Оленья тропа
Весна, шумная и полноводная, пошла на убыль. Птицы, недавно заполнявшие небо и воду, осели в гнезда высиживать потомство, и только изредка над вадун нимэ* пролетали селезни.
Зажужжали комары. Спасаться от них приходилось дымом. Собаки поскуливали, досадуя на кусачих комаров.
Настал день, когда Татор позвал сына Алешу на рыбалку.
— Далеко поедем, — сказал. — На три дня.
Они погрузили в лодку сети, ружья, котелок, спальные мешки. И отчалили.
К концу дня доплыли до далекой виски, поставили сети. Получили добрый улов. Потом опять поставили. Еще и еще. Добыча была отменная.
На третий день встали очень рано. Наскоро поев, прихватили ружья, сели в лодку. Алеша даже забыл спросить у отца, куда едут в такую рань, зачем? Он был еще сонный.
Вскоре за первой излучиной реки сон от мальчика отлетел: незнакомые места и высокие ивняки, каких нет в их тундре, разбудили в нем любопытство. Вдруг из густой чащобы выскочит сейчас большой красавец — лось! Вот было бы здорово!
Причалили к берегу. Выгрузились. Пошли пешком. Забрались в тальниковые заросли. Засели в скрадке, пожевывая сочную юколу из речной рыбы.
— Будем ждать. Надеюсь, повезет, — сказал Татор, подавая сыну пачку патронов мелкашки. — Заряжай.
Алеша засуетился. Сердце забилось радостно от предвкушения охоты. Только вот...
— А кого мы тут караулим? — спросил он, всматриваясь в реку сквозь стройные стволики тонких прибрежных тальников.
— Олени могут появиться, — ответил отец.
— Олени! — Алеша стал торопливо забивать в патронник желтый красивый патрон. — Но ведь ты говорил, что они ушли на Север?
— Ты много говоришь, сынок, — прервал его отец. — Это оленья тропа. Здесь ты должен быть очень тихим. Ты охотник.
Алеша умолк.
Лишь в середине дня они услышали стук копыт и хорканье.
На том берегу показались олени.
— Не спеши, пусть переплывут на наш берег, — тихо сказал отец.
— Ух, какие красивые! Рога-то... таких не видел... — не сдержался Алеша.
— На то ведь они и дикие, — шепотом ответил отец.
Плеск воды перекрыл его голос.
Олени, не чуя людей, вышли на берег. Стряхнув с себя воду, не спеша двинулись наискосок от места засады.
Алеша заметил, как отец поднял дробовик, готовясь к выстрелу.
Олени, пофыркивая, шли поодаль. Отощавшие к весне, к тому же мокрые, они были жалки на вид. Вожак поднял голову, Алеша увидел большие красивые глаза. В них замерло удивление. Два ствола отцовского дробовика тоже уставились на оленя.
— «Все!» — с горечью подумал мальчик и закрыл глаза.
Но выстрела все не было. «Наверное, папа ждет, когда олени соберутся тесно», — подумал Алеша, вспомнив, как отец весной, охотясь на уток, всякий раз ждал, когда сгрудятся несколько птиц, чтобы одним выстрелом добыть сразу две-три из них.
Медленно открыв глаза, Алеша увидел, что олени неторопливо уходили прочь.
Облегченно вздохнув, мальчик повернулся к отцу:
— Почему не стрелял, папа?
— Страшно худые, да и куда нам столько мяса?
— И рыбы у нас много, да? — подхватил Алеша.
— И рыбы много, сынок.
— Ты их тоже пожалел?
— Да, сынок. — Татор погладил Алешу по жестким черным волосам. — Они идут на Север, к морю. Это последние. Они совсем устали...
Мальчик заглянул в глаза отцу — он выглядел совсем уставшим. «Раньше с ним такого не бывало», — подумал Алеша.
Татор молчал. Он припомнил такой же день в своем детстве. Отец привел его, Татора, сюда впервые, когда ему тоже было лет десять. Их семья сильно изголодалась к весне. Оленей у них было мало. С охотой не везло. И вот здесь, на оленьей тропе, он, десятилетний мальчишка, добыл трех оленей копьем. Отец тогда взглянул на Татора с гордостью. Он исполнил свой долг — вырастил охотника, кормильца, мужчину...
* Вадун нимэ (юкаг.) — букв. юкагирский дом.
