Шарвили
Трагедия по мотивам одноименного лезгинского народного эпоса
Действующие лица:
ШАРВИЛИ
ДАГЛАР, отец Шарвили
ЦЮКВЕР, мать Шарвили
КАС-БУБА, певец-сказитель, наставник Шарвили
КЕНИ, старший чабан
ЭКВЕР, дочь Кени, нареченная Шарвили
ДАХАР, кузнец
БИЛИ, староста, старшина
СУРМАТ, сын Били
ГЕРГИ, пожилой крестьянин
БЕРТ, внук Герги
НИШРАВ, чабан
ЖИНИ, дочь Нишрава, нареченная Берта
ФИТКИЛ, падишах чужеземцев
КЕХКИР, сын Фиткила
Крестьяне, чабаны, ремесленники, вооруженные чужеземцы, женщины, дети
ДЕЙСТВИЕ I
Горное село в долине реки Самур. Вдалеке видны желтые нивы и заснеженные вершины гор. На поляне перед селом собрались люди.
ГОЛОСА. Смотрите! Смотрите-е-е! Шарвили на плечах полскалы несет! Подсобите, парни, герою! Братцы, он идет с целой горой на спине! Дорогу, дайте дорогу Шарвили!
Люди оборачиваются в сторону голосов. Входит Даглар.
ДАГЛАР. Помогите моему сыну, братья… Не позволяйте ему одному таскать такие глыбы!
Вслед за ним входит Кени.
КЕНИ (вытирая папахой пот со лба). Давай-ка присядем, брат Даглар… Я выбился из сил. Напрасно мы взялись за это дело!
ДАГЛАР. Не говори так, Кени. Разве не ведомо тебе о том, что каждый год потоки этого буйного Самура разрушают наши мосты?! Теперь увидишь, как он смирится! Шарвили и мост тут построит, и речные берега укрепит. Взгляни-ка, какие камни он тащит!
КЕНИ. Вели ему не ворочать эти тяжелые глыбы!
ДАГЛАР. Ты думаешь, он послушается меня?! С малых лет повадился все по-своему делать. Уже забыл?!
КЕНИ. Твой сын, дружище, и на свет появился удивительным, загадочным ребенком… Какое смятение было в селе, когда он младенцем выбежал на улицу с колыбелью на спине! Некоторым показалось, что это не Шарвили, а опасный бог Шармуну…[1] Уберегите нас от его злокозней, о добрые боги!
ДАГЛАР. А что творилось, когда он свернул шею взбесившемуся быку из сельского стада, схватив его за рога?!
Входит Цюквер.
ЦЮКВЕР (обращаясь к Даглару). Пора вставать! Я расстелила скатерть на лужайке. Видно, что выбились из сил. Перекусили бы кусочком хлебушка. А Шарвили позвали?
ГОЛОСА. Люди, отойдите в сторону! Шарвили сталкивает скалу в реку! Посторонись! Завалит вас камнями! Отойдите подальше, дети!
ЦЮКВЕР. О боги! Уберегите моего ребенка! Неужели и отец не может угомонить его?! Взгляните, как он запирает русло реки… Безрассудное дитя! Все надо объяснять ему!
КЕНИ. И впрямь!.. Он запрудит реку, а потом поток хлынет в наши селения. Вода смоет дома, беды не оберемся! Даглар, угомони своего Шарвили!
Даглар уходит.
ЦЮКВЕР. Брат Кени, и тебе пора бы встать и идти к скатерти.
КЕНИ (шутливо). А на той скатерти есть что поесть?
ЦЮКВЕР. Я зажарила для вас целого барашка!
КЕНИ (смеется). От одного барашка что достанется Даглару и что достанется мне?! А что поест Шарвили?! Разве он насытится одним барашком?!
ЦЮКВЕР. У реки чабаны зарезали быков. В жертву богам. Шарвили посидит с нами, а потом пойдет туда. Там и поест досыта… Все знают о том, что за один присест ему мало и целого барана!..
Входит Даглар.
ДАГЛАР. Да завершится все добром! Да уберегут нас боги от беды и горя! Таким вот и вырос Шарвили, чьего рождения мы ждали долгих семь лет! В чем же наша вина?!
КЕНИ. Необыкновенный у вас ребенок! Такого огромного, такого могучего богатыря доселе никто не видывал…
Раздается звук чунгура[2]. Все поворачиваются в сторону, откуда он доносится.
ДАГЛАР. Кас-Буба идет… Это звук его чунгура!
ЦЮКВЕР. Да быть нам всем жертвами за его чунгур! Руки богов простерты над его головой, и божье благословение над ним. Разве выпал бы на нашу долю такой могучий сын, не будь Кас-Бубы?!
ДАГЛАР. Ты бы лучше занялась скатертью, жена. Ты же видишь, что идет дорогой гость… (В сторону.) Эта женщина никак не может забыть о краснощеком яблоке, которым угостил нас Кас-Буба!
ЦЮКВЕР. Как забыть об этом? Появился бы у нас ребенок, не будь этого яблока?!
КЕНИ. Да осчастливят вас боги! Шарвили не только ваш ребенок, но и нам всем родное дитя!
ЦЮКВЕР. Так и есть, брат Кени! Этого Даглара хоть обдели, хоть награди — ему все едино! Да помогут боги и твой дочери Эквер, подобной свету святого Солнца, святой Луны и святого Огня![3] И она для всех нас родная кровинка!
ДАГЛАР. Здесь не место разговорам, Цюквер! Разве ты не видишь, что делает наш сын с этими скалами?! Я велел ему остановиться, но он будто и не слышит меня. Ступай-ка к нему сама!
ЦЮКВЕР. Шарвили! Шарвили! Господи, он называет эти огромные скалы мелкими камешками!
ДАГЛАР. Помолчи, жена! Сглазишь ребенка! Разве не помнишь, как в прошлом году он перепрыгнул через реку Самур?!
КЕНИ. Как не помнить?! И он, этот озорник, хотел отсечь себе палец ноги, который случайно коснулся воды!
ЦЮКВЕР. Ах, дорогой сосед, чего он только не вытворял в детстве! Никак не могу забыть, как однажды он съел куски теста, приготовленные для раскатки!..
ДАГЛАР (добродушно). Ты опять за свое ухватилась, Цюквер?..
Звук чунгура усиливается.
КЕНИ. Брат Даглар, это ашуг Кас-Буба идет. Ты не ошибся.
ДАГЛАР. Скажи-ка, Кени, ты слышал, что я когда-нибудь говорил неправду?
КЕНИ. Да помилуют тебя боги, Даглар! Таких честных и правдивых людей, как ты, в нашем селе единицы…
Звук чунгура слышится совсем близко. Входит Эквер.
ЭКВЕР. Отец! Отец! Дядя Даглар! Пришел ашуг Кас-Буба!
КЕНИ. Знаем, доченька. И не нам ли мил вдохновенный звук этого чунгура?!
ЦЮКВЕР. Эквер, доченька, пойдем, поможешь мне разложить еду. Теперь, когда пришел и Кас-Буба, за нашей скатертью усядется много людей…
ЭКВЕР. Я позову своих подружек, тетя Цюквер, мы все поможем тебе!
ЦЮКВЕР. Да помилуют тебя боги, мое солнышко! Твои подружки сами прибегут, чтобы послушать песни Кас-Бубы. Пойдем со мной!
КЕНИ. Э-эх! Молодость она и есть молодость!
ДАГЛАР. Так ведь и мы были молоды!..
КЕНИ. Наше время было совсем другим…
ДАГЛАР. Время всегда одинаковое. Это мы его видим по-разному!
КЕНИ. Разве в наше время нашелся человек, которому вздумалось бы построить прочный мост через этот Самур?!
ДАГЛАР. Боги знают это дело лучше нас. Что бы ни случилось в нашей жизни, все зависит от них…
ЦЮКВЕР (обращаясь к Эквер). Пойдем, доченька, пойдем!
ЭКВЕР. Во-о-он, Шарвили идет вверх по пригорку!
ЦЮКВЕР. Проголодался… Пойдем прибавим огня под котлами, подогреем еду…
Входит Кас-Буба с поднятым на грудь чунгуром. Даглар и Кени спешат ему навстречу. Поляна заполняется людьми. Собравшиеся окружают Кас-Бубу со всех сторон.
КАС-БУБА. Доброго дня тебе, чабан Даглар, и тебе, чабанский старшина Кени! Взгляните-ка, да тут и горный цветок Цюквер, и небесный свет Эквер! А Шарвили? Где же он, защитник и заступник народный?
ГЕРГИ (подходя к Кас-Бубе). О святой человек! О искусный ашуг! Да продлят боги годы твои!
КАС-БУБА. Кто ты, седовласый старец? Говори, что тебя озаботило. Никто доселе не подходил ко мне бесцельно…
ГЕРГИ. Я Герги, землепашец. Все в нашем роду были землепашцами. В Мюшкуре у меня большая нива и хороший сад.
КАС-БУБА. Землепашец Герги, да прибавят боги изобилия твоей ниве и благодати твоему саду!
ГЕРГИ. Святой человек, среди этих молодых людей находится мой внук Берт. Оба мы явились в этот край с очень важной целью.
КАС-БУБА. Если это не секрет, то скажи, чтобы и мы узнали о ней!
ГЕРГИ. Мой внук Берт влюбился в девушку по имени Жини, а она — дочь здешнего чабана Нишрава. И сегодня я здесь, чтобы породниться с ним. Мы славно поговорили, и дело наше уладилось. Да вот заминка случилась…
КАС-БУБА. Какая заминка?
ГЕРГИ. И Берт, и Жини хотят, чтобы ты почтил своим присутствием их свадьбу. А если ты не придешь, то наше дело может расстроиться…
КАС-БУБА. Если дело повернулось так, то я готов послужить тебе, мил-человек. Где твой внук?
Герги оглядывается вокруг, выискивая среди людей Берта и Жини.
ГЕРГИ. Вот они, стоят рядышком, мой внук Берт и его невеста Жини. (Подзывает их.) Эй, Берт, внучек, подойди ко мне! Ашуг Кас-Буба, которого мы везде искали, сам пришел сюда.
Берт и Жини выступают вперед и оба кланяются Кас-Бубе.
КАС-БУБА. Сегодня у нас праздник, потому что Шарвили закончил строить мост. Это очень подходящий день и для свадьбы. Да осчастливят вас боги, дети мои!
ГЕРГИ. Да продлят боги твою жизнь, почтенный Кас-Буба! (Поворачиваясь к Берту и Жини.) Посмотрите, здесь ли Нишрав? Пусть подойдет к нам. Боги исполнили наше желание!
ДАГЛАР. Святой Кас-Буба, ты, наверное, утомлен дальней дорогой. Милости просим к нашей скатерти. Все достояние чабана Даглара принадлежит тебе!
ЦЮКВЕР. Дорогой наш Кас-Буба, святой человек, подаривший нам Шарвили, милости просим к нашей скатерти!
КЕНИ. Милости просим! Милости просим!
В окружении группы молодых людей входит Шарвили.
ШАРВИЛИ. Святой отец! Ты всегда приходишь как солнце! Да явишься ты, да явится солнце! Пусть вечно пребудет в твоем сердце жар огня, а на лице — сияние света!
КАС-БУБА. Храбрый сын, ниспосланный богами лезгинскому народу! Известно и мне о славных твоих делах. Поведали мне люди о твоих необыкновенных деяниях. Народ хвалит тебя за полезные труды. Ты избавил людей от мук жажды, расправившись с алчным Пили[4], который захватил речные воды в Кюре[5]. Ты прогнал из наших пределов зловредных демонов и драконов. И вот теперь ты укрепил берега Самура и перебросил через него прочный мост. Да осчастливят тебя боги, сынок! (Прижимает чунгур к груди и начинает петь.)
Луна и солнце — в гости к нам!
Да будет светлым этот мир!
Мы жертвы воздаем богам,
Чтоб был за труд дозволен пир!
На нивах — жито, плод — в садах,
Скотом заполнены луга.
И в наших праведных трудах
Увязнет зависти нога!
Богатыри и храбрецы,
На вас надеется народ!
Века пройдут, тебе ж идти,
Всегда живой лезгинский род!
ГОЛОСА. Слава Кас-Бубе! Хвала Кас-Бубе! Почтение Кас-Бубе!
Из толпы выступает кузнец Дахар в переднике и с засученными рукавами.
ДАХАР. Святой певец! Мудрый Кас-Буба, с твоим приходом в наши сердца вселилось солнце. Твоя песня возвысила наши души подобно горам. Пока существует эта земля и небо над нею, да пребудешь ты вместе с нами! И ты, и Шарвили! У Шарвили есть меч, наделенный мощью нашей земли. Его выковал я, кузнец Дахар! И вот теперь мы помогли ему построить мост. Мы зарезали быков на берегу в жертву богам. Там расстелена большая скатерть. Просим, святой Кас-Буба, испробовать нашей еды!
Из толпы выступает вперед грузный низкорослый сельский старшина Били.
БИЛИ. Свет наших глаз, сияние наших сердец, сказитель! Ты и меня очень хорошо знаешь. Старшина этого села — я, Били. Нет ни одного человека в здешних местах, кто бы вздумал перечить мне! Мое слово рассекает, как меч. Ты видишь стоящего там молодца, Кас-Буба? Это — Сурмат, мой сын! Он мой единственный ребенок и один из самых крепких друзей Шарвили! Ты, Кас-Буба, спел песню в честь Шарвили, так спой же и в честь моего сына Сурмата. Разве ты не замечаешь, как он расстроился из-за того, что обойден вниманием?!
КАС-БУБА. Почтенный Били! Мне известно, что ты старшина этого селения и что никто в этой долине не смеет перечить тебе. Люди уважают тебя, и об этом я знаю. Но неведомо мне о том, какими подвигами прославился молодой Сурмат. Как же я спою о том, кто не прославился в народе геройскими делами, богатырскими подвигами? Ведь это не подобает мне, почтенный Били!
БИЛИ. Известна сила твоего слова, знаю я о твоей святости и чудодействиях, Кас-Буба. Знаю, что боги благоволят тебе. Не оставляй в расстроенных чувствах моего сына в этот радостный день, когда народ празднует и свершается свадьба. Прошу спеть в его честь хотя бы коротенькую песню!
КАС-БУБА. Негоже, старшина Били. Такие речи не подобают ни мне, ни тебе. Когда твой сын станет храбрецом, когда он будет богатырем на службе народа, тогда люди сами запоют о нем!
СУРМАТ (выходит вперед из толпы). Я — сердечный друг Шарвили. Он знает, как я силен. И я ничуть не слабее его. Если он крушит скалы и утесы, убивает демонов и драконов, то я отлавливаю диких зверей. Я могу и с тигра живьем шкуру содрать!..
КАС-БУБА. Храбрец никогда и нигде не хвалит самого себя, сынок. У настоящего храбреца должно быть три достоинства. Первое — скромность, искренность, простодушие. Второе — благоразумие, благонравие, душевность. Третье — жертвенность, преданность, верность. У храбреца должно быть три достояния. Первое — подобающее ему оружие. Второе — конь. Третье — возлюбленная, которая в нем души не чает!
Сурмат, опустив голову, подходит к отцу.
ШАРВИЛИ. Я раздобыл себе коня, отец-наставник! Это скакун, вышедший из морских волн. Во мгновенье ока он одолевает семидневный путь.
ГОЛОСА. Это правда! Так и есть! Такого коня мы доселе не видывали! Настоящий морской конь! Шарвили сам раздобыл его!
КАС-БУБА. Поздравляю, сынок, с конем, который летит, словно ветер. А есть ли у тебя возлюбленная?
Шарвили смущенно опускает голову. Эквер торопливо прячется за спинами девушек. Люди поворачиваются то к Шарвили, то к Эквер.
ДАГЛАР. Почтенный Кас-Буба! У меня есть желание породниться с чабанским старшиной Кени. Вот он, рядом со мной стоит…
ЦЮКВЕР. Как родное дитя, люблю я Эквер, дочку Кени!
ДАГЛАР. Помолчи-ка, жена! Разве не видишь, что этот святой человек говорит со мной?!
ЦЮКВЕР. Вот я и придаю силы твоим словам!
КЕНИ. Эй, Даглар! Цюквер-соседка! Дорогой наш гость! Я поклялся отдать единственную свою дочь, свет моих глаз, за того храбреца, которого она сама выберет! Таково было желание ее покойной матери…
КАС-БУБА. Почтенные мужи, я понимаю, в чем дело. И поэтому я спрашиваю не вас, а нашего богатыря Шарвили!
ШАРВИЛИ. Святой учитель, у меня есть конь, есть и возлюбленная. Чего у меня нет, так это подобающего оружия. За какой бы меч я ни взялся, все ломаются с первого же удара!
ДАХАР. Слушай, храбрец. Не останавливаясь в течение семи дней и семи ночей, я выковал новое оружие. Взгляни-ка, Шарвили, на этот семиаршинный меч!
СУРМАТ. Этот Дахар — умелый кузнец. А вот мечи, которые он кует, в наших с Шарвили руках словно ножички для детской забавы…
ДАХАР. Сынок, забудь о прежних мечах. Ныне я выковал новый, необыкновенный, прочный и острый меч. Пусть пойдут со мной семеро молодцев и помогут мне принести его сюда. (Уходит.)
БИЛИ. Почтенный Кас-Буба, ты здесь сказал о достоинствах и достоянии богатырей и храбрецов. И мы это поняли. Вот уже два года, как я повсюду ищу оружие, подобающее нашим героям — Сурмату и Шарвили. Я созвал самых умелых кузнецов из всех лезгинских земель. Когда узнали, что именно я ищу, то свои мечи прислали кузнецы из Дербента и Шеки, Цахура и Ширвана, Кюре и Кубы[6]. А известно ли тебе, как поступил кузнец Дахар, узнавший об этом? Он собрал все сломанные мечи, отнес в свою кузницу, расплавил их и выковал один огромный меч.
КАС-БУБА. Так вот оно что!.. Значит, в том мече мощь всей лезгинской земли?! Пусть принесет, мы посмотрим!
С помощью молодых силачей Дахар приносит длинный меч. Люди приходят в изумление.
БИЛИ. Люди! По моему приказу Дахар выковал этот меч для Сурмата, моего сына!
ДАХАР (положив меч на землю перед Кас-Бубой). Почтенный наставник, ты исходил много земель на своем веку. Скажи, случалось ли тебе где-нибудь видеть такой меч?
КАС-БУБА. Кузнец Дахар, велико твое искусство. По-моему, он огромен. Нет слов. Такого меча я никогда прежде не видывал. Прочен ли он, остер ли?
ДАХАР. Я закалил его в воде семи родников!
КАС-БУБА (повернувшись к Шарвили и Сурмату). Идите сюда, сынки! Беритесь за этот меч по очереди. Не бывает богатырей без оружия! Сурмат, покажи народу свою силу!
Шарвили и Сурмат с интересом осматривают меч, лежащий перед Кас-Бубой.
СУРМАТ. Пусть сначала Шарвили покажет свою силу. Ведь он больше известен народу, чем я!
ШАРВИЛИ. Делай то, что велел святой наставник. Не перечь старшему! Начинай ты, Сурмат. Если этот меч подойдет тебе, то точно такой же изготовит кузнец Дахар и для меня!
КАС-БУБА. Возьми этот меч, Сурмат!
БИЛИ. Не стесняйся, возьми, сынок!
ГОЛОСА. Пусть возьмет Сурмат! Пусть Сурмат испытает этот меч! А ну-ка, Сурмат!
СУРМАТ. Я доволен тем, что вы так сильно уважаете меня! И я за вас готов отдать свою жизнь! (Склоняется над мечом, пытаясь поднять его. От тяжести, пошатываясь, отступает назад и опрокидывается на спину, придавленный сверху мечом.)
В толпе раздаются крики изумления. Били и несколько молодых силачей устремляются к беспомощно лежащему Сурмату, с трудом стаскивают с него меч. Пострадавшего Сурмата они отводят в сторонку.
БИЛИ. Кузнец Дахар, что за меч ты выковал? Не заколдован ли он? Мой сын чуть не задохнулся под его тяжестью!..
ДАХАР. Нет там никакого колдовства. Я же сказал, что он ковался из сломанных мечей всей лезгинской земли в течение семи дней и семи ночей без остановки и закален в воде семи родников! В нем заключена вся мощь нашей родной земли! Нужен настоящий богатырь, чтобы поднять его!
БИЛИ. Разве мой сын — не богатырь?!
ДАХАР. Может так, а может нет, но этот меч ему не по плечу!
КАС-БУБА. Пусть теперь Шарвили покажет нам свою силу!
ГОЛОСА. Шарвили! Шарвили! Твой черед! Ступай вперед! Дайте дорогу Шарвили!
ДАГЛАР. Ступай, сынок! Возьми этот меч!
ДАХАР. Ну иди же, Шарвили! Может статься, что этот меч подойдет тебе!
Шарвили нагибается, легко, словно перышко, поднимает меч и, играя им, перебрасывает из руки в руку. Потом выдергивает из головы волос и бросает на лезвие. Когда волос рассекается на две половинки, его лицо озаряется довольной улыбкой. От радости он высоко над головой поднимает свое новое оружие.
ШАРВИЛИ. Благодарение вам, о боги! Вот такой меч и нужен был мне!
ДАХАР. Я его закалил не только в воде семи родников, но и в молоке молодиц, у которых народились первенцы. Этот меч нужно использовать только для праведных дел! В нем заключена мощь нашей земли, верность и выносливость наших матерей!
Кени, Даглар, Цюквер, Нишрав, Герги, Берт и другие окружают Шарвили и поздравляют его с приобретением чудесного меча. Кас-Буба прижимает чунгур к груди и поет песню «Луна и солнце — в гости к нам». Под звуки этой песни опускается занавес.
ДЕЙСТВИЕ II
Тихий светлый вечер. Солнце медленно скатывается за горные вершины. Родник с продолговатым водоемом. К роднику, разговаривая, подходят Шарвили и Сурмат.
СУРМАТ. Намедни у нас побывал гость из Дербента. Сегодня он уехал. От него я узнал эту плохую весть. По его словам, к северу от Дербентской крепости вся равнина заполнена шатрами диких кочевников, лошадьми и вооруженными людьми. Он также сказал, что тамошние жители от страха бежали в горы и спрятались между скал. Вот что я тебе скажу, Шарвили: в том краю беспощадное избиение, истребление и неисчислимые муки!
ШАРВИЛИ. Наверное, опять будет война!..
СУРМАТ. Будет? Нет, брат! Она уже началась! Долго ли идти от Дербента к нашим селениям?! И до нас доберется этот лютый враг!
ШАРВИЛИ. Дербент — не такая крепость, которую враг сможет захватить. Там много знатных храбрецов. Разве не помнишь, как два года назад в дербентские стены уперся поток кочевников? И что с ними потом случилось?
СУРМАТ. Хорошо, что тогда наше с тобой войско вовремя подоспело на призыв тамошних жителей! А если бы не успели?
ШАРВИЛИ. Не только мы с тобой, брат. В то время вся лезгинская земля поднялась против чужеземцев!
СУРМАТ. Пусть даже так! Но ведь мы стояли во главе храбрецов! Мы с тобой повели их в бой!
ШАРВИЛИ. Послушай, Сурмат, скажу тебе честно: был бы ты настоящим храбрецом, если бы не выпячивал себя…
СУРМАТ. Шарвили, ты опять выискиваешь мои изъяны?! Знаю, почему я не мил твоему сердцу…
ШАРВИЛИ. Моему сердцу? Не мил? Побойся богов, Сурмат! Никогда мое сердце не стесняли неприязнь или ненависть. Боги тому свидетели. Разве не я считал тебя самым верным своим другом?! Может быть, ты сомневаешься в моей искренности?
СУРМАТ. Как бы тебе объяснить?.. Ты должен понять, что и я не дитя малое. Я тоже все вижу, я тоже соображаю. В конце концов, я сын старшины этого села!
ШАРВИЛИ. Ты ведь знаешь, я горжусь своим отцом, простым чабаном. И мать моя — сирота, у которой нет даже родственников. Нет разницы между царем и чабаном. Судьба каждого из нас в руках богов. Как сказал мудрый Кас-Буба, я явился в этот мир по велению богов…
СУРМАТ. Твои слова, мой друг, напоминают песнопения храмовых жрецов. Разве такой должна быть речь богатыря?! Самый главный и могущественный бог храбреца — это сила его рук и крепость духа! И если у тебя действительно чистое сердце, то скажи-ка, зачем ты шел к роднику в это вечернее время?
ШАРВИЛИ. А ты? Ведь и ты направлялся к роднику в это вечернее время. Что привело тебя сюда?
СУРМАТ. Вовсе не зазорное дело полюбоваться девушками, идущими по воду. У тебя другое мнение?
ШАРВИЛИ. Конечно не зазорное. Почему это дело должно быть зазорным? Вот и я пришел сюда, чтобы посмотреть на красивых девушек.
СУРМАТ. На девушек? Как тебя понять? Ты пришел посмотреть на всех девушек разом или на одну-единственную из них?
ШАРВИЛИ. Друг мой Сурмат, уж больно пристрастны твои вопросы… Конечно, полюбуюсь красивыми девушками и на свою избранницу посмотрю. Остановлю ее и обменяюсь парой ласковых слов.
СУРМАТ. Негоже таким богатырям, как мы с тобой, говорить о девушках, когда вот-вот к нам нагрянет война! И все же я скажу тебе, что скоро сюда должна явиться моя избранница!
ШАРВИЛИ. Это Мейтер, дочь Дахара?
СУРМАТ. Мейтер? Она мне не пара!
ШАРВИЛИ. Может быть, это Жини, дочь Нишрава?
СУРМАТ. Разве чабан Нишрав ровня старшине Били?! Моя избранница Эквер, та, которая подобна сиянию солнца и свету луны!
ШАРВИЛИ (с заметным волнением). Девушка тоже любит тебя?
СУРМАТ. Кто прислушивается к слову девушки, друг мой?! Мне она нравится? Нравится! Зачем задавать лишние вопросы?
ШАРВИЛИ. А наши народные обычаи?! А правила и порядок, установленный для нас нашими отцами и их отцами?! Разве ты не знаешь, что наши старейшины не отдадут девушку замуж против ее воли?!
СУРМАТ. Ради меня можно нарушить эти правила и порядок. Я богатырь! Я уничтожаю врагов, нападающих на нашу родину. И потом… потом… я — сын старшины этого села!
ШАРВИЛИ. Это не дело, друг мой. Мне совсем не нравятся твои слова. Если тебе приглянулась Эквер, то надо узнать и ее мнение.
СУРМАТ. Когда ее приведут в мой дом, то ее мнение и ее слово изменятся в мою пользу…
ШАРВИЛИ. Мы начали разговор о том, как прогнать чужеземцев, наступающих с севера, а теперь, видно, ты хочешь повздорить со мной…
СУРМАТ. Зачем ссориться? Давай расстанемся. Ты ступай своим путем, и я пойду своей дорогой!
ШАРВИЛИ. Хороший совет! Не стоит нам охлаждать приятельство на пустом месте.
Сурмат уходит. Оглядываясь по сторонам, Шарвили подходит к роднику. Сурмат возвращается и незаметно для Шарвили прячется за большим валуном близ родника. Входит Эквер с кувшином на плече.
ЭКВЕР. Шарвили! Я думала, что ты заглянешь к нам!
ШАРВИЛИ. Ты перепутала, Эквер! Разве мы не условились встретиться здесь?
Он подходит к девушке. Эквер опускает кувшин на землю. Шарвили берет ее за руки.
ЭКВЕР. Вчера вечером у нас гостил Кас-Буба…
ШАРВИЛИ. Надо же… Почему не сообщила мне? Ты ведь знаешь, как он мне дорог!
ЭКВЕР. Не задержался. Пришел, ушел…
ШАРВИЛИ. К добру ли?..
ЭКВЕР. Плохая весть была у него… Сказал, что к нам подступают дикие кочевники… Говорил, что к северу от нас ужасные дела творятся. Он сказал, что тамошние города и селения днем и ночью пылают в огне…
ШАРВИЛИ. Здесь недавно я встретил Сурмата. И он об этом говорил. Я подумал, привирает он. Выходит, теперь наша свадьба…
ЭКВЕР. Не торопись, Шарвили. Вот-вот начнется война, а мы на свадьбе. Что скажут люди?! Они проклянут нас. Накажут презреньем!
ШАРВИЛИ. Так было и в прошлый раз. Ты ведь помнишь, что и тогда я ушел на войну. Прогнал врага, а потом помогал отстраивать разрушенные города и селения… О боги, когда же наступит наш счастливый день?!
ЭКВЕР (обнимая Шарвили). Милый мой храбрец! Ненаглядный богатырь!
Сурмат выглядывает из-за валуна с гримасой зависти и неприязни и снова прячется.
ШАРВИЛИ. Что ж поделаешь, мое солнышко?! Пусть завершится и эта война…
ЭКВЕР. И твоя мать готова потерпеть…
ШАРВИЛИ. А что говорит твой отец?
ЭКВЕР. Ведь ты знаешь… Кстати, его нет дома, ушел вместе с Кас-Бубой.
ШАРВИЛИ. Куда?
ЭКВЕР. Сказал, что пойдет по селениям… Чтобы предупредить людей о наступающей беде, чтобы собрать смельчаков на битву с врагом…
ШАРВИЛИ. О боги! Почему я в стороне?! Скажу своим храбрецам-удальцам, чтобы готовились к войне!
ЭКВЕР. И девушки готовы помочь…
ШАРВИЛИ. Обойдется и без вас эта война. Ты думаешь, что мы их пропустим сюда?!
ЭКВЕР. Что бы ни случилось, наши девушки должны быть готовы ко всему. Кто знает, чем это обернется. Шарвили, ты горячий человек, поэтому не лезь на рожон. Будь осторожен, береги себя!..
ШАРВИЛИ. Не бойся, милая. Доселе никто не смог побороть меня. И с этой войны я вернусь победителем. А мне пора идти и собирать свою дружину.
Погладив руку девушки, Шарвили уходит. Эквер поднимает свой кувшин с земли. Из-за валуна выбегает Сурмат и подступает к ней.
ЭКВЕР. Ой, как я испугалась… Ты откуда взялся, Сурмат?
СУРМАТ (подходя к ней вплотную). Сердечко мое, узнал, что ты здесь, и прибежал…
ЭКВЕР (отстраняясь от него). Сурмат, сколько раз надо повторять?! У меня есть суженый.
СУРМАТ. Эквер… Эквер… Я люблю тебя… Ты являешься мне во снах, и все мои мысли только о тебе. Без тебя мне и белый свет не мил! Не гони меня, скажи да, и я сыграю такую свадьбу! Такую свадьбу!.. Я брошу к твоим ногам все достояние моего отца Били!..
ЭКВЕР. Сурмат, ты известный храбрец! Ты богатырь! Но мое сердце принадлежит другому!
СУРМАТ. Знаю я! Шарвили обольстил тебя!
ЭКВЕР. Обольстил?! Нет! Он дорог мне. Мы поклялись друг другу…
СУРМАТ. У Шарвили нет даже приличной постели дома…
ЭКВЕР. Сурмат, не кичись богатством… Я люблю этого бедного Шарвили. Я люблю его… Ты понял?!
СУРМАТ. Знай же, Эквер, я не отступлюсь от тебя! (Медленно наступает на девушку. Эквер пятится назад и роняет кувшин.) В скором времени я буду царем Лезгистана… Ты знаешь об этом?!
ЭКВЕР. Царем?!
СУРМАТ. А как же?! Я кажусь тебе немощным?! Увидишь, как вся эта земля между морем и горами, вся эта страна лезгинских племен, весь этот просторный Лезгистан будет принадлежать мне одному! И ты, красавица, станешь моей женой!
ЭКВЕР. Послушай, Сурмат, что это такое ты говоришь? Какой царь, какая царица? Не сошел ли ты с ума?! Сколько раз я говорила: не ходи за мной по пятам! Мы не пара друг другу. Никак не совпадают твои требования с моими желаниями.
СУРМАТ. Эквер! Если ты захочешь, если ты потребуешь, то я стану побирушкой! По твоему велению я возьму посох и стану пасти овец в горах! Я стану пылью под твоими ногами!..
Эквер подставляет кувшин под струю родника. Сурмат пытается обнять ее. Эквер отталкивает его, и Сурмат, закачавшись, падает в воду.
ЭКВЕР. Поберегись, негодяй! Как бы кости твои не затрещали под моими ногами! Ишь чего вздумал! Прочь с дороги!
СУРМАТ. Эквер! Эквер! Не зли меня!
ЭКВЕР. Запугиваешь меня?! Прочь, я сказала!
СУРМАТ. Предупреждаю тебя последний раз: если не будешь моей, то никому не достанешься!
ЭКВЕР. Ты убьешь меня! Так?! Ой, пощади, я уже умираю от страха! Таких как ты я отвожу к реке и обратно привожу, не дав даже напиться! А слова-то какие! Такой большой мальчик, и не стыдно ему! Ступай, ступай домой к себе! (Пытается оттеснить его с пути, но Сурмат не отступает.)
СУРМАТ. Эквер! Это последнее предупреждение! Запомни! (Наступает на нее.)
Со стороны доносятся голоса и смех других девушек.
ЭКВЕР. Прочь с дороги! Ты не пара мне! Я не боюсь тебя. У меня есть отец. И заступник — Шарвили!
СУРМАТ. Не останется у тебя ни одного заступника! Ни одного! На коленях приползешь ко мне!
ЭКВЕР. Ты злой и подлый…
ГОЛОСА ДЕВУШЕК. Девушки, куда запропастилась эта Эквер?! Пошла с одним кувшином и так долго его наполняет! Эквер! Эй, Эквер!
СУРМАТ. Эквер, через два дня я отправлюсь в сторону Дербента. И если в течение этих двух дней ты не скажешь мне да, то сильно пожалеешь. А от позднего раскаяния никому пользы не было! (Уходит.)
К роднику подбегает группа девушек и окружает Эквер.
ДЕЙСТВИЕ III
Широкое поле. Большой черный шатер. За шатром видны группы погоняемых воинами пленных — стариков, женщин и детей. Слышны проклятия, стоны и мольбы о пощаде. Многие плачут. Вражеские воины избивают пленных. Перед шатром на золотом троне сидит падишах Фиткил. Рядом стоит его сын Кехкир. Справа и слева от них — воины с длинными копьями. Перед падишахом на коленях с воздетыми руками просит пощады Сурмат.
СУРМАТ. О солнце, согревающее мир! О луна, освещающая ночи! О хозяин всего сущего, не ведающий о поражениях падишах Фиткил! Я добровольно вместе со своей дружиной явился к тебе.
ФИТКИЛ. Хорошо, очень хорошо! Сколько человек у тебя?
СУРМАТ. Сто храбрецов!
ФИТКИЛ. Чего ты желаешь?
СУРМАТ. Я считаю честью для себя служить такому могущественному падишаху как ты! Я укажу тебе пути и способы разрушения и подчинения этого непокорного Лезгистана…
ФИТКИЛ. Потом?
СУРМАТ. Когда весь Лезгистан будет принадлежать тебе, я здесь стану твоей тенью, твоим наместником…
ФИТКИЛ. Потом?
СУРМАТ. Надо будет отрезать головы тем, кто называет себя богатырями этой земли, и бросить в реку Самур. За это дело я сам возьмусь, когда стану наместником…
ФИТКИЛ (обращаясь к сыну). Разузнай, какого он рода-племени. Выясни, что это за человек. Я много повидал волков в овечьей шкуре!
Сурмат на коленях подползает к Фиткилу.
СУРМАТ. О падишах, владеющий землей и небесами, все мои слова искренни и идут из сердца. Я не волк. Я овца перед тобой, агнец на заклание. Если есть в том нужда, то вот тебе мой кинжал, зарежь меня, отсеки голову…
ФИТКИЛ. Оттащите этого раба, как видно, он совсем глуп!
Воины хватают его за плечи и оттаскивают назад.
КЕХКИР. Великий падишах, он — сильный богатырь. Мы отправили большое войско, чтобы схватить его. Он убил много наших воинов. Хорошо, что он сам сдался и перешел к нам. Мне стало известно, что это сын старшины одного большого селения в здешних горах.
К трону подбегает запыхавшийся воин, низко кланяется.
ФИТКИЛ. Говори, с чем явился!
КЕХКИР. Наше войско справа разбито в пух и прах. Он там был командиром. Войско погибло, а сам он явился сюда. Уцелел только он один!
ФИТКИЛ. Зря он уцелел! Долой голову с плеч! (Вооруженные люди волокут Сурмата в сторону.) Направь туда новое войско, сын!
КЕХКИР. Отец, там объявился необыкновенный лезгинский богатырь. Войско бессильно, одним ударом он побивает сотню наших воинов!
СУРМАТ. Великий падишах, это Шарвили! Шарвили!
ФИТКИЛ. Кто?
СУРМАТ. Это Шарвили! Шарвили!
ФИТКИЛ. Очень сильный богатырь?
СУРМАТ. Такого богатыря доселе мир не видывал!
ФИТКИЛ. Сильнее меня? Сильнее моего сына Кехкира? Сильнее нас обоих этот Шарвили?!
СУРМАТ. Великий государь, он настолько силен, что все мы вместе взятые слабее одного его мизинца. Он своим мечом разрезал огромную гору, как кусок масла! Ему благоволят боги!
ФИТКИЛ. Кто благоволит? Какие боги?
СУРМАТ. Это лезгинские боги. Их так много, что никто не знает, сколько их. Бог огня и бог неба, бог воды и бог земли, бог горы и бог моря. Бог полей и бог лесов, бог достатка и бог любви. Без благоволения своих богов лезгины ничего не делают.
ФИТКИЛ (смеется). Выходит, этот Шарвили — сын богов?!
СУРМАТ. Он появился на свет, когда его мать съела краснощекое яблоко, подаренное одним святым человеком. Каждое его слово, каждое его движение — непостижимая тайна, великий государь!
ФИТКИЛ. Сын мой Кехкир, что он лопочет? Отправь туда нашего богатыря Мармари, пусть схватит, как зайца, и приведет сюда этого Шарвили! Я собственными руками разрублю его надвое!
К трону подбегает и падает ниц еще один окровавленный кочевник.
КЕХКИР. Отец, это же наш богатырь Мармари!
ФИТКИЛ. Что с ним случилось?
Кехкир подходит к Мармари. С трудом подняв голову, Мармари что-то шепчет ему.
КЕХКИР. Шарвили, как улитку, раздавил войско этого Мармари…
ФИТКИЛ. Уведите его! Отрубить голову и бросить в овраг! Теперь я сам пойду и проучу этого Шарвили! (В гневе покидает трон.)
СУРМАТ. Владыка мира! Никто не может убить Шарвили! Не ходи к нему, он очень опасный богатырь! Только я знаю, как избавиться от него!
ФИТКИЛ (усаживаясь на трон). Что ты знаешь? Если раскроешь мне тайну, то быть тебе падишахом Лезгистана!
КЕХКИР. Если ты скажешь нам это, то получишь много золота и серебра!
СУРМАТ. Я скажу вам, в чем сила Шарвили…
ФИТКИЛ. Встань, дитя лезгина! (Поворачивается к сыну.) Верни ему оружие! Выбери для него хорошего коня из моего табуна. (Прибегает еще один вооруженный кочевник.) Кехкир, узнай, с чем он явился…
Кехкир подходит к пришедшему воину.
КЕХКИР (придвигается близко к падишаху). Отец, беда!
ФИТКИЛ. Что случилось?
КЕХКИР. Лезгинский богатырь разбил и наше левое войско. Некому больше идти против него!
ФИТКИЛ. Уведите этого труса с заячьим сердцем! Отрубить голову и бросить в овраг!
СУРМАТ. О светоч небесный и земной! Мой отец и его отец, все мои предки были на службе у таких могучих падишахов, как ты. Недаром наш род называют родом Сурматов! Наш сурматский род веками существовал на этой земле. И будет жить в веках! Кто бы ни был падишахом, мы, Сурматы, всегда готовы стать его тенью, его рабами, пылью под его ногами. Кому, как не нам, знать достоинство сильных мира сего?! Почитай сильнейшего, может статься, и ты будешь среди сильных, поучали всегда нас наши предки. Если пожелает сильнейший, то мы и от своих отцов отречемся. Кто плачет по народному горю, тот сам ослепнет! Заботься только о самом себе, завещали нам, Сурматам, предки. Родина, народ, честь, достоинство и другие такие слова — это выдумки слабых людей. У человека хваткого руки всегда будут в масле. Поэтому, если умрет мой отец Били и если даже я сам умру, род Сурматов не пресечется. Мы, Сурматы, род бессмертный. Пока жив на земле хоть один человек, рядом с ним будет здравствовать и один из рода Сурматов!
ФИТКИЛ. Кехкир, сын мой, этот человек, как мне кажется, вовсе не дурак. Определи ему место слева от меня, и отправь на поле боя еще одно войско!
Под вооруженным конвоем к трону приводят трех окровавленных пленников. Кехкир подходит к ним и, поговорив с воинами, возвращается к отцу.
КЕХКИР. Отец, это очень важные пленники. Наши воины видели, как лезгины почтительно обходились с ними. Кем же они могут быть?
СУРМАТ. О владыка мира! Видишь того седого человека? Это Даглар, отец Шарвили!
ДАГЛАР (презрительно). Будь ты проклят, изменник!
ФИТКИЛ. Ага-а-а! Попался! Увести его! Отсечь голову и бросить в овраг!
ДАГЛАР (шагая перед двумя вооруженными воинами). Знать бы мне раньше, что ты такой подлый, жалкий предатель!
ЦЮКВЕР. Будь ты проклят, изменник! Кого ты продаешь, что покупаешь взамен?!
ЭКВЕР. Подлый трус, униженный богами!
ФИТКИЛ (указывая пальцем на Эквер). Кто эта красавица? Дочь уведенного отсюда?
СУРМАТ. Она дочь Кени, чабанского старшины. Суженая Шарвили!
ФИТКИЛ. Очень красива! Отведите ее в мой шатер. Горе тому, кто к ней прикоснется! Теперь она будет принадлежать мне, а не Шарвили! Мне рассказывали, что лезгинские девушки прекрасны. Теперь я убедился воочию. (Эквер отводят к шатру.) Развяжите ей руки. Не бойтесь! Что может сделать столь нежная девица?!
СУРМАТ. Она вовсе не слаба, как кажется! В лезгинском войске много таких девиц. Они ничем не уступят самым отчаянным храбрецам!
КЕХКИР. Он прав, отец. В сражении мы видели женщин, и бьются они не хуже наших воинов…
СУРМАТ. Видите вон ту женщину? Это Цюквер, мать Шарвили.
ФИТКИЛ. И ей надо свернуть шею, как цыпленку.
ЦЮКВЕР. Свернув мне шею, тебе не подчинить наш народ. Живы тысячи лезгинских матерей. И у каждой есть сын, подобный Шарвили! И ни у кого из них нет такого изменника, такого подлого труса, как тот, который стоит рядом с тобой. Он один уродился таким! Один-единственный!
ФИТКИЛ. Избавьте меня от ее воплей! Увести! Отрубить голову и бросить в овраг!
ЦЮКВЕР (оглядываясь через плечо). Радуйся, негодяй! Веселись, урод без чести! Танцуй, презренный трус!
В это время Эквер неожиданно вырывает копье из рук охранника и бросается к Сурмату. Кехкир наносит ей удар кинжалом в спину. Поверженная Эквер впивается взглядом в Сурмата.
ЭКВЕР. Изменник! Будь ты проклят! Будь проклят во веки веков ваш род Сурматов!
СУРМАТ. Я предупреждал тебя у родника! А ты меня не послушалась. Получай теперь то, чего добивалась сама!
Охранники оттаскивают в сторону бездыханную Эквер.
ФИТКИЛ. Тащите ее!.. Бросьте в овраг! Голову в одну сторону, тело — в другую! (Поворачивается к Сурмату.) А теперь говори, в чем тайна силы Шарвили? Как погубить его?..
СУРМАТ. Могущественный падишах! Его сила в родной земле!
ФИТКИЛ (удивленно). В земле? Прочь с глаз моих! Ты хочешь провести меня?! Эй, Кехкир!
КЕХКИР. Отец, может быть, этот человек не врет. Послушаем его. Чую, что он подскажет нам, как погубить этого Шарвили!
ФИТКИЛ (Сурмату). Повтори, что ты сказал?
СУРМАТ. Сила Шарвили — в его родной земле и еще в его народе. Стоит только оторвать его ноги от земли и отгородить народ от него, как он сразу лишится своей могучей силы!
ФИТКИЛ. Я ничего не понял! Сила богатыря в его руках! Кехкир, сын мой, он нас обманывает!
КЕХКИР (Сурмату). Говори так, чтобы государю было понятно…
СУРМАТ. Я говорю так как есть! Что же тут непонятного?! Если народ сам отвергнет Шарвили, если не будет прислушиваться к его словам, то он растает на глазах. Его убьет тоска, изъедят тяжелые переживания. А этого невозможно добиться очень быстро. Для того чтобы отторгнуть героя от его народа, надо сначала ослабить сам этот народ. Это не дело одного дня!
ФИТКИЛ. Откуда ты взялся такой?! Не рассказывай мне сказки! Сейчас и твою голову бросят в тот овраг!
Прибегает запыхавшийся воин. Кехкир подходит к нему и, пошептавшись, возвращается к отцу.
КЕХКИР. Шарвили погубил еще одно наше войско. Теперь у нас остался только твой личный резерв!
ФИТКИЛ (встревоженно). Уведите его! Отрубить голову и бросить в овраг! (Поворачивается к Сурмату.) Эй, замухрышка! Ты мне тут рассказываешь сказки, а мое войско гибнет. Ты скажешь наконец, в чем сила этого необыкновенного богатыря?!
СУРМАТ (испуганно). Светоч небесный! Сила Шарвили в его родной земле! В родной земле!
КЕХКИР. Ну?! Дальше!
СУРМАТ. Если как-нибудь оторвать его ноги от земли, считай, что он в твоих руках!
ФИТКИЛ. Это правда?
СУРМАТ. Разве я ребенок, чтобы врать?! Я из рода Сурматов, великий государь! Я не знаю, что такое ложь. У меня сердце горячее, как солнце, душа светлая, как луна, тело чистое, как родниковая вода!
ФИТКИЛ. Говори да не заговаривайся, негоже честному человеку расхваливать себя! Лучше скажи мне, каким образом оторвать ноги Шарвили от земли!
СУРМАТ. Светоч мира! От одного твоего имени трепещут небеса и земля! По всему миру идет молва о твоих подвигах…
ФИТКИЛ. Не заговаривай мне зубы, Сурмат, сын Сурмата!
СУРМАТ. Моего отца зовут Били. Я Сурмат, сын Били!
КЕХКИР. Сурмат, сын Били, скажи нам, как оторвать от земли ноги этого необыкновенного богатыря Шарвили?
СУРМАТ. Сначала отправьте к нему гонца с предложением прекратить битву. Скажите ему, что вы не хотите гибели ни в чем неповинных людей. Скажите ему, что пусть поспорят в единоборстве богатыри с той и с этой стороны. Чей богатырь проиграет, тот и будет считаться побежденным.
ФИТКИЛ. А если он не согласится?!
КЕХКИР. Согласится ли сам Шарвили?
СУРМАТ. Он уверен в своих силах. И он согласится...
ФИТКИЛ. Допустим, что он согласится с нашим предложением. А что дальше?
СУРМАТ. Потом вы на площадке для единоборства рассыпьте горох слоем в палец толщиной и накройте паласами. Там пусть и поборется Шарвили с твоим богатырем. Он сразу пойдет в наступление, поскользнется на горохе и упадет. Его ноги оторвутся от земли, и он лишится сил. Что делать дальше, ты сам знаешь. Пусть изрубят его мечами, а труп бросят в овраг. И пусть там его съедят вороны и стервятники!
ФИТКИЛ. Возможно ли это?
КЕХКИР. Не знаю, отец…
СУРМАТ. Государь государей, сделай так, как я говорю. Если не получится, то моя голова — в одну сторону, тело — в другую…
КЕХКИР. Отец, дела наши плохи. Остатки нашего войска разбегаются. Шарвили на белом коне сокрушает воинов и ищет нас. Что нам делать?!
ФИТКИЛ. Поступим так, как советует этот человек. Другого выхода нет. Отправь к Шарвили гонцов с дорогими подарками. Пусть скажут, что мы хотим прекратить битву. Пусть скажут, что вызываем Шарвили на единоборство, если он не боится. Пока ты будешь занят этими делами, я приготовлю место для борьбы. О небеса, о великий владыка всего сущего, помоги нам в этой войне! Избавь нас от этого Шарвили!
ДЕЙСТВИЕ IV
Площадка для единоборства перед шатром Фиткила. На одной стороне площадки стоят Шарвили, Герги и его внук Берт. Падишах Фиткил сидит на троне, справа от него — Кехкир, слева — Сурмат. Позади шатра затаились вооруженные воины.
ГЕРГИ (обращаясь к Шарвили). Шарвили, сынок, тот, кто стоит слева от падишаха, напоминает мне Сурмата, сына Били.
ШАРВИЛИ. И я смотрю на него. Уж очень он на Сурмата похож. Был слух о том, что он попал в плен и замучен врагами…
ГЕРГИ (поворачивается к Берту). Внучек, твое зрение острее, чем у меня. Приглядись-ка повнимательнее, не Сурмат ли стоит рядом с падишахом?
БЕРТ. Тот, кто слева? Так и есть! Это Сурмат! Если снимет кочевничий колпак с головы, то и вы убедитесь в том, что это Сурмат!
ГЕРГИ. О святые боги! О солнце! О луна! Наш богатырь рядом с вражеским падишахом?! Неужели это правда?! О боги, как вы допустили такую измену?!
БЕРТ. Успокойся, дедушка! Он тоже смотрит на нас. Наверное, узнал, кто мы такие.
ГЕРГИ. Будь он проклят! Да не будет на нем лица, чтобы выйти к народу! Пусть поразит его огонь Алпана![7]
ШАРВИЛИ (делает шаг вперед). Эй, Сурмат, с каких пор ты стал пылью под ногами врага, грязью с его рук?!
СУРМАТ. Это не враг! Это большой и сильный народ! А мы — горсточка лезгин, ютящихся в долинах горных речушек. Бесполезно с ними воевать. Я и тебе советую прекратить борьбу и перейти под их крыло!
ШАРВИЛИ. Сколько золота ты получил за измену родине и народу, Сурмат, сын Били?
СУРМАТ. «Родина»… «народ»… «честь»! Все это слова, придуманные для детей, Шарвили. Разве тебе известна цена жизни? Свой недолгий век надо смаковать, как мед, медленно, с наслаждением… Теперь я стал наместником падишаха Фиткила. Теперь мне принадлежит весь Лезгистан, теперь я здесь хозяин! Еще не поздно, Шарвили, переходи и ты на нашу сторону, ступай под знамена падишаха Фиткила. Мы вдвоем завоюем весь мир!
ШАРВИЛИ. Ты предлагаешь мне измену?! Много было в мире негодяев, которые переходили к врагу, предав свой народ. Вот и ты такой же изменник! Пока жив на земле хоть один человек, имя твое во веки веков будет символом измены, коварства и подлости!
СУРМАТ. Не надо длинных речей. Если ты не перейдешь на нашу сторону, то и твоя голова полетит в овраг, где валяются головы Даглара, Цюквер и Эквер!
ШАРВИЛИ. Они…
СУРМАТ. Падишах казнил их.
ШАРВИЛИ. Почему?..
СУРМАТ. Почему-почему… Потому что они близкие тебе люди — мать, отец и суженая. Понял?
ШАРВИЛИ. Ты предал их, изверг!
ГЕРГИ. Держи себя в руках, Шарвили!
БЕРТ. Не показывай свою боль врагу!
ФИТКИЛ. Пусть приготовятся богатыри к единоборству! Эй, лезгинский богатырь, ты готов? Если поборешь моего богатыря, то мы начнем переговоры о мире. Кехкир, сынок, иди и проучи его!
КЕХКИР. Я готов!
ФИТКИЛ (негромко, Кехкиру). Не бойся! Все приготовлено как следует!
СУРМАТ. Светоч мира! Негоже твоему луноликому сыну пачкать руки его зловонной кровью. Позволь мне выйти против него!
ФИТКИЛ. Со спящим зайцем ты бы, верно, справился. А победа над таким могучим богатырем — это право моего сына. Пусть о его подвиге узнает весь мир! И я буду гордиться такой победой. Кехкир, вперед, сын мой!
ШАРВИЛИ. Сурмат, выходи ты! Иди ко мне! Я хочу вблизи посмотреть в твои изменнические глаза!
СУРМАТ. Не волнуйся! Не ты на меня, а я посмотрю на тебя! Против тебя идет не кто-нибудь, а сын самого падишаха!
С двух сторон в круг входят Шарвили и Кехкир. Они сближаются и начинают бороться. Шарвили пытается поднять Кехкира над головой, но скользит на горохе под паласом и падает. Кехкир вскакивает ему на грудь и прижимает коленом к земле. Из-за шатра выбегают вооруженные воины и набрасываются с мечами на Шарвили. Герги и Берт бегут на помощь, но Сурмат перехватывает их и закалывает кинжалом одного за другим. Обессиленный Шарвили лежит на земле.
СУРМАТ. Шарвили! Эй, Шарвили! Вот я смотрю на тебя! Так и бывает с теми, кто не слушает доброго совета!
ШАРВИЛИ (с трудом поднимает голову). Будь ты проклят, изменник! Ты гнойная язва на нашей земле!
ФИТКИЛ. Эй, храбрые мои воины! Уберите эту падаль, бросьте в овраг!
Вооруженные воины оттаскивают тела Шарвили, Герги и Берта в сторону.
КЕХКИР. Признаюсь, отец, мне жаль, что погубили такого богатыря…
ФИТКИЛ. Сын мой, не станет падишахом тот, в чьем сердце поселились малодушие и жалость. Помни об этом всегда! «Правда», «справедливость» — это слова, придуманные бедными, тщедушными людьми. Честь, достоинство, совесть — прибежище обездоленных бродяг. Сурмат, который помог нам избавиться от Шарвили, давно понял и усвоил это. (Поворачивается к Сурмату.) Теперь, герой, веди нас прямыми путями в города и селения этого Лезгистана!
СУРМАТ. Светоч мира, я пылинка под твоей ногой! Я готов служить тебе, как преданный раб. Я буду твоим проводником. Пусть вся наша земля покорится тебе. И если ты пожелаешь, то я стану твоим наместником здесь!
По сцене бредут небольшими группами погоняемые воинами пленники.
КЕХКИР. Что приказать войску, отец?
ФИТКИЛ. Вперед! Вперед, чтобы разорить и покорить эту горную страну!
Среди пленников выделяются кузнец Дахар, его дочь Мейтер, чабан Нишрав, его дочь Жини и чабанский старшина Кени.
СУРМАТ (подходит к ним). Остановите их! (Все останавливаются.) Братцы, отчего вы в таком жалком положении? Кузнец Дахар, что за вид у тебя?!
ДАХАР. Будь ты проклят, палач!
СУРМАТ. Каждому своя жизнь дорога. Не так ли, чабан Нишрав?
НИШРАВ. Нет, изменник, нет! Будь ты проклят!
СУРМАТ. Я могу принять вас всех в свою дружину. Вместе мы покорим весь этот край. Когда я стану хозяином Лезгистана, вы будете как сыр в масле кататься, а ваши женщины будут купаться в золоте и серебре!
ЖИНИ. Сгинь, нечестивец!
МЕЙТЕР. Пусть глаза твои вытекут! Путь огонь Алпана поразит тебя!
СУРМАТ (поворачивается к стоящим рядом вооруженным кочевникам). Эй, выведите этих двух девиц! Теперь они принадлежат мне!
Воины хватают девушек. Дахар и Нишрав бросаются к Сурмату. Их секут плетьми и погоняют дальше. Девушки громко плачут.
ДЕЙСТВИЕ V
Покривившаяся кузница под высохшими деревьями. Перед кузницей сидят несколько человек в лохмотьях. Они пугливо оглядываются по сторонам.
ДАХАР. Я устал… Клянусь солнцем и луной, в моей лачуге нет еды и на два дня! Откуда же ей взяться, братцы?! Нивы и сады высохли, землепашцы и чабаны выбились из сил. (Снизив голос.) После того как проклятый Сурмат стал наместником...
НИШРАВ. Тс-с-с! И земля имеет уши, кузнец Дахар! Кто знает, нет ли среди нас наушника Сурмата или Кехкира? Укороти язык, голова будет цела! Опусти голову, ибо по поднятой голове бьет посох!
ДАХАР. Я не говорю ничего плохого, сосед Нишрав. Я не ругаю наших правителей. Я просто говорю, что наша жизнь стала тяжелой…
НИШРАВ. Не говори, что тяжелая, говори, что она легкая…
ДАХАР. Разве она легкая, Нишрав?
НИШРАВ. Отчего же не легкая? Очень легкая! Дай здоровья Кехкиру, сыну падишаха! Пусть здравствует и его наместник Сурмат, наш соплеменник! Под солнцем их справедливого правления нам живется легко и привольно. Благодарение богам! Нам не хватает разве что еды и одежды. И это будет у нас! Потерпи! Разве ты не видишь, как любят нас, лезгин, Кехкир и Сурмат?! Кехкир советует нам отвернуться от наших богов и поклоняться его идолу. Очень хорошо! Будем поклоняться. А далеко ли мы пойдем с нашими богами, с нашим солнцем и с нашей луной?! С нашим огнем и с нашей водой?! Этот большой идол кочевников гораздо лучше. Вот так и говори, братец Дахар! Так говорите и вы, братцы!
ДАХАР. Этот Нишрав тронулся умом после того, как побывал в зиндане[8] Кехкира…
НИШРАВ. Я не сумасшедший! Мой ум при мне. Я провинился, поэтому и был наказан. Пусть здравствует Сурмат, наша опора! И пусть здравствует Кехкир, наш падишах! Они пожалели меня. Они — милосердные люди. Вот и меня выпустили на волю из темницы. А знаешь ли ты о том, что в той темнице зря гибнут сотни глупцов, твердящих, подобно тебе, о справедливости?!
ДАХАР. Погоди, погоди, братец Нишрав. Ты говоришь, что провинился, так в чем же твоя вина?
НИШРАВ. Помнишь последнюю войну? Тогда я был на стороне Шарвили. И ты был рядом со мной. И разве не из-за этого наши с тобой дочери попали в руки Сурмата?! Вот в чем моя вина!
Сидящие горестно кивают.
ДАХАР. Не напоминай о том, что было! В то время и меня бросили в темницу. А Сурмату нужен был умелый кузнец, чтобы ковать оружие. Меня выпустили. Все мы виноваты. Да буду я жертвой нашим богам! Только боги даровали мне выдержку и терпение. А в людских сердцах тлеют угольки мести!
НИШРАВ. Помолчи, Дахар! Из-за тебя и нас могут схватить. Что было, то было. Теперь у нас все хорошо!
ДАХАР. Доченьки наши, детки горемычные! Поиздевались над ними Сурмат и Кехкир! Разве это горе можно забыть?!
НИШРАВ (поворачивается к сидящим). Братцы, почему вы молчите?! Угомоните его! Из-за него нас могут выгнать из села, отправить на чужбину!
ДАХАР. Разве мы сейчас не на чужбине?! Мы подобны бездомным сиротам на родной земле. Мы отверженные! Все принадлежит кочевникам и изменникам, которые прислуживают им!
НИШРАВ (хватает Дахара за плечи). Успокойся, братец Дахар, успокойся! Мое сердце болит сильнее, чем твое. (Внезапно, будто испугавшись, отстраняется от него, низко опускает голову.) Идет! Прячьтесь!
ДАХАР. Кто идет? Кто?!
НИШРАВ. Людоед идет! Дракон идет! Изменник идет! Нечестивец идет! Идет тот, кто продал Родину и народ! (Дрожит от страха. Забеспокоились и другие люди. Все низко опускают головы.) Смотри, Дахар! Идет Сурмат!
СУРМАТ (окруженный несколькими воинами, грозно смотрит на людей, поигрывая кнутом). Эй! Сколько раз надо повторять?! Вам же было приказано не собираться больше двух человек и не вести глупые разговоры! (В гневе подступает к стоящим.) Что это за сборище?! Что за собрание?!
НИШРАВ. Сиятельный посланник падишаха! Мы не делаем ничего запретного. У меня осталась одна коза, хочу отдать ее в государеву отару…
СУРМАТ. Хорошее дело. И не забывайте, что за вами еще много долгов. Шерсть, мясо, масло, шкуры, фрукты, зерно. Скоро уж и осень наступит!
ДАХАР. Эти заботы мы и обсуждаем здесь…
СУРМАТ. Хорошо! Очень хорошо! И быстро переходите от слов к делу. Шутки с падишахом плохи. Он может снести ваше село, и от него не останется камня на камне.
НИШРАВ. Нет, нет, почтенный Сурмат! Мы люди безобидные, как ягнята. Мы продадим последнюю рубаху, но налоги уплатим. Мы не хотим быть изгнанными и бродить неприкаянно по белу свету…
ДАХАР. Хорошо ты сказал, чабан Нишрав. У тебя оставалась одна коза, теперь и с ней пора расстаться. Тебе повезло! А как быть мне, не имеющему на дворе даже паршивой курицы?! Где я возьму сто яиц, которые задолжал казне? Где я возьму двадцать батманов[9] мяса, если даже худой козы не имею? Откуда взять шерсть и шкуры, если нет ни одной овцы?
СУРМАТ. Эй! (Взмахивает кнутом.) Соскучился по темнице, в подземелье захотелось?! Не набрался еще ума?!
НИШРАВ. Душа моя, великий и могучий Сурмат, такие слова он никогда не произносит при посторонних людях. Он говорит это от того, что ты приходишься зятем и мне, и ему!
СУРМАТ. Что? Что?!
НИШРАВ. Разве не ты взял наших дочерей? Мейтер и Жини. Зря они потом покончили с собой. Ты ведь тут ни при чем! Ты по-прежнему остаешься зятем для нас…
СУРМАТ (поворачивается к воинам). Взять этого безумца! Бросить его в темницу! Он еще недостаточно поумнел! (Угрожает кнутом другим мужчинам. Воины хватают Нишрава.) Язык у него длинный. Со мной потягаться захотел! (Поворачивается к Дахару.) Кузнец, запомни, я Сурмат! Береги свою шкуру, иначе я спущу ее с тебя живьем! Твои глупые разговоры доходят до меня…
ДАХАР. Конечно доходят. Наступили времена, когда и земля ушами обзавелась…
СУРМАТ. Не хитри, лисья твоя порода! Никто не смог уйти живым из-под моего кнута!
ДАХАР (низко кланяется). Знаю, знаю! И мои плечи испытали суровость этого кнута…
СУРМАТ. Запомни это! (Уходит.)
ДАХАР (вслед ему). Не забудем во веки веков, будем помнить из поколения в поколение. Только пощади Нишрава. Несчастный выживает из ума на старости лет. Отпусти его!
СУРМАТ (издалека). Только ради тебя, кузнец Дахар! Прощаю последний раз! Смотри, как бы и сам не попал в мои тиски!
ДАХАР. И рта не открою. (Понизив голос.) Завтра с утра я начну ковать замки для ртов сельчан. Пусть никто, нигде и никогда ни слова не скажет о справедливости и правде!
СУРМАТ (на ходу). Эй! Отпустите этого обезумевшего чабана! А вы, мои воины, входите в село с этой стороны. Собирайте налог на праздник падишаха, налог на его отдых в горах, налог на его ходьбу по этой земле, налог на родники и реки, налог на леса и поля, налог на то, что этот глупый народ живет здесь. Соберите все эти налоги! Не пропустите ничего! Соберите и налог на мое господство над ними, налог на содержание моего кнута, налог на жир, которым я мажу свои усы! (Уходит.)
Входит отпущенный на свободу Нишрав и следом за ним, с низко опущенной головой и большим посохом, изможденный Шарвили. Его трудно узнать. Дахар внимательно смотрит на него.
ДАХАР. О боги! О небеса! Неужели мои глаза обманывают меня?! (Поворачивается к людям.) Братцы, здесь уже нет Сурмата. Да поднимите же вы свои головы! Разве вы не люди? Взгляните, кто к нам идет! (Поворачивается к Нишраву.) Эй, чабан Нишрав, посмотри, кто шагает за тобой! Кажется, это Шарвили! (Выбегает вперед.)
НИШРАВ (оглядывается). Шарвили был убит воинами падишаха! Разве ты забыл?!
ДАХАР. Мы только слышали об этом. Говорили также, что тело израненного Шарвили подобрал и спрятал Кас-Буба. Разве ты не слышал, что Кас-Буба исцелил его раны? Разве ты не слышал, что он ходит-бродит по нашим селениям? Теперь и к нам явился Шарвили!
НИШРАВ. Эх, Дахар, разве не знаешь ты, что наши люди давно онемели? Всякое говорили когда-то. Где ты видел, чтобы мертвые оживали? Если бы Шарвили был жив, то он давно пришел бы к нам, не оставил бы нас в беде!
ДАХАР. Да пусть солнце поразит меня! Пусть огонь Алпана испепелит, если я лгу!
ГОЛОСА. О-о-о! Шарвили… Это он! Это он!
ДАХАР. Эй, люди! Почему вы мычите, как волы? Может быть, и вправду святой Кас-Буба оживил нашего Шарвили! Почему сказанное Сурматом должно быть правдой, а содеянное Кас-Бубой — выдумка?!
ГОЛОСА. О-о-о! Шарвили… Шарвили, Шарвили! Это он! Это он!
ДАХАР. Почему он идет, низко опустив голову, и волочит ноги, словно свинцовые? Может быть, это призрак, дух Шарвили! Пойдем к нему!
Шарвили отходит подальше от людей.
НИШРАВ. Не называй его имени! Ты знаешь, что делает Сурмат с теми, кто вспоминает о нем?! Всем запрещено говорить, петь песни и рассказывать о его подвигах. Ты забыл об этом, Дахар?!
ДАХАР. Зря ты так говоришь, братец! Если суждено умереть, то умрем! Разве ты не видишь, что перед нами стоит Шарвили?! Неужели я не вправе даже приветить его?! (Направляется к Шарвили, настороженно оглядываясь по сторонам.) Шарвили! Эй, Шарвили, остановись!
НИШРАВ (идет вслед за ним). Послушай, Дахар, не зови его так громко. Услышит какой-нибудь нечестивец, донесет Сурмату. Беды не оберемся и мы, и этот бродяга, похожий на Шарвили…
ДАХАР (обращаясь к Шарвили). Остановись, странник! Скажи нам, кто ты?!
НИШРАВ. Из нашего ли ты края? Лезгинского ли роду-племени?
Шарвили приподнимает голову, смотрит на Дахара и Нишрава бегающим взглядом. Затем поправляет на плече ветхую суму и собирается идти дальше. Дахар встает на его пути.
ДАХАР. Я кузнец Дахар, сынок…
ШАРВИЛИ (слабым голосом). Знаю…
НИШРАВ. Я чабан Нишрав, сынок…
ШАРВИЛИ. Знаю…
ДАХАР. Сынок, разве ты не Шарвили?
ШАРВИЛИ. Ну и что? Какое вам дело до меня?
НИШРАВ. Какое дело? Нам запрещено произносить имя Шарвили, но он живет еще в наших сердцах. Шарвили — наш богатырь! Шарвили — наш заступник!
ШАРВИЛИ. Ваш?
ДАХАР. Конечно! Шарвили — гордость всех наших людей, всего Лезгистана!
ШАРВИЛИ. Где эти люди? Где этот народ? После того как меня, израненного, бросили в овраг и Кас-Буба подобрал меня, исцелил, я долго бродил по горным селениям. И нигде не встретил ни одного человека, который назвал бы меня по имени. Лезгинского племени уже нет. Вы все превратились в пленников, в рабов…
ДАХАР. Нет, Шарвили, нет, сынок, ты ошибаешься. Наш народ еще жив!
ШАРВИЛИ. Если он жив, то почему никто не следует за мной? Почему никто не идет против врага? Где наши храбрецы? Где наши бесстрашные юноши и девушки? Народ больше не признает меня. Поэтому не прибавляется и сил в моих руках. Если вы соберетесь вместе и дружно пойдете за мной, то ни один враг не сможет убить меня. Станьте мне опорой, а вашей опорой буду я! (Опускает голову и медленно продолжает удаляться.)
ДАХАР (кричит вслед ему). Сынок! Шарвили!
НИШРАВ. Не кричи так громко, эй, кузнец! Не называй его по имени! Ты окажешься в лапах Сурмата!
ДАХАР. Пусть! Лучше смерть, чем такая жизнь! Я называю по имени не врага, а нашего героя Шарвили! (Приложив руки ко рту, громко зовет.) Шарвили! Шарвили! Шарвили!
ДЕЙСТВИЕ VI
Сельская площадь. Перед черным шатром на золотом троне сидит Сурмат. Справа и слева его охраняют вооруженные кочевники. На площади собралось много людей.
СУРМАТ (обращается к одному из воинов). Приведите сюда из темницы старика. Теперь, когда Лезгистан в моих руках, я установлю здесь свои порядки. А потом посмотрим, останутся ли те, кто попусту точит лясы!
Воины приводят поседевшего, сгорбленного старшину Били с печатью страдания на лице. Били низко кланяется и застывает в изумлении, вглядываясь в своего сына.
БИЛИ. Ты… ты мой сын Сурмат?
СУРМАТ. А ты не видишь?! Ты ослеп от долгого сидения в темнице?!
БИЛИ. Ты восседаешь на золотом троне, сынок! На твоей голове золотая корона, сынок!
СУРМАТ. Отныне я повелитель всех этих земель! А ведь ты говорил, что из меня не получится известный повсюду человек, подобный богатырю Шарвили!
БИЛИ. И ты отныне считаешь себя таким человеком?
СУРМАТ. А ты не видишь?
БИЛИ. Я низко пал в глазах народа, пока старался сделать из тебя человека. Тщетными были мои труды! Ты хоть и повелитель ныне, но вовсе не человек. Будь ты человеком, не бросил бы родного отца в темницу!
СУРМАТ. Эй, старик! Не заставляй меня хвататься за кинжал! В гневе я не разбираю, где мать, а где отец! Ты готовился подослать к падишаху Фиткилу презренных убийц. Твоя преступная затея вскрылась. Поэтому и наказан ты был справедливо!
БИЛИ. Тебе хорошо известно, что это оговор. Ты сам оклеветал меня, чтобы таким путем возвысить падишаха Фиткила в глазах здешних людей. Это хорошо известно и мне, и тебе, и тем сорока неповинным храбрецам, которые замучены в темнице. Ты негодяй, купивший должность ценой предательства собственного отца!
СУРМАТ (трясется от гнева). Это не твоего ума дело! Если я так и поступил, то все равно это твоя вина! Ты сам воспитал меня таким! Греби под себя, возвышай себя, твердил ты мне всегда. Вот ты и достиг своего! (Поворачивается к воинам.) Эй, возьмите этого дикаря! Отрубить голову и бросить в овраг!
ГОЛОСА. О-о-о… О боги! О небеса!
БИЛИ. Тебя настигнет кара богов, поросенок, посмевший поднять руку на отца…
СУРМАТ. Приведите другого дикаря! (Воины волокут к трону чабанского старшину Кени. Он в изумлении смотрит на Сурмата.) Смотри, смотри! Не узнаешь?!
КЕНИ. Ты Сурмат, сын Били. Ты стал падишахом?
СУРМАТ. Стал, стал. Разве я не уговаривал тебя, Кени, чтобы ты отдал за меня свою дочь Эквер? Ты не согласился. Ты сказал, что это дело самой девушки. Чем обернулось ее дело? Ты из мести начал подбивать людей к бунту против Фиткила. Я и тогда сказал тебе, что мы, горсточка лезгин, — племя слабосильное, не сможем воевать с могущественным падишахом. Ты не послушался!
КЕНИ. А ты? Ты стал проводником у врага, раскрыл ему наши намерения. Ты продал нас, бросил в их лапы…
СУРМАТ. Не гневи меня! Клянусь великим идолом, лишу тебя головы!
КЕНИ. Что такое великий идол?
СУРМАТ. Это бог Фиткила!
КЕНИ. Ах, нечестивец, ты и своих богов продал этому извергу?! Да будешь ты сам жертвой ему!
СУРМАТ (подпрыгивает на троне). Уберите отсюда этого безумца! Отрубить голову и бросить в овраг! Как петух склевывает зерна, так и я склюю всех, кто болтает о справедливости, нарушает покой, будоражит людей, призывает их восстать против нашего великого падишаха!
КЕНИ. У тебя драконий аппетит. Не подавись! Нас мало, но найдется тот, кто усмирит тебя!
СУРМАТ (с пеной у рта). Уберите! Уберите его быстрее отсюда, пока не вскружил головы этим людям! (Кени уводят.) Приведите сюда других!
Воины приводят Дахара и Нишрава.
НИШРАВ (низко кланяется Сурмату). Государь государей, я отдал в казну последнюю курицу…
СУРМАТ. То-то, чабан Нишрав, вижу я, что ты потихоньку набираешься ума.
НИШРАВ. Конечно, повелитель повелителей, теперь я все очень хорошо понимаю. Мы — народ малюсенький. У нас нет ни плодородных земель, ни полноводных рек. Разве можно добыть пищу в этих голых скалах? Мы всегда должны быть под властью кочевников, которых ты привел сюда. Только они могут дать нам и хлеба, и воды вдоволь. Ты прав, падишах падишахов. К чему нам наши старые, никому непонятные обычаи? Зачем нужны боги? Мы хотим новых порядков. Таких порядков, которые позволяют иметь кусок хлеба, не думая о родных и близких, о соседях и друзьях. И такие порядки ты уже установил в наших селениях. Если в этом мире и найдется человек, который осчастливит нас, то это только ты, падишах Сурмат!
ДАХАР. Люди, не слушайте этого чабана. Он сошел с ума от побоев в темнице. У него помутился разум. Не слушайте его!
НИШРАВ. Никто меня не избивал. В темнице меня три раза в день кормили жирным супом и пшеничным хлебом. Меня совратил с правильного пути этот кузнец Дахар. Он не желает добра нашему народу. Он, подобно бродяге Шарвили, печется только о себе, о своем почете и благополучии. Давайте, люди, мы вместе проклянем его, как посрамили безродного Шарвили! Это они настраивают нас против того племени, которое привел сюда наш падишах Сурмат!
ДАХАР. Ах, предатель!
Внезапно Дахар вырывает из рук одного воина копье и бросает его в Сурмата. Раненый Сурмат падает с трона. Начинается суматоха. Вооруженные кочевники закалывают копьями Дахара и Нишрава.
ГОЛОСА. Эй, люди! Братцы! Беда! Беда! Нашего Шарвили убили!
ГОЛОС КАС-БУБЫ
Мать ждет не дождется тебя,
Шарвили, милый, вставай!
Храбрых, как братьев, любя,
Шарвили, милый вставай!
Ждал тебя старый отец,
Шарвили, милый, вставай!
Честь наша, гордость сердец,
Шарвили, милый, вставай!
Солнцу подобна любовь,
Шарвили, милый, вставай!
Светоч народа, на зов,
Шарвили, милый, вставай!
Площадь волнуется. На лежащего у трона Сурмата никто не обращает внимания. Многие перешагивают через его тело. Несколько человек несут на руках залитого кровью Шарвили.
КАС-БУБА. Люди! Какой-то изменник смертельно ранил нашего богатыря Шарвили предательским ударом в спину! Вижу я, Сурмат теперь мертв, но род Сурматов — род неискоренимый. Вот и занял его место другой Сурмат. Это он посмел поднять руку на Шарвили. Не лицом к лицу, а предательски, как Сурмат, сзади. Однажды мне удалось исцелить Шарвили. Обессиленный и униженный народ побоялся тогда даже произносить его имя. Наш народ не смог встать на сторону своего героя. Горькие переживания изъели его дух, отняли силы. Всякое дело валилось из его рук без поддержки и веры людей. Он иссох, видя свой народ беззащитным и безвольным. Вот к чему привело отсутствие единства в нашем народе. Теперь мы потеряем и Шарвили. Кого-кого, а именно этого героя мы должны были беречь как зеницу ока!
ШАРВИЛИ. О солнце! О небеса! Приподнимите меня! Я хочу видеть мои горы, леса и реки! Я хочу напоследок взглянуть в лицо своему народу! (Он говорит с трудом, но четко, чтобы слышно было всем.) О боги! Эй, лезгинские племена! Я свою жизнь посвятил вам! Знайте, сила народная в единстве людей. Народ, не имеющий единой воли, всегда будет в подчинении проходимцев. Волна дружбы и единства пусть прольется в ваши сердца, подобно гранатовому соку. Я ухожу! Простите мне мои грехи, если они были!
КАС-БУБА. Храбрецы! Поднимите его! Пусть народ увидит своего героя! Пусть и Шарвили увидит свой народ! Шарвили — не тот герой, которого можно положить в могилу! Плачьте, сестры! Плачьте, братья! Кто знает, появится ли другой заступник народа?! Плачьте, матери! Плачьте, отцы! Кто знает, куда повернет колесо нашей судьбы?! Плачьте, девушки! Плачьте, юноши!
ШАРВИЛИ. Эй, народ! Эй, люди, оплакивающие меня! Если в будущем, сплоченные единой волей, вы восстанете на борьбу за справедливую жизнь, тогда приходите ко мне. Трижды позовите меня, назвав по имени. В то время моя душа вселится в мое тело. Я оживу, мои руки и плечи наполнятся силой. Потом я выйду и заступлюсь за вас!
Шарвили бездыханно повисает на руках людей. Все плачут. Женский хор поет песню Кас-Бубы «Мать ждет не дождется тебя…».
Занавес.
[1] Шармуну — злое божество, персонаж лезгинского языческого пантеона.
[2] Чунгур — музыкальный струнный инструмент.
[3] Солнце, луна, огонь — объекты языческих верований предков лезгин.
[4] Пили — персонаж лезгинской языческой мифологии.
[5] Кюре — историческая область севернее реки Самур, населенная лезгинами.
[6] Исторические местности и города в ареале проживания лезгин.
[7] Алпан — бог огня и молнии в лезгинском языческом пантеоне.
[8] Зиндан — темница, подземелье.
[9] Батман — мера веса.
