь, уезжаешь? Который раз ты уезжаешь?

НИЩИЙ. Подай...

БЕРС (нищему). Да подожди ты! (Мадине.) Я тебя просил возвращаться?

МАДИНА. Нет. И больше не вернусь, пока за мной кто-нибудь не приедет. Я возвращалась потому, что у меня сестра замуж выходит. Хотела, чтобы зять сделал все как положено. (Уходит в дом, взяв на руки ребенка, который все время, пока они ругались, плакал.)

БЕРС (нищему). Слушай… (Выворачивает карманы, трясет пустым портмоне.) Видишь – ничего нет. Хочешь, черешни дам?

НИЩИЙ. Саха, саха[15]. Десять рублей дай. Черешня – нет.

БЕРС (по-русски, с азиатским акцентом). Тебе рубль давай, жене рубль давай. Где я столько рубль возьму? (Показывая в разные стороны). Вон двухэтажный дом. Вон второй. Туда иди. Там проси.

НИЩИЙ. Туда ходил... сюда ходил... Не дал, прогнал.

БЕРС. Давай вместе пойдем. (Тянет нищего за рукав.) Будем саха просить. Я тоже бедным стал. Жена убегать стал. Кушать ничего нет.

НИЩИЙ. Брат? (Останавливается, показывает пальцем на войлочную шляпу, висящую под навесом.)

БЕРС. Чего?

НИЩИЙ. Вот эта шапка возьми.

БЕРС (непонимающе). Ну, взял.

НИЩИЙ (показывает пальцем на свою голову). Мине на голова положи.

БЕРС (надевает шляпу на себя). Эта шапка свой голова есть. Иди. Иди. Рубль нет! Шапка нет! Черешня есть!

НИЩИЙ. Э-э-э, зачем черешня? Рубль давай. Шапка давай.

Мадина быстрым шагом выходит из дома. С ребенком на руках и сумкой она идет в сторону ворот.

БЕРС (Мадине, язвительно). За мальчиком хорошо смотри! Он будет носить дедушкин кинжал. (Нищему.) Слушай, у тебя жена есть?

НИЩИЙ. Есть, есть. Таджикистан дом есть, жена другой село просит.

БЕРС (хватается за кинжал, идет на нищего, грозно сверкая глазами). А у меня ничего нет. Только кинжал. А если не уйдешь – тебе башка нет! Хочешь?

НИЩИЙ (пугается). Аллах! Аллах…

БЕРС. Иди домой! Таджикистан иди!

Нищий убегает за ворота. Берс садится, обхватывает голову руками и некоторое время сидит так. В саду начинает петь иволга. Берс встает с места и начинает читать печальные стихи.

Птичка запела в саду золотая:
«Мир так чудесен! Давай улетим!»
Утренней песней жизнь восславляя,
Манит, зовет меня пеньем своим.
Нет, золотая, сказал я печально,
Пламя сожгло мои крылья, но ты
Не улетай, моя греза и тайна,
Дай не забыть мне о чуде мечты…

БЕРС (сам с собой). Надоело это все, надоело. Брошу к черту! С таким трудом все делается, а никому не нужно.

Проходит в сад, к своему рабочему столу. Берет со стола папки с работой, читает надписи на папках и снова бросает на стол.

«Социокультурный уклад ингушей?» Не нужно! «Полевые работы?» Не нужно! «Обряд сватовства и свадьба?» Не нужно! Это не нужно! И это! Мне не нужно! Людям тоже не нужно. Бумагу выброшу. Отложу перо. Построю себе большой дом, сяду на самый верх и буду свысока смотреть на всех. Вот тогда буду настоящим мужчиной. Буду зажиточным хозяином. Барином буду.

Берет папку под мышку. Проходит во двор. Бросая страницы по одной, начинает лихо отплясывать лезгинку. Сцена темнеет. Под навесом загорается лампа. За столом, уронив на него голову, сидит Берс. Перед ним стоит чаша с черешней и пустая бутылка из-под водки, рядом лежит кинжал. У старого пня лежит лопата. Появляется Хож-Ахмед.

ХОЖ-АХМЕД (берет в руки кинжал, разглядывает его, кладет обратно). Ассалам алейкум!

БЕРС (поднимает со стола голову, лениво). Ва алейкум ассалам! А, это ты…

ХОЖ-АХМЕД. Что у тебя нового?

БЕРС. Ничего, кроме расстройства. В активе пятнадцать рублей с мелочью и офицерская стадия опьянения, в пассиве – сестра моей жены, что выходит замуж, и жена, убежавшая к родителям.

ХОЖ-АХМЕД. Страшное дело. Тебе ничего не остается, кроме как выпить бутылку водки и заколоться этим кинжалом.

БЕРС. Если принесешь еще водки, мы это сделаем.

ХОЖ-АХМЕД (ест черешню). Хорошая черешня.

БЕРС. Ахмед, как ты считаешь, что мы с тобой делаем?

ХОЖ-АХМЕД. О чем ты?

БЕРС (встает). Как это о чем? Я говорю о моей работе, о твоей работе. Ты же пишешь стихи, занимаешься топонимикой.

ХОЖ-АХМЕД. Хорошее дело. Нужное для нашего народа.

БЕРС. А где этот народ? Кто он? Старик Абдул, который всем обеспечен, у которого сыновья на неплохих должностях работают – а он готов обежать все село, только чтобы выпросить мешок муки? Или мой двоюродный брат Саварби, который готов за три рубля продать дедовский кинжал и уехать за границу? Может, народ – это ты? Или я?

ХОЖ-АХМЕД. Все вместе, конечно.

БЕРС. Если подумать, я свои исследования проводил не для народа. Просто с малых лет книги читал. Когда-то хотел быть писателем.

ХОЖ-АХМЕД. Та работа, которую ты делаешь, лучше любого романа.

БЕРС (не слушая его). Ты видишь вон ту яблоню?

ХОЖ-АХМЕД. Хорошее дерево.

БЕРС. На нее я залезал в детстве, прятался, чтобы никто не видел, и читал книги. Когда кто-то звал меня, чтобы я помог по хозяйству, я не отвечал, сидел и читал… Вот уже десять лет, как я работаю над своим исследованием. Десять лет! Все думаешь, вот-вот легче станет, вот-вот арба на гору пойдет [16]. Ты знаешь, сколько я трудился. А для чего? Зачем оно мне? Что я получил? Брат от меня отрекся. Сестра меня болваном обозвала, обругала и ушла. Жена заплакала и убежала. (Подходит к старому пню, берет в руки лопату.) Сейчас я выкорчую этот пень. Когда-то это была акация. Потом она стала коновязью, за которую привязывал коня мой дед. Он в Казахстане умер от тифа. Говорят, он бредил в горячке, звал своего коня, на котором ездил лет за двадцать до высылки. «Йоргаш!» – кричал он коню, звал его в бреду. Этого Йоргаша привязывали к коновязи, бывшей акации. Теперь от нее остался только пень. Крепкое дерево акация. Видишь, пень до сих пор еще какой крепкий. От моего деда, кроме этого пня, серебряного пояса и кинжала, ничего не осталась. А сейчас и его не будет. Он людям мешает: спотыкаются, падают. (Кладет лопату на землю, садится рядом.) Мой дедушка (улыбается), говорят, был большим артистом. Он мало интересовался покосом, пахотой – зато любил танцы, гармонь, джигитовку. Дед уже взрослым мужчиной был, ему было лет за сорок, а молодежь все звала его на вечеринки, танцы. Он тамада был хороший. Однажды за ним верхом заехала компания молодежи. Они собирались на вечеринку в дальнее село. Дед сказал: «Не поеду я, джигиты, бурка у меня старая». Но те настаивали: «Лорс, о чем ты? Какая бурка? Поехали! Без тебя вечеринка не вечеринка». Уговорили. Поехал дед в старой бурке. На околице села, куда ехали, дед сбросил бурку в снег и поехал дальше в одной черкеске. Три дня и три ночи сидели они в гостях. Пили, ели, веселились. Потом, когда начали собираться домой, мой дедушка говорит: «Бурка моя куда-то пропала. Нет бурки». И хозяин ему свою новую бурку отдает: «Надевай эту, Лорс, и езжай спокойно». Вот так с новой буркой мой дед вернулся домой. Артист был. Настоящий артист. Чтобы не потерялось то, чем наши предки жили, я и работал. Расспрашивал тех, кто помнит старые времена. Записывал, что они рассказывают. Хотел запечатлеть их время, узнать о прошлом у стариков, пока они живы. А теперь конец. Все кончено. Никому ничего не нужно. Баста! Пусть все, что я сделал, пойдет прахом.

ХОЖ-АХМЕД. Ты серьезно говоришь или шутишь?!

БЕРС. Тот, кого ведут на расстрел, правду говорит?

ХОЖ-АХМЕД. О чем ты? Где рукописи, которые ты готовил?

БЕРС. От них один пепел остался. Я их разбросал по двору, сказав на прощание: «Взлетайте с ветром до неба, идите с водой на дно» [17].

ХОЖ-АХМЕД. А я тебе принес две положительные рецензии, их уважаемые профессора написали.

БЕРС. Ты про учебник? Ему тоже огонь написал рецензию. Я никогда не видел, чтобы бумага так хорошо горела. Другие рецензии не нужны. Спасибо. Дай Аллах тебе долгих лет жизни.

ХОЖ-АХМЕД. Вообще-то твою работу высоко оценили.

БЕРС. На небо ушла эта работа. Сейчас она там летит. (Смотрит вверх.) Ау-у… Где ты, моя работа?

ХОЖ-АХМЕД. Завтра мы идем в министерство. Отнесем рецензии. И деньги получим. Я уже договорился.

БЕРС. Рецензии ты покажешь, а саму работу?

ХОЖ-АХМЕД. Ты не отдал ее, что ли?

БЕРС. Я же тебе говорю, что всё сжег. Я домой приносил эту рукопись.

ХОЖ-АХМЕД. Что?! И монографию, и рукопись учебного пособия ты сжег?

БЕРС. Да! Сжег. Пеплом к небу пустил всё.

ХОЖ-АХМЕД. Очень красиво.

БЕРС. Правда?..

ХОЖ-АХМЕД. «Язык, история, литература, живопись – все это у нас на отсталом уровне. Много над чем надо трудиться», – не ты ли это говорил?! Как ты мог все сжечь?!

БЕРС. Никому ничего не нужно. Ты слышал такую поговорку: «рассказывать сон ослу»? [18] Вот это оно и есть. Зачем рассказывать свои сны ослу? Ослу только его репейники нужны, ничего больше. Моя работа никому не нужна. Никто не поддерживает, не помогает, все только мешают. И я всем мешаю.

ХОЖ-АХМЕД. Я же есть у тебя. Есть и другие.

БЕРС. Тебя самого некому поддержать.

ХОЖ-АХМЕД. Твое имя еще никому не известно, тебя не знают. Ты не умеешь правильно подать то, что сделал.

БЕРС. Знают. Знают. Просто никому ничего не нужно. Сумасшедшим считают. И что значит «не умеешь подать»? Я не девушка, которая пудрится и красится, чтобы понравиться ухажерам, а ученый. Нет, рано еще, не доросли.

ХОЖ-АХМЕД. Сегодня как раз не рано. Как раз сейчас и нужна такая работа. Такое исследование о старых ингушских временах еще ни один ингуш не проводил. Самая большая благодарность достается от народа тому, кто идет первым.

БЕРС. Не надо мне этой благодарности. Слишком трудно ее заслужить. Я не герой. Я хочу жить как люди. На свадьбах, на похоронах бывать. Кормить свою семью. Дом строить. Детей растить.

ХОЖ-АХМЕД. Да будет все это у тебя. Надо просто немного подождать.

БЕРС. Подождать? Ты знаешь, сколько лет я себя обманываю этим «надо подождать»? Я всегда лучшим учеником был. Как только закончил школу, поступил в институт, потом аспирантура, научная работа… Еще в школе в нашем классе был мой однофамилец, который двух слов связать не мог. Десять лет назад, когда я начал свои исследования, он стал возить шубы в Сибирь. Сейчас у него в Назрани два магазина, большой дом построен. А что у меня, ты сам видишь: когда есть сахар, чая нет, а когда есть чай, нет сахара. Брату и сестре я не нужен. У них есть богатство, а у меня нет. Они стыдятся, что я их брат. Говорят, что я (передразнивает) «запустил отцовский двор».

ХОЖ-АХМЕД. Хорошо. И что ты намерен делать?

БЕРС (криво ухмыляется). Даже не знаю. Для начала уберу этот пень. Потом... Будь это лет сто назад, глиняные кувшины стал бы делать или же из прутьев корзинки плести – что-нибудь такое, что хлеб дает. Займусь чем-нибудь. Может, торговать стану. Слушай, а может, мне следующей весной гектара два сорго [19] посадить? Буду веники вязать.

ХОЖ-АХМЕД (встает). Твои работы – и учебное пособие, и монография, за исключением последней главы, – сохранены у меня в компьютере, ты об этом знаешь? То, что ты говоришь, просто пьяная болтовня. Рецензии я завтра отнесу, пойдем вместе получать деньги по контракту в министерстве.

ХОЖ-АХМЕД уходит. Берс начинает копать и находит глиняный кувшин.

БЕРС (с пьяной ухмылкой). Ох! Кувшин. И тяжелый же он. Может, наш дед клад в нем закопал?

На сцене темнеет.

 

Картина 4

Та же декорация. В центре сцены лежит пень корнями вверх. Во дворе появляется Абдул. Его глаза жадно шарят по сторонам. Вдруг видит стоящий на столе глиняный кувшин. Абдул воровато оглядывается и тихо подкрадывается к столу.

АБДУЛ. Кувшин! Не тот ли самый? (Тянется рукой к кувшину. Из дома выходит Берс.)

БЕРС (важно, громким голосом). Добрый день, Абдул!

АБДУЛ (словно обжегшись, отдергивает руку, говорит заискивающе). Живи долго, мальчик. Живи долго.

БЕРС (берет кувшин в руки, набрасывает на него накидку). Что-то случилось?

АБДУЛ. Да так, проходил мимо, зашел.

БЕРС. Это хорошо.

АБДУЛ. Родственница ваша, говорят, замуж выходит.

БЕРС. Какая родственница?

АБДУЛ. Сестра жены твоей… Мадины!

БЕРС. Такое дело, если правду говорить, есть.

АБДУЛ. Я что хочу сказать… У тебя же... ни отца, ни брата отца, ну, из старших никого... никого нет же...

БЕРС. Все ушли в мир иной.

АБДУЛ. Да. Да. Хорошие были люди. Я же с ними вместе в одном доме рос.

БЕРС (нарочито удивленно). Вместе, говоришь? Раньше я от тебя такого не слышал.

АБДУЛ. Да как же не слышал? Я часто ведь рассказывал.

БЕРС. Не помню.

АБДУЛ. Что я хотел сказать… У тебя же из старших никого нет, кто был бы перед тобой на свадьбе. Поэтому я пришел. Родня жены – это большое дело, их надо уважить. Надо поехать на пяти-шести машинах. Тогда это будет красиво, почетно для них и для нас. Я пришел, чтобы тебе это подсказать.

БЕРС. Думаю, не стоит. Я один поеду туда.

АБДУЛ. Не поедешь, пока я жив. Это некрасиво. Ты бродяга, что ли, без роду без племени? Поедем внушительно, представительно. Это будет почетно для тебя, для твоей родни. Они потом к нам будут относиться с уважением.

БЕРС (нарочито благодарным тоном). Воллахи, Абдул! Ты мне оказываешь большую честь.

АБДУЛ. Ну, ну! Если я этого не сделаю, какой тогда я родич. Я с вашим отцом много хлеба-соли ел. (Шутливо грозит пальцем, улыбаясь.) Ты не пытайся отдалиться от меня, от своего дяди. (С загадочным видом.) Эээ... а что это за кувшин, который ты в руках держишь?

БЕРС (как о какой-то безделке). А! Это кувшин, который я в огороде нашел. Хочу в музей его сдать.

АБДУЛ (медленно приблизившись, на ухо, заговорщицки). Правда, что я слышал, эй?

БЕРС. Что слышал?

АБДУЛ. Клад... Говорят, ты клад раскопал?!

БЕРС. Что за языки у людей!

АБДУЛ (прижимаясь к Берсу вплотную). Пусть твой Ади умрет (бьет себя в грудь, показывая, кого имеет в виду), если не скажешь правду.

БЕРС. Нет! Нет же! Это чья-то выдумка. Что за клад? Откуда здесь клад?

АБДУЛ. Наш мальчик вчера говорил.

БЕРС. Что он говорил?

АБДУЛ (смеется). Хи-хи-хи. Говорит, ты был здорово пьян вчера ночью. Будто ты во дворе клад нашел. А? Нашел ты? Пусть умрет твой Ади, если не скажешь правду!

БЕРС (шумно вздыхает). Уф! Ты старик, которого я очень люблю, Абдул. Никому не рассказывал, ни одному человеку не говорил. Но тебе не рассказать не могу. (Оглядывается по сторонам, будто боясь, что кто-то услышит, затем негромким голосом начинает рассказывать, жестикулируя.) Вчера это было. Стал я выкорчевывать этот пень. Лопатой я его копал, ломиком пытался сдвинуть. Корни у него очень толстые. Раскапывая землю вокруг корней, на пару штыков я углубился. (Прервав рассказ, широко открывает глаза, показывая потрясение.) И вдруг… во что-то твердое уперлась моя лопата! С таким звуком: «вжик». Сначала мне показалось, что это камень. Черт бы тебя побрал, думаю, что ты здесь оказался. Выкопал и достаю… (сдернув с кувшина накидку, ставит его на стол жестом фокусника) вот этот кувшин! Взял в руки, чувствую: внутри что-то есть, потому что тяжелый он – не меньше десяти кило.

АБДУЛ. Остопируллах! [20]

БЕРС. Сверху земля, а под ней тряпка.

АБДУЛ. Больше ничего не было?

БЕРС. Погоди, дослушай. Вытащил я тряпку. Перевернул кувшин, стал вытряхивать то, что внутри, изо всех сил… Золотые монеты! Николаевские червонцы как начали сыпаться оттуда!

АБДУЛ. Аллах! Аллах!

БЕРС. Каково? А? Кому повезло? Мне, у которого дома нормально поесть нечего!

АБДУЛ (жадно). Сколько было? Сколько?

БЕРС (изменившимся тоном, с большой важностью). Закрыл я ворота на засов, занес домой, шторы на окнах сдвинул. Посчитал – ровно три тысячи золотых червонцев.

У Абдула от внезапной слабости подгибаются ноги, он медленно садится, ухватившись за стол.

АБДУЛ (упавшим голосом). Куда? Куда ты их дел?

БЕРС. Спрятал так, чтобы никто не смог найти. (Протягивает золотой червонец.) Смотри, вот один из них.

АБДУЛ (хватает, пробует на зуб). Клянусь могилой отца, чистое золото!

БЕРС (быстро выхватив червонец из рук Абдула, кидает себе в карман, прикладывает палец к губам). Т-с-с. Людям нельзя об этом говорить. Если власти узнают – только четвертую часть оставят, остальное заберут!

АБДУЛ. Ни слова не выйдет из этого рта, ни слова. (Шепчет на ухо.) Мальчик [21], а куда ты их спрятал?

БЕРС (с подозрительным видом, недовольным тоном). Тебе это зачем нужно, Абдул?

АБДУЛ. Нет, нет... мне не нужно. Это самое… жены же твоей нет дома?

БЕРС. Нет.

АБДУЛ. Опасно тебе с таким богатством в этом дворе одному сидеть.

БЕРС (отмахивается). Я никого не боюсь.

АБДУЛ. Нельзя так.

БЕРС. Я их положил туда, где никто не найдет.

АБДУЛ. Эй! А сам ты знаешь, где они лежат?

БЕРС. Я – знаю.

АБДУЛ. Раз знаешь – что, если, не дай Аллах, нехорошие люди ночью ворвутся и потребуют у тебя золото, будут тебя пытать? Тогда что?

БЕРС (хватается за рукоять кинжала). У меня есть кинжал!

АБДУЛ. Что кинжал? У меня есть ружье. Я к тебе буду приходить, чтобы охранять тебя.

БЕРС. Верно. Нельзя сказать, что они до этого не додумаются.

АБДУЛ. Я о том и говорю. Буду приходить с ружьем.

БЕРС. Не стоит. Правда, не стоит.

АБДУЛ. Конечно, приду. Время сейчас не самое спокойное, сам знаешь. Иногда и людей крадут, если узнают, что есть чем поживиться. Я тебе не дальний родственник. Между мной и отцом твоим только девять колен. Я тебе близкий человек. Зачем нужны родичи, если в такое время не поддержат? Ну, я пошел. Соберу людей, чтоб на свадьбу ехать. Надо поехать с хорошей силой [22].

БЕРС. Сейчас у меня и денег нет, чтобы ехать на свадьбу.

АБДУЛ. Деньги есть, деньги будут. Десять тысяч хватит?

БЕРС. Десять тысяч? Наверное, хватит.

АБДУЛ. Столько у нас в доме есть. И сыновей надо с работы вызвать. Всем из нашего рода я сам скажу. Я-то с твоим отцом как родной брат был. (Направляется к воротам.)

БЕРС (вдогонку). Абдул! Что я хотел сказать: ты мне такую родственную поддержку оказываешь – я этого не забуду. Я с тобой поделюсь из того клада, что нашел.

АБДУЛ (оборачивается). Ты правду говоришь? А?! Правду говоришь?

БЕРС. Во вторник к полудню приходи.

АБДУЛ (возвращается, кидаясь в объятия). Дай Аллах тебе долгую жизнь! Я знал, что внук Лорса Абзоева таким будет.

БЕРС. А Саварби, мой брат двоюродный…

АБДУЛ. …Хороший человек.

БЕРС. Нехороший он мужчина!

АБДУЛ. Да! Хуже него женщина не рожала!

БЕРС. Он с меня за кинжал, что носил наш дед, деньги взял.

АБДУЛ. И-и-и! Чтоб его Аллах...

БЕРС. Что я хочу с тобой поделиться, ему не говори. Я ему ни копейки не дам.

АБДУЛ. Не давай ему. Полкопейки не давай.

БЕРС. А сейчас иди.

АБДУЛ. Пойду соберу людей, чтобы родню Мадины удивить.

Абдул уходит, едва не сталкиваясь с Саварби, который как раз входит во двор.

САВАРБИ (Берсу, глядя вслед только что ушедшему Абдулу). Этот старый лис что здесь делает? Ходит вечно, что-то вынюхивает, высматривает.

БЕРС. Он по делу приходил. А ты зачем пришел? Что-нибудь случилось?

САВАРБИ (садится на диван под навесом, пристально смотрит с видом человека, который хочет что-что выведать). Берс, правда ли это?

БЕРС. Правда, правда.

САВАРБИ. Да-а-а, двоюродный брат, называется. Я ничего не знаю, а все село уже болтает.

БЕРС (удивленно). Село? Кто-то, наверное, видел меня в ту ночь.

САВАРБИ. Много денег-то?

БЕРС (протягивает червонец). Таких три тысячи червонцев.

САВАРБИ (берет монету, утирает лицо платком). Это же чистое золото! А где остальные?

БЕРС. Положил туда, где никто не отыщет.

САВАРБИ. Где ты их нашел?

БЕРС. В земле под этим пнем, вот в этом кувшине.

САВАРБИ. У нашего деда не было таких денег. Откуда они взялись?

БЕРС. Я думал об этом. Знаешь, наверное, откуда?

САВАРБИ. Откуда?

БЕРС. До выселения наш дедушка скрывал от властей одного богатого черкесского князя. Может, этот князь их закопал. Я слышал от отца, его потом убили в НКВД. Наверное, это его деньги.

САВАРБИ. А почему о золоте никто не спрашивал со стороны князя?

БЕРС. Не осталось, видимо, никого, не было потомков.

САВАРБИ (напряженно думая). Три тысячи червонцев… Если каждый червонец продать хоть за двадцать тысяч рублей… (Хватается за голову.) Это же шесть миллионов!

БЕРС (самодовольно). Да, около того.

САВАРБИ (протягивает деньги). На, возьми.

БЕРС. Что это у тебя?

САВАРБИ. Это те двести долларов, которые ты отдал за кинжал.

БЕРС (возвращает). Забери, не надо. У меня теперь много денег.

САВАРБИ. Я их не возьму! Как я могу взять деньги у двоюродного брата за дедовский кинжал?

БЕРС. Тебе на дорогу понадобятся.

САВАРБИ. Я вот подумал: а что, если не ехать?

БЕРС. Тогда даже не знаю. Деньги-то мне не помешают, сколько бы их ни было.

САВАРБИ. Не хочу я уезжать. Мне ведь уже за сорок. Что мне там делать? Еще и жену с детьми забирать с собой. Зачем в мои годы оставлять родные места, дом, дорогих людей? Есть где жить, есть и кусок хлеба. Что мне еще надо?

БЕРС. Нет, нет! Ты поезжай. Что ты будешь делать, если останешься? Здесь-то ты никогда не разбогатеешь.

САВАРБИ (нерешительно). Ну, варианты и здесь имеются. Мне бы десять тысяч долларов – лес возил бы в Сибирь: туда чинару, оттуда сосну строительную. Торговлей бы занялся.

БЕРС. Десять тысяч долларов? Где ты возьмешь такие деньги?

САВАРБИ (просительно). Если бы ты поделился тем, что нашел... Мой отец ведь тоже жил в этом дворе. Ты же сам говорил... деньги...

БЕРС (перебивает). Какие деньги?

САВАРБИ. Те деньги, которые ты в земле нашел. Ведь мой отец тоже жил до выселения в этом дворе…

БЕРС (с видом человека, внезапно о чем-то вспомнившего). Ах да! У меня же теперь денег, как четок у Цуги [23]. Я обязательно поделюсь с тобой. Только никому не говори об этом.

САВАРБИ (радостно). Я понял! Понял. Если кто услышит, что ты мне дал долю, просящих и обездоленных много набежит.

БЕРС. Я поэтому и говорю.

САВАРБИ. Эй! А эта лиса старая, Абдул, он что-то унюхал здесь? Не давай ему ни копейки.

БЕРС. И полкопейки не дам. Забеспокоился он, видите ли, о визите на свадьбу моей свояченицы.

САВАРБИ. Свадьба твоей свояченицы?

БЕРС. Да. Он сказал, что мигом соберет людей, машины. Он по этому делу сейчас приходил.

САВАРБИ. А какое ему дело до нашей свадьбы? Почему он должен управлять всем? Нет, людей соберу я. Машины тоже сам найду. (Протягивает деньги.) Бери, бери. Сходи и купи хороший подарок. Она же сегодня выходит замуж?

БЕРС. Да.

САВАРБИ. Я приду с людьми. Подарок купим, когда поедем. Ты новый зять. Тебе нельзя ехать на свадьбу без хорошего подарка.

Появляется милиционер.

МИЛИЦИОНЕР. Ассалам алейкум!

БЕРС. Ва алейкум салам.

МИЛИЦИОНЕР (не дожидаясь приглашения, проходит к дивану под навесом, садится, взглянув на Саварби. Обращается к Берсу). Я должен поговорить с тобой наедине.

САВАРБИ (милиционеру). Говори при мне! Что он, что я – мы одно целое. Мы братья.

БЕРС. Ты иди, Саварби, иди.

САВАРБИ (тоном самопожертвования). Если надо, я останусь.

БЕРС (Саварби). Нет, нет. Ты иди, позаботься о нашем деле.

(Саварби уходит.) Ну, говори. Кто-то опять залез во двор Марии Матвеевны?

МИЛИЦИОНЕР (показывая на кувшин). Можно посмотреть?

БЕРС. Можно.

МИЛИЦИОНЕР. Что это?

БЕРС. Глиняный кувшин кустарного производства. Произведен неизвестным мастером в Дагестане в конце девятнадцатого века. Объем три литра. Использовался для хранения молочных и кисломолочных продуктов.

МИЛИЦИОНЕР. Откуда он?

БЕРС. Позавчерашней ночью, выкапывая этот пень вот этими руками, я его достал вон из той ямы.

МИЛИЦИОНЕР. Что в нем было?

БЕРС. Земля в нем была.

МИЛИЦИОНЕР. Не будем дальше тянуть. Я знаю, что этот кувшин был набит золотыми монетами.

БЕРС. Это неправда.

МИЛИЦИОНЕР. Это правда. Ты позавчера ночью был пьян, стоял в центре села. У тебя были золотые деньги, ты их показывал парням. И ты рассказывал, что нашел во дворе клад.

БЕРС. Хорошие у тебя осведомители, хоть работаешь недавно.

МИЛИЦИОНЕР. Бывший участковый мне полностью передал все свои дела. Ну так ты догадываешься, зачем я пришел?

БЕРС. Чтобы войти в долю.

МИЛИЦИОНЕР. Правильно. Сейчас правильно думаешь.

БЕРС. После того как я нашел клад, много товарищей у меня появилось.

МИЛИЦИОНЕР. Люди – дело хорошее. Чем больше друзей, тем лучше. А ты знаешь, что тому, кто нашел клад, по закону положена только четвертая часть? Три части надо отдать государству.

БЕРС. Так в советское время было, я слышал.

МИЛИЦИОНЕР. И сейчас так же.

БЕРС (тоном человека, который догадался, о чем речь.) А-а-а, а если эту часть я отдам тебе…

МИЛИЦИОНЕР. …То я сделаю так, что ты ничего не должен будешь государству.

БЕРС. Ничего не выйдет.

МИЛИЦИОНЕР. Почему?

БЕРС. Во-первых, ни ты и никто другой этого клада не видел. Так?

МИЛИЦИОНЕР. Так. Не видел.

БЕРС. Во-вторых, тот, кто тебе это рассказал, если станет свидетелем в суде, не сможет доказать, что у меня в кармане были золотые деньги. Докажет?

МИЛИЦИОНЕР. Не докажет.

БЕРС. Следовательно, клада я не находил. И, значит, государству три части не положено. Тебе, который хочет освободить меня от этой выплаты, тоже ничего не полагается.

МИЛИЦИОНЕР. Резонно. (Вытаскивает из папки бумагу и показывает Берсу.) А теперь посмотри на это заявление. Здесь говорится, что ты опять залез в чужой двор.

БЕРС. Это вранье. Я в этот двор больше не заходил.

МИЛИЦИОНЕР. Была же объяснительная, которую ты написал раньше?

БЕРС. Была.

МИЛИЦИОНЕР. Сейчас я имею право тебя арестовать и после составления протокола держать в участке сорок восемь часов. Потом пятнадцать суток могут дать тебе за мелкое хулиганство. А за попытку незаконного вторжения тебе светит от трех месяцев до двух лет. Понимаешь?

БЕРС. Хорошо. Сейчас мне некогда говорить об этом. Поделюсь и с тобой. Во вторник к двенадцати часам приходи.

МИЛИЦИОНЕР. Сколько дашь?

БЕРС. Сколько положено дам. Не обижу.

МИЛИЦИОНЕР. Хорошо. Я приду.

Милиционер уходит.

БЕРС (хохочет во все горло). Болваны! Ха-ха-ха! Какие дураки!

Появляется Роза.

РОЗА. Вот это да! Дела, по-моему, не такие, как раньше.

БЕРС. Я смеюсь, потому что верна старая пословица: «Сплетня, пошедшая по кругу, стала правдой». Добро пожаловать.

РОЗА (спешно, не отвечая на приветствие). Так где клад? Покажи. Быстрее.

БЕРС (смеется). Да не находил я никакого клада.

РОЗА (недовольным тоном). Ты хочешь скрыть его от меня? Люди-то говорят.

БЕРС. Не было никакого клада. Вот этот глиняный кувшин я достал из-под земли, а остальное просто слух, который я же и пустил. Шутка.

РОЗА (сердится). Ты боишься, что я попрошу тебя поделиться, поэтому ничего не говоришь.

БЕРС (удивленно). О чем она говорит?

РОЗА. Я у вас, у обоих братьев, ничего не просила до сих пор. Со стороны отцовской линии я ничего не видела. (Начинает плакать.) Если бы отец и мать были живы, все было бы иначе.

БЕРС (терпеливо). Я не находил никакого клада. Это просто слух, который я пустил шутки ради.

РОЗА. Так я и знала: в отцовском доме у меня не осталось никакой поддержки.

БЕРС (показывает кувшин). Вот. Вот кувшин, набитый землей, который я нашел.

РОЗА. Не надо мне рассказывать. Ты был намного лучше, когда в твоем доме нечего было есть. А сейчас у тебя дела пошли в гору. Да, таковы люди: даже родной брат, если его дела вдруг пойдут хорошо, тебя и видеть не захочет.

БЕРС (раздраженно, со вздохом). Ох! Ладно, ладно! Да, я нашел клад. Ровно половину я отдам тебе.

РОЗА (перестает плакать). Мне б только магазин построить. Надоело на базаре сидеть. И здоровье уже не то, что раньше.

БЕРС (сердито). Будет и на тебя, и на магазин. На всё хватит.

С улицы слышен шум подъезжающих машин, гудки. Появляется Абдул.

АБДУЛ (суетливо). Заканчивай, Берс! Мы за тобой, пора ехать.

Появляется Саварби.

САВАРБИ (Берсу). Эй! Почему ты до сих пор еще не оделся?

БЕРС. Мне нечего надеть.

САВАРБИ. Пойдем к нам. Я дам тебе парадную одежду. Новенький костюм, ни разу не ношенный.

АБДУЛ. Куда это к вам? Зачем он к вам пойдет? У нас тоже есть во что одеться. Я много людей собрал. Две иномарки, «Волги» есть, «жигули» есть. Умар-Хаджи с нами, Гарбер-Хаджи, еще старики. И молодежь есть, и женщины.

САВАРБИ (Абдулу). Я сам могу позаботиться о своем двоюродном брате. Я тоже много людей привел. Есть и муллы, и хаджи тоже есть.

БЕРС. Эй, Абдул, здесь не о чем спорить. Ты собери всех стариков к себе, а молодежь пусть забирает Саварби. Они поедут вместе со мной как товарищи зятя.

АБДУЛ. Очень хорошо!

БЕРС. Выполняйте!

САВАРБИ. Есть!

РОЗА (растерянно, ко всем). Эй, о чем это вы?! Куда мы отправляемся?

БЕРС. На свадьбу едем. Вперед!

РОЗА. А клад? Клад где? Не украдет его кто-нибудь?

БЕРС. Клад спрятан там, где его никто не найдет.

Уходят. Слышен шум отъезжающих машин. На сцене темнеет.

 

Картина 5

Полуденное время. За столом, скрестив руки, сидит Берс в новом костюме. Во двор входит Мадина. Она возвращается от родителей. На руках у нее ребенок, в другой руке несколько сумок.

МАДИНА. (радостно). Мы приехали!

БЕРС. Ты насовсем, наверное, приехала, не убежишь больше?

МАДИНА (кладет ребенка на диван, ласкает). Папа не обрадовался, что мы вернулись, плохой папа.

БЕРС. Как там прошло, нормально?

МАДИНА. Все прекрасно. Ох, эта посуда, до полуночи убирали ее. А вы так красиво приехали! До обеда сгорала от стыда, думала, не появишься. Полный двор народу собрался. Ты, оказывается, можешь сделать все, что нужно, когда захочешь. И подарок всем понравился.

БЕРС. Очень хорошо.

МАДИНА. А где ты деньги достал?

БЕРС. Я в земле кувшин нашел. Волшебный кувшин. Он выполняет все, о чем попросишь.

МАДИНА. Перестань ты уже со своими шутками.

БЕРС. Клад я нашел, клад.

МАДИНА (уходит в дом с ребенком на руках). Пойду переодену его.

Входит Хож-Ахмед. У него в руках дипломат.

БЕРС. Принес?

ХОЖ-АХМЕД. Принес.

Появляется Абдул.

БЕРС (Абдулу). Садись, Абдул, мы сейчас вернемся.

Абдул садится. Берс и Хож-Ахмед уходят в дом. Появляется Саварби.

САВАРБИ (недоволен присутствием Абдула). Добрый день, Абдул.

АБДУЛ. Живи долго.

САВАРБИ (с издевкой). Что-нибудь случилось?

АБДУЛ. Кроме хорошего, что дал Аллах, ничего не случилось.

САВАРБИ. Берса нет дома?

АБДУЛ. Сейчас он придет. (Многозначительно.) Ты разве не сегодня собирался уезжать в Германию?

САВАРБИ (подыгрывая тону Абдула). Остался я. Самолет не смог подняться.

АБДУЛ. Бывает, бывает.

САВАРБИ. И ты, наверное, пришел туда, где делят клад?

АБДУЛ. Да, и я пришел.

САВАРБИ. Хорошо.

Из дома выходят Берс, Хож-Ахмед и Мадина. У Берса в руках кувшин, прикрытый накидкой. На лицах мужчин торжественное выражение, приличествующее важности момента. Мадина растеряна, не понимает, что происходит. В это время во двор врывается Роза.

РОЗА (Берсу). Никому ни копейки не давай! Они тебе много давали? Зачем они собрались? Им ничего не причитается!

БЕРС (Розе, внушительно). Садись. И больше ни слова. (Роза покорно садится.) Сегодня я собрал тех людей, которых люблю, которые имеют со мной самую близкую, кровную связь. Я хочу поделиться с вами кладом, который нашел. Самому мне много не надо: крыша над головой, кусок хлеба со стаканом воды, да еще разве что ручка и бумага. Мне этого достаточно. Деньгами же надо уметь распоряжаться, надо все время думать о них. А у меня голова занята другим. Поэтому я себе оставляю только одну часть, а остальным богатством хочу поделиться с вами. Но перед тем как начать, у меня к вам есть одна просьба. Вон тот старый пень шестьдесят лет берег этот кувшин. Поэтому каждый из нас должен по девять раз крепко его обнять и поцеловать. Кто не сделает этого, доли не получит. Ты начинай, Абдул. (Абдул обнимает пень, целует его девять раз.) Сейчас твоя очередь, САВАРБИ. (Саварби также целует пень.)

РОЗА. А я? Я же роднее тебе, чем эти двое.

БЕРС. И ты целуй. (Роза целует пень.) Теперь мой черед. (Подходит к пню и целует его. Начинает хохотать. Затем подходит к столу и откидывает покрывало с кувшина.) Нет никакого клада. Нет! Это была просто небольшая мистификация. (Достает из дипломата прозрачный пакет с монетами.) Вот старые монеты, которые один коллекционер передал Хож-Ахмеду на хранение. (Достает из кувшина доллары и рубли.) А это деньги, которые мне заплатили за работу: грант, две тысячи долларов, и десять тысяч рублей из министерства – за учебное пособие. (Достает из-за спины папку с рукописью, засунутую за пояс брюк, под пиджак.) Вот мой клад. Это работа, которую я писал много лет. Все время, пока я говорил вам правду, вы надо мной смеялись. Никто не считал серьезной работу, которую я делал. Вы считали меня дураком. Когда я оставался без гроша в кармане, вы радовались. Когда я просил у вас в долг – не давали денег. Но стоило мне показать людям два-три червонца и сказать, что я нашел клад, в это вы поверили сразу. Как изменились представления о чести! Раньше настоящим мужчиной называли того, кто, несмотря на ни что, мог в глаза сказать правду, принять волевое решение. Теперь мужчиной считается тот, кто любыми путями добывает деньги. Это не так! Не может быть так!

АБДУЛ (сокрушенно). Пускай мы не будем хорошими мужчинами, но лучше бы в этом кувшине было золото.

Входит милиционер.

БЕРС (показывая на милиционера). Посмотрите на этого человека. Государство доверило ему безопасность людей. А он, чтобы подловить меня на нарушении закона, сам послал человека забраться в чужой двор, чтобы на меня написали повторное заявление. (Милиционеру.) Ты хотел продать за две копейки то, что тебе доверил народ, – спокойствие и порядок. (Обращается ко всем.) Он тоже хочет долю от моего клада. Нет у меня для вас никакого другого клада, кроме любви к родному краю, кроме готовности работать ради его процветания.

 

Занавес.

[1] Тейп — род, сообщество людей, соединенных кровными узами по отцовской линии, которые принимают деятельное участие во всех значимых событиях человека, относящегося к данному роду.
[2] «Болгарка» — разговорное название угловой шлифовальной машины.
[3] Игра слов. Милиционер спрашивает о породе собаки. Но порода и тейп (род, часто и фамилия) на ингушском языке звучат одинаково.
[4] Имеется в виду компенсация согласно адатам.
[5] Кхел — разбирательство дела по патриархальным адатам ингушей.
[6] Ученик медресе.
[7] Мама по-ингушски.
[8] Воти — форма уважительного обращение к братьям отца и его ровесникам.
[9] Аа — специальное украшенное древо, увешанное дарами от братьев невесты, с которым компания родных, двоюродных и троюродных братьев ехали к засватанной невесте до свадьбы с визитом вежливости.
[10] Ругательство, по смыслу близкое к русскому «будь оно неладно».
[11] Девушка — традиционное обращение к старшей золовке.
[12] Традиционное пожелание выходящей замуж девушке.
[13] Имеется в виду депортация народа в 1944 году.
[14] Первый ингушский поэт.
[15] Подаяние.
[16] Значит: дела наладятся.
[17] Фразеологизм.
[18] Поговорка, близкая по смыслу к русской «метать бисер перед свиньями».
[19] Из сорго делают веники.
[20] Здесь — возглас удивления.
[21] Здесь употреблено как традиционное обращение старшего к младшему.
[22] Большой представительной группой.
[23] Близко по смыслу к русскому «денег куры не клюют».