Сизим пыжа
Ытваыс таво тулыс сьöлöмсяньыс ворсöдiс йöзсö. Ваыс мырддис налысь берегдорса пывсянъяссö, нюлic нин керка пельöсъяс. Но некыдзи эз пöт. Йöз полiгтыр видзöдiсны дундысь ва вылö: «Господьö Енмö, кранит да бережит жö йöзсö». Ышмöм ваыс лöнис сöмын сэк, кор асалiс сиктса шойна вылö туй. Йöзыс шайпаймунicны — некод некор эз на помлы мöдар югыдö туйсö. Шойна торйöдысь шор эськö ойдлывлö жö, но та выйöдз некор на ваыс эз волы. «Оз жö öд некод кув. Оз жö öд некод кув», — броткисны-кевмисны сиктын. Но вöлöма тай йöзсьыд да васьыд вынаджык на вын — öдйöкодь и кывсис — кувсьöма пö орчча грездын мужичöй, арлыд сертиыс эськö и олысь на. «Вот и дела, вот и дела-а-а, — шызисны сиктсаяс. — Но, колö жö, колö жö, та ыджда ваöн! Кыдзи и дзебны мöдам?» «А нинöм он вöч...» — лöнисны медбöрын йöз да кутчысисны тöдса уджö: мужичöйяс чера-пилааö, бабаяс — пусян-пöжасянаö. Некодöс тай эз на кольлыны му веркöс вылö.
* * *
Тайö мужичöйыс öнъя ытваöн ёна и ворсöдiс менсьым олöмöс. Заводитiс сiйö миянö волыны, меным ар дас кыкъяс вöлi. Миян, челядьлы, кампет вайлас Но öти рытö бура нин пемдiс, а мортыд век на пукалö. Ме мамöс гусьöникöн кори первой пыранас:
— Мамö, дыр-ö тайö кутас пукавны. Водны колö, сёр нин.
— А тi водöй, менö эн виччысьöй. Ме вода жö.
— Но, мамö...
— Ме шуи, мун вод.
— Ог.
— Во-од.
Мый менö сэки сотыштiс? Мамлöн синъясыс ли, гöлöсыс ли? Ме друг гöгöрвои — гортын мыйкö неладнö. Мамö эськö чорыдкодь и вöлi, но тайö пöрйö вöлi мыйкö мöдтор.
— Кытчöдз тайö оз мун, ме ог вод.
— Водан.
— Ог. Аски школаö оз ков, каникул. Ме либö войбыд жö кута пукавны.
— Эн менö скöрмöд.
— А-а, скöрмöда, — менам öд нырö аслам жö вöлi. — Сiдзкö, либö ме, либö сiйö.
— Эн йöйтав.
— Ме ог и йöйтав. Ме шуи.
— Шуысь аддзысьöма, — мам ырзьыны жö кутiс. —
Вод да узь. Асывнас сёрнитам.
— Некутшöм асыв тан оз ло, — öдзöс крапкöмöн уськöдчи гортысь.
Кытчö? Мый?
...Пырсьöма мыйлакö Палöй баб ордö. Налöн керкаыс сулалiс миянлы вочамоз. Бабöкöд дружнöя олiсны да, миян рöдкодь и вöлi.
— Мыйкö тай сёр. Могöн мамыд ыстiс? — чуймис Палöй баб.
— Эз, — нурбыльтi ме. — Ме... сiдз... олышта тi ордын.
Палöй баб топыдджыка гöрддзис вичуркиа чышъянсö, кытчöкö петiс. Ме сулала, ог тöд, мый сэсся вöчны. Недыр мысти Палöй баб локтiс да инпöлас пыригмоз нин шуис:
— Но, дитяöй, но... Олыштан кö и олышт. — И бара заводитiс мыйкö ноксьыны.
«Ми дорö, кöнкö, петалic. Öнi мамö воас. А, гашкö и, оз лок».
Ме весиг бура эг гöгöрво, мыйысь ме пышйи гортысь, и кыдзи сiйö мамö мела оз лок. Ачым, дерт, гортö эг и думайт мунны. Меным вöлi мыйыськö зэв забеднö, а мыйысь? Дас кык арöса нывка, кодi öнöдз олöмсö тöдмалiс мича кывъя книгаясысь, виччысис первой радейтчöм, а сiйö кажитчис сылы кутшöмкö сöстöм енэжтыръяöн, дерт, эз вермы öтлаавны тайö радейтчöмсö мам да гортас пукалысь мужичöйыскöд. Вежöрын нöйтчис сöмын öти мöвп: «Мамö предайтiс батьöс!».
Олöмӧй быттьö помасис. «А мыйла и овны татшöм пöръясяна олöмсö». Некутшöм кулöм йылысь, дерт, ме эг мöвпав, сöмын окота вöлi, мед ставыс вöлi не тадзи. А кыдзи, ме ачым эг тöд.
...Дыр ме сулалi Палöй баблысь ыджыд пач пельöссö гыжъялiгмоз... Чуеьяс доймытӧдз гыжъялі. Ковмис весавны «еджыд пызьсӧ». Гыж колас весалiг вöляникысь такалi. Палöй баб корсюрö видзöдлывлiс ме вылö, но нинӧм эз шу, пач гыжъялöмсьыс эз жö вид.
Мамö öдйöкодь и волöма эськö, да Палöй баб абу тшöктöма менö вöрöдны, мед пö... Сэсся коркö петiм жö гортö.
Гортын чойысь кындзи некод нин эз вöв. Мамö перйис картi:
— Вай картiöн ворсам. — И инмис медся коланаинö. Ми збыль картiнад ворсны бабöкöд радейтiм. Воас вöлi, кыскас зепсьыс картi колодасö, — а сiйö векджык зептас вöлi — но мый, ворсам? И заводитчыліс — «солнышко, «вита пара» да с.в. Но медся ёна миян кажитчылiс видзöдны, кыдз найö ворсöны вöлi Вань дед да Сöпья бабкöд. Да ворсöны вöлi кыдзкö зэв гажаа, — кыв песöмöн, — Вань дед зэв шмоньлив морт вöлi. Ыджыд тушаа, ён, сук сьöд тошка. А Сӧпья баб ичӧтик, косіник... Быдöнлöн аслас картi колода вöлi, чукöртчасны да первой öти колодаöн ворсасны, сэсся кодкö шуас: «Но всё, öнi менам картiöн ворсам». Ме вöлi век чуймала — став картiыс öд öткодь, а налы колö быть вежны. Ворсöны, матькöны, быттьö мöс ворссьöны. Тайö картiасян азартыс и миян, челядьлы, тшöтш кöвъясис. Бабö кö картiсö зепсьыс кыскас, всё — ставыс вунöма, пуксям, быттьö бур картёжникъяс...
Но мамö миянкöд некор картiасьнытö эз пуксьыв. Сiйö учителялiс да сiйöн ли мый ли, век тшенитiс бабöс микöд картiасьöмысь. А тайö рытö мамö пуксис микöд картiасьны. Картiасьны!!! Миян быттьö и картiыс эз вöв. Зэв тöдана морт моз юкис да быттьö сiдзи и колö, шуис:
— Но, кодлöн мый, мöдасьö.
Сэк, джодж вылö вольсалöм матрас вылын «дуракöн» ворсiгöн, ме вöлись ланьтöдчи.
Аскинас бара нин югъялiс шондi, юас ваыс вöлi шоныд, ми купайтчим, гожъялiм, да тöрытъя лоöмторйыс быттьö эз и вöв. Но тайö лунсянь ме другысьöн верстямми.
Олöмыс первойысь перйис менö книгаяс пытшкысь да сюйис збыльас. Збыльыс вöлöма мöд. И менам сьöлöм первойысь вурысассис, да первой вурысыс лои вывтi мисьтöм. Вурыштöм сьöлöмыд сэсся эз нин лысьт некор мый вынсьыс тiпкыны. Думсьым эськö век югыдлань синi, но шыбöлитлывлiс чорыда жö.
...Таöдз ме гортысь пышйылi нин — кисьтi чой вылö да ас вылö пым ва, да пинялöмысь повзи. Чойöс сразу мавтöмаöсь мыйöнкö да сылöн туй ни пас из коль. А ме лун джынсö дзебсяси бабöлöн пес сарайяс, коркö аддзисны да катiсны больничаö, но пидзöс вылам пым валöн пасыс сiдз и коли...
И сэсся олiгчöж унаысь на пышйывлi быдторйысь, да олöмыс век на суöдлiс менö да ёна пасавлiс.
Эм тай челядь ворсöм — тапкöм. Вот олöмыскöд ми век тапкöмысь и ворсам, сöмын ме некор на тапкысьнас эг вöв...
* * *
Ваыс ёнакодь валъялiс да берегас тшукöдöм пыжъяс валйыскöд тшöтш лайкнитчылiсны кывтчöс. Ваыс кыдз кужис тешитчис... Но берегö тувъялöм кöвъясыс зэвтчылiсны да бöр кыскылiсны пыжъяссö. Быттьö муыс шуис — энлöй на, кадыс эз на во. Лун шöр кадö, кор шондiыс öшйис буретш шойна весьтын, воисны шонъянаöс колльöдысьяс. Му выв туйыс мортлöн помасис.
Кöть и водзвыв вöлi сёрнитöма, мый ковмас вуджöдчыны пыжъясöн, кор воисны ва дорас, быттьö некод эз куж нинöм ни шуны, ни вöчны.
Пыжъяс, кодi мотора, кодi паня, виччысисны, а йöз сулалiсны.
Шондiыс саймовтчис, пемдыштiс. «Мед оз жö зэрмы, вай мыйкö...» — кывлысис кодкö мужичöйяс пиысь. Ставöн быттьö ловзисны. Йöз кодзувкоткарыс вöрзис. Некод вöлi оз тöд, кымын пыж ковмас, да шойна берегö кылöдiсны дас кымын пыж. Заводитiсны бöрйыны пыжъяс...
* * *
Быдмим ми батьтöг. Мамö эз ёна радейт висьтасьны батькöд олöм-вылöм йылысь, да тöда сöмын, мый мамöс педучилище помалöм бöрын ыстöмаöсь уджавны ылi сиктö. Батьö корсьöма сiйöс, вайöдöма бöр. Овмöдчöмаöсь райцентрын, ичöтик керкаын, сэсся чужöма ме, да кык во мысти менам чой. Кык тöлысь мысти батьö öшöдчöма.
Та вылын мамöлöн гозйöн олöмыс помасьöма. Вöлöма сылы комын арöс...
* * *
Медводдза пыжсö бöрйисны неыджыдöс. Да и уна-ö колö места падöслы. Прöстöй пу падöс. Тувъялöм жöсьт тор вылын кöрт тувйöн парсалöма ним да ов. Быттьö первой вуджöдны колö вöлi нимсö да овсö — юавны — позьö оз тайö мортыслы вуджнысö нин, ставсö-ö вöчöма лои сылöн вöльнöй светас...
* * *
А ми батьтöмалöмсö ёнасö эг и казявлöй. Вöлi миян йöз челядь моз и мича паськöм, и коньки-лыжи, велосипед. Менö мамö нуöдлiс весиг лунвылö, море дорö... Неыджыд тушаа, косіник мамӧ.
...Батьöс гуалöм бöрын менам кык баб сöвтöмаöсь мамöлысь «добрасö» грузöвикö да вайöдöмаöсь бöр мам дорас.
Сэн, бабöлöн керкаас, ми олiм куим во. Мамö кытчöкö ветлывлiс удж серти, ми кольччывлiм бабöкöд. Бабö сэки уджалiс на, а ме висьлöскодь вöлi, да гортын моз и олi. Но гажтöм жö, тыдалö, вöлöма мамтӧгыд. Коркö, бабö висьталö, локтi пö гортö, кыла, лёкысь омлялан-бöрдан. Мый и лоöма. Пыри, шуö, пытшкöс жыръяс, а тэ сулалан мамыдлöн портрет водзын да лимзалан: «Мамö-ö-ö, лок! Лок, мамö-ö-ö». Ме, шуö, матыстчи, мый нö, дитяöй, татшöма бöрдан? Воас мамыд. А тэ пö шуан, да-а-а, ме мамöс кора-кора, а сiйö мекöд весиг оз сёрнит. Челядьыд челядь и эм. Мамтöгыд лёк да шуштöм. Мамыд век медся бур да медся шань — сылöн сiйö быттьö и могыс олöмас. Ме вöлi ог гöгöрво, мыйла сиктса олöма нин бабаяс вöлi жальпырысь миян шуöны: «Коньöръясö челядьö». И нöшта ышловзьöмöн содтасны: «А мый эськö тiянкöд и вöлi, не кö мамныд. Мамныд бур, да сiйöн спасен и колиныд».
Сэки челядь вежöрыд, дерт, эз гöгöрво, мый сiйö сэтшöмыс — батьтöм быдмöмыс да том нывбабалöн мужиктöм олöмыс. Миян мамö кыдзкö кужис вöчны сiдз, мый менам ичöтдыр и збыль вöлi шуда. Бать йылысь некор некутшöм лёк кыв ме эг кывлы.
Батьлöн кулöм бöрын миянын олiс сылöн мамыс. Дыр олiс. Быттьö батьö ловъя, быттьö сiдз и колö. Кымынкö носки гоз кылiс. Кöкъямысдас арöсöдз олiс. Да паплöн чойыс, менам вежаньö, волывлiс ми дорö. Менам паметьын сiдз и кольöма, мый тайö кык нывбабаыс вежисны меным батьöс, дерт эськö, кысь нин вежан да...
* * *
Мöд пыжас коньöралiсны кык венок. Сиктса бабаяс лыскысь гаровтöмаöсь кык венок, да сiйöн и колльöдчисны.
* * *
Ме вит арöса кымын вöлi, кор вуджим выль керкаö. Бабöлöн кык жыръя важиник керка бöрын выль оланiнным терем кодьöн кажитчис. Нёль жыр, йиртыс джуджыд, ставыс выль. Да сикт шöрас на. Керка дорас кодöнкö садитлöм льöм пуяс да кыдзьяс. На бокын — шор. Но став тайö мичсö ме казялi бöрынджык, а вуджигас ме помнита, мый первой пыраныс джоджтöм на вöлi. Тагöсысь тагöсö вольсалöмаöсь кыз плак, да сэтi первой кадсö и ветлöдлiм. Плакыс кузь, мунан да быттьö кутшöмкö ю вуджан. Медся интереснö вöлi рытъяснас, пемыднас. Плакаыс виж, а улiас пемыд. Шöрöдзыс воан, лайкнитан, да думайтан — усян кö, дыр-ö пыдöсöдзыс лэбны ковмас. Полан, а сёравно лайкъялан. Ёна и качайтчим, пока джоджсö вöчисны. А коркö бöрынджык Ыджыд лун кежлö бабö öшöдiс сарайö збыль качай — кык гезйöн гаровтöм кузь пöв. Мамö мыйыськö эз радейт тайö качайсö — гезъяссö вöлi гартас да пöвсö вылö лэптас. Гашкö, миянöс усьöмысь видзис, а, гашкö, кузь пöвйыс сорасис дзимлясьнытурунасьны. А миян вöлi зэв любö турун дукас «лэбавны» — коркö мамöысь гусьöн бара и разялам гезъяссö.
...Менö нэмöс шензьöдö, кыдз мамö, кык посни челядя, учитель зарплата вылö лэптic та ыджда керка. Дерт, отсалiсны сиктсаяс, бабö отсалiс — сiйö карактера морт вöлi, мужикъяс весиг сыысь полыштiсны, дай сиктса став уджсö бабö мукöд мужикысь бурджыка тöдiс — пач тэчны кöть сабри чöвтны. Но век жö медуна нокыс, дерт, мамöлы сюри. Да и бöрнас, олiганым нин, мам мыйкö век тувъясис, мужиктöгыд тай ачыд велалан быдторйö — он öд век кодöскö кор.
Буретш тайö керкаыс лои менам медся первой збыльвывса гортöн. Сыöдз эськö кöнкö овлiм жö, öтилаын-мöдлаын, но «горт» кывйыс сöмын тайö керкаас первойысь чужис. И öнöдз тайö быттьö медшöр горт, кöть важöн нин аслам эм версттьö оланiн.
...Нэмöс кöсъя аслым керка тшупны. Но öдвакö мыйкö менам лоö...
* * *
Коймöд пыжас кылöдiсны горт вевтсö. Мед не кöтöдны материяöн кышöм вевтсö, пуктiсны пыж вомöныс. Енэжсяньыс, кöнкö, ёна и чуймалiсны, мыйсяма тайö крест ва вывтiыс кывтö...
* * *
...Батьöс тöдлi этша, да сiйöн, тыдалö, помнитсьöма ичöтсянь. Гöлöсыс, чужöмыс кага вежöрын абу кольöма, сöмын пидзöс вылас качайтöмсö помнита. А дзебигас миянöс, кык чойöс, пуксьöдiсны бабöлöн диван вылö да дыр фотографируйтiсны. А ме вöлi сувта, бабöлысь кымöссö малышта — шоныд, ассьым малышта — шоныд. А батьöлысь малышта — кöдзыд.
Сэки бöрдöднысö кö эг куж, öнi, нелямынöс тыртiгöн, сьöлöмсянь бöрдöда. Дерт, кöнкö, ачымöс ёнджыка. Ёна жö батьыс вöлi колöма, да и öнi на эськö колö, да он тай босьт. Вайлöма меным батьö ичöтик еджыд платтьö — платтьöыс öнi на ловъя. Да нöшта коркö велöдчигас вöчöдлöма менсьым кык арöса портрет.
Портретыслöн вылыс планкаыс дзоньнас чашйыссьöма нин, да весиг вежнысö ог убöлит. Тайö портрет да платтьö дорас и поминайта батьöс.
...Ог эськö помнит батьöс пöшти, да помниттöм вöснаыс, тыдалö, и кажитчö сiйö меным медся бурöн, медся тöлкаöн, медся мичаöн. Неважöн на коркö мам дорын аддзи сылысь фотоальбомсö да, сiдз и эм — медся-медся. Видзöдан да думайтчан, кыдзи эськö позис сыкöд öтлаын овны...
* * *
Гортсö пыжас вуджöдiсны зэв видзчысьöмöн. Шы ни тöв. Мужикъяслöн весиг матькöмыс вунi. Некодлы на эз вичмыв шонъянаöс ва вомöн вуджöдны.
Кöть нёльöд пыжыс вöлi мукöдсьыс ыджыдджык, век жö полiсны, мый катовтчас, да гортыс бура оз сувт. Сувтöдiсны. Горт сьöктасьыс пыжыс вöйыштiс, но, джуджыд дора да, вылын на пукалiс. Лайкъялiг, пыжыс кывтiс шойна береглань. А таладор берегсянь кажитчис, мый ва вывтi кывтö потан да пестунича-бабыс сьылö кагаыслы медбöръя, а, гашкö, медводдза сьылан. Кыськö друг петiс тöв, ваыс гызис. Берегас сулалысьяс косыштiсны весиг. «Но, öнi кö пыж дорнас васö гумовтас, и эштас...» «Господьö Енмö, кранит да бережит жö татшöмторйысь», — пернапасасисны олöма йöз. Кыдзкö тшукисны жö. Вуджис мортыс и ва туйсö — тыдалö, и збыль вöчöма ставсö, мый Енмыслöн шуöма...
* * *
Кутшöмкö менам волiг мамö шуис, эг пö сэсся тшöкты волыны миянö сiйö мужичöйыслы. И збыль, ме казялi, мый бöръя кадас найö кыдзкö тшöкыдакодь вöлi зыксьöны. Дерт, зэв тшöкыда зыксьыны найö эз вермыны, мыйла сiйö олiс карын, гöтырыскöд, кодöс вöлi шуö радейттöмöн. Волывлiс сöмын гожöмнас, овмöдчылiс батьыслöн важ керкаас, юис вина да волывлiс менам мам дорö гöсти. Быд волiг вöлi кайтö, мый вот-вот нылыс быдмас, да сiйö воас мамö дорö овны. Ме эськö гöгöрвои нин, мый та помысь миян бать ни мать оз ло, а мамö век на думсьыс виччысис. Но со нылыс быдмис, петiс верöс сайö ылi муö, а мамö век олiс öтнас.
Коркö ме, верстьööн нин, чорзьыны удитöм сьöлöмöн нин мамöлысь юалi:
— Мый вылö тэныд сiйö колö?
Мамö весиг эз думыштчыв:
— Сьöлöмсьыд вылын он лэбав. Да и медводдза радейтчöмыд оз вун. — И меным чайтсис, мый ме водзын абу менам мамӧ, а дас квайт арöса, первойысь радейтöм тöдлöм карӧй синъяса нывка...
Сэтшöм забеднö меным бара лои. И сэтшöм жаль. Ог тöд, мамö ёнджык ли ачым. Кöсйи эськö унатор шуны мамлы да бара на нинöм эз шусьы... Мед окота кö, эскö... Да и кутшöм ме шуысь... Öтчыд тай, дас кык арöсöн, шулi нин...
* * *
Витöд пыжас пукалiс рöдняыс. Воöма гöтырыс, ылi муысь — нылыс. Сэсся рöдсьыс некод нин эз и вöв. Кушиник пыж пыдöсас, пöвъяс вылын — сёян да сулея тыра сумкаяс. Поминайтысьыс öд лоö жö кодкö.
* * *
А сiйö век волывлiс. Меным вöлi кызь, сэсся комын арöс. И öтчыд сы локтiг ме веськалi гортö. Пырис — пöрысьмöма, но век на бодер. Юрыс пöшти дзик нин куш, лöсталö. Кынöмыс важ мозыс первойöн тагöссö вуджис. Гажа юра. Пызан вылö гольснитiс кык доз, пуксис пызандорса диван вылö.
Мамö пызан вылас мыйсюрö лöсьöдiс. Менö тшöтш пуксьöдiсны пызан саяс, ме эськö вöлi ог пуксьыв, векджык кутшöмкö мог корся да пета. Но тайö пöрйö пукси. Пукалам, сiйö мыйкö менсьым юасьö, кутшöмкö карса выльторъяс йылысь, ме мыйкö висьтала. Друг копыртчис мелань:
— Тöдан мый. А вай ми тэкöд ветлам чери кыйны. Босьтам вугыр шайт, сеть, сёян, пара вина доз. Кыкöн. Лун кык-куим кежлö. А? — Думсьыс небыда шуис, сьöлöмсянь, а синъясыс лöсталiсны выйöн...
Менö кезнитiс. И сiйö здукас ме бара на казьтыштi ассьым дас кык арöса гортысь пышйöмöс, да мед нинöм оз шусьы да оз шучкыссьы, бара петi гортысь.
...Та бöрын сэсся эг нин аддзыв сiйöс. И со кывсис — кулöма...
* * *
Квайтöд пыжас пукалiсны йöз, кодъяс смелмöдчисны жö та ыджда ва вылö петны. Унджыкыс, дерт, вöлi мужичöй, гу кодйысьяс да кодi, колö öд кодлыкö и гробсö лэдзны, да и кодйöм гусö бöр тыртны.
* * *
...Менам виччысьöмöй — сiйö öд сöмын менам виччысьöм. Некод меным эз кöсйысь, мый тайö мортыс лоö меным бать пыдди. Ме ачым ачымöс эскöдi, и виччыси... И некод менö эз пöръяв, ме ачым пöръясси.
* * *
Мамö пукалiс сизимöд пыжас. Тьöтöяс костын, кодъяс волöны дзебны дзик быдöнöс, лимзалыштны да по пути румка-мöд пöрöдны.
* * *
Гожöмнас ми мамöкöд лэччылiм гу вылö. Ваыс вöлi чинöма нин, сöмын канаваясын пукалысь гудырыс да ыджыд ваöн вайöм шактарыс казьтылiс тувсовъя ышмылöм ва йылысь.
И ми зэв кокниа нин воим косiнтi. Пукалыштiм бать гу вылын, тьöт гу дорö ветлiм, а сэсся мамö нуöдiс менö сы гу вылö. Пукыштiм, поминайтiм. Медбöрын мамö, менам ӧткӧн пӧрысьмӧм мамӧй, шуис: «Кöть тадзи. Йöз дырйиыс öд татчö он лок». Ме нинöм эг шу.
* * *
А мый татчö шуан? Ойдöм ватö он потш.
На семи лодках
От всего сердца натешилась в этом году вешняя вода. Забрала у людей стоявшие по берегу бани, подошла к домам, но никак не могла насытиться. Сельчане с тревогой смотрели на реку: «Господи Боже, спаси и помилуй». Река угомонилась, прибрав дорогу к кладбищу. Растерялись люди — виданное ли дело, чтобы дорога на тот свет ушла под воду. Ручей рядом с погостом по весне разливался, но так высоко вода поднялась впервые. «Только бы никто не умер», — шептались люди.
Но, кроме людских упований и речного норова, есть в мире и другая сила: вскоре и разнеслось по округе — в соседней деревне преставился мужик. Вполне себе жилец на этом свете. «Ну, дела, ну и дела-а-а. В такое половодье! Как и хоронить-то будем?»
Посудачив, люди принялись за привычную работу: мужики — за топоры и пилы, а бабы затеялись варить и стряпать на поминальный стол.
А что поделаешь, не положено покойников на земле оставлять.
* * *
Этот мужик оставил след и в моей жизни. Лет двенадцать мне было, когда он зачастил к нам в дом. Нам, детям, горсть конфет принесет. а мы и рады. С мамой чай пьют, разговаривают...
Но в один из вечеров — уже стемнело, — а гость все еще у нас. Я позвала маму в другую комнату и тихонько спросила:
— Мам, он долго здесь сидеть будет? Спать пора, поздно уже.
— А вы ложитесь, не ждите меня. Я тоже лягу потом.
— Ну, мама...
— Я сказала, иди ложись.
— Нет.
— Ложись!
Что меня тогда распалило? Мамины ли глаза, голос ли? Я вдруг поняла, что дома у нас что-то стало не так. Всегда строгая, мама на этот раз даже сердилась как-то по-особенному.
— Я не лягу, пока он здесь.
— Ляжешь.
— Нет. Тогда я тоже буду здесь сидеть. Завтра в школу не надо.
— Не зли меня.
— Ах, не злить?! — Характерец-то у меня еще тот был. — Ну, хорошо: либо я, либо он.
— Не дури.
— Я и не дурю. Я сказала.
— Нашлась тоже — разговорчивая. Ложись спать, утром поговорим.
— Никакого завтра здесь не будет! — Хлопнув дверью, я выбежала из дома. Куда? Зачем?
...Оказалась в доме бабушки Павлы и деда Якова. Их дом стоял наискосок. Дружно жили они с бабушкой моей, и нам как родня были.
— Что-то поздновато. Мама зачем-то послала? — Удивилась бабушка Павла.
— Нет, — промямлила я. — Я... просто так... побуду... у вас.
Бабушка Павла потуже подвязала платок и куда-то вышла. Вернувшись, сказала:
— Ладно, деточка, ладно, побудешь так побудешь. — И снова принялась за домашние хлопоты.
«Наверное, к нам выходила. Сейчас мама придет. А может, не придет».
Я даже толком не понимала, почему я убежала из дому и как это — мама за мной не придет. Сама возвращаться назад я, понятное дело, не собиралась. Мне отчего-то было очень обидно. Двенадцатилетняя девчонка, дочь школьной учительницы, которая училась жить по книгам, а любовь ей казалась голубым небосводом, конечно, не могла соединить эту любовь с человеком, сидящим у нас в доме. В голове билась лишь одна мысль: «Мама предала отца!»
Жизнь кончилась. «И зачем жить этой лживой жизнью?» Мыслей о настоящей смерти, конечно, не было, просто хотелось, чтоб вот этого всего не было. А как это сделать, я сама не знала.
...Долго я стояла, царапая угол большой свежевыбеленной печи бабы Павлы. Потом заболели кончики пальцев, и я стала выковыривать «белую муку» из-под ногтей. За этим занятием незаметно для себя я успокоилась. Бабушка Павла поглядывала в мою сторону, но ничего не говорила, за подпорченный печной угол тоже не ругала. Пришла мама. Оказывается, она сразу и приходила, но бабушка Павла попросила её меня не трогать, пускай, мол... Через какое-то время мы всё-таки пошли домой. Дома кроме сестры никого не было. Мама сказала:
— Давайте в карты поиграем.
И попала точку. Мы очень любили играть в карты с бабушкой. Придет, бывало, вытащит колоду — она карты всегда с собой носила — ну что, поиграем? И начиналось...В «солнышко», «пять пар» и другие. Но больше всего мне нравилось смотреть, как играют они с дедом Иваном и с бабушкой Софьей. Весело — с шутками-прибаутками. Дед Иван на язык остер был, балагурил. Высокий, крепкий, с густой черной бородой, а бабушка Софья маленькая, шустрая, смешливая... У каждого из них были свои, персональные карты.
Сначала играют одной колодой, потом кто-то скажет: «Ну, все, а теперь моими поиграем». Я всё удивлялась. Карты одинаковые, и зачем надо было менять? Но, видно, был резон. Играют, матерятся, будто корова на кону стоит. Этот азарт и нам, сестричкам, передался. Достанет бабушка колоду — про все на свете забываем, рассаживаемся за стол, как заправские картежники... Но мама с нами играть никогда не садилась. Может быть, потому, что учительницей работала, то ли по какой-то другой причине, не знаю. Все время ворчала на бабушку, что та нас к картам приучает. И вдруг в этот вечер мама села с нами играть! В карты!!! Я думала, что у нас их и в доме-то не водилось... С видом знатока перетасовала колоду и раздала:
— Ну, у кого что, ходите.
Так закончился этот день. Играя в «дурака» на матрасе, брошенном на пол, я окончательно успокоилась и уснула.
Наутро снова светило солнце, мы купались в теплой еще реке и загорали, словно и не было вчерашнего случая. Но с этого дня я стала чуть-чуть взрослее, что ли. Жизнь впервые вытащила меня из книг и окунула в жизнь. Жизнь оказалась другой, и на моем сердце появился первый небольшой стежок. Неприглядным и грубоватым он получился. Словно кривой иглой прошлись по сердцу...Чем больше стежков на сердце, тем тише оно бьется. И тогда, и дальше душа моя стремилась к свету, но больно уж много ухабов таит человеческая дорога, и всё сложнее сердцу верить...
...До этого случая я уже убегала из дому — нечаянно обварила кипятком сестру и себя. Испугалась, что будут ругать. Спряталась. Обожженную ногу сестры сразу чем-то помазали, и ни следочка не осталось, а я полдня пряталась в дровянике. Когда меня нашли и отвели в больницу, было уже поздно. Следы от ожогов никуда не ушли...
Потом я еще много раз пыталась убежать от разных вещей, но жизнь неизменно догоняла меня и больно мстила за попытки к бегству. Похоже на детские догонялки, только вот водить мне пока ни разу не удавалось.
* * *
Река волновалась. Наслаждаясь своей властью, большая вода раскачивала лодки из стороны в сторону. Веревки то натягивались в струну, то безвольно падали. Казалось, что кто-то невидимый отдавал им приказы: «Не торопитесь. Всему свое время». В полдень, когда солнце повисло в аккурат над погостом, народ, провожающий покойника в последний путь, добрался до берега. Моторные и весельные лодки ждали наготове. Никто не знал, сколько лодок понадобится для таких необычных похорон. Про запас приготовили около десятка, чтобы потом можно было выбрать из них самые подходящие. Внезапно солнце спряталось. «Только бы дождь не начался, давайте, это...» — сказал кто-то из мужиков. Все будто встрепенулись, и людской муравейник зашевелился.
* * *
Выросли мы без отца. Мама не любила рассказывать о годах замужества. Знаю лишь, что после окончания училища ее направили работать в дальнее село. Отец разыскал ее и перевез в райцентр. Поселились в небольшом домишке. Потом родилась я, через два года моя сестра. Спустя два месяца отец повесился. На этом семейная жизнь мамы закончилась. Было ей на ту пору тридцать лет...
* * *
Первую лодку выбрали небольшую. Для деревянного столбика много места не надо. На прибитом к нему кусочке жести гвоздем нацарапали имя и фамилию. Словно пропуск, без которого в иной мир не принимают.
* * *
А мы безотцовщину вроде и не замечали. Всё у нас было, как и у всех: и одежда хорошая, и коньки-лыжи, и велосипед. Мама меня даже к морю возила. Маленькая, худенькая...
...После похорон отца две мои бабушки — по отцу и по матери — собрали мамино «добро» в грузовик и привезли в дом моей ыджыдмам, что в переводе с коми — старшая мама. В ее доме мы прожили три года. Мама куда-то ездила по работе. Оставляла нас с бабушкой. Бабушка еще работала, а я часто болела и сидела дома. И очень скучала по маме. Бабушка рассказывала, что как-то раз она пришла домой, а я вся зареванная стою перед маминой фотографией в раме и вою: «Мама-а-а, иди-ии! Ма-ма-аа». Бабушка спрашивает: «Что ты, деточка, плачешь? Приедет твоя мама». А я в ответ: «Я ее зову, зову, а она даже не разговаривает со мной».
Плохо дитю без мамы, и ничего ее не заменит. Мама всегда самая славная и добрая. А разве другой может быть мама? Я тогда никак не могла взять в толк, почему пожилые сельские бабы, глядя на нас, сочувственно приговаривали: «Бедные детки». И почему-то добавляли: «Что бы с вами сталось, если бы не ваша мать. Хорошая она, тем и спаслись».
Своим детским умом я, конечно, не понимала, как это — расти детям без отца и жить молодой женщине без мужчины. Моя мама, бедная моя мама, сумела сделать мое детство действительно счастливым. И ни разу от нее я не слышала плохих слов об отце.
После смерти отца с нами долго жила его мать, бабушка Ольга, будто сын живой, будто так и надо. Вязала носки, глядя в окно. Дожила до восьмидесяти лет. Папина сестра, моя крестная Люция, у нас гостила. В моей памяти так и осталось, что эти женщины заменили мне отца. Да где же заменишь?
* * *
Во второй лодке плыли два венка. Сельские бабы сладили из веток.
* * *
Мне было около пяти лет, когда мы перешли жить в новый дом. После скромной бабушкиной избы он показался мне настоящим теремом. Четыре комнаты, высокий потолок, пахнет свежим деревом, стоит в самом центре села. Возле дома посаженные кем-то черемухи и березки, рядом с ними — ручей. Но всю эту красоту я заметила позже. А из детства помню лишь, что первая комната была без пола. Через комнату лежала толстая, длинная плаха, по которой мы и ходили поначалу. Самое интересное было вечерами, впотьмах. Под светлой плахой — непроглядная темень. Дойдешь до середины, качнешь доску и думаешь — если сорвешься вниз, долго ли лететь придется? Боязно, а все равно качаешься. Спустя время, перед Пасхой, бабушка приладила на сеновале настоящие качели. Как было здорово летать в травяных ароматах.
...Я до сих пор не понимаю, как мама с двумя малышами на учительскую зарплату подняла такой огромный дом. Сельчане, конечно, помогали, и бабушка. Ее даже мужики побаивались: все деревенские работы лучше иного мужика знала — хоть печку сложить, хоть стог сметать. И все же больше всего хлопот выпало на мамину долю. И потом, всю жизнь, она что-то все приколачивала, ремонтировала. Тяжело без мужика, но и помощников за каждым разом просить не будешь. Именно этот дом стал для меня по-настоящему самым дорогим. До сих пор, хотя давно уже живу вдалеке от родных мест, он для меня самый главный на земле...
* * *
В третью лодку положили крышку гроба. Чтоб не намочить обивочную ткань, крышку приспособили поперек лодки. Тем, кто смотрел на всё это с небес, должно было быть удивительно, что это за крест плывет по реке...
* * *
...Отца я помню смутно. Ни его голоса, ни лица не осталось в моей детской памяти. Всего несколько эпизодов и сохранилось из прошлого: когда он качает меня на коленях — и похороны. Нас, двух сестер, посадили на диван и долго фотографировали. А я всё лбы трогала. Подойду к бабушке, трогаю её лоб — теплый, потом прикасаюсь к своему — тоже тёплый, затем глажу папин лоб, а он — холодный.
... Не умела я тогда причитать по отцу, теперь научилась. Но теперь больше свою жизнь, наверное, оплакиваю. Плохо без отца, чего говорить. И в детстве его не хватало, и сейчас нужен. Только вот где его возьмешь? Маленькое белое платьице, подаренное отцом, я храню до сих пор. И еще — заказанный папой в каком-то фотоателье мой портрет, на котором мне два годика. Истончилась на нем бумага за годы, но я не решаюсь что-то менять. Это платьице и портрет — моя об отце память. Наверное, потому, что я совсем не помню отца, он всегда кажется мне самым добрым, самым красивым, самым толковым мужчиной на свете. Недавно я рассматривала мамин фотоальбом — так и есть — самый, самый. Эх, как бы хорошо нам всем вместе жилось...
* * *
В полном безмолвии гроб осторожно перенесли в лодку. Никому еще из нынешних не доводилось переправляться через реку с покойником.
Хотя эта, четвертая, лодка, и была побольше других, устанавливали гроб тщательно. Мало ли что — с водой шутки плохи. Заметно просевшая от тяжести лодка, покачиваясь, взяла курс к кладбищу. Она удалялась, а с берега казалось, что вода качает зыбку, над которой бабка-пестунья поет младенцу колыбельную песню. Неожиданно набежал ветер и погнал волну. Стоящим на берегу людям даже пришлось немного отойти. «Но если сейчас бортом зачерпнет, то всё...» «Господи, господи...» — крестились пожилые сельчане. Обошлось. Лодки причалили. Перешел человек и через водную преграду — видно, и в самом деле выполнил все, что уготовил ему Бог на земле.
* * *
В один из моих приездов домой мама обмолвилась, что запретила приходить тому мужчине. В последнее время они с мамой и вправду не очень ладили. Нет, ссориться часто они не могли, потому что жил он тогда в городе с нелюбимой, по его словам, женой. Приезжал только летом. Селился в старом доме своего отца, выпивал и приходил к маме. Каждый раз говорил, что, как только подрастет дочь, он оставит семью и приедет к моей маме. Я почему-то понимала, что из этой затеи ничего не получится, а вот мама в глубине души всё ждала его. Вот уже и дочка его выросла, вышла замуж и уехала далеко от родной земли, а мама так и оставалась одна. Однажды я, уже довольно взрослая, спросила маму:
— Ну на что он тебе нужен?
Она ответила мгновенно:
— Сердцу не прикажешь. И первая любовь не забывается. Мне показалось тогда, что передо мной не моя мама, а кареглазая шестнадцатилетняя девочка, впервые познавшая любовь...
И снова мне стало очень обидно и жалко. А кого жальче — себя или маму — не разобралась. Мне многое хотелось ей сказать, но я в который раз промолчала. Не нашла нужных слов. Если хочет, то пускай надеется и ждет... Да и имею ли я право что-то ей говорить. Однажды вот, в двенадцать, уже сказала...
* * *
В пятую лодку села родня. Приехала из города жена, и дочь вернулась из далеких земель. Больше близких родственников не было. На дне полупустой лодки сумка с поминальной едой и бутылка водки. Кто-нибудь же помянет.
* * *
Мне было двадцать, потом тридцать лет, а он продолжал приходить. Однажды пришел во время моего приезда. Постарел, но все еще пытался бодриться. Слегка навеселе, прямо с порога прошагал к столу, выставил две бутылки и сел на диван.
Мама собрала на скорую руку какую-то снедь.
Меня, хоть я всегда в таких случаях отнекивалась, тоже усадили за стол. Сидим. Он расспрашивает о каких-то городских новостях, я что-то отвечаю. Вдруг он нагибается поближе ко мне:
— Знаешь что, а давай мы с тобой на рыбалку съездим. Сети возьмем, удочки, продукты, выпивки, как полагается. Вдвоем. На пару-тройку дней. А? — вроде бы и просто сказал, от души, а в глазах его мурлыкал мартовский кот.
Меня бросило в дрожь. В этот момент я опять вспомнила тот давний свой побег из дому. Чтобы не огреть его чем-нибудь по лысеющей голове, я вышла из дома.
...Больше мы с ним не виделись. И вот — умер...
* * *
В шестой лодке сидели в основном мужчины. Опускать гроб и закапывать могилу — мужская работа.
* * *
Мое ожидание — это только мое ожидание. Никто мне не обещал, что этот человек заменит мне отца. Я сама себя обнадеживала и ждала... И никто меня не обманывал... Я обманывала саму себя...
* * *
Мама сидела в седьмой лодке вместе с тетками, которые не пропускают ни одних похорон. Такие есть в каждой деревне. Горько причитая, они не забывают опрокинуть пару-тройку поминальных рюмок.
* * *
Летом мы с мамой ходили на кладбище. Вода уже ушла. О весеннем наводнении напоминали только небольшие ямки, в которых тускло поблескивала мутноватая жижа, да еще разбросанный и забытый половодьем всякий древесный мусор. Мы без труда добрались по сухому месту к могиле отца, завернули на могилу тети, а потом мама повела меня на его могилу. Посидели, помянули. Мама, моя постаревшая в одиночестве мама, сказала: «Хотя бы так. При людях ведь сюда не придешь». Я промолчала.
* * *
А что тут скажешь? Половодье не перегородишь...
