Эзирек
Что-то прохладное легонько коснулось лица Артыша. В полудрёме он подумал, что к нему ласкается, зовёт играть щенок Хартыга. Артыш сонно улыбнулся и проворчал: «Дай поспать».
— Солнце уже заглядывает через обруч юрты, а ты ещё в кровати, — послышался бодрый голос старшего брата. — Нехорошо. Недостойно настоящего мужчины!
Артыш хотел быть настоящим мужчиной, поэтому с трудом, но всё же отлепил голову от подушки, приоткрыл глаза. Перед ним на белом войлочном ширтеке* стоял козлёнок.
— Какая коза принесла? — спросил мальчик, зная: у коз аала** ранней весной почти каждый день появляются козлята.
— Разуй глаза! — сказал брат. — Домашнее животное от дикого отличить не можешь? Какой стыд!
Сон мальчика как ветром сдуло — перед ним на длинных, ещё не окрепших ножках стоял крошечный олененок с большими ушами, с мелкими белыми пятнышками на рыжей спине. Артыш прямо с кровати упал на колени и коснулся щекой чёрного, как древесный уголь, носа — нос был приятно холодным.
— Какой красивый! — удивился Артыш. Потом тревожно спросил: — А где его мама?
— Нет у него мамы, — помолчав, неохотно ответил брат.
— Ты её подстрелил… — прижал к себе олененка мальчик.
— Я настоящий охотник! — рассердился брат. — Настоящие мужчины на самок, тем более с детёнышами, не охотятся. Олениха попала на самострел. Он был рядом.
Оленёнок приблизил мохнатую голову с огромными и широко расставленными тёмными глазами, шумно лизнул ухо мальчика. Артышу стало щекотно, он захихикал.
— Голодный он — серьёзно сказал брат. — Я его принёс, чтоб ты выходил. Мама коров доит. Иди, дай ему теплого молока, но немного, а то живот заболит.
Артыш взял олененка на руки, выбежал из юрты.
Мама, увидев сына, поставила берестяное ведро с парным молоком на траву и сердито махнула рукой старшему брату, который вышел из юрты за Артышом:
— Объясни! — потребовала она строго. — Зачем детёныша принес в аал?
Услышав рассказ, она заглянула в глаза оленёнка, ласково погладила его и сказала:
— Бедняжка!
— Я буду ухаживать за ним старательно, а потом мы его отпустим... наверное, — умоляюще сказал Артыш. — Давайте назовем его Эзиреком.
— Орлёнком, что ли? — переспросил брат.
— Пусть будет Эзиреком, — согласилась мама. И наказала: — Гляди за собаками аала. Для них олененок — добыча.
— Познакомлю его с Хартыгой, они будут друзьями. Он защитит его от других собак, — решил Артыш.
— Ну, ты даешь, — покачал головой брат. – Оленёнок у тебя — Орлёнок, щенок — Соколёнок…
— Давай напоим его молоком, — напомнила мама.
Когда олененок напился из самодельного кожаного соска, мальчик пустил его к козлятам. Те окружили оленёнка, обнюхивая, а самые шустрые пытались боднуть. Он тоже обнюхивал их чутким чёрным носом, брезгливо морщился и чихал. Скоро козлята потеряли к нему интерес, направились на соседний пригорок, где каждый день лазали и скакали по невысоким камням.
Мальчики привязали собак. Только маленький Хартыга остался на воле. Прыгая боком и заливисто лая, он пытался поиграть с новичком. Но тот не обращал на щенка никакого внимания.
Через некоторое время Эзирек привык к козлятам, стал ходить с ними на холм щипать траву, держась чуть в стороне. Вскоре даже собаки перестали лаять на него — шкурка олененка пропиталась запахом стойбища и домашних животных.
В один ясный летний день всех козлят и ягнят аала, родившихся весной, отмечали знаком рода. Один из чабанов в шутку предложил пометить и олененка, и на одном из его ушей, похожих на лепестки красивого диковинного цветка, аккуратно поставили метку.
К осени Эзирек вырос в молодого красавца-оленя, и на его высоко посаженной голове появились первые рожки — на вид мягкие и бархатистые.
Настала осень, и в подросшем олене всё больше проявлялось природное, дикое — он стал избегать людей и домашних животных, чаще уходил в тайгу, иногда пропадал на два или три дня. Рога его разветвились и стали похожи на корону. Артыш скучал, шёл искать своего оленя. Эзирек возвращался, но в аал уже не заходил, кружил вокруг, в окрестностях слышен был его мощный голос. На зов неизменно шел Артыш, но олень всё реже позволял ему приближаться. Да и собаки аала, чувствуя приближение дичи, ожесточённо облаивали Эзирека.
Мать, понимая неизбежность расставания и жалея сына, говорила:
— Больше не ищи, не зови его, оглум***, Эзирек не домашнее животное, он дикий зверь. Это у него в крови, от природы. Он всё равно уйдет к своим.
После одной из таких встреч олень совсем не вернулся.
Долго грустил мальчик об Орлёнке. Да и все жители аала, как только перекочевывали на чайлаг, летнюю стоянку, тут же вспоминали оленя, за которым целое лето ухаживал Артыш.
— Вот бы ещё раз увидеть его, — говорили в аале. — Это самый красивый олень во всей округе.
— Особенный олень, — говорили гордо. — На нём метка нашего рода. Во всей священной тайге нет такого!
Прошло несколько лет, Артыш стал настоящим охотником. Во время охоты на оленей он часто вспоминал Эзирека, представлял себе, какой он сейчас красивый и сильный. Мечтал увидеть его и даже представить не мог, что встреча их всё же состоится.
В тот год весна выдалась тёплая, благоприятная для выращивания молодняка, и аал перекочевал на чайлаг раньше обычного.
Братья Артыш и Чойган спозаранок пошли на охоту. Зная, где в это время могут пастись олени, они могли быть уверены, что вернутся с хорошей добычей. Бесшумно, словно тени, появились они на поляне с юго-восточной стороны горного хребта. Такие склоны — излюбленное место утренней пастьбы оленей. И действительно, несколько там спокойно щипали траву. Охотники находились на возвышенности, запах не достигал тонкого чутья, олени не чувствовали опасности.
— Который выше всех — мой, — прошептал Артыш, вынимая стрелу из колчана за спиной. Чойган молча кивнул.
Артыш бесшумно и крепко упёрся коленом в землю, натянул тетиву, прицелился в подмышку, рядом с сердцем, и, прошептав молитву охотника: «О, богатая тайга, не дай мне упустить добычу», разжал пальцы. Стрела улетела в цель, и самый сильный в стаде олень, высоко подпрыгнув с места, умчался в лес. Остальные, лишь на миг замерев, побежали за вожаком.
Чойган, наблюдавший за братом, заметил:
— Точно попал, далеко не уйдет. Пойдем, посмотрим след.
Действительно, кровавый след был хорошо виден. Братья пошли по нему и скоро наткнулись на оленя. Он лежал, гордо откинув голову, а ноги застыли так, будто он ещё бежал, уводя стадо от опасности.
Вынув нож, Артыш сказал:
— Выну наконечник, — и наклонился над оленем, чтобы разрезать рану и вытащить то, что осталось от стрелы. Вдруг он испуганно встрепенулся, попятился назад.
— Посмотри, брат! — сказал Артыш. — Это мой олень!
— Да, это твой олень, твоя добыча, — подтвердил Чойган.
— Я убил своего оленя, своего Эзирека.
Брат наклонился над телом:
— Да! Точно он! — он опустился на колени.
— Великая наша тайга! Прости нас, грешных…
Артыш неподвижно стоял, пустыми глазами глядел в небо. Чойган толкнул его рукой и сказал:
— Проси у священной тайги прощения… Проси прощения у духа нашего оленя.
Артыш опустился на колени, щекой коснулся черного носа — он был холодным, как много лет назад, в тот день, когда маленького олененка, названного Эзиреком, принесли в юрту.
* Ширтек — коврик.
** Аал — поселение из нескольких юрт.
*** «Сынок».
