Кукамай шăплăхĕ
Мĕн-ши унта, çын ĕмĕрĕн чăтлăхĕнче? Иртсе кайнă çулсен хура терчĕ-ши е çак çут тĕнчен ăраскаллă шăпи-ши? Сăнанă пулĕ ĕнтĕ эсĕ, вулаканăм, ватă çынсем, ытларах чухне ватă карчăксем, ним чĕнмесĕр, никама чăрмантармасăр шухăша путса ларнине… Хам пĕчĕккĕ чухне кукамай ĕшенÿллĕн шăп ларнинчен пĕрмаях тĕлĕнеттĕм.
Аттепе анне хăйсем ĕçе кайнă чухне пире, пĕчĕк ачасене, килте пĕччен хăварас мар тесе кукамайсем патне тăтăш леçсе яратчĕç. Кун пек шанчăклăрах пулнă. Хĕл кунĕсенче пысăках мар çуртра эпир, Галя йăмăкăмпа иксĕмĕр, кукаçейпе кукамай калаçăвĕсене киленсех итлесе лараттăмăр. Кукаçей ахаль ларма юратмастчĕ, час-часах ăшă пÿртрен тухса картишĕнче тем-тем ĕçлесе çÿретчĕ: е витерен тислĕк кăларатчĕ, е выльăхсене апат паратчĕ, е юр хыратчĕ. Ĕçченĕн алли ĕç ыйтсах тăнă ĕнтĕ. Кукамай вара хăйĕн кĕнчелеççине илетчĕ те ăшă кăмака çумĕнчи сак çине ларса таптарнă сурăх çăмĕнчен çип арлама тытăнатчĕ. Сулахай аллипе ерипен, çăм тĕркине татмасăр, пĕчĕккĕн-пĕчĕккĕн пĕтĕрсе аялалла туртатчĕ. Тепĕр аллинче унăн йĕкеччĕ. Кĕнчелери пысăк тĕркерен туртăннă, çителĕклĕ тăсăлнă çăма пĕтĕрсе çип тăвас тесе йĕкине сылтăм алăри пÿрнисемпе пĕлтĕр-р-р! çавăрса яратчĕ. Икĕ алă тăвакан çак ĕç пĕр вăхăтра пулса иртнĕ май маншăн кукамай аллисем ĕрĕхекен машина механизмĕ пек туйăнатчĕç. Йĕки самаях йывăрланса çитсессĕн, тен, кăштах та пулин канса илесчĕ тесе кукамай шăплăха путатчĕ…
„ Кукамай, мĕншĕн калаçма чарăнтăн? – тесе ыйтсан вăл мана – Юркка, ара, шухăша путрăм,” – тесе хуравлатчĕ.
Эпĕ вара тĕлĕнеттĕмччĕ. Мĕнле-ха капла? Пирĕн кукамай шкула та çÿремен, вулама та аран-аран вулать, анчах «шухăша путрăм» тет. Вĕренмен çын та шухăшлама пултарать-ши? Манăн пĕчĕк пуçра çавăн пек çăлтăрланса хĕм сапакан шухăшсем çуралатчĕç ун чухне.
Темле майпа ăс тупса эпĕ шкула кайичченех вулама вĕреннĕччĕ. Кукамай пÿртре ларнă чухне манăн ăна шутсăр калаçтарас килетчĕ. Пĕррехинче темле майпа кукамай мана чăлантан хултăрчă пÿрте илсе кĕме хушрĕ. Кукаçин икĕ чăлан пурччĕ. Пĕринче апат-çимĕç, выльăхсем валли тĕш-тырă упратчĕç, тепринче – тĕрлĕ ăпăр-тапăрччĕ. Чÿрече пулман пирки чăлансенче яланах тĕттĕмччĕ. Çавăнпа сĕм-тĕттĕм чăлана эпир, ача-пăча, кĕрсе çÿремешкĕн шикленеттĕмĕрччĕ. Эпĕ хăракаласах тĕттĕмре хултăрчă хыпашласа тупса тухрăм хайхи. Чăлантан тухнă чухне алăка уçнă май çутă кĕчĕ те, эпĕ çÿпçе çинче кĕнекесем выртнине куртăм. Икĕ-виçĕ кĕнекине пÿрте илсе кĕтĕм. Анне йăмăкĕсен шкул учебникĕсем иккен, тата вĕсемпе пĕрлех, вăтам классенче вĕренекенсен чăваш литературин хрестоматийĕ.
Хĕллехи сивĕ çанталăк тăрать. Ваттисем пире урама выляма ярасшăн мар.
– Сăмсуна тăм илсе каять! Сивĕ унта. Лар пÿртрех! – хăтăрать кукаçей.
Пысăках мар пÿртре ларма-тăма пĕлмен ачасене вăхăт ирттерме çăмăл мар. Ним тума аптăрамалла… Эпĕ кукамая хрестоматири тĕрлĕ текстсене сасăпа вуласа пама пуçларăм. Вăл Марфа Трубина хайлавĕсенчи геройсен пурнăçĕпе, ĕçĕ-хĕлĕпе паллашса пынă май тек-текех:
– Эй, тур-тур, хоспоти помилуй, ай-ай-ай, нивушлĕ çакăн пек пулать-ши пурнăçра? — тесе тĕлĕнсе, пуçне сула-сулах çип арласа ларать. Галя йăмăк та çумрах тимлĕн итлесе ларать…
Телевизор пулман ун чухне, радио пурччĕ, анчах та çĕмĕрĕлнĕ пирки калаçмастчĕ. Çакăн пек кăмăллă ÿкерчĕке куç умне кăларма пултаратăр-и? Хĕллехи ăшă пÿртри шăплăхра пĕр шĕвĕркке васкамасăр кĕнеке вулать, ватă çынпа пĕчĕк хĕрача вара пит тимлĕн итлесе лараççĕ. Кукаçей пÿрте апатланма кĕчĕ, кукамай йĕкипе çип арлама чарăнса кĕнчелине айккине хучĕ те кăмака тĕпелне иртрĕ. Часах вăл купăста яшки антарса сĕтел çине чашăкне лартрĕ, çăкăр, какай касса хучĕ. Эпир пурте пĕрле алла йывăç кашăк тытса сĕтел хушшине вырнаçрăмăр. Кукаçи апат çиме пуçласса кĕтсе ларатпăр. Акă вăл тур кĕтессинелле пăхса сăхсăхрĕ те пĕр кашăк яшка сыпрĕ. Эпир, ачасем, йывăç кашăксемпе тĕпĕртеттерме те пуçларăмăр. Ай, тутлă та-çке кукамайăн кăмакара пиçнĕ купăста яшкийĕ! Чĕлхене çăтса ямалла! Ун пек тутлă яшка урăх никам та пĕçерме пĕлмест пуль. Купăсти те исленнĕ, какайĕ те имрелнĕ. Кукамай куçĕсем вара ăшшăн-ăшшăн пăхаççĕ, пĕтĕм пÿрте хăтлăх кÿреççĕ… Кукаçей пирĕншĕн ун чухне пурнăç хуçиччĕ: чи асли, чи ăсли. Чăн-чăн çĕр çынни. Ун сăнĕнче тăван ял та, тăван уй-хир те курăнатчĕ.
Шел, кукаçей вăрçă суранĕсене пула нумай пурăнаймарĕ. Кукамайăн шăплăх саманчĕсене эпĕ час-часах кура пуçларăм. Пĕррехинче кукамай пирĕн пата Çĕнĕ каса килнĕччĕ. Аннепе атте унпа пĕр çур сехет калаçса ларсан таçта ĕçпе тухса кайрĕç. Кукамай пирĕнпе çеç тăрса юлчĕ. Часах эпир, ачасем, унталла-кунталла чупкалама пуçларăмăр. Тепĕртакран пÿрте кĕрсе пăхатăп та: кукамай пукан çинче пĕшкĕнсе, аллине ури çине хурса, пуçне усса урайнелле пăхса ларать, хăй тарăн шухăша путнă… Ларать-ларать те пĕр-пĕр чĕвĕлти пĕчĕк кайăк пек шăхăрса кĕвĕлесе илет.
– Кукамай, каллех тем çинчен шухăшласа ларатăн. Атя урама, урамра лайăх, – тетĕп.
– Юркка, шухăшпа таçта та çитрĕм, тем те куртăм, такампа та сăмахларăм, – тет хайхи ватă çын. – Тата, мăнукăм, эсĕ пĕлетне, «шухăшпа пуякан пăсарлăхпа ватăлнă», – тесе калаççĕ ватăсем. Çак сăмахсем хыççăн эпĕ ним калама аптăраса вĕлт! урамалла тухса чупрăм.
Халĕ хам та ăнланатăп, шухăш таçта та илсе çитерет. Ытларах чухне иртсе кайнă пурнăç куç умне тухать пулĕ. Паллах, кукамай хăйĕн ашшĕпе амăшне те аса илсех тăнă пуль, вĕсемшĕн тунсăхланă та пуль. Вĕсен килĕнче тăхăр ача ÿснĕ. Ашшĕ, Михвет (Никифор), тăрăшуллă çын пулнă, хуçалăхне çирĕп тытса пынă, пач юхăнтарман. Пĕррехинче Михветсем патне Уçтине хĕрне килĕшме килес умĕн Натиçе (кукамая), шенкер куçлине, чипертереххине, илсе ан кайччăр тесе тĕп сакайне антарнă. Тепрехинче те, каллех Натиçе çураçма килсен, çÿçне тирпейсĕр сапаласа питне хăрăмпа вараласа янă, ун вырăнне тепĕр хĕрне парса янă. Ашшĕн ытти хĕрĕсене те качча памалла пулнă-çке-ха…
Тен, кукамай çав шăплăх саманчĕсенче час-часах хăйĕн пулас упăшкипе, Ваççапа, мĕнле паллашнине те аса илнĕ пуль... Кукамайăн амăшĕн аппăшĕ Кузьминсене качча кайнă пулнă. Вĕсем Вăтакасра Ваççасенчен инçех те мар пурăннă. Натиç вара вĕсем патне хăнана çÿрекеленĕ. Çавăнта паллашнă та ĕнтĕ вăрçăран йывăр аманса килнĕ салтак (кукаçи) Пулевей хĕрĕпе (кукамайпа).
Аслă вăрçă вăхăтĕнче машăрланнă çамрăксен пурнăçĕ çăмăлах пулман. Тĕрлĕ сăлтавсене пула виçĕ ача çуратса, виççĕшне те пĕчĕклех пытарнă. Анне çуралсан усала улталас тесе, ача пурăнтăр тесе, ăна ют ачана пăхнă пек пăхнă. Вĕсем пĕчĕк Светланăна килтен илсе тухса алăкран мар, ют ачана илсе кĕнĕ пек чÿречене уçса кĕртнĕ. Каярах вĕсен тата тăватă ача çуралать. Кĕçĕнни – ывăл. Анне каласа панă тăрăх, хĕрĕсене вăл килтех çуратнă, ывăлне вара – Нăрваш Шăхальти медпунктра. Ывăл çуралсан кукамай: «Калăр-ха, алли-ури пур-и ачан?» – тесе ыйтнă тет. «Натиç, алли те, ури те пур. Тата арçын шăхличĕ пур», – тесе савăнтарнă ăна.
Çапла, паллах, шухăша путнă ватă кукамай хăйĕн пурнăçĕнчи тĕрлĕ савăнăçлă е инкеклĕ пулса иртнĕ пулăмсем пирки аса илсе ларнă. Астăватăп-ха тата, кÿршĕ Лукари аппа та хапхи умĕнче ларнă чухне çаплах хăйĕн пурнăçне аса илсе пуçне пĕксе шăппăн ларма юрататчĕ. Вăл та иртсе кайнă пурнăçĕн чи вăрттăн кĕтесĕсене çитсе çамрăк чухнехи туйăмĕсене астивнĕ пулĕ…
Асанне пирки ĕнтĕ нимĕн те аса илсе калаймастăп, вăл çамрăклах çĕре кĕнĕ. Йывăр пурнăç тертне чăтни ахаль иртмест, паллах. Пурнăç шăвать, хăш чухне тÿрĕ çÿрекен çынна та авма пултарать.
Эпир те, ак халĕ, хамăрăн пурнăç саманчĕсене, тусан пĕрчи пек, унталла-кунталла шăлса илсе чĕртсе тăратма пултаратпăр. Хальхи, паянхи тĕнче вĕркĕшĕпе танлаштарма пикенетпĕр. Тен, ку тĕрĕсех та мар пулĕ. Ун пек чухне, ирĕксĕр тенĕ пекех, хăй нушипе шухăша путнă кукамайăн шăплăхĕ каллех куç умне тухать...
Безмолвие бабушки
Что же там, в недрах человеческого бытия? Горькие муки прошедших лет? Или счастливая судьба этого мира? Дорогие мои читатели, вы наверняка замечали, как пожилые люди, а особенно бабушки, никому не мешая, безмолвно тонули в своих мыслях… Когда я был еще совсем маленьким, всегда удивлялся тому, как бабушка, будто обессиленная, подолгу сидела не проронив ни слова.
Когда родители уходили на работу, нас, детей, не оставляли одних, а часто отводили к бабушке. Так было надежнее. В зимние дни в небольшом доме мы с сестренкой Галей с упоением слушали неспешные разговоры бабушки и дедушки. Дедушка не любил сидеть сложа руки, он часто выходил из натопленного дома и работал во дворе: то навоз в хлеву уберет, то скотину покормит, то снег вычистит. Были бы руки, а работа найдется. А бабушка брала свою прялку и, разместившись у теплой печки, начинала прясть нитку из обработанной овечьей шерсти. Левой рукой она медленно, не обрывая шерстяной ровницы, сантиметр за сантиметром скручивала нитку, потягивая ее вниз. Правой – она ловко закручивала веретено, чтобы из тугой ровницы, тянущейся из копны шерсти, скрутить нитки. Из-за того, что работа обеих рук происходила одновременно, они казались мне безостановочным машинным механизмом. Когда веретено становилось достаточно тяжелым, наверное, чтобы хоть немного передохнуть, бабушка погружалась в молчание.
– Бабушка, почему ты перестала говорить? – спросил я ее однажды в минуту передышки. А она ответила:
– Да вот, Юрка, думы разные в голове вертятся.
А я удивлялся. Как это так? Наша бабушка и в школу не ходила, и читает еле-еле, а всё равно говорит «думы вертятся». Неужели и необразованный человек может думать? Вот такие странные мысли роились тогда в моей голове.
Каким-то образом я научился читать ещё до школы. Когда бабушка сидела дома, мне так хотелось ее разговорить. Однажды она попросила меня принести из чулана скальницу. У дедушки было два чулана. В одном хранились продукты и корм для скота, в другом – разные пожитки. Из-за отсутствия окон в чулане было темно. Мы, дети, побаивались заходить в абсолютно темное помещение. Пересилив страх, я всё-таки нащупал в темноте скальницу и вышел. Когда уже уходил, через открытую дверь проник свет, и я увидел, что на сундуке лежат книги. Две-три книжки я занес в дом. Оказалось, что это учебники маминых сестер, а вместе с ними и хрестоматия по чувашской литературе для средних классов…
Как-то на улице стояла холодная зимняя погода. Бабушка с дедушкой не хотели отпускать нас на улицу погулять.
– Нос отморозишь! Холодно там! Сиди дома! – бранился дедушка.
Но малышне, не знающей покоя, коротать время в небольшом доме совершенно невыносимо. Делать-то абсолютно нечего. И я вслух начал читать бабушке разные тексты из хрестоматии. Знакомясь с героями Марфы Трубиной, погружаясь в их жизнь и заботы, она, продолжая прясть, то и дело удивлялась:
– Ах, Боже мой, Господи помилуй, неужели и такое бывает в жизни?
Сестренка Галя рядом тоже слушала внимательно.
Телевизора тогда не было, было радио, и то сломанное. Разве можно теперь представить себе более задушевную картину? В тишине натопленного зимнего дома мальчонка неторопливо читает книжку, а старушка с маленькой девочкой внимательно его слушают. Вот заходит в дом дедушка перекусить. Бабушка, перестав прясть, откладывает прялку и проходит за печку. Через мгновение она уже ставит на стол тарелку щей, хлеб и нарезанное мясо. Мы все, взяв в руки деревянные ложки, уже расселись вокруг стола. Ждем, пока дедушка начнет есть. Вот он повернулся к красному углу, перекрестился и зачерпнул ложку щей. И мы, дети, начинаем наворачивать деревянными ложками. До чего же вкусны томленые в печи бабушкины щи! Язык можно проглотить! Наверное, больше никто на свете не умеет варить такие аппетитные: и капуста в них размякла, и мясо настоялось. А бабушкины глаза так тепло смотрят, от них дома становится еще уютнее… Дедушка тогда для нас был хозяином жизни: самый старший, самый умный, настоящий человек земли. В его образе были и родная деревня, и родные поля.
Жаль, из-за ранений, полученных на войне, дедушка не смог прожить долгую жизнь. Я стал еще чаще замечать бабушкины минуты безмолвия. Однажды она пришла к нам в гости. Родители поговорили с бабушкой около получаса и ушли куда-то по работе. Бабушка осталась с нами. Скоро мы, ребятня, начали носиться туда-сюда. Через какое-то время захожу домой, – а бабушка опустилась на стул, руки сложила на коленях, голову склонила и смотрит в пол, погруженная в глубокие мысли.
Сидит, сидит и временами, словно птичка-невеличка, напевает какую-то мелодию.
– Бабушка, опять ты о чем-то думаешь! Пойдем на улицу, там так хорошо, – говорю ей.
– Юрка, где я мысленно только ни побывала, чего только ни видела, с кем только ни говорила! – отвечает мне пожилая женщина. – Еще, внучок, знаешь, не зря говорят «око видит далёко, а мысль еще дальше».
После этих слов я, не находя, что ответить, выскочил на улицу.
Теперь и сам понимаю, что мысль может куда угодно довести. Чаще, наверное, перед глазами встают ситуации из прошлого. Наверняка бабушка нередко вспоминала своих родителей, скучала по ним. В их доме выросли девять детей. Никифор, отец и глава семейства, был трудолюбивым человеком, ловко управлял хозяйством, никогда не пускал дела на самотек. Однажды, перед тем как в их дом пришли сватать старшую дочь Устинью, мою бабушку – голубоглазую красавицу Надись, закрыли в погребе, чтобы сваты не позарились на нее. А в следующий раз, когда пришли сосватать уже саму Надись, ей специально растрепали волосы, лицо испачкали сажей и отдали вместо нее другую дочь. Так исхитрялся её отец, потому что и других дочерей нужно было замуж выдавать.
Наверное, бабушка в эти моменты тишины вспоминала и о том, как познакомилась со своим будущим мужем Василием. Старшая сестра бабушкиной матери вышла замуж в дом Кузьминых. Они жили на Средней улице, недалеко от Васи. А Надись ходила к ним в гости. Там, вероятно, и встретились вернувшийся с фронта тяжелораненый солдат, мой будущий дед, и девушка из Полевых Шигалей – моя бабушка.
Во время войны жизнь молодоженов была непростой. Они похоронили первых троих детей. Потом родилась мама, и, чтобы «обмануть злые силы», чтобы девочка выжила, ее растили как чужого ребенка. Они заносили маленькую Светлану в дом не через дверь, а через окно, как чужого младенца. Позже у них родилось еще четыре ребенка. Младший – мальчик. По рассказам мамы, девочек бабушка рожала дома, а сына – в медпункте деревни Норваш-Шигали. Когда родился сын, бабушка спросила: «У ребенка руки-ноги целы?», и ее обрадовали: «И руки, и ноги на месте, а еще это мальчик».
Так, погруженная в свои думы, бабушка наверняка вспоминала разные счастливые и печальные моменты своей жизни. Помню, и соседка тетя Лукерья так же любила сидеть в тишине перед калиткой с опущенной головой и вспоминать свою жизнь. Наверное, и она, вернувшись в самые потаенные уголки своего прошлого, вновь переживала те чувства, которые не давали ей покоя в молодости.
О бабушке со стороны папы ничего не могу вспомнить, она покинула этот мир в довольно молодом возрасте. Конечно, страдания и тяжелая жизнь не проходят бесследно. Жизнь течет, а иногда она запросто может согнуть и достаточно крепкого человека.
Вот и мы теперь дожили до тех времен, когда нам хочется восстановить моменты своей жизни, раскатывая их туда-сюда. Пытаемся сравнить прошедшее с современным, сегодняшним течением жизни. Может, это не совсем правильно. И вот в такие моменты как-то невзначай перед моими глазами встает образ бабушки, витающей в тишине своих безмолвных мыслей…
