Песни, приносящие жизнь
Я не большой знаток музыки, а исполнительский дар у меня и вовсе отсутствует. Я люблю слушать музыку, могу словами объяснить достоинства той или иной песни, но мелодии у меня никогда не получаются. Люблю кое-что из классики, всегда проявляю интерес к песням народов мира, мне очень нравятся церковные песнопения, всегда высоко оцениваю исполнение азана в мечетях. И конечно, особое отношение у меня к народной ногайской музыке. В молодости я успел послушать, как старики поют ногайские эпические песни — этих йырау уже нет в живых, но я помню, как они пели, их песни до сих пор трогают мое сердце и пробуждают в душе самые лучшие чувства. У меня есть записи богатырских песен в исполнении Курая Лукманова и Асият Кумратовой, я часто их слушаю. Люблю слушать игру на домбре Каирбека Межитова, Арсланбека Султанбекова, Алибия Романова. Люблю и зажигательные мелодии в исполнении ногайских гармонисток Дженетхан Джемакуловой, Муратхан Туркменовой (по мужу Хапсироковой), Ирины Мустафаевой, Нанык Сикалиевой и других. Если в народе появлялись талантливые певцы, то чутье меня не подводило, и когда я чувствовал, что от этого исполнителя будет толк, то так оно и выходило — вскоре они становились известными артистами. Так случилось, когда я впервые услышал Алибия Романова и Арсланбека Султанбекова — они стали признанными певцами. Помню, на первом концерте Алибия Романова мы сидели в зале с моим другом поэтом Юсуфом Созаруковым. Под впечатлением от выступления Алибия Юсуф, редко дающий хвалебные оценки, произнес: «Поразительно! Откуда он взялся? Кто его научил?! Этот народ никогда не умрет!» Его оценка совпала с моими чувствами. Тогда мы с ним переживали за то, что ногайцев мало, что из-за разбросанности по разным регионам и отсутствия единого культурного центра у нас слабо развивается культура. И вдруг мы стали свидетелями появления такого самородка!..
Нечто не совпадающее с этой логикой, со схемой построения этого рассуждения произошло у меня и в домашнем кругу. На протяжении всей своей жизни я часто слышал песни Лизы Кукоевой. Любил ее пение, но мне никогда и в голову не приходило, что она может выйти на сцену…
Лизу (по паспорту — Муратхан) я знаю с самого детства. Она дочь моего двоюродного брата Пашагирея Абишева. Он был почти ровесником моего отца, поэтому я его всегда называл дядей, а мать Пашагирея Ажитотай — бабушкой, она была родной сестрой моего отца. Именно Ажитотай связывала весь наш род в единую семью. Для Лизы она была настоящей бабушкой. Поэтому Лиза и ее сестра Мекке для меня, считающего Ажитотай своей бабушкой, были сестренками, хотя у меня было и своих три сестры. Тогда, в раннем аульском детстве, мы жили в трех рядом стоящих домах, но нам всем, конечно благодаря бабушке, казалось, что мы живем в одном доме. О своем детстве я написал повесть «Куржун, в котором спрятано детство». В повести, как и в жизни, главной героиней была бабушка. Когда родился мой отец, ей было 24 года, она воспитывала его, а после и меня. Запомнилась она мне своей любовью и тем, что была главной моей защитницей. У нее, у главной для всех трех домов, собирались и мы, дети. Про дом Пашагирея я знал, но ходил туда редко. Со мной играла старшая сестра Лизы Мекке, а Лиза была совсем маленькой. Как-то, играя во дворе бабушки, мы услышали звуки гармошки. В то время, когда мы толком не слушали даже радио, а телевизоров в аулах не было, музыка была для нас диковинкой. И мы пошли на звук гармошки. Заборы между дворами не стояли, мы прошли меж рядов картофеля, спустились в разделяющий дворы ров, поднялись и оказались во дворе Пашагирея. Перед домом была большая вытоптанная и подметенная площадка. На ступеньках дома с гармошкой сидела Маржан и, наклонив голову к инструменту, подбирала мелодию. Рядом, обхватив колени матери, стояла маленькая Лиза. Тогда ей было года два-три. Маржан, увидев нас, воодушевилась, приосанилась и начала играть танцевальную мелодию. Я, Мекке и сопровождавшая нас Медине, самая младшая дочь бабушки, остановились как вкопанные. Белокурая Лиза, увидев нас, тотчас оторвалась от колен матери и, подняв ручонки, словно поддразнивая нас, стала танцевать перед матерью…
Этот эпизод я запомнил на всю жизнь. Именно он всплыл у меня в памяти, когда Лиза первый раз вышла на сцену драматического театра.
В тот вечер она пела на сцене множество песен, и все они были мне знакомы — их пели по радио и телевидению, и, конечно, я слышал их в ее исполнении…
Наше общее детство кончилось, когда мы переехали в город. Пашагирей жил в одном конце Черкесска, а мы — в другом. Но каждое лето мы снова встречались в ауле, в доме бабушки. Для меня лично моя бабушка была как скала, к которой я тянулся и взором, и всей своей душой. Даже родители не вызывали у меня столько любви, сколько она. Я с нетерпением ждал лета, чтобы ее увидеть, и там, в ауле, обязательно гостили дочери Пашагирея. Когда я чуть повзрослел, с удовольствием навещал их в городе. Но песни Лизы я стал слушать, когда мы уже стали совсем взрослыми, семейными людьми. Часто сидели на торжествах в одних компаниях. Лиза с мужем Асаном были хлебосольной семьей, любили гостей. А украшением этих застолий была сама Лиза — она играла на гармони и пела свои любимые песни, аккомпанируя себе. Большую часть ее репертуара составляли девичьи песни. Она исполняла их на свой манер, придавала им свой колорит, свое звучание, в них ощущалась ее душа. Пела так, как будто вспоминала. Чувство ностальгии по прекрасному времени передавалось и нам, ее слушателям. Эти песни напоминали мне о моем детстве, о юности. Под их звуки в моей памяти всплывали праздники, дни рождения, свадьбы, вспоминалось и радостное, и печальное…
Не только когда слушал ее песни, но и при виде самой Лизы я всегда вспоминал ее отца, рано ушедшего из жизни. Она очень похожа на него внешне.
Пашагирей был очень веселым и компанейским человеком. Я запомнил его в окружении людей: друзей, родственников, аульчан. Помню, когда я учился в строительном институте в Ростове-на-Дону, меня как-то раз вызвали в деканат. Я был тогда студентом второго курса. Думая, что вызывают по учебным делам, и перебирая в памяти все свои грешки и недочеты по успеваемости, я осторожно вошел в приемную деканата. И каково же было мое удивление, когда посреди помещения я увидел высокого светловолосого мужчину, одетого в длинную, до пят, овчинную шубу, в окружении институтских женщин. Ухоженные, умело накрашенные дамы прямо вились возле него, теребили шубу, гладили шерсть, трогали пуговицы, казалось даже, что они хотят погладить и самого человека, облаченного в столь необычную для города одежду. Когда я приблизился, мужчина обернулся, и я обомлел — это был наш Пашагирей. Голубые глаза его излучали радость, золотые зубы сверкали. Институтские дамы продолжали виться вокруг него — видимо, такое он излучал обаяние. Пашагирей был из той категории мужчин, которых очень любят женщины. Двоюродный брат незаметно подмигнул мне, давая понять, что не надо мешать происходящему. Женщины с сожалением отошли в сторону, цокая язычками и хлопая в ладоши, при этом продолжая с восторгом смотреть на посетителя. Пашагирей торжественно произнес, глядя в мою сторону:
— А вот и мой братыш!
Я подошел и обнял его. Женщины наконец разошлись по своим рабочим местам.
Пашагирей тогда работал водителем на грузотакси. Работа по тем временам была денежная. Он покупал где-нибудь товар, а затем отвозил туда, где на этот товар был спрос, и продавал. В тот раз он привез в Ростов картофель. Пока его напарник торговал на рынке, он разыскал институт, нашел деканат и попросил сотрудниц, чтобы вызвали меня…
Целый день мы провели вместе. Вечером ужинали вдвоем в кабине грузотакси. Весь картофель был продан, а утром следующего дня я провожал брата домой.
Вспоминал я и маму Лизы — Маржан. Мы никогда не звали ее по имени, общепринятым было называть ее Кеншек (невесткой). Так называла ее бабушка, а вслед за ней и все остальные, в том числе и мы, дети. Даже в пожилом возрасте она для всех оставалась Кеншек. Она тоже была красивая женщина — синеглазая, белолицая, с гордой осанкой, немногословная.
Музыкальный слух, умение играть на национальной гармошке Лиза переняла от матери. У нее по материнской линии все были очень музыкальными. Лизины тети, сестры матери, и петь любили, и танцевали хорошо. Как-то давно на одной из вечеринок я услышал в исполнении Тамары, Лизиной тети, знаменитую «Катюшу» на ногайском языке. Я был удивлен. Тогда мне сказали, что на наш язык песню перевел эркин-юртский поэт Салехжан Заляндин. Так вот, одной из первых на концерте Лизы в Драматическом театре прозвучала «Катюша». Зал был поражен, ведь песня эта любима многими поколениями советской страны. Но сейчас мы и на русском-то редко слышим эту песню, а тут — на ногайском! Из-за того, что трудно подобрать стихотворный размер под мелодию, редкие песни удается перевести на наш родной язык. А вот перевод «Катюши» на ногайский получился отличный — полное совпадение музыкального и стихотворного размера! Сидящие в зале даже не знали о том, что эта песня бытует в ногайском языке — «Катюша» на ногайском была песней вечеринок, застолий, причем даже не всего аула, а одного его квартала. Лиза же выступила с ней на большой сцене. Хвала ей за это!..
Я вспоминал Салехжана Заляндина, инвалида Великой Отечественной войны, талантливого поэта. В ауле его называли «наш Мересьев» — на войне он потерял ноги. После возвращения с фронта Салехжан работал библиотекарем в Доме культуры аула, ходил с протезами, на костылях. У него была инвалидная машина, на ней он часто приезжал в город, к нам в гости. Мой отец дружил с ним и всячески помогал ему издаваться. И после смерти Салехжана он издавал его книги, включал его стихи в учебники и коллективные сборники ногайских авторов.
…Я сидел в зале драмтеатра и невольно вспоминал прошедшие годы —всех родственников, аульчан, друзей, все важные вехи своей жизни. Во всех моих семейных мероприятиях принимали участие Асан и Лиза Кукоевы. Они сватали невесту моему сыну, выдавали замуж моих дочерей. Были на новоселье, когда мы переехали в новую квартиру, были на днях рождений моих внуков и внучек. Я тоже старался попадать на их торжества. Чувствовал свою ответственность и очень переживал, когда возникали препятствия и я не мог попасть на эти важные встречи. Когда человек делает тебе добро, надо всегда отвечать тем же — на этом построена жизнь. И помнить добро тоже нужно всегда. Это то, что руководит нашей жизнью, ведет жизненную стезю.
Об Асане я уже писал в своих произведениях. Это он невольно способствовал моей поездке в Сарайчик, о чем я написал в повести «Пламенной души Сарайчик». У нас сохранились памятные фото. Можно сказать, что каждая фотография — это отдельное художественное произведение. Асан Кукоев — известный человек в нашей республике. Раньше он работал в МВД, потом был адвокатом, а в последнее время работает арбитражным судьей в Верховном суде республики. Видимо, профессия обязывает — он четкий человек, во всем проявляет волю, старается всегда соблюдать порядок и дисциплину. Они с Лизой воспитали троих сыновей. Нелегко матери воспитывать мальчишек, когда нет дочери-помощницы, когда кроме нее самой в семье одни мужчины. Лиза с этим справилась. Теперь у нее внучки и внук. Внучки, можно надеяться, станут помощницами в будущем…
Однажды Асан позвал меня поехать с ним в аул. У него в ауле был дом, в который он наезжал летом. Я тогда был занят очередной работой и не очень хотел ехать. Но так как в недавно отстроенном доме я никогда не был, игнорировать приглашение не мог и, чтобы не обидеть, вынужден был согласиться. С одной стороны, что такое потерять один день — всего ничего, но, с другой стороны, я по своему опыту знаю, что когда над чем-то работаешь, то отвлечение даже на час — как ложка дегтя в бочке меда. Настроение у меня было испорчено, но, кляня себя за беспринципность, я тем не менее не подавал виду. Поехали с нами и Лиза со своей подругой Таней Анапиевой. Таня приходилась невесткой Асану, она была замужем за его близким родственником Назиром Китаевым. В машине женщины веселились, хохотали, рассказывали какие-то истории. Судя по их поведению, нам предстояли посиделки. Я снова и снова думал о рукописи на рабочем столе и все больше осознавал, что развлечения сейчас мне ни к чему.
Когда приехали, мы с Асаном стали осматривать двор. Как я уже упомянул, дом у него был недавно отстроен, поэтому мы вошли в него и все осмотрели. В дом был недавно проведен газ, Асан подробно рассказал, с какими трудностями ему пришлось столкнуться. Женщины, оставив свои вещи в летней кухне, взяли тяпки и отправились в огород окучивать картошку. Собственно, это и было целью их приезда с Асаном. Я хотел им подсобить, стал искать тяпку, но Асан отвел меня за руку и сказал, что женщины справятся сами. Он вывел меня за калитку. Прямо возле проходящей вдоль двора дороги, метрах в трех-пяти протекала одна из проток Кубани. Противоположный берег был покрыт густым зеленым тальником, над самой водой свисали ветви быстрорастущих ив. Они, как расплетенные женские волосы, свисали над стремительно несущимся потоком. Над бурунами летали белогрудые ласточки. Я пришел в изумление от этой картины и глубоко вдохнул речной воздух, напоенный летними ароматами. Эта сторона реки была покрыта шелковистой зеленой травой, в которой то там, то здесь проблескивали белые речные ромашки.
— Какое прекрасное место! Как ты нашел его?! — воскликнул я.
— Так получилось, что у реки никто не хотел селиться, а мне это место давно нравилось, — улыбнувшись, ответил Асан.
— А соседи кто? — спросил я, вглядываясь в соседние дома.
— Люди разные. Возле меня аульский эфенди живет. Утей, гусей держит. Живности здесь вольготно, — проговорил Асан.
Мы прошлись по берегу, осмотрели дома соседей. Когда вернулись к дому, скрипнула калитка, показалась Лиза, махнула нам рукой:
— Мы уже управились!
Асан повел меня во двор. За домом была ветвистая яблоня, под ней стоял стол. Ветви дерева ломились от спелых плодов — первый летний сорт, белый налив. Посередине стола уже стояла большая сковорода с шипящим мясом и поджаренным картофелем, а вокруг нее — тарелки с сыром, зеленым луком и редиской. Мы сели за стол. Асан внимательно оглядел поставленную закуску, затем вопросительно посмотрел на жену. Лиза спохватилась, стукнула по лбу ладошкой, побежала в дом и вынесла оттуда бутылку «Столичной». Я разлил водку. Асан поднял наполненную рюмку:
— Ну, будем! — сказал он свой традиционный тост.
Мы выпили и поели. Как принято в ногайских застольях, каждый из присутствующих произнес тост. С дерева то и дело прямо на стол падали яблоки.
— Закуска с неба падает! — подчеркнул я, когда очередное яблоко оказалось возле сковородки. К этому моменту невеселые думы у меня выветрились, и я довольно вздохнул: — Хорошо у вас тут! Фруктовых деревьев много, и в огороде все растет… Жить надо здесь!
— Мы так и собираемся. Здесь будем старость коротать, — кивнул головой Асан.
— Ах, да когда это будет?! Надо детей на ноги поставить, — вздохнула Лиза.
— А что их ставить? Уже взрослые, образование получили… Единственное — женить надо, — поддержал я Асана.
— В том-то и дело: надо женить. А это дело нелегкое, — с волнением сказала Лиза.
— Совсем скоро жените! И произойдет это не по вашей воле, — сказал я.
— А хочется, чтобы по нашей, — ответила Лиза.
— Много хочешь! — поддел жену Асан.
— Не волнуйтесь вы, все будет хорошо! — снова поддержал его я.
— Твоими бы устами да мед пить, — улыбнулась Лиза, а затем посмотрела в сторону Тани и кивнула ей головой: — Пошли!
Женщины встали из-за стола и быстро скрылись за углом дома. Вскоре они вернулись с гармошками, отодвинули стулья и чинно сели рядом перед столом. Я с удивлением взглянул на Асана. Тот, будто поддакивая женщинам, прикрыл глаза и сказал мне:
— Слушай!
— Начинай ты, — сказала Лиза Тане.
Таня без лишних церемоний развела меха и быстро стала подбирать мелодию. Наконец нашла то, что нужно, и стала темпераментно играть и петь под собственный аккомпанемент. Голос у нее оказался звонкий, под стать звучанию гармони.
Когда Таня допела песню, музыкальную эстафету сразу подхватила дожидавшаяся своей очереди Лиза. Она запела песню на слова моего отца, которая называлась «Любящее сердце». Песня была мне хорошо знакома, но страстное пение Лизы делало ее другой — ее песней… Потому что она, как всегда, вкладывала в исполнение свои чувства. Затем, когда Лиза допела песню, тут же, не давая слушателям передышки, зазвенела гармошка Тани, и опять ее необычайно звонкий голос будто подхватил меня и унес куда-то далеко от реальности. И снова, когда Таня закончила, музыку подхватила Лиза. Она стала петь известную ногайскую девичью песню, рассказывающую о том, что парень, которого любит девушка, не замечает ее, обходит стороной. Перед моими глазами ожили наши молодые годы. Как с нетерпением мы ожидали вечеров, на которых можно было увидеть девушек, как волновались наши сердца при виде возлюбленных, их лиц, их взглядов… Затем снова пела Таня, ее опять сменяла Лиза…
Я размышлял: вот оно, искусство, скрытое от широкой аудитории! Это было время, когда ушел из жизни самобытный певец Мурат Сеитов, а обладающая большим исполнительским даром Асият Кумратова переехала от нас в Махачкалу. Нам казалось, что мы, кубанские ногайцы, остались совсем без исполнителей, выходящих на сцену с ногайскими песнями. Хотя и в то время они были. Это и Асият Тулькуева, и Арсланбек Султанбеков… Они хорошо пели, но услышать их удавалось редко, разве что во время смотров, да и то если в программу включали ногайский номер. В то время еще не было широкой сети звукозаписи, поэтому кассеты с магнитофонными записями ногайских исполнителей были большой редкостью. Телевидение только начинало свое вещание на ногайском языке, по радио концерты передавались раз в неделю, да и то по утрам, когда люди были на работе. Слушая Таню и Лизу, я невольно думал о том, что на таких исполнителях и держится народное искусство — они создают его, и именно благодаря им живы традиции национальной музыки. Эти исполнительницы пели в узком кругу, сохраняли национальные мелодии, передавали чувства, которые они несут, родственникам и друзьям. Чудодейственная сила, поддерживающая народ! И люди не могли обойтись без этой «домашней» музыки.
В городе я жил в многоэтажном доме, на самом верхнем этаже. По праздникам откуда-то снизу я слышал пение русских женщин. Особенно хорошо песни звучали ночью — они часто будили меня. Но это никогда не раздражало, наоборот, я старался разобрать слова, и красота песни сама входила в мою душу, пленяя и обогащая ее. В этом многоголосном пении я стал различать исполнительниц и даже ожидать, когда раздастся особенно желанный мне голос. По радио и телевидению я тоже слушаю русские песни, но это не идет ни в какое сравнение с домашним пением — в южнорусских многоголосных песнях есть что-то особенное, они каким-то образом пробуждают в душе самое дорогое и сокровенное…
Нечто подобное я ощутил в тот день в саду аульского дома Асана. Лиза и Таня спели не менее десяти песен каждая. Я был восхищен и, когда они поставили на стулья свои гармошки, сказал:
— Спасибо вам! Вы устроили целый концерт! Вам, девушки, на сцену надо!
— А то! И будьте спокойны, мы справимся. Поддержите нас, — подхватила Лиза.
Тем не менее мне и в голову не приходило, что моя племянница действительно выйдет на сцену. Сначала по телевидению показали Таню Анапиеву. Передачу о ней снимали в домашней обстановке. Таня пела вместе с сестрой. В передаче рассказали о семье Анапиевых, о том, какую роль в жизни всех ее членов играет музыка…
Во время свадьбы Арсена, младшего сына Асана, я подошел к Лизе и сказал:
— Таню по телевидению показали. Передача мне понравилась!
— Она молодчина! Мне тоже понравилось! — ответила Лиза.
— И тебе надо попасть на экран. Я могу поговорить с ведущими, — заметил я между прочим.
— Пусть закончатся наши мероприятия. Сыновей на ноги поставим, а после собой займемся, — ответила мне племянница, широко улыбаясь.
Через некоторое время я встретил редактора ногайских телепередач Рабиат Кокову.
— Вы показали хорошую передачу о Тане Анапиевой и ее сестре, так вот, я вам подскажу: есть еще одна талантливая исполнительница, Лиза Кукоева, у нее прекрасные песни… — начал я.
— Знаем, Иса. Мы о ней как раз готовим передачу. Сейчас она занимается аранжировкой и музыкальным сопровождением своих песен, — рассмеялась редактор.
— Это моя племянница! — вставил я.
— Не надо протекции, все и так будет нормально. Нам она сразу понравилась, — сказала Рабиат.
…Талант — как родник, пробивающийся из-под земли, он сам находит себе дорогу. Когда прошла передача о Лизе Кукоевой, я от многих услышал восторженные отзывы. Передачу несколько раз повторили. А после этого Лизу стали приглашать на культурные мероприятия, на различные концерты. Здесь, конечно, надо воздать должное безвременно ушедшему из жизни нашему незабвенному певцу и композитору Расулу Сеитову. На тот момент он был руководителем отдела культуры Ногайского района. Он всячески способствовал участию Лизы в мероприятиях, он же помогал и подготовке ее сольного концерта в Драматическом театре. В августе 2013 года состоялся тот грандиозный концерт. Это были песни, поистине приносящие жизнь!
