Мама

Мама

Мамочка! Если бы ты жила на этом свете, я подарила бы тебе такой же букет красных бархатных роз, какой подарили мне сегодня. Они прекрасны, и, наверное, глядя на них и вдыхая их аромат, нужно радоваться, наверное, нужно улыбаться, удивляться совершенству и красоте цветов, благодарить того, кто их принес, и просто на время ощутить себя счастливой. Счастливой… Мной утеряно ощущение счастья. Однажды оно безвозвратно покинуло меня. Это случилось в день твоего ухода в иной мир. Момент нашей разлуки был подобен вселенскому взрыву, а затем наступила зловещая тишина, давящая и угнетающая. Мой крик безысходности: «Мне без тебя пусто, пусто, пусто…» вяз в омерзительно тягучем и обволакивающем пространстве, в котором не было света и тепла… С тех пор я несчастна, и моими спутницами в жизни стали тревога, обида и тоска. Тревога вселилась в меня основательно, она просыпается утром вместе со мной, с моей первой мыслью: «Все ли мои родственники живы, здоровы, все ли в мире спокойно?» Обида сидит комом в горле: «У меня не стало мамы, я сирота, и некому меня пожалеть». Тоска приходит на закате дня: устремляю взор на заходящее солнце и лью слезы — ты, Светлая женщина, не должна была уходить. Мы, твои, уже взрослые дети, не готовы жить без тебя, милой, родной, единственной. В один миг мы стали все другими: растерявшимися, жалкими, одинокими.

Прошло уже десять лет, то ли долгих, то ли пролетевших как один день. Словно вчера на наших бескрайних покосах звучал твой веселый голос, словно вчера мы, устав от работы, начинали с надеждой поглядывать на тебя: когда же ты отложишь в сторону косу-литовку и пойдешь к костру готовить обед. Помню каждое движение: вот ты доводишь ряд до конца поля, берешь свежескошенной пучок травы и аккуратно обтираешь им лезвие косы, затем прислоняешь косу к дереву и, наконец-то, направляешься в сторону костра. С этого момента в нас, казалось бы, открывалось второе дыхание: начинали быстро и без устали косить. Знали, что очень скоро ты помашешь нам платком, и мы радостные и счастливые, побросав косы, наперегонки будем бежать к тебе. Словно вчера мы сидели у костра, ели наваристую уху, слушали твои добрые наставления, наслаждались покоем и безмятежностью. Словно вчера…

А сегодня кедру, родившемуся на могильном холмике в год твоего ухода уже десятый год. Он подрос, чуть окреп, но все равно цветы — искусственные цветы, что лежат рядом, его больше. И они заботятся о кедре — прикрывают тенью в летнюю жару, укрывают в зимнюю стужу. Средь множества цветов видела точно такие же розы, какие сегодня подарили мне. Правда, те розы нравятся мне больше, чем эти, срезанные, а, значит, уже мертвые.

Мои раздумья прервал телефонный звонок. Я, верующая в свою первую мысль, поняла, что звонишь мне ты. «Алло, алло…», но в ответ твое молчание. Твоя речь не слышима в этом мире. Когда пошли короткие гудки, положила трубку и записала эти строки. Я верю в мистику.

И снова раздался звонок. На этот раз, плотно прижав трубку к уху, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, я слушала тишину, которой почти не бывает. Мне хотелось сказать: «Мама, я тебя слушаю», но в комнате находились другие люди, меня бы не поняли. «Мама, я тебя очень-очень люблю», — мысленно произнесла я, и сразу пошли короткие гудки.

В третий раз наше молчание было долгим. Я старалась прочувствовать твое присутствие в мире. Кем ты стала: мыслью, душой, частью Вселенной? Что нас разделяет: сине-голубое небо или черная, холодная бездна, день или ночь, время или пространство? А ведь время не лечит, оно, наоборот, усиливает боль вечной разлуки. Где ты: может быть совсем рядом, и твоя жизнь похожа на земную? Если так, то нас разделяет только миг, и как только я ступлю в тот мир, мы встретимся. Хочется верить... Но в последнее время мне все чаще видится пространство, царящее между нами. Оно находится между землей и верхними мирами, и, имеет плотность, состоящую из мыслей людей, причем, только горестных. Наверное, потому, что эти мысли более устойчивы, ведь после утраты близких человек скорбит всю оставшуюся жизнь. Мысли же счастья из-за своей кратковременности легки и воздушны, они быстро теряются… Пространство, вбирающее в себя страдания людей, поддерживает собою верхние миры, и тот — светлый, высокий и чистый, в котором и я была однажды. Видела лазурную бесконечную даль и идеальной формы серебристые шаровидные творения. Иначе их не назвать. Кто-то действительно безупречно их сотворил, создал, кто-то, но только не человек. Составляющие шар зеркальные колонны-трубочки нежно излучали матовый свет, от них шел ласковый холодок. Находились шары на больших расстояниях друг от друга и примерно на одной плоскости, возможно, на самой верхней, седьмой оболочке от земли, называемой по-мансийски — Корса («Высокий»), а быть может, уходили в бесконечность по спирали. В том мире я была бестелесной, наверное, душой или мыслью. Я — душа-мысль плавно скользила среди зеркальных колонн-трубочек и нежилась от постижения неописуемой свободы. Испытывала чувства абсолютного спокойствия и полной независимости, легкой прохлады и свежести. Желанием было переместиться в видимый вдали другой шар, для этого нужно только направление мысли, но не­ожиданно в мое новое состояние стало проникать чувство вины перед родными, которых покинула. Охватило отчаяние и я стала мысленно кого-то уговаривать: «Не могу здесь оставаться. Отказываюсь от свободы, от неги, от блаженства. С благодарностью соглашаюсь на земные страдания, переживания, слезы. Лишь бы рядом были мои родные и близкие». Вернулась на землю. Был ли это сон или видение, не знаю. Мама, ты в том мире? Если в том, то это немного успокаивает. Там свобода, которую жаждет душа после смерти тела, после мучительных болей и страданий, которые выпали на твою долю. Путь туда, наверное, труден. Но ты его преодолела. Ведь так?

А я на земле. И мне сегодня подарили букет красных бархатных роз... И я в раздумьях. Мама, без тебя мир разделился надвое: на время, которое жила рядом с тобой и время без тебя, на белые дни счастья и черные дни горя, на жизнь и смерть. Открыла для себя предназначение смерти. Оказывается, она неумолима, и это не переход души из одного состояния в другое, это ее жестокий захват. Абсурд в том, что смерть нужна для продолжения жизни на земле. Я не о перенаселении планеты Земля, а о скорби. Мы живем по схеме: скорбящий уходит, оставшийся скорбит. И так бесконечно. Наши скорбные мысли поддерживают высокий мир. Но напрашивается вопрос: может быть Создателю значим только Верхний — божественный мир? В раздумьях перевожу взгляд на окно: на подоконнике лежат высохшие мошки и комары, за окном кружит осенний листопад, листья плавно падают на уже пожухшую траву. Кто о них скорбит?

Мама, вновь и вновь возвращаюсь в то солнечное раннее утро, когда ты ушла от нас. Помню твои мучения и свое бессилие. После бессонной ночи ты уснула к рассвету. Сажусь у изголовья и осторожно кладу голову на твою подушку, голова к голове: «Господи, как ты допускаешь такие муки, господи, помоги! Ведь бывают чудеса — исцели…» Неведомая сила, вырвавшаяся из тебя, отбросила меня в угол комнаты. Обезумев, вскакиваю с пола, бегу к тебе и начинаю понимать — произошло что-то страшное, непоправимое, невозвратное. Напрасно пытаюсь уловить твое дыхание, напрасно стараюсь почувствовать движение рук, губ, слышу лишь последние затихающие удары сердца.

Слышу их и сейчас. Они часто звучат в ушах. С них начинаются сны о тебе. Помню сон, ставший началом нашего общения. Под высокими сводами огромного современного здания многолюдно. Навстречу робко и несмело, стесненная незнакомыми людьми, идешь ты. Мне хочется пройти мимо, сделать вид, что не замечаю. Украдкой взглянув, встречаю твой полный растерянности взгляд. Стало невыносимо стыдно за предательские мысли, подхожу к тебе, беру за руки, глажу их, спрашиваю: «Мама, как ты там?» — «Привыкаю помаленьку». Мы долго держались за руки, ощущали тепло друг друга, а потом, наверное, осознавая неизбежность разлуки, молча разошлись. Ты снишься мне почти каждую ночь. В снах предупреждаешь о предстоящих неприятностях, учишь их преодолевать. Однажды было особенно тяжело: умер мой только что родившийся внук. Во сне я сама разыскала твой небольшой бревенчатый дом, зашла. Ты, окинув меня нежным и пытливым взглядом, продолжала спокойно сидеть на диване перед телевизором. За перегородкой в другой комнатке увидела аккуратно заправленную белым одеяльцем детскую кроватку, вопросительно взглянула на тебя. «Доченька милая, смирись с горем. Он будет при мне...», — прочла во взгляде. Прильнув к твоим коленям, я лила слезы, а ты, забирая часть моего невыносимого страдания, гладила меня по голове. И это были реальные прикосновения. Утром мне стало легче.

Сны, сны, сны. Теперь у меня появился еще один способ общения с тобой — телефонные звонки. В долгих размышлениях поняла и другую суть скорби. Воспоминания необходимы вам, покинувшим этот мир. И чем больше и дольше мы будем вас поминать, тем легче вам на том свете, особенно в промежуточном пути. Мама, я права? Если да, то пусть позвонит телефон…

А тому, кто подарил мне букет красных бархатных роз, спасибо. Цветы стали началом моих историй о маминой жизни.