Зимнее купание
Зима в тот год выдалась ранней. Для пастухов это хорошо. Реки, озера в начале октября уже сковало льдом, землю покрыло снегом – на оленьей упряжке ездить легко, добирать оленей в стада. К этому времени те уже практически собраны для просчета и отбора животных на убой. Ждут только крепкий лед, чтобы перегнать оленей на забойный пункт в село Ловозеро. У пастухов стоит горячая пора, работа в корале*. И это не сотня, это – тысячи оленей, и каждого надо узнать и точно определить, с какого он стада, частного ли хозяина, сделать метку соответствующую на ушах или ножом очертить по шерсти на боках, что этот олень прошел через кораль.
В это время олени упитанные, сильные, людей боятся, сопротивляются, пастухам не подчиняются, упираются. У них ветвистые острые рога, могут человека и рогом ткнуть, и глаз выколоть, и затоптать. А загоны тесные, оленей много, бегают, пугаются. Отобранных для забоя отгоняют в один, а для основного стада – в другой. Затем эти олени из каждого отдельного загона выпускаются на волю в свои стада, потому как у каждого стада своя территория выпаса. Много забот оленеводам доставляют эти полудикие пугливые животные. Это когда люди постоянно рядом находятся, олени привыкают к ним, и тогда пастух может ими управлять.
К середине ноября лед на реках и озерах крепнет уже хорошо. Оленеводы, проверив его толщину, решают отобранных оленей, тысячи полторы, перегонять в село на убой.
В тот раз, о котором я рассказываю, поручили оленей перегонять Сорванову Василию Алексеевичу, Юрьеву Николаю Ивановичу и Юлину Василию Поликарповичу. Старшим назначили Василия Алексеевича.
Забойное стадо с утра повели. Один пастух на упряжке едет впереди, к его саням привязан на длинной веревке олень – коачкал еррьк – своеобразный манок, увлекающий за собой все остальное стадо. Двое других пастухов на оленьих упряжках с собаками, подгоняют оленей сзади и с краев, чтобы не разбежались. Три дня они шли в таком порядке. Две ночи ночевали вместе с оленями. В ноябре ночи длинные, холодные. Длинная ночь не в тягость оленю, за это время он под снегом ягель откопает или какую траву, замороженный гриб найдет – для него это лакомство. Пока лежит, все пережует, силы наберет. Олень не машина, ему тоже отдых нужен. Рядом пастухи в теплых малицах**, совиках***, тоборках**** «с добрами» у костра ночуют. Для оленевода-пастуха это привычная жизнь: днем и ночью, в мороз и вьюгу под открытым небом жить и оленей пасти.
Пастухи благополучно пригнали стадо к Ловозеру и сдали начальнику забойного пункта. Теперь они спокойно могли отдохнуть дома. Утром Василий сходил в контору совхоза «Тундра» и по рации сообщил на базу, где проходил просчет оленей. Узнал, что через три дня оттуда в село поедет вездеход, и предупредил пастухов своей бригады о том, что поспешит навстречу, чтобы помочь через Коаррдэгк ёгк (Камневязную реку) переправиться. Почему такое саамское название? Из рассказа старого саама – Карпова Василия Петровича, – название этой реки произошло от камней. На реке и по берегам ее – камней множество, и, когда человек идет, постоянно о камни спотыкается, на лодке плывет – задевает их. Получается, камни вяжут (по-саамски «коррэв»), не дают двигаться вперед по реке.
Василий закупил продукты и поехал в стадо, на свое рабочее место. Из села выехал рано. Олени бежали быстро, понимали, что в тундру, в свой «родной дом» бегут, а там и корм, и воля. Подводил только вожак Суэнэсь паррьн – плохо бежал, ногу натер, потому и отставал.
Упряжка была из трех оленей. Суэнэсь паррьн всегда хорошо упряжку вел, но в этот раз ему было трудно, натертая нога силы отнимала. А быку всего шесть лет – возраст зрелый. Олень бык 18–20 лет живет, олениха 20–25. Два крайних пелея***** ходкие, бежали хорошо. Четвертого пелея Василий другу отдал, хороший был пелей.
Первую остановку для отдыха оленям Василий сделал на Семён-острове Ловозера, на высоком месте северной стороны, где стояли саамские дома семей Галкиных: Семёна Ефимовича (остров его именем назван), Павла Семёновича, Николая Павловича, Федота Максимовича, Алексея Максимовича, Ильи Максимовича. Даже сквозь снег были заметны кое-какие приметы домов.
Олени отдохнули, Василий осмотрелся и увидел в стороне реки Вороньей какие-то мелькающие огни. Вгляделся внимательней, подумал: «Вездеход вроде переправляется, но почему же огни не движутся? – удивился. – Что-то тут не так. Надо ехать узнать, в чем дело, может, помощь нужна, а мог вездеход и провалиться».
В этот день был сильный мороз, с утра минус тридцать шесть. Он поехал на озерные огни, поспешил. Местами был голый лед, олени скользили, падали, пастух останавливался, помогал им вставать и вновь продолжал путь. Вскоре заметил, что в упряжке пелеи связаны на большом расстоянии друг от друга, поэтому вожак и не мог ими управлять. «От сильного мороза, – подумалось Василию, – мне их быстро не развязать, руки замерзнут, спешить надо… Чьи это огни, не с вездеходом ли что случилось?»
Только об этом подумал, как у самого олени провалились. Он с саней успел спрыгнуть на лед, а вожжа с хореем****** осталась в руках. Отошел в сторону, где покрепче лед, и начал за вожжу вожака тянуть, вот олени дружно и выбирались из воды. В воде олень тоже сильный, по воде он летом может большие расстояния переплывать. Наконец, упряжка с санями на льду. Поправил Василий на животных упряжь, сел на сани и дальше поехал.
Проезжая последний остров, к устью реки Вороньей, он снова с упряжкой в воду угодил. Сани перевернулись, и он оказался прямо под ними в воде. На этот раз хорей в сторону отлетел. Оленевод пытался забраться на сани, но полозья, как два забора, мешали ему. Вожак в панике полез на Василия, он тоже искал спасения; и пастуху пришлось так ударить его по морде, что олень тут же остепенился. Малица, тоборки с липтами*******, вся исподняя одежда на Василии враз мокрой стала, что сразу сильно увеличило ее вес. Санями в воде двигать легче, а потому, подтянувшись, Василий сумел взобраться на них. А там в брезенте веревками перевязано все, что в дороге и в тундре нужно. Брезент намокает небыстро, а потому стал, точно надувная лодка, помогая держаться на воде и саням, и оленеводу.
В это время крайний пелей забрался на среднего оленя, и тот захлебнулся. «Надо животных спасать, пока все не утонули», – подумал Василий. Он осторожно двигался к оленям по саням. Подобрался к тяжу, который продет был в передней части, достал нож, начал резать. Тяж не простой, не из сыромятной кожи – из плетенных морских жилочных снастей, и резать их замерзшими руками очень тяжело. Нож скользил по тяжу, как по кости. С большим трудом, но Василий перерезал его. После этого осторожно стал двигаться в воде, чтобы не напугать оленей, чтоб те не запутались в упряжи. Осторожно забрался на мертвого оленя и отрезал от него соединяющую упряжь вожака. Освободив его, стал отрезать упряжь от крайнего пелея. В последний момент, когда резал, нож у него из мокрых полузамерзших рук выскользнул. Остался без орудия спасения, и ему нечем было уже зацепиться за лед. Оленей от упряжи он освободил, но не от воды, и им ничего не оставалось, как плавать между льдинами.
Когда Василий выронил хорей, тот лежал далеко от саней, но теперь пастух был на олене и хорей стал ближе. Василий из последних сил пытался достать его. Ухватился, притянул к себе. Спасительная кромка льда была рядом. Хореем уперся о дно озера, оттолкнулся и с большим трудом заполз на лед. Обессилевший лежал он на льдине и видел, как между льдинами плавали его два верных помощника, два оленя, но сил им помочь у него уже не было. Кое-как встал на ноги, вода стекала ручьями, мокрая одежда на морозе быстро леденела. На счастье, мимо проезжали люди, которые увидели его беду и на помощь пришли.
«Что случилось, пастух?» – спросили они. Он ответил: «Сами видите. Лучше помогите освободиться от мокрых тоборок. Отведите на сухой снег, там босыми ногами лучше будет стоять, чувствую, как ко льду ноги стали прилипать».
Когда олени в полынье бились и прыгали, пытаясь освободиться от упряжи, они поднимали волны брызг, которые разошлись далеко по льду. Двое мужчин отвели его на сухой снег и стали стягивать с него мокрые тоборки. Кожаные пристежки от поясного ремня на них не развязывались, нужен был нож. У мужиков ножа тоже не было, и тогда они с силой начали дергать их. Наконец, тесемки лопнули и тоборки сняли. Василий, не смотря на мороз, стоял босыми ногами на снегу. Мокрую малицу снять не удавалось, что-то случилось с маличным поясным ремнем – тасмой, которая никак не хотела расстегиваться, а перерезать ремень нечем было.
Мужчины взяли Василия под руки и стали помогать ему бежать (если это можно так назвать) босиком по снегу. У спасателей на берегу в километре машина была, но расстояние это показалось спасенному вечностью. Через какое-то время от мороза пастух перестал уже чувствовать ноги. Попросил спасителей своих остановиться, чтобы сделать растирание. Они несколько раз останавливались и делали как могли растирание ног – снегом, ладонями, а потом снова бежали. Подбегая к берегу, Василий увидел огромную машину, или таковой она ему показалось. Это был трехосный КамАЗ. Шофер, увидев приближающихся людей, вышел из кабины. Они подошли к машине, и оленевод снова попросил растереть ноги. Василий стал ощущать в ногах какое-то тепло, сказал: «Я чувствую ноги, кутайте их чем-нибудь». Водитель снял свитер, фуфайку и завернул в них ноги оленеводу. Затем поставил его на ноги, малица на том замерзла и стояла колом. Три мужика с трудом втянули его боком в кабину, при этом чуть не задушив. В таком положении он и вынужден был ехать. Хорошо, кабина была просторной.
С реки по замерзшему болоту дорога хорошо была накатана машинами, в одну колею, но это было болото: кочки, ямы, ухабы. По такой дороге шоферу надо было спешить, чтобы человека спасти. Он давал газу, насколько позволяло «болотное шоссе». Машину кидало, трясло, в кабине находиться жутко, – а каково его спасителям в кузове? Наконец выехали на шоссейную дорогу Нивка – Ловозеро, которая была ровной и гладкой. До села доехали быстро. Шофер спросил: «Куда тебя?» Василий ответил: «Вези домой, в коттеджи».
Машина остановилась у дверей одного из коттеджей. С кузова выпрыгнули мужчины, из кабины – шофер. Кто-то сбегал домой, сообщил, что привезли отца. Из дома выбежали сын Дмитрий с другом. Открыли дверь кабины, и все вместе стали помогать пастуху с машины спуститься и дойти до дому. Малица в кабине за время езды не отогрелась.
Дома тепло, уютно, все родное, и он дома живой. Стоит на своих ногах, одна была ранена еще на фронте, а теперь вот ему вновь выпало испытание, и он выдержал его.
«Надо от малицы освободиться, – говорит он сыну, – бери нож, режь ремень-тасму, пори малицу». Дмитрий сделал, как велел отец, и переодел отца в сухое. В это время товарищ Дмитрия сделал горячего чаю. Налил эмалированную кружку, Василий половину выпил, поставил кружку на стол и стал прислушиваться, как его разогревало. После выпил вторую половину. В это время товарищ сына налил в ванну теплую воду, и пастух пошел в нее отогреваться, постепенно увеличивая температуру горячей воды. Внимательно осматривал в кровь исцарапанные снегом ноги, трогал и растирал их. Прогревался, пока не появился пот на теле. Распаренный вышел из ванной.
Спасатели его ждали, говорят: «А мы, пока ты отогревался, съездили к полынье, вытащили оленей из воды и на волю отпустили, а который погиб – на лед подняли».
Пастух удивился, подумав: «Эти мужики такие же рисковые, как я сам!» Василий от всего сердца поблагодарил и велел сыну накормить их. Ночь переночевал хорошо, утром проснулся в добром здравии. Позвонил директору совхоза, рассказал о случившемся. Директор за погибшего оленя ругать его не стал, велел просто докладную написать, чтоб списать. «Ладно, – говорит, – главное, сам жив, а оленей у нас в совхозе много».
* Загон для оленей.
** Верхняя одежда пастухов, сшитая из оленьих шкур.
*** Надевался в сильные морозы поверх малицы, только значительно шире и сшитый мехом наружу.
**** Высокая обувь из дубленой оленьей кожи.
***** Упряжный олень.
****** Длинный шест погонщика.
******* Меховые чулки выше колен, сшитые из мелкошерстной оленьей шкуры мехом внутрь и надеваемые внутрь тоборок.
