Кто ты, Субэдей-багатур?

Кто ты, Субэдей-багатур?

Историческая драма-эссе

 

Действующие лица:

ЧАГЫРГАН-СУБЭДЕЙ-МААДЫР (Субэдей-Багатур)
ДЖАРЧЫУУДАЙ, отец Субэдея
УРАНКТАЙ, или Уран-Хада, старший сын Субэдея
КОКЕЧУ, младший сын Субэдея
ЧЕЛМЕЙ, старший брат Субэдея
АНАЙ, жена Субэдея
БИЖЕК, друг, воин Субэдея
АЙЫРАА, невеста Бижека, затем жена
БИЛДИ-ХАМ, шаман
ТЕМУЧИН, затем ЧИНГИС-ХАН
БАТЫЙ-ХАН, внук Чингис-Хана (сын Джучи)
ОРДУ-ХАН, старший брат Батыя
ТАНГЫТ-ХАН, младший брат Батыя
КУЮК-ХАН, сын Великого Кагана Угедея
БОРУ-ХАН
НОГАЙ-ХАН
БУРУНДАЙ-НОЙОН
ХАДА, китайский полководец
МЕГУДЖИН СЕУЛТУ, татарский нойон
КЫПЧАКСКИЙ ПЕРЕВОДЧИК
РУССКИЙ ВОИН
МОНГОЛЬСКИЙ БОРЕЦ
ВОИНЫ, СТРАЖНИКИ
АВТОР

 

Пролог

Степь. Вдалеке видны силуэты юрт. Мальчик лет десяти—двенадцати с луком и стрелами охотится на сусликов. Увидев суслика, встает на одно колено и прицеливается. К нему подбегает его младший брат. Это Субэдей.

СУБЭДЕЙ (кричит). Челмей, брат, что ты там делаешь?

ЧЕЛМЕЙ (обернувшись). Да тихо ты!

СУБЭДЕЙ (увидев суслика). Ну давай, стреляй быстрее! Стреляй же!

ЧЕЛМЕЙ (раздраженно). Ну вот! Из-за твоего крика он в норку юркнул!

СУБЭДЕЙ (увидев другого суслика). Брат, брат, а вон еще один суслик показался! Стреляй быстрее!

Челмей прицеливается и стреляет.

СУБЭДЕЙ (радостно). Попал, попал! Как здорово-о! (Убегает и приносит стрелу.) Брат, дай мне пострелять, а, брат? (Челмей отворачивается.) Ну хотя бы разочек стрельну, можно?

ЧЕЛМЕЙ. До чего ты надоедливый, Субэдей! Но смотри, только один раз! Целься во-он туда! Видишь?

Субэдей берет лук и стреляет.

ЧЕЛМЕЙ. Аа, мазила! А теперь беги за стрелой, да поживее!

Челмей вырывает лук из рук Субэдея. Тот убегает и приносит стрелу.

ЧЕЛМЕЙ (оперением стрелы, как хворостиной, бьет брата пониже спины). Больше не дам тебе в руки ни лука, ни стрел!

Субэдей, плача, отходит, но, остановившись, снова подбегает к брату и толкает его в грудь.

СУБЭДЕЙ. Вот вырасту и буду лучше тебя стрелять! Вот увидишь, Челмей!

ЧЕЛМЕЙ. Да ты сначала сопли утри!

Челмей в свою очередь тоже толкает брата. Субэдей отвечает тем же.

ЧЕЛМЕЙ. Ах так? Ну давай тогда поборемся!

СУБЭДЕЙ. Давай!

Начинается шутливая борьба. В это время рядом с ними в землю втыкается копье. Мальчики вздрагивают от неожиданности, затем, увидев копье, убегают в сторону юрт.

ВМЕСТЕ (кричат). Ма-а-ма-а! Па-а-па-а!

Рядом с копьем появляется Чингис-Хан и грозно смотрит в зал.

Затемнение.

 

АКТ I

Сцена 1

Внутреннее убранство юрты. Вся обстановка указывает на то, что здесь живет воин, не привыкший к постоянству и роскоши. Все просто, ничего лишнего. На почетном месте, подвернув одну ногу под себя, сидит Субэдей-Багатур. Ему лет 55—60. Одет как простой воин, никаких украшений. Его левый глаз пересекает шрам, глаз закрыт. Правая рука скрючена и неподвижна.

С правой стороны, ближе к авансцене, видна дверь и часть наружной стороны юрты. Возле двери стоят два вооруженных стражника.

Слышен то отдаляющийся, то приближающийся шум битвы — топот копыт, звон сабель, крики, стоны и т. д.

АВТОР. Тринадцатое столетие. В 1236 году монголо-татарское войско начинает завоевательный поход против русских княжеств. За два года захвачены и приведены под власть Великой Монгольской империи Москва, Рязань, Владимир, Тверь, Коломна и другие большие и малые города. Год 1238-й. Перед монгольским войском — еще один город с неприступной крепостной стеной.

Шум постепенно затихает. Пауза. Слышен топот копыт лошади, скачущей во весь опор. Слышно, как лошадь приближается и останавливается. К двери прибегает воин, достает из-за пазухи пайцзу, показывает ее одному из стражников и что-то шепчет ему на ухо. Стражник, постучав в дверь, входит в юрту.

СТРАЖНИК (с поклоном). Господин, весть пришла.

СУБЭДЕЙ (несмотря на возраст, голос у него сильный, гордый — неторопливый голос человека, привыкшего повелевать людьми). Откуда?

СТРАЖНИК. С дальней разведки.

СУБЭДЕЙ. Пусть войдет.

Стражник кланяется и, пятясь, выходит. Впускает вестника. Им оказывается Бижек.

БИЖЕК (кланяясь). Мир тебе, Сайн-багатур! Все ли благополучно?

СУБЭДЕЙ. Мир и тебе. Давай, не тяни, выкладывай скорей, что ты там разузнал!

БИЖЕК (садится слева от Субэдея). Мы все сделали так, как ты велел: обошли все кругом, никого и пальцем не тронув, даже на глаза никому не показываясь. По правую сторону есть небольшие, еще не тронутые русские земли. Пастбища там приличные, но много скота не прокормят. У жителей есть и зерно, и сено. Но тоже немного.

СУБЭДЕЙ (слушая речь Бижека, ломает щепки и раскладывает их перед собой. Таким образом он составляет карту местности). Пока там все должно быть тихо. Если об этом узнают наши мангусы[*], то сожрут все это меньше чем за сутки. Ну, что там у тебя еще?

БИЖЕК. Глубина снега в долине реки, что позади крепости, такова, что лошади целиком увязают в нем. Боковые и задняя стороны стены стоят на высоком обрыве. Наши камнеметательные машины тут почти бесполезны…

СУБЭДЕЙ (жестом останавливает его. Некоторое время думает. Затем указывает на свою импровизированную карту). А что здесь?

БИЖЕК. Здесь — река. Итиль. Вот эти две речушки впадают в нее.

СУБЭДЕЙ. А что по эту сторону?

БИЖЕК. Этот лес тянется туда, на запад, почти без конца. Лес дремучий — лошадям не пройти…

СУБЭДЕЙ. Ладно, все ясно. Слушай следующее задание.

БИЖЕК. О победитель бесчисленных стран и народов, великий багатур, ни разу не проигравший битвы врагам, твой светлый ум…

СУБЭДЕЙ. Остановись! Много черных хребтов перевалили мы с тобой, много великих рек переплыли, что это сегодня творится с тобой? Или ты уже стареешь, мой друг? Или подражаешь этим, как их, наматывающим куски тряпки себе на голову? (Делает жест, чтобы Бижек пересел на другое место и был внимателен, затем хлопком в ладони призывает стражу.)

Стражник заглядывает в юрту. Субэдей подает ему знак. Стражник, кивнув, удаляется. Вскоре в юрту входят два молодых воина. Уранктай — закаленный воин с решительным и суровым лицом; Кокечу — совсем еще молодой, но вдумчив и старается быть степенным. Они кланяются отцу (здороваются). Уранктай внимательно смотрит на Бижека, почтительно, с достоинством кланяется. При этом весь собирается, сжимается, как зверь, готовящийся к прыжку.

УРАНКТАЙ, КОКЕЧУ. Все ли благополучно, здоров ли ты, отец?

СУБЭДЕЙ. Здоров, здоров. Ну давайте, садитесь сюда. Не будем терять времени. Уранктай, слушай и смотри внимательно. (Показывает на свою карту.) Сейчас ты отведешь своих людей на эту сторону. И чтоб ни один посторонний об этом не знал. Бижек укажет тебе дорогу. Там не должно быть ни кровопролития, ни грабежа. Всё миром и добрым словом. Пусть кони и люди отдохнут, наедятся, наберутся сил.

УРАНКТАЙ (вскакивая). Отец, а не ослабеет ли боевой дух воинов, если их оставить без добычи?

СУБЭДЕЙ. Настоящему воину нужны не обозы, до отказа нагруженные награбленным скарбом, а сильный конь, острый клинок и крепкая рука! Излишки зерна и сена будешь тайно отправлять Кокечу.

УРАНКТАЙ. Понял, отец. Но зачем мне там отдыхать, отъедаться? Все остальные будут захватывать города, забирать богатую добычу, а мои люди так ни с чем и останутся?

СУБЭДЕЙ. Твоя главная задача — силами местных жителей валить деревья и подтаскивать их вот сюда, в укромное место. Там под твоим надзором будут сооружать камнеметательные машины. Нам нужны большие, больше наших. А ты (поворачивается к Кокечу) расположи своих людей вот здесь. Здесь, в нескольких избушках, я спрятал зерно. Есть и сено. Будешь охранять все это. И чтоб ни одна живая душа не сунулась туда!

КОКЕЧУ (вдумчиво). Отец, а к чему мне охранять это все?

СУБЭДЕЙ. Правильный вопрос, сынок. Настанет час, когда это зерно будет стоить неизмеримо дороже всего их награбленного барахла. Пути войны извилисты и непредсказуемы, а воинская судьба может перемениться в любое мгновение. Не забывай об этом. (Уранктаю.) Так ты говоришь, что тебе ничего не останется?

БИЖЕК. По ту сторону, если немного углубиться в этом направлении, есть небольшой городок. О нем никто пока не знает.

СУБЭДЕЙ. Я отдаю его тебе, можешь взять его.

УРАНКТАЙ. Понял, отец.

СУБЭДЕЙ. А Бижек под видом простого воина будет рядом с тобой. Он будет твоими глазами и ушами. Прислушивайся к его словам, учись у него.

КОКЕЧУ. Отец, я давно хочу задать тебе один вопрос, можно ли сейчас?

СУБЭДЕЙ. Да, задавай.

КОКЕЧУ. Отец, вот ты все время говоришь, что мы урянхай-тувинцы. Кто мы такие? Откуда мы? Какие мы? Как случилось, что ты, не монгол, стал главным полководцем великого Чингис-Хана, сжавшего весь мир в своем кулаке?

СУБЭДЕЙ (задумавшись). Много вопросов на самом деле задал ты, сынок. Как человеку узнать, куда ему направить стопы, если ему неведомо, откуда он пришел? Но чтобы ответить на твои вопросы, нужно много вечеров провести в разговорах, многое обдумать как следует. Ну да ладно, придет время — я обо всем вам расскажу. А сейчас некогда. Скоро сюда придут чингизиды во главе с ханом Батыем. А вы сейчас выйдете и отправитесь туда, куда вам укажет Бижек. С того места очень хорошо слышно все, что происходит здесь. Подумайте над тем, что вы услышите. Все, идите!

УРАНКТАЙ, КОКЕЧУ. Мы сделаем так, как ты велел! До встречи, отец! (Поклонившись, выходят.)

СУБЭДЕЙ (жестом подзывает Бижека). Приставь к ребятам еще больше надежных людей. Что-то неспокойно у меня на душе. Мало ли что может случиться. Ладно… до встречи!

БИЖЕК. Понял. Не волнуйся. До встречи! (Уходит.)

Субэдей остается один. Вскоре слышится приближающийся топот копыт. Слышны голоса, затем в юрту входят ханы — Бору, Куюк, Орду, Тангыт, Ногай и нойон Бурундай. Все они одеты в богатые одежды, сверкающие дорогие доспехи. Поздоровавшись, садятся. Входит Батый. Все встают и кланяются ему. Он проходит на почетное место и садится. Субэдей — по правую руку от него.

БАТЫЙ. Вы все знаете, для чего мы здесь собрались. Перед нами город. Город небольшой. Но стены его такие, что не подступишься. Кто что думает об этом? (Обводит всех взглядом.)

Все смотрят друг на друга, словно хотят сказать: «Кто же первый начнет?» Батый кивает в сторону Ногая и Куюка.

НОГАЙ. У меня решение одно — брать город! Прямо сейчас же идти на штурм!

КУЮК. Верно говорит Ногай! На штурм! А стены… да разве мы стен не видели?! Я уж и счет потерял, сколько стен мы разрушили, сколько сожгли дотла. Это же сущий пустяк!

ОРДУ. В степь! Самое лучшее сейчас — идти в степь! Воины устали. И им, и лошадям, и нам самим надо дать передышку!

БОРУ. Те, кто являются мужчинами только по рождению, а в груди носят бабьи сердца, пусть уходят в степь! Никто их здесь не будет держать! Город брать!

КУЮК. А что же думает хан Батый? Может, мы зря тут разоряемся, когда на самом деле всё уже решено?

Батый, не удостоив его ответом, поворачивается к нойону Бурундаю.

БУРУНДАЙ. В степь! Там, в степи, нас ждет Монке. Надо отдохнуть, мяса наесться, коней откормить. Набрать свежее войско. Вы только взгляните на эти стены! А посмотрите кругом! Кругом все покрыто льдом, гладким, скользким, блестящим! И ров перед стеной слишком глубокий и широкий. Зря только людей потеряем, и немало.

БОРУ. Ну ладно, степь так степь!

НОГАЙ (резко вскакивает на ноги, горячится, говорит насмешливо). Стены! Рвы! Кони! Люди! Мясо нужно, отдых нужен… тьфу! Кто мы? Пустые надутые пузыри? Или воины с мечами в руках? Отдайте мне этот городишко! Меньше чем за сутки раздавлю его в кулаке!

БАТЫЙ. Погоди, не спеши. Что же думает мой старший учитель, мудрый Субэдей-Багатур?

СУБЭДЕЙ (окинув всех взглядом). Так вы говорите — в степь? В степь дороги нет! (Все удивленно переглядываются, начинают спорить, поднимается шум. Батый поднимает руку, и устанавливается тишина.) Если мы пойдем туда (показывает кнутовищем на свою карту), мы увязнем в снегу. А если сюда — то в этом непроходимом лесу потеряем лошадей и придется расстаться с добычей. (Все снова начинают шуметь, слышны возгласы: «О нет, добычу мы никак не можем потерять!», «Нет, пеший монгол — не монгол!».) А вот тут для нас устроил засаду местный русский князь, вы об этом знаете? (Снова поднимается шум. Предлагают выслать по округе дозоры и разведчиков.)

БАТЫЙ (обращаясь к ханам). Вы что, только что опомнились? Если это говорит наш старый лев, умудренный в стольких войнах, значит, так оно и есть! Великий багатур, видно, что ты все разузнал и все обдумал на много ходов вперед. Что ты посоветуешь?

Субэдей молчит, о чем-то глубоко задумавшись. Пауза.

БУРУНДАЙ (вскакивая). Если так, то на штурм!

НОГАЙ (тоже вскакивая). А тут и думать нечего. Брать город — и все тут! Прямо сейчас ударим со всех сторон — он и не устоит!

СУБЭДЕЙ. На штурм идти нельзя!

ГОЛОСА. Нельзя? А почему? Город брать нельзя, в степь — нельзя. Что же нам делать теперь?

СУБЭДЕЙ. Придется немного подождать.

БОРУ, КУЮК, БУРУНДАЙ (перебивая друг друга). Ждать? Чего ждать-то? А не заржавеют ли наши мечи, если будем вот так праздно сидеть? Что особенного в этой крепостенке? Мы будем брать его — и все!

СУБЭДЕЙ (усталым, равнодушным тоном). Ладно, делайте как хотите. Кто хочет штурмовать, пусть штурмует. Но смотрите, я вас предупреждал. А последний свой совет я дам только хану Батыю.

Все, кроме Батыя, уходят.

БАТЫЙ. Ты что-то не договариваешь, мой учитель. Все повернул в пользу штурма, но решительного слова не сказал.

СУБЭДЕЙ. Слушай меня, великий хан. Все наше войско находится сейчас в очень трудном положении. Пастбища кругом скудные. Кони отощали, люди голодают, запасов еды осталось совсем немного — нам не выдержать долгого пути. И город мы с ходу не возьмем, сам видишь, какая крепость. Таких нам еще не попадалось.

БАТЫЙ. Так чего же нам ждать? И почему ты решительно не остановил тех, кто решил идти на приступ?

СУБЭДЕЙ. Пусть они идут на стены. Нам ведь чем-то надо заполнить этот огромный ров. (Подобрав щепки, лежавшие перед ним.) Много всякого сброда мы набрали в свое войско, пока шли от родных кочевий. Пусть теперь наши герои гонят их перед собой и заставляют лезть на стены. Этот сброд — все равно что вот эти щепки. Мы швырнем их в жертву богу Сульде. И их телами заполним этот огромный ров. (Бросает щепки в огонь. Батый вздрагивает и с удивленным и недоверчивым видом качает головой.) Кроме этого, избавимся от лишних ртов.

БАТЫЙ. Мой мудрый учитель, а не слишком ли жестоко твое решение? Если этот город можно взять только таким способом, почему бы нам не пройти мимо, не тронув его?

СУБЭДЕЙ. Это невозможно. Мы, заарканившие и приторочившие к своему седлу столько стран и народов, вдруг не смогли взять какой-то маленький паршивый городок?.. Какая слава о нас пойдет? И что мы скажем, когда вернемся в Каракорум? А этот жалкий сброд, что пристал к нам по пути, не стоит твоей жалости. Это же обыкновенные грабители, погнавшиеся за добычей.

БАТЫЙ. Твоя правда, багатур. Есть какие-то вещи, которые мне хотелось бы узнать от тебя. С самого детства, сколько себя помню, ты воспитываешь меня, учишь искусству ведения войны и искусству управления государством. Но я до сих пор не познал твою науку до конца и тебя до конца не узнал как человека. Иногда я поражаюсь, глядя на твою жестокость и беспощадность, а иногда меня поражает твоя бережность к людям. Кто же ты на самом деле, Субэдей-Багатур?

Субэдей не спешит с ответом. Батый, так и не дождавшись ответа, продолжает.

БАТЫЙ. После того как мой великий дед откочевал на Вечное Синее Небо, ты своей мудростью управляешь всем монгольским войском, держа его судьбу в одной руке, подобно поводьям своего коня. Твоя слава полководца, не проигравшего ни одного сражения, гремит по всему миру почти наравне со славой великого Чингис-Хана. А я, хоть и прожил всю жизнь бок о бок с тобой, так и не знаю тебя как следует...

СУБЭДЕЙ (улыбнувшись). В таежной глуши по следам барса можно узнать, где он отдыхал, где и как он выслеживал добычу, как напал на нее и убил, но что направляло его, почему он поступил именно так, а не по-другому, не узнает никто. О-о, великий хан, чтобы понять то, что ты говоришь, нужно вместе со мной день за днем прожить мою жизнь.

Они некоторое время сидят, задумчиво глядя на огонь.
Батый встает и молча уходит. Субэдей в той же позе остается один. Постепенно гаснет свет.
(Дальнейшие сцены — это воспоминания Субэдея.)

 

Сцена 2

Видна наружная часть юрты. Навес. Под навесом кузница. В кузнице Субэдей, ему лет 18—20, его отец Джарчыуудай, шаман Билди-Хам и несколько молодых ребят.

АВТОР. Конец 1100-х годов. Только-только набирал силу огонь, который вскоре охватит кровавым пламенем почти весь мир…

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Давай, берись за мехи! Работай! Нагнетай получше! Вот так… А теперь давай сюда! Бери большой молот.

Один из кузнецов кладет на наковальню докрасна раскаленный продолговатый кусок железа. Джарчыуудай вместе с молодым кузнецом начинают обрабатывать железо.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Бей сюда! А теперь сюда! Сильней, еще сильней! Вот так. Молодец! (Осматривает клинок, затем подзывает к себе Субэдея.) Ну-ка, сынок, держи свой меч! Испытаем!

Субэдей берет меч в руки. Сцена фехтования на мечах между отцом и сыном. Отец выбивает меч из рук сына. Субэдей устремляется к мечу. Отец останавливает его.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. А ты ничего, сынок! Биться можешь! Готов ли ты отправиться завтра в аал Темучина?

СУБЭДЕЙ. Да, отец, готов.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Садись сюда и слушай меня. Издревле история рода Темучина тесно переплетена с историей нашего народа, а с его покойным отцом Есугей-Багатуром мы были добрыми друзьями и часто помогали друг другу.

БИЛДИ-ХАМ. Испокон веков так повелось, что предки Есугея брали в жены девушек из наших, урянхайских, племен, а нашим предкам отдавали в жены своих дочерей. Мать его великого предка Бодончара святая Алан-Гоа — дочь Баркудай-Мергена из тувинского племени колов. Жена самого Бодончара тоже урянхай-тувинка… Но это долгая история. После смерти Есугей-Багатура Таргутай-нойон захватил его улус, увел его народ, присвоил все его стада и имущество — всё. Потом я по слухам узнал, что жена Есугея осталась одна с сыновьями в пустом стойбище. Даже родные братья Есугея бросили их и присоединились к Таргутай-нойону.

СУБЭДЕЙ. А как, отчего умер Есугей-Багатур?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Говорят, его отравили их заклятые враги — татары.

СУБЭДЕЙ. Значит, они не на шутку опасались его?!

БИЛДИ-ХАМ. О, он был великим багатуром. Не зря говорят. «Не верь тем, кто в лицо тебя хвалит, говорит слишком красиво». Есугей доверился… и умер от яда.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Запомни это! Потом, когда Темучин подрос и смог взять в руки меч, я, чтобы поддержать его, отвез ему в друзья твоего старшего брата Челмея. А сейчас Темучин набрал силу. Уже отвоевал улус отца. И другие племена присоединяются к нему. Говорят: «У доброго молодца всегда много друзей». А он неглупый парень. Значит, трудности научили его кое-чему. Но власть и богатство легче всего портят человека.

БИЛДИ-ХАМ. Я слышал, что в гневе он не щадит даже кровных родственников.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Вполне возможно, что мысли и настроение Темучина вдруг изменятся и морда его коня повернется в нашу сторону.

СУБЭДЕЙ. Ну и что с того, если даже Темучин вздумает напасть на нас?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Тогда начнутся тяжелые времена для нашего немногочисленного народа. Как ты думаешь, почему мы в последнее время куем оружие, а не плуги, как раньше? На всякий случай. Кто знает, что завтра будет? Может, скоро нам придется пройти самые тяжкие испытания, подобно этому раскаленному куску железа между молотом и наковальней.

СУБЭДЕЙ. Но ты же сам сказал, что Челмей — его близкий друг. Ну а если, несмотря на это, Темучин все-таки пойдет на нас с мечом, так пусть идет — разве у нас нет силы?!

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Не спеши!

БИЛДИ-ХАМ. Поспешишь — людей насмешишь. Знай и помни, Таргутай-нойон: тот, кто долгое время держал Темучина в плену с колодкой на шее, на самом деле близкий родственник его отца.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Ты сказал, что у нас есть сила. Да, это верно. Но силы урянхайских племен сейчас разрозненны, как никогда. Нет между ними прежнего согласия, все чаще стали воевать друг с другом. Что же нам, сломя голову кинуться в драку с Темучином и весь народ свой погубить?

СУБЭДЕЙ. Отец, а не лучше ли погибнуть в сражении, чем пасть на колени и подставить шею под ярмо? Хоть слава останется!

БИЛДИ-ХАМ. Мужчине не пристало быть несдержанным, суетливым. Что хорошего в смерти и что лучше жизни?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Если сегодня ты сохранишь свой народ, а не бросишь его в пламя войны, может, завтра этот народ вновь обретет силу?! Народ, перенесший все испытания судьбы и оставшийся народом, обретает твердость и непоколебимый дух, подобно вот этому закаленному стальному клинку. И он все равно найдет свою истинную дорогу.

СУБЭДЕЙ. Но смогут ли снова выпрямиться, снова восстать духом те, кого уже победили, которые один раз уже пали на колени и униженно склонили голову?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. А я не говорил, что мы склонимся перед ними. Мы издавна жили с ними по соседству, часто были союзниками, были времена, когда они искали нашего покровительства, — вот так мы и должны пойти к Темучину. Потом, со временем, увидим. Если бы ты знал, сколько даже на моем веку тут всяких нойонов и ханов возвышались, сменяя друг друга. А где они теперь? Где же их слава, гремевшая на всю степь? Время не стоит на месте. Если выпало родиться тем, кто восседает на почетном месте и держит в руках судьбы людей, то такой муж должен уметь заглядывать далеко вперед, быть дальновидным, а не думать только о сегодняшнем дне, сынок.

СУБЭДЕЙ. Я понял тебя, отец. То, что ты говоришь — истина, но… (Горячится.) Но все-таки, отец, а не забудет ли вообще о свободе, о гордости и чести, не станет ли тупым и трусливым рабом народ, который все время только и думает о том, как бы остаться в живых?!

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Не горячись! Сядь! Если ты сам себя не умеешь держать в руках, как ты сможешь держать в руках и управлять народом?! Глядя на твое лицо, никто не должен даже догадываться, о чем ты думаешь, — в гневе ты, в радости, в горе или в отчаянии! Свобода, гордость… Кто-то из них, несколько десятков, а то и сотен людей, может быть, и забудут, но народ никогда о своем достоинстве не забудет. А будет ли наш народ рабом или нет — зависит от нас с тобой. Именно это мы и решаем сейчас. И помни об этом, сынок.

СУБЭДЕЙ. Понял, отец. Я все сделаю так, как ты наказал.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Давай раздувай мехи. Сегодня надо закончить этот клинок. Если наши люди будут недостаточно хорошо вооружены, мы покажемся Темучину кучкой жалких бродяг.

Субэдей раздувает мехи, затем достает из горнила раскаленный клинок, кладет на наковальню, и они вдвоем с отцом обрабатывают его. Долго раздается грохот и лязг железа.

Затемнение.

 

Сцена 3

Ставка Темучина. На сцене — Темучин, Челмей и воины. К ставке приближаются Джарчыуудай, Субэдей и Бижек.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Сайн байна! Все ли благополучно в вашем аале? Цел ли скот, нет ли болезней?

ТЕМУЧИН. Сайн байна! У нас все благополучно. А как у вас? Как твое здоровье, кузнец?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Все хорошо.

ТЕМУЧИН. Что же тебя сюда привело, кузнец? Куда путь держишь?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Куда шел, туда и пришел, Темучин, — к тебе. Невеселые слухи распространяются по Великой Степи. Кое-где вихри поднимают пыль и песок, откуда-то запахом пожара тянет, видать, перемены скоро грядут. Да и о твоих мыслях я догадываюсь, куда они у тебя устремились. Хочешь отомстить тайчиутам? Хочешь теперь уже улус Таргутай-нойона завоевать?

ТЕМУЧИН. Его улус мне не нужен. Просто, имея такого врага под боком, нечего и думать о мирной жизни. А я хочу, чтобы мой улус, мой народ жил в достатке и мире. Поэтому мы должны уничтожать врагов, угрожающих нашей жизни. Верно я говорю, друг мой Челмей?

ЧЕЛМЕЙ. Верно, Темучин. Отец, я вижу, вы не очень хорошо представляете, как мы тут живем. Если бы мы постоянно не держали оружие наготове, нас давно уже перебили бы соседние племена.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. А не начало ли это еще одной бесконечной войны между племенами? А ты, Темучин, не принесешь ли ты своему народу вместо лучшей жизни только кровь и смерть?

ТЕМУЧИН. Нет. Я со своими верными друзьями Боорчу и Челмеем буду воевать для того, чтобы больше не было войн и кровопролития в Великой Степи. Верно я сказал, друг мой Челмей?

ЧЕЛМЕЙ. Верно, Темучин. Хочешь мира — готовься к войне!

ТЕМУЧИН

Пусть я сам умотаюсь до смерти,
Но пусть мой народ не ослабнет.
Пусть я сам настрадаюсь до смерти,
Но пусть мой народ не исчезнет.

Я помню, кузнец, этот твой наказ, помню твои слова, которые ты мне сказал, когда привел ко мне Челмея.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. А я привел к тебе своего младшего сына — Субэдея. Всю зиму только это от него и слышу: клинки, мечи да сражения. Я и так, и эдак уговаривал его остаться — ни в какую. Уперся, и все! Ну что поделаешь, каждый птенец когда-нибудь покидает родное гнездо.

ТЕМУЧИН (Субэдею). Хоть и молод ты еще, но вид у тебя геройский. Почему ты хочешь вступить в мое войско?

СУБЭДЕЙ. Моя заветная мечта — объединившись с вами, завоевать славу, равную славе своих предков!

ТЕМУЧИН. О-о, это мечта, достойная настоящего мужчины! Если у мужчины есть отважное сердце в груди и голова на плечах, то ни счастье, ни слава от него далеко не убегут!

СУБЭДЕЙ. А если добавить к этому верных товарищей и быстроногих коней, то этот человек станет непобедимым!

ТЕМУЧИН. А теперь попытайся-ка подтвердить на деле славу своего народа — славу лучших охотников и воинов-стрелков! Говорят, урянхайцы белке в глаз попадают, покажи-ка нам свое искусство!

СУБЭДЕЙ (поглаживая тетиву лука и оперение стрелы, вполголоса разговаривает с оружием). Ну что, мой друг, и тетива твоя крепка, и рука моя сильна, давай-ка поиграем с тобой, потешимся!

Субэдей мгновенно натягивает тетиву, целится и стреляет. Все восхищенно вскрикивают, хваля стрелка.

ТЕМУЧИН. Да, кузнец, сын твой вырос не вороном, подбирающим чужие объедки, а гордым и сильным орлом! Разве можно придумать для отца большее счастье? (Субэдею.) Ну что, герой, будь моей стрелой, моим щитом!

Субэдей с поклоном принимает слова Темучина. Только теперь Челмей и Субэдей обнимаются, здороваясь.

ЧЕЛМЕЙ. Ну-ка, дай я на тебя посмотрю! Возмужал! А как вырос! (Шутливо.) Самое время жениться. Где же тебе невесту подыскать, а? Для такого парня, как ты, и невеста нужна непростая, не так ли?

СУБЭДЕЙ. Невесты пускай подождут. Мне пока еще рано жениться. Вот услышал, что здесь нужны люди, умеющие держать в руках меч и стрелять из лука, тут же прискакал.

ТЕМУЧИН (Джарчыуудаю). Настоящих мужчин ты вырастил, кузнец! Побольше бы таких ребят. Уважаемые гости, проходите в юрту. Поговорим по душам, вкушая скромную трапезу.

Все заходят в юрту. Остаются стражники.

Затемнение.

 

Сцена 4

На сцене слева возвышение. На вершине стоит Темучин — Чингис-Хан. Вокруг него — Челмей и другие воины. Чингис-Хан руководит сражением, указывая кнутом и давая поручения воину: «Передай Боорчу нападать слева!», «Пусть Хасар продвигается в середину и расколет, скачи быстрей!».

ВОИН (неожиданно появившись из глубины сцены). Тревога! На нас татары напали!

ЧИНГИС-ХАН. Татары?! Все к оружию! За мной! Вперед!

Все бегут за Чингис-Ханом. Шум битвы. В это время появляется Мегуджин Сеулту.

МЕГУДЖИН СЕУЛТУ. Вот мы и встретились, Темучин! Давай, выходи, сразись со мной! Нечего прятаться за спины воинов, если ты такой храбрый!

СУБЭДЕЙ. Постойте, вы отойдите в сторону! Не мешайте! Эй, нойон, повернись сюда! Я, урянхай-тувинец Чагырган-Субэдей, вызываю тебя на честный поединок! Как твое имя и прозвище? Принимаешь ли ты мой вызов?

Мегуджин Сеулту поворачивается к нему.

МЕГУДЖИН СЕУЛТУ. Ты еще спрашиваешь, как меня зовут? Да откуда ты появился, бродяга, если даже не знаешь, кто я такой?! Отойди от меня, дикарь!

СУБЭДЕЙ. Я покажу тебе, что такое бродяга, что такое дикарь!

Субэдей и нойон бьются на мечах. Опасный и красивый поединок. Субэдей выходит победителем.

ЧИНГИС-ХАН. А ты знаешь, над кем ты одержал победу?

СУБЭДЕЙ. Не знаю, мой хан. Я спрашивал, а он от этого еще больше разозлился, но так и не назвал себя. Но я сразу понял, что это редкой храбрости воин, мастерски владеющий оружием.

ЧИНГИС-ХАН. Этот нойон — великий и славный багатур Мегуджин Сеулту. Он самый. В этой огромной степи мало кто мог сравняться с ним по силе, храбрости и воинскому мастерству. А теперь вы все видите, что в моем войске появился еще более великий багатур. С сегодняшнего дня жалую тебе титул нойона, и будешь ты командовать тысячей, багатур. Да, отныне твое имя — Субэдей-Багатур! А тысячу я соберу тебе из тех племен, что присоединились к нам.

СУБЭДЕЙ. Благодарю тебя за высокий титул, мой хан. (Кланяется.) Мой клинок и дальше будет верно служить тебе! Но у меня есть одна-единственная просьба, можно мне говорить?

ЧИНГИС-ХАН. Проси. Если это в моих силах, я дам все, что ты попросишь. Я ничего не пожалею для бесстрашных и преданных мне людей.

СУБЭДЕЙ. Позвольте мне набрать тысячу воинов из своего, тувинского народа. Они охотно пойдут за мной, да и мне самому будет легче управлять ими.

ЧИНГИС-ХАН. Оказывается, ты не только отважен, но и горд и умен, багатур. Ладно, пусть будет так, как ты просишь!

СУБЭДЕЙ (поклонившись). Если твои враги обратятся в сусликов и мышей и зароются в землю, я тоже обращусь сусликом и достану их, как бы глубоко они ни спрятались; если они превратятся в птиц и улетят под облака, я обращусь орлом и настигну их, как бы высоко они ни забрались!

Воины торжественными возгласами встречают его слова.

ЧЕЛМЕЙ (оглядывается вдаль, козырьком приложив ладонь ко лбу). Все, кажется, дело ясное. Осталось только несколько кучек сопротивляющихся. Многие начали сдаваться.

ЧИНГИС-ХАН. Нет. Даже если сдадутся, я их не пощажу. Татары — издавна самые заклятые враги моих предков. Они убили моего отца. В живых оставлю только маленьких детей, а всех, кто выше тележной оси, — уничтожу!

ЧЕЛМЕЙ. А стоит ли так ожесточаться, хан?

ЧИНГИС-ХАН. Нет, я не могу позволить себе пожалеть их. Наши счеты, наша ненависть передаются из поколения в поколение. Это неумирающая, нестареющая ненависть. Если даже я смилуюсь и оставлю им жизнь, они все равно не успокоятся, все равно будут мстить. Или же исподтишка набросятся, как воры, или же отраву подмешают в еду.

 

Сцена 5

В глубине сцены виден тальник. Слева, ближе к авансцене, стоит дерево, корни которого обнажились и местами выпукло выступают на поверхности земли. Шум сражения от одного края сцены к другому и обратно. Сражение идет позади тальника. На сцене несколько раз появляются воины: отступающие, нападающие, бьющиеся. Шум сражения постепенно удаляется и затихает.

Справа появляются Челмей и Чингис-Хан. Челмей несет Чингис-Хана на спине. Тот держится за его шею и стонет. Челмей дотаскивает его до дерева и удобно укладывает между корнями. Чингис-Хан теряет сознание. Следом за ними появляется Субэдей. В руке — окровавленный меч.

СУБЭДЕЙ. Как хан?

ЧЕЛМЕЙ (исследует рану). Стрела попала в сонную артерию. Если кровь свернется и закупорит артерию, он погибнет. Ты со своими людьми оцепи кругом и охраняй это место. Если что, подай знак. Никого сюда не подпускай, даже своих. О том, что Чингис-Хан ранен, никто не должен знать.

СУБЭДЕЙ. Хорошо. Будь осторожен, мало ли что.

Субэдей уходит. Челмей отсасывает кровь из артерии Чингис-Хана и тут же выплевывает. Постепенно подступают сумерки. Чингис-Хан приходит в себя, пытается подняться, стонет.

ЧИНГИС-ХАН. Ох, голова болит… где я, кто ты?… пить, пить, ох…

ЧЕЛМЕЙ. Это я, Челмей. Как ты себя чувствуешь? Подожди, потерпи немного, я принесу попить.

Челмей негромко свистит. Прибегает Субэдей.

СУБЭДЕЙ. Ну как он?

ЧЕЛМЕЙ. Приходит в себя. Ты присматривай за ним. Я скоро вернусь. (Снимает с себя доспехи, оружие, раздевается до пояса.) Видишь, вон костры тайчиутов? Я сбегаю туда. Надо найти питье для хана.

СУБЭДЕЙ. Нет, лучше я схожу. Они же меня в лицо не знают.

ЧЕЛМЕЙ. Нет, ты будешь отвечать за жизнь Чингис-Хана. А за меня не бойся. (Убегает.)

ЧИНГИС-ХАН (бредит). Эй, негодяи! Стойте! Что же убегаете, что же оставляете меня одного?! Не оставляйте меня!.. Умираю… Не убегайте! О-ох-ох!.. Я никогда не сдамся вам, вонючие собаки!.. Боорчу, Челмей, не отпускайте так просто всех этих меркитов, татар и этих лесных бродяг! Задайте им жару!

Прибегает Челмей. Поднимает Чингис-Хана и дает ему попить из рога.

ЧЕЛМЕЙ. На, попей молока. Это тебе поможет.

ЧИНГИС-ХАН. О-о, аж в глазах посветлело. А откуда у тебя молоко?

ЧЕЛМЕЙ (одеваясь). У тайчиутов украл.

ЧИНГИС-ХАН. Как? Значит, ты оставил меня здесь одного и ходил во вражеский стан? А если бы они схватили тебя, если бы ты им выдал, где я нахожусь?

ЧЕЛМЕЙ. Нет, ты оставался не один. Рядом с тобой был Субэдей. Перед тем как пойти туда, я обдумал все и поэтому разделся…

ЧИНГИС-ХАН (коснувшись земли, с отвращением смотрит на ладони). Что это такое? Кровь? Чья это кровь?

ЧЕЛМЕЙ. Это твоя кровь. Я испугался, что кровь, свернувшись, закупорит артерию, вот и отсасывал ее.

ЧИНГИС-ХАН. О-о, мой хитроумный, преданный друг! Когда-то в битве с меркитами ты тоже спас мне жизнь. (Оперевшись на плечо Челмея, с усилием поднимается на ноги.) Когда-то, когда, кроме собственной тени, не было у меня товарищей, ты и Боорчу стали мне самыми близкими друзьями, вы стали моей плеткой, моей силой. И с тех пор ты в моем сердце... А теперь позови брата.

Снова условленный свист Челмея. Появляется Субэдей.

ЧИНГИС-ХАН. Подойди сюда, багатур. Ты был отважнее всех в этом сражении. И я увидел, как ты мне предан. Другой на твоем месте, может быть, оставил бы меня здесь одного умирать или выдал бы врагам…

СУБЭДЕЙ. О чем ты говоришь, мой хан? Если мужчина переступит клятву, данную своему товарищу, то как же ему после этого мужчиной называться?!

ЧИНГИС-ХАН. Хорошие слова ты сказал. Твои слова лучше всяких лекарств для моей раны, для моего сердца. С такими верными и бесстрашным багатурами, как вы, человек не имеет права быть побежденным. А их (указывает в сторону далеких костров) мы все равно повергнем и растопчем. А после этого ты будешь командовать тьмой[†] , я жалую тебе титул нойона тьмы. Таким образом, по званию ты становишься наравне с Челмеем и Боорчу. (Пошатнувшись, начинает падать, но Челмей и Субэдей подхватывают его с обеих сторон.) В тяжелые времена вы — две мои надежные опоры, в смертельной битве вы — два мои мощных крыла, багатуры!

Затемнение.

 

Сцена 6

Внутреннее убранство тувинской юрты. Около очага — молодая девушка. Она что-то готовит. Еще одна молодая женщина — жена Субэдея — лежит на кровати в женской половине юрты. Видно, что она беременна. Внешний вид женщин выдает в них богатых аристократок. Разница в возрасте между ними примерно год-два, внешне очень похожи.

АНАЙ (приподнимается и садится на кровати). Ох, устала я, сонливая какая-то стала (бережно гладит живот). Смотри какой, брыкается еще! Билди-Хам говорит, что будет мальчик. Айыраа, ну как там, готова у тебя еда?

АЙЫРАА (присаживается к сестре). Все готово, угбай[‡]. Да только вот честей[§] что-то пропадает.

АНАЙ. Опять, наверно, что-то затевают. В последнее время только тем и заняты, что воюют. Если бы ты ко мне не приехала, не была рядом со мной, я и не знаю, как управляла бы этим аалом, этим улусом. В последнее время он запрещает даже стряпуху держать возле себя. Потерпи, говорит, пока не родишь, пусть рядом с тобой будет свой, родной человек, мол, на всякий случай.

АЙЫРАА. У честей безошибочное чутье. Если уж он так говорит, значит, так и надо. Он просто так не скажет. А мне рядом с тобой даже интереснее, угбай.

АНАЙ (шутя). А здесь не только я, здесь есть еще кое-кто другой, не так ли? Недавно этот кое-кто как бы невзначай тобой очень интересовался.

АЙЫРАА (смущенно). Интересовался? А о чем спрашивал, угбай?

АНАЙ. Наверно, хотел спросить, нет ли у тебя жениха. Все что-то крутил вокруг да около.

АЙЫРАА. А когда приходит сюда, по нему и не скажешь, что ему это интересно. Все в рот честея смотрит, каждое его слово ловит. Мне кажется, если тот вдруг скажет: «Отруби себе руку», то он и глазом не моргнет, тут же отрубит. А я от одного взгляда честея становлюсь вся такая крохотная-крохотная. И мороз по коже идет. Не понимаю, как ты не боишься его…

Слышится приближающийся топот копыт, кони останавливаются рядом с юртой. Айыраа, украдкой выглянув за дверь, говорит: «Он приехал… с друзьями» — и начинает суетиться с посудой.

В юрту входят Субэдей, Бижек и шаман Билди-Хам. Субэдей уже не тот юноша, а сурового вида зрелый мужчина лет 30—35. Все здороваются. Айыраа по тувинскому обычаю закрывает лицо рукавом халата.

СУБЭДЕЙ. Проходите, садитесь. Есть серьезный разговор. (Обращаясь к Айыраа.) Ну что, чуржу[**], ставь угощение для гостей.

Девушка наливает гостям кумыс, почтительно протягивает.

Тем временем Субэдей подходит к жене, они о чем-то тихо переговариваются, он незаметно гладит жену по голове.

Айыраа наливает и протягивает чашу с кумысом Бижеку, их глаза встречаются. Они на некоторое время застывают, держа чашу с обеих сторон и глядя друг другу в глаза. Потом, опомнившись, замечают, что все смотрят на них. Айыраа, закрыв лицо рукавом, тут же выскакивает из юрты. Остальные сдержанно смеются. Бижек пьет из чаши, склонив голову и уставившись в землю. Субэдей садится на почетное место.

СУБЭДЕЙ. Чингис-Хан собрал всех нойонов на военный совет. Снова нашлась работа для наших стрел и клинков.

Анай тихо вскрикивает и вскакивает на ноги. Но под суровым взглядом мужа снова садится.

БИЖЕК. Не дают нам мирно жить.

СУБЭДЕЙ. С юга нам угрожает китайский Алтан-Хан. Хитрый и коварный Алтан-Хан может, как всегда, науськать степные народы друг на друга, чтобы мы передрались между собой. Чингис-Хан обещал обломать клыки Алтан-Хану. Скоро отправимся туда. Но перед этим Темучин хочет обезопасить свой тыл и поэтому решил отправить к Алтаю и Саянам большое войско во главе с Джучи, своим старшим сыном.

БИЖЕК. А там наши племена до сих пор грызутся друг с другом. Чингис-Хан тоже может науськать их друг на друга, как злых собак. И тогда нашему народу конец.

БИЛДИ-ХАМ. Или же он перебьет наши племена поодиночке, как уничтожил туматов.

СУБЭДЕЙ. Вот поэтому я отправляю вас обоих вместе с Джучи. Я сказал им, что вы в тех краях каждую тропинку, каждый кустик знаете. Будете проводниками. Билди-Хам, велика твоя слава в нашем народе — слава провидца, предсказателя и великого шамана, — сотвори доброе дело. Если ты встретишься с племенными старейшинами и князьями, поговоришь с ними и убедишь не начинать бессмысленную на сегодня, безрассудную, обреченную войну — это лучшее, что ты сделаешь для своего народа.

БИЛДИ-ХАМ (с достоинством). Все самые тайные тропинки человеческих душ видны мне как на ладони. Твои слова и твои устремления пришлись мне по сердцу, багатур. И поэтому я выполню твою просьбу.

СУБЭДЕЙ. Я ожидал услышать от тебя такой ответ, шаман. (Бижеку.) А ты, Бижек, будь все время рядом с Джучи. Сам он юноша мирный, не такой уж большой любитель войн, кровопролития, жестокостей. Мы много о чем говорили с ним. Надеюсь, он меня понял. Но ты должен постоянно следить за тем, чтобы он не поддался чужому влиянию. (Обоим.) Большую работу, огромную ответственность взваливаю я на вас, друзья мои. Но я знаю, вы справитесь. Мой отец тоже поможет вам.

БИЖЕК. Можешь положиться на нас, великий багатур! А ты в какую сторону направишься?

СУБЭДЕЙ. Враг с юга очень опасен, силен и хитер. Основные силы пойдут туда. Надо готовить войско. А вы отправляетесь совсем скоро, уже через несколько дней.

БИЖЕК. Если так, то мне надо поторопиться с одним моим делом здесь. Пойду разузнаю, что да как. До встречи!

Бижек поспешно уходит. Субэдей и Билди-Хам понимающе переглядываются и провожают его шутливыми возгласами: «Правильно! Так и надо, поспеши!»

АНАЙ (Субэдею). А когда вы отправляетесь? Мне ведь скоро рожать. Ты что, хочешь оставить меня вот так вот?

СУБЭДЕЙ. Не сидеть же мне, уцепившись за твой подол, когда решается вопрос жизни и смерти. Сама видишь, лихие времена наступили. Я должен отправиться, ничего не поделаешь.

Затемнение.

 

Сцена 7

В глубине сцены бронированная повозка с бойницами. Рядом караул. Слышен шум битвы. Постепенно шум стихает. Из повозки выходит Субэдей, поднимается на возвышенность и оглядывает местность. Прибегают Бижек и Билди-Хам.

БИЖЕК. С победой тебя, великий багатур! Мы тоже удачно съездили. Ни один клинок из ножен не вышел, ни одна капля крови не пролилась. Все решили миром. Чингис-Хан не нахвалится сыном Джучи. А урянхай-тувинцы благословляют и воспевают твое имя.

СУБЭДЕЙ. Вот я и выполнил наказ отца. А без вас мне нелегко было бы это сделать.

Подбегают воины.

ВОИН (Субэдею). Мы привели к тебе одного китайца, господин. Он говорит, что он один из главных полководцев Алтан-Хана, и требует, чтобы его доставили к Субэдей-Багатуру.

СУБЭДЕЙ. Приведите его сюда. Послушаем, что он скажет.

Воин оборачивается, машет кому-то рукой. Оттуда подходят два воина, держащие с обеих сторон человека в пышной одежде и доспехах. Воины рывком ставят пленника на колени перед Субэдеем.

СУБЭДЕЙ. Поднимите его с колен! Разве не видите, что это знатный человек благородного рождения?!

Пленник сам гордо встает с колен, не дожидаясь, когда его поднимут.

СУБЭДЕЙ. Ну что ж, говори, зачем ты хотел меня видеть?

ХАДА. Я хотел увидеть, что это за человек — Субэдей-Багатур, победивший меня в честном бою, хотел посмотреть в твои глаза. Меня зовут Хада. Я командующий того войска, что сегодня противостояло тебе. Да будет тебе известно, нойон, что людей, так глубоко постигших науку войны, как я, не так уж много на земле. Я всю жизнь изучаю войну и занимаюсь ею. Но ты оказался лучше. Ни в том, как я расставил силы, ни в том, как я передвигал их и действовал, я не могу найти ошибки. Мне не в чем себя упрекнуть. Но ты победил! Если б вместо тебя во главе этих дикарей стоял кто-то другой, я бы безжалостно перебил вас всех до одного. Ты и впрямь настоящий воин с отважным сердцем и великим даром полководца. Такие, как ты, рождаются на свет не по воле случая, а лишь раз в несколько столетий по воле Вечного Неба. Но и тебе не так уж легко далась победа надо мной. И я горжусь этим! А сейчас, когда увидел и узнал тебя, я готов принять смерть!

СУБЭДЕЙ (кладет руку на плечо Хада). Как было бы хорошо, если бы мы были в одном войске и сражались плечом к плечу. Я прикажу нашим улигерчи сложить грозную песнь о тебе. Пусть будет легка твоя дорога к Вечному Синему Небу, герой!

Субэдей подает свой меч Хада. Тот закалывается этим мечом. Воины почтительно встают по обе стороны. Вбегает воин.

ВОИН (поклонившись). Великий нойон! Прибыл гонец из наших мест…

Стремительно вбегает Бижек. Субэдей и Бижек обнимаются.

БИЖЕК. С победой, герой! Мы принесли тебе и другую весть! Великий нойон Чагырган-Субэдей-Багатур, радуйся, ибо у тебя родился сын! Сын у тебя, багатур!

СУБЭДЕЙ (подняв обе руки к небу). О-о, великий вечный Кудай! Нет для тебя ничего невозможного! Вместо великого воина, погибшего только что, ты даруешь мне сына! Благодарю тебя! Нарекаю своего сына Уранктай — именем своего народа. Пусть он носит еще и имя погибшего великого героя Хада. Итак, будет он называться Уран-Хада и пусть растет таким же великим багатуром!

Воины радуются, слышны крики: «Курай! Курай!»

 

АКТ II

Сцена 1

Декорации те же, что и в первой сцене. Все указывает на то, что события первой и второй сцены происходят в одно и то же время и в одном и том же месте. Субэдей сидит точно так же, как в первой сцене. Снаружи к двери подходят два воина, они ведут третьего — русского воина. Указывают на пайцзу, которая висит у него на груди. Стражник входит в юрту.

СТРАЖНИК. Мой господин, дозорные привели русского. Он говорит, что у него есть весть для тебя и разговор. У него пайцза на груди.

СУБЭДЕЙ. Позови сюда толмача кипчака, а этого впусти ко мне. Наверно, это такой же предатель, как и русский князь Килеп[††].

СТРАЖНИК. Кипчак уже здесь. Сейчас все исполню, мой господин. (Выходит.)

Стражники отбирают оружие русского воина и впускают его в юрту. Первым входит переводчик, за ним дозорный, только после него идет русский воин. Последним входит стражник. Русский воин подходит к Субэдею, церемонно встает на колено в глубоком поклоне и вдруг неожиданно, выхватив спрятанный нож, с боевым криком бросается на Субэдея, целясь ножом ему в грудь. Но стражник, стоявший позади него, тупым концом копья точно бьет его по затылку. Русский воин падает лицом вниз, совсем немного не достигнув цели. В следующее мгновение он снова вскакивает на ноги, но воин, стоявший сбоку, всаживает нож ему в спину. Русский воин падает. Он стонет и хрипит, пытаясь что-то сказать.

СУБЭДЕЙ (все это время он остается бесстрастным, сидит так же, не шелохнувшись, даже не изменившись в лице). Толмач, послушай-ка, что он говорит. Может, последнее слово хочет сказать перед смертью.

Переводчик приподнимает голову русского и, нагнувшись к нему, слушает. Тот что-то говорит слабым голосом, затем его голова бессильно падает.

ПЕРЕВОДЧИК. Мой господин, он говорит, что пришел сюда с одной целью — убить тебя. Он служил сотником русского князя, что за стеной в этом городе. Они решили, что самое лучшее для них — любой ценой уничтожить головной мозг монгольского войска, то есть тебя, и он вызвался добровольцем. Он говорит, что единственное, о чем он жалеет, — что не смог убить тебя.

ВОИН (наклонившись к лежащему, прислушивается). Он все еще дышит. Ну и живучий же он! Помогу-ка я ему поскорее добраться до своего бога.

СУБЭДЕЙ. Стой! Не трогай его! (Стражнику.) Живо беги за Билди-Хамом!

Стражник, поклонившись, убегает. Вскоре появляется запыхавшийся Билди-Хам.

БИЛДИ-ХАМ. Ты звал меня, нойон?

СУБЭДЕЙ. Осмотри рану этого героя. Можно ли его вылечить?

Билди-Хам осматривает русского воина.

БИЛДИ-ХАМ. Рана большая и глубокая, вряд ли он выживет. Хотя попытаться можно. Но почему ты хочешь оставить его в живых?

СУБЭДЕЙ. Смотрите, слушайте и запоминайте! Перед вами лежит настоящий герой, великий багатур! За свой народ, за родину свою он бестрепетно бросился в пасть смерти. Он очень хорошо знал, на что идет. Я не могу убить его, как убивают ягненка или слепого щенка. Этот герой должен жить! Если он выкарабкается, то водите его по всем урянхай-тувинским туменам[‡‡], покажите каждому воину. Пусть учатся, пусть думают, пусть впитывают этот дух. А после отпустите его. И вы, надеюсь, понимаете, что если он выживет, то любой из вас может встретить его на поле битвы? А теперь унесите!

Воины, шаман, и переводчик поднимают русского воина и уносят его. Субэдей остается один. Вскоре входит Батый.

БАТЫЙ. Мир тебе! Все ли благополучно у тебя, багатур?

СУБЭДЕЙ. У меня все хорошо. Здоров ли ты, хан?

БАТЫЙ (проходит и садится на почетное место). Ну что, мой учитель, не пришло ли время по-настоящему идти на взятие крепости? Все получилось так, как ты говорил. Твой сын Уранктай доставил новые камнеметательные машины. Ров у стены уже не так глубок.

СУБЭДЕЙ. Вот теперь действительно время пришло. Великий хан очень верно думает. Я тебе уже объяснял, кто что должен делать при штурме, можно уже начинать, мой хан.

БАТЫЙ. Пусть будет так. И благодарю тебя за совет.

СУБЭДЕЙ. Великий хан, не забудь о моем главном совете. Как только войдем в город, первым делом брать амбары с зерном, тушить огонь, если их подожгли. А если кто-то вместо этого, забыв про все на свете, начнет носиться по городу и грабить, казнить таких там же, на месте, и безжалостно, чтобы другим неповадно было! Сейчас нам важнее и дороже всего зерно. Ну, все. Теперь все в твоих руках! (Батый встает.) И еще… помнишь, как ты сказал, что я слишком жесток? Сейчас я открою тебе глаза. Если мы пройдем мимо, не трогая эту крепость, то русские выйдут из города и, как волки, кинутся нам на загривок, когда мы по макушку увязнем в снегу в той долине. А мы, как мухи, попавшие в паутину, ничего не сможем сделать против них. И погребут они нас навечно под этим снегом. А после смерти не кто иной, как я, предстанет на небесах перед Чингис-Ханом и будет держать ответ за смерть его сыновей. Теперь понял? Я все сказал.

Батый некоторое время молчит, обдумывая слова Субэдея, затем так же молча выходит. Издалека слышен его голос: «Орлы! Мои бесстрашные багатуры, могучие львы! Растопчем и сравняем с землей этот город! Вперед! Урагша!» Слышен гул от топота десятков тысяч лошадиных копыт. Шум удаляется.

Субэдей хлопком в ладони вызывает стражника.

СУБЭДЕЙ. Зови сюда шамана.

СТРАЖНИК. Мой господин, Билди-Хам отправился на поиски трав для лечения русского сотника.

Субэдей раздраженным жестом велит стражнику выйти. Тот выходит. Субэдей достает можжевельник, возжигает в ритуальной посуде и произносит заклинания.

СУБЭДЕЙ

Мать моя — земля, отец мой — небо,
Прости и смилуйся, великий Кудай!
Смилуйся, бог Сульде!
Молоком священным и чистым
Кроплю и жертвую, прося милости,
И преклоняю колена.
Пусть всё доброе
Повернется к нам лицом!
Пусть всё злое
Проваливает прочь!
Охраните и сберегите
От стрел и меча
Обоих моих сыновей!

В эти мгновения во внешности Субэдея ничего не остается от сурового и воинственного полководца. Остается обыкновенный человек, отец, беспокоящийся о сыновьях. Закончив молитву, он мгновенно преображается в собранного и жесткого военачальника. Хлопком в ладони вызывает стражника. Входит стражник.

СУБЭДЕЙ. Живо готовьте мою повозку! И оседлайте моего коня!

СТРАЖНИК. Все уже готово, великий багатур!

СУБЭДЕЙ. Молодцы! Тогда вперед, на битву! (Выходит из юрты.)

Шум сражения приближается вплотную. То здесь, то там сцену озаряют отсветы пламени, мельтешат огромные тени.

Затемнение.

 

Сцена 2

Декорации те же. В юрте никого нет. Затем входит стражник, разжигает огонь, готовит еду, прибирается в юрте. Входит Субэдей. Видно, что очень устал. Устраивается на ковре. Говорит полулежа.

СУБЭДЕЙ. Налей-ка чаю. Китайский чай придает силы усталому человеку.

Стражник наливает чай и с поклоном протягивает чашу Субэдею. Тот пьет. Вскоре входят Батый, Ногай, Бурундай и Уранктай.

БАТЫЙ. Возрадуйся, багатур! Русский город в наших руках! Только одно твое пожелание я не выполнил. Я отдал город на три дня войскам на разграбление. Они могут обидеться, а то и взроптать, если останутся без добычи.

СУБЭДЕЙ. Как я могу перечить воле великого хана. Великий хан сам все прекрасно знает.

БАТЫЙ. Мой мудрый учитель, твой старший сын Уранктай и на этот раз показал себя настоящим воителем! В скором будущем ему уже можно будет доверить даже командование туменом.

БУРУНДАЙ. О-о, Субэдей-Багатур, и в самом деле твой сын не осрамил отца!

НОГАЙ. Все мы учились у тебя военному делу. Но кажется, что твой лучший ученик — это твой сын!

СУБЭДЕЙ. Ладно, не захвалите его. Что мне с ним делать, если от похвалы у него закружится голова и он станет кичливым дураком?

Батый, Ногай и Бурундай выходят с радостными возгласами: «Надо устроить пиршество в честь победы!» Уранктай начинает ходить из стороны в сторону, негодующе нахмурив лоб.

СУБЭДЕЙ. Что стряслось, сынок? Из-за чего ты злишься?

УРАНКТАЙ. Да так, ничего. Наверное, все еще не могу успокоиться после сражения.

СУБЭДЕЙ. Ты же не зеленый юнец, впервые увидевший настоящую битву. Сядь! И рассказывай, в чем дело.

УРАНКТАЙ (садится). Отец, когда мы заняли город, вдруг ни с того ни с сего Куюк накинулся на меня, начал оскорблять на глазах у простых воинов. Много чего наговорил. Можно подумать, что он что-то может, на что-то способен.

СУБЭДЕЙ. Чем же на этот раз недоволен этот взбесившийся шакал? Что он сказал?

УРАНКТАЙ. Сказал, что слишком стали брать верх урянхайцы, которые раньше, как дикие звери, блуждали по тайге. Что если бы его дед Чингис-Хан в свое время не возвысил тебя, то ты бы теперь не смел управлять им, Куюком, не смел указывать, куда ему ступать и что делать. Что, когда он сотнями терял воинов у этой стены, я прохлаждался, наблюдая со стороны, и что теперь перебегаю ему дорогу, воображая себя героем.

СУБЭДЕЙ. Я ожидал чего-то в этом духе. Вот и пришло время сообщить в Каракорум о его зловредных речах против хана Батыя. Ничего, пока я жив, он ничего против тебя не сможет сделать. А кто кого возвысил, об этом не Куюку судить.

В это время входит Кокечу, молча садится в стороне, закрыв лицо ладонями.

СУБЭДЕЙ. А с тобой что случилось, сынок?

КОКЕЧУ (отвечает не сразу). Кровь, смерть, кровь, смерть! Меня тошнит от этого! Ну, хотя бы малых детей… Страшно!

УРАНКТАЙ. Ты вместо того, чтобы нюни распускать тут, лучше ответь, почему ты отпустил того русского?

КОКЕЧУ. А ты видел его детей, этих светлоголовых, как солома, малышей? А как он бился, как он защищал их, заслонив их собой, хотя был почти безоружен?! Нет! Я не могу убивать таких людей!

УРАНКТАЙ. Ты воин и находишься на войне! Тут разговор один! А если бы он после этого убил твоего товарища или меня?

КОКЕЧУ. У меня не было выбора, быть воином или нет! Когда я родился, кругом уже шла война и все время идет война. Никто у меня не спрашивал, хочу ли я быть воином! Сколько себя помню, в моих руках были лук и стрелы, меч и копье…

УРАНКТАЙ. Хватит! Нечего тут сопли размазывать! Слабак!

КОКЕЧУ. Нет, я не слабак! Когда надо, я ничего не боюсь! Но я не люблю вас, я ненавижу монголов, я ненавижу Чингис-Хана, я ненавижу всех его сыновей и внуков, я ненавижу все наше войско!

СУБЭДЕЙ. Перестань! Успокойтесь! Не бросайтесь словами, если ничего еще не узнали и не поняли как следует.

Некоторое время все молчат.

СУБЭДЕЙ. Это не так-то легко… узнать все до конца. Но скажу одно: не быть никогда униженному сироте Темучину Великим Каганом Чингис-Ханом, если бы у него не было преданных друзей. Только тогда конь хорошо скачет, когда у него все четыре конечности целы и невредимы, а хромой и больной конь отстает от табуна и становится добычей диких зверей…

Пока Субэдей говорит, свет постепенно гаснет.

 

Сцена 3

Внутреннее убранство большой юрты. Чингис-Хан сидит на троне. Перед ним сидит Челмей. Чингис-Хану около 60 лет, Челмею около 50 лет. Пятая и шестая сцены — ретроспектива.

ЧИНГИС-ХАН. Подумай еще хорошенько, Челмей. Когда я родился на свет по милости и воле Великого Синего Неба, твой отец принес мне в дар пеленки из соболиных мехов. И я в благоденствии вырос в них. Потом, когда мои враги гнали и обложили меня, как дикого зверя, ты и Боорчу стали моими первыми товарищами. Ближе вас у меня нет друзей. А сейчас ты хочешь бросить меня?

ЧЕЛМЕЙ. Нет, я больше не буду воевать. Один у меня ответ.

ЧИНГИС-ХАН. Вспомни, сколько раз бились мы с тобой бок о бок в сражениях, сколько врагов повергли!

ЧЕЛМЕЙ. И ты тоже вспомни, хан Темучин. Ведь мы тогда сражались за то, чтобы не было войн на нашей земле. А сейчас мы разве плохо живем? Народ наконец-то вздохнул свободно, уже нет таких, которые каждый день со страхом ожидают, когда же на них нападет какое-нибудь соседнее племя. Все благословляют и славят твое имя. Зачем нам сейчас война?

ЧИНГИС-ХАН. Да, конечно, это так. Да, я объединил и подвел под свою руку все народы, живущие в войлочных юртах. Я думал, что наконец-то мы заживем в мире и благоденствии. Сколько ни расширяй границы государства, сколько ни укрепляй его, всегда находится кто-нибудь, кто считает себя сильнее тебя, кто захочет разговаривать с тобой только на языке мечей и копий. Эти проклятые сартаулы жестоко унизили и перебили моих купцов, а затем и моих послов. И я должен молчать, словно ничего не случилось? Нет! Прошло то время, когда я ходил с колодкой на шее и терпел унижения. Если я оставлю без ответа это оскорбление, этот вызов, завтра же сартаульский султан Мухаммед со своим войском будет топтать нашу землю. Вспомни, как мы говорили в молодости.

ЧЕЛМЕЙ. Хочешь жить мирно — готовься к войне.

ЧИНГИС-ХАН. Вот-вот, вспомнил-таки!

ЧЕЛМЕЙ. Ладно, пусть так, допустим, мы разбили Мухаммеда. А дальше? Ведь там, дальше, есть еще и еще народы и страны. Опять война? Снова и снова в наших юртах будут раздаваться проклятия и рыдания? Будет все больше и больше детей-сирот?

ЧИНГИС-ХАН. Ладно, хватит. Если не хочешь идти, не иди. Но знай, что Мухаммеда не так-то легко разбить. У него по меньшей мере четыреста тысяч воинов. А мы сегодня можем отправить туда самое большее около ста двадцати тысяч человек. И вот мое слово о мире, которого ты так жаждешь. Если жизнь на земле будет оставаться такой же, как сейчас, то на ней никогда, запомни, никогда не прекратятся войны. Если собрать воедино все сотни тысяч разноязыких, разноплеменных народов всей поднебесной в одну великую империю с одним каганом во главе, только тогда на земле может установиться мир. И я это сделаю. Я соберу все народы вот в этой горсти, в этом кулаке.

ЧЕЛМЕЙ. А ты не боишься, что небеса разгневаются на тебя, когда кровь этих народов потечет у тебя между пальцев?

ЧИНГИС-ХАН. Разве ты забыл мои слова? «Боишься — не хватай, схватил — не бойся, а если упустишь — погибнешь!» К тому же самим Небом предназначено мне создать единую великую империю на всей земле, и поэтому сила и милость небесная будет на моей стороне!

ЧЕЛМЕЙ. Пусть будет так, Темучин. Пусть исполнится все, что предназначено тебе небом. А я не могу. И чем я, старый, усталый человек, могу помочь тебе? (Встает и, поклонившись, идет к выходу.)

ЧИНГИС-ХАН (жестом останавливает Челмея). Твой младший брат Субэдей-Багатур — вот кто истинный воин. Он идет со мной в поход. И твой сын Эзиндей тоже пойдет сражаться и будет командовать гвардией моей личной охраны. Выбери для него самых верных, преданных и бесстрашных воинов из урянхай-тувинцев.

ЧЕЛМЕЙ (едва сдерживая гнев). Пусть будет по-твоему, Чингис-Хан. (Поклонившись, выходит.)

 

Сцена 4

В юрте Джарчыуудай, Челмей, Субэдей и Билди-Хам. Джарчыуудай уже сильно постарел. Субэдею около 40—45 лет.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Вы вдвоем теперь великие нойоны — владетели огромных земель, десятков тысяч людей и бесчисленных стад и табунов. Вы исполнили мой главный наказ — спасли свой народ. У каждого из вас есть семья, дети. Что же я могу сейчас вам сказать, сыновья мои?! Что хорошего в войне? Кровь, смерть, проклятия и плач — вот и все. Если Субэдей решил идти в поход, что ж, значит, такова его судьба. (Челмею.) А ты присматривай за аалом и улусом брата, помогай тем, чем можешь.

СУБЭДЕЙ. Отец, я согласился не оттого, что мне так сильно хочется, а по совсем другой причине.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Что это за причина? Или Чингис-Хан заставляет?

СУБЭДЕЙ. Я ведь когда-то дал ему клятву. Стрелу выпущенную можно вернуть, но слова сказанного не вернешь. Слово надо держать. А вы присматривались в последнее время к Чингис-Хану? Когда Боорчу и Челмей, его лучшие друзья, которые были рядом с ним всю его жизнь, отказались его поддерживать, он стал похож на сухое дерево, торчащее посреди степи. Жалко смотреть на его одинокое грустное лицо.

ЧЕЛМЕЙ. А тебе не жалко тех тысяч и тысяч людей, которые должны будут погибнуть в предстоящей войне?

СУБЭДЕЙ. А тебя не возмущает то, что совершенно беспричинно убито больше сотни наших людей — безвинных людей? Разве можно это молча снести? Говорят, коварные помыслы кровью умываются. Пусть сартаулы своей кровью умоются!

ЧЕЛМЕЙ. Ладно, я не знаю, как тебе еще говорить. Поступай как хочешь. За племянником Эзиндеем присмотри.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Этот сылтан, или султан, как вы там его называете, этот хан Мухаммед, говорят, очень могуч, войско его такое огромное, что и не сосчитаешь. Кто знает, правду говорят или нет? Что ты знаешь об этом, сынок?

ЧЕЛМЕЙ. Да, что верно, то верно, войска у него много. Но их нойоны постоянно соперничают, грызутся между собой, строят козни друг другу.

СУБЭДЕЙ. А наши войска единодушны и дисциплинированны, как пальцы одной руки, сжатые в кулак!

ЧЕЛМЕЙ. К тому же их большие и малые ханы, нойоны, эмиры, султаны и как там их еще, чтобы самим жить в роскоши и содержать бесчисленное войско, нещадно грабят подданных, простой народ.

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Если они и впрямь так обращаются со своим народом, то им ничего хорошего уже не видать. Но, как правило, при войнах и бедствиях прежде всего и больше всего страдает простой народ.

СУБЭДЕЙ. А если всякий, кому вздумается, будет посягать на жизнь наших подданных, а мы при этом не можем их защитить, то кто нам будет верить, как мы можем управлять государством? К чему нам тогда содержать такое войско? И как мне после этого называться багатуром?

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Во всем, что происходит между нами и сартаулами, есть и правильная, и неправильная сторона. Кто может до конца разобраться, где истина, а где ложь. Билди-Хам, ты обладаешь даром предвидения, духовным зрением и волшбой. Что ты обо всем этом думаешь? Что ты и рта не раскроешь, ничего не скажешь нам?

БИЛДИ-ХАМ. Говорят же, что бог ни одного виновного не оставляет безнаказанным[§§]. Все в этом мире связано между собой неразрывными связями. Человек так или иначе всегда получает воздаяние за все свои деяния, и добрые, и недобрые. А как и чем ему воздать — это решают только Священные Небеса. А из людей об этом могут знать только дети небес — шаманы. Пусть сартаулы живут так, как им предсказано небом. А если у монголов есть какие-то счеты с ними, то пусть они сами и считаются с ними.

СУБЭДЕЙ. Я понял тебя, шаман. Честно говоря, я хотел просить у тебя помощи. Но сейчас вижу, что ты…

БИЛДИ-ХАМ. Помогать людям — это мое жизненное предназначение. О какой помощи ты хотел просить? Если это доброе благородное дело, почему бы и не помочь?

СУБЭДЕЙ. Великий шаман, будь со мной рядом в этой войне, помоги мне советом, очищай мой путь своим могуществом!

БИЛДИ-ХАМ (не спешит с ответом, курит). Нет!.. Я уже сказал: с какой стати нам, тувинцам, вмешиваться в чужую ссору? Когда твой отец попросил меня помочь спасти наш малочисленный народ, я помогал тебе. А сейчас не могу. Разве это доброе дело — идти в другой народ, в другое государство, держа в руках огонь войны?!

СУБЭДЕЙ. Я тоже очень хорошо все это понимаю. Поэтому особенно-то и не рвусь туда. Но поскольку я выбрал путь воина, то должен, не уклоняясь, пройти свой путь до конца. Только одно я могу обещать вам: раз уж я воин, то буду воевать только с воинами, держащими в руках оружие. Но на простой народ, на женщин и детей, я не подниму меча!

БИЛДИ-ХАМ. Нет, и не проси! Мало того, я и тебя призываю подумать как следует! Остановись, пока еще не поздно! Потом уже не будет возможности пойти на попятную!

СУБЭДЕЙ. Нет. Я уже принял решение. Дал слово — держи! А вы думаете, мне так легко было принять решение?!

ДЖАРЧЫУУДАЙ. Не горячись, сынок. (Челмею и Биди-Хаму.) А вы послушайте меня! Вы подумали о том, какие мысли могут прийти в голову Чингис-Хана, если мы все откажемся? Челмей, как ты думаешь, почему он заставил пойти в поход твоего сына Эзиндея после твоего отказа? Да к тому же сделал так, чтобы Эзиндей постоянно был рядом с ним… Думайте, думайте! Вспомните, как он расправился с туматами! Не то что туматы и татары, но даже Великий Китай теперь оказался под пятой Чингис-Хана. А Субэдей свою судьбу приносит в жертву своему народу. (Субэдею.) Подойди ко мне, сын. Благословляю тебя на тяжелейший и долгий путь!

Пусть я сам умотаюсь до смерти,
Но пусть мой народ не ослабнет.
Пусть я сам настрадаюсь до смерти,
Но пусть мой народ не исчезнет.

Пусть будет так, сынок. Когда я умру, приезжай сюда, несмотря ни на что, и похорони меня!

СУБЭДЕЙ. Обязательно приеду, отец!

Челмей встает. Братья обнимаются.

ЧЕЛМЕЙ. Да хранит вас небо! Будьте осторожны!

Челмей и Субэдей выходят.

Затемнение.

 

Сцена 5

Внутреннее убранство юрты. Субэдей с женой и сыном. Субэдей осматривает свои доспехи. Анай присаживается рядом с ним.

АНАЙ. Я все же хочу поговорить с тобой. Послушай меня хоть немного.

СУБЭДЕЙ. Если ты все о том же, то я и слушать об этом не хочу.

АНАЙ. Неважно, согласен ты со мной или нет, но хотя бы выслушай меня.

СУБЭДЕЙ. Как тебе в голову взбрело такое — идти со мной?

АНАЙ. А как же жены других отправляются вместе с мужьями? Чем я хуже их?

СУБЭДЕЙ (сыну). Выйди вон! (Жене.) У тебя дитя малое на руках. Ведь не на зимовку или летовье кочуем, а на войну идем.

АНАЙ. Вот так всегда. Ты уходишь и пропадаешь невесть сколько времени. А я больше не хочу сидеть здесь и шептаться с нойонскими женами, слушать их сплетни и смотреть, как они ссорятся, словно сороки. А Уранктай уже подрос и окреп. Мужчина должен расти рядом с отцом.

СУБЭДЕЙ. Не бабье это дело — война. Мужчина должен делами заниматься, а баба — сидеть дома. Не болтай ерунду. (Встает и собирается уйти.)

АНАЙ. До чего же ты безжалостен, я не знаю, как тебя еще просить. (Подходит к Субэдею, обнимает его). Ну подумай еще, дорогой. Мало ли что может случиться. Ты же сам говоришь, что судьба воина на войне может перемениться в любое мгновение. В жизни и смерти Бог волен, а человеку не дано знать своего срока. И поэтому не лучше ли нам быть всегда рядом и поровну делить беды и радости?

УРАНКТАЙ (уцепившись за одежду отца). Папа! Папа! Возьми нас с собой! Ну возьми!

Субэдей обнимает жену и сына. Она кладет голову ему на грудь и берет сына на руки.

СУБЭДЕЙ. Нет, ни за что! Как я могу идти на смерть, ведя за собой тебя и маленького сына? Ведь неизвестно, что нас там ждет — победа или поражение. Может, придется нам сложить там свои косточки.

АНАЙ. Вот-вот, и сам ты говоришь о том же. И если случится такое, помилуй, Господи, не допусти этого, значит, не знать мне никогда, где ты голову сложил? И сын, когда вырастет, не будет знать, кому мстить за тебя? И я не буду знать, кого проклинать? Нет, я не отпущу тебя одного!

СУБЭДЕЙ (гладит ее по голове). Ладно, Анай, пусть будет так. Твоя правда. Я тоже не хотел расставаться с вами. Спасибо, родная. Только поедете не вместе со мной, а следом, с обозом.

 

Сцена 6

В глубине сцены крытая железная повозка. Рядом стражники. В центре сцены, около костра сидят два молодых воина. Это новобранцы.

Постепенно загорается свет на сцене.

АВТОР. Канун 1236 года. Вся Средняя Азия, нынешний Казахстан, территория Кавказа, Западная Сибирь и Урал к тому времени уже оказались под копытами коней монголо-тюркских войск. Все войско готовится к походу на русские земли и страны Западной Европы.

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ (поет)

Чуть обернешься, вдаль скача, —
Кашпал свой оставлять мне жаль.
Чуть обернешься сгоряча —
Щемит о родине печаль[***].

ВТОРОЙ НОВОБРАНЕЦ. А когда я собирался уезжать из дома, невеста плакала и пела мне так:

Как, Каа-Хем хоть за спиной,
Не повернешь ты головы?
Как, расставаяся со мной,
Ты сможешь не сказать «увы»?

К сидящим подходят два-три воина-ветерана. Один из них Бижек. Садятся вокруг костра.

ПЕРВЫЙ ВЕТЕРАН. Что это сын Кашпал-Саянов и сын Каа-Хема сидят такие грустные? О чем же вы так грустно вздыхаете, а, молодцы? Разве вы не знаете других песен?

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Как не знать, конечно, знаем. Спеть? (Поет)

Не сомневаюсь, что на вид
Я молод, боек и горяч.
Мой темно-серый конь летит,
Как сокол, только пустишь вскачь.

ВСЕ. Оош![†††] Молодец! Вот это парень с огненным взглядом! Вот так и надо держать!

ВТОРОЙ ВЕТЕРАН. Погодите-ка, братцы, я ведь скоро домой возвращаюсь. Спою-ка я вам о своей родине. (Поет.)

Родней, чем Хемчик, нет села,
Где колыбель, и кров, и дом!
Ты ж стать, любимая, смогла
Моим огнивом и ножом.

БИЖЕК. Оош! Вот обрадуется тебе твоя ненаглядная! Как вернешься, как поведаешь ей о том, где побывал, как наденешь золотые и серебряные серьги, кольца и браслеты, так она и пушинке не позволит к тебе пристать! (Все хохочут.)

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Да, и вправду, где только вы ни были, чего только ни видели — расскажите нам об этом!

ПЕРВЫЙ ВЕТЕРАН. О-о, если рассказывать вам о том, где мы были да что видели, даже года будет мало. Начали мы с Китая и тангутов, раздавили сартаулов, с ходу взяли множество городов — да всего и не перечислишь!

ВТОРОЙ ВЕТЕРАН. А во время передышки мы просто попутно раздавили царство Кётурё[‡‡‡] на востоке.

ПЕРВЫЙ ВЕТЕРАН. А каких только народов нет! Вот, например, западнее отсюда есть курзиины[§§§]-мурзиины, аланы, черкесы, булгары-маджары, орысы[****]-мырысы и прочие — так и кишат, как муравьи! Кто мог подумать, что столько разных народов на земле живет! И благодаря мудрости нашего великого предводителя Субэдей-Багатура мы никогда ни от кого не терпели поражения!

ВТОРОЙ НОВОБРАНЕЦ. Слава Субэдей-Багатура гремит по всему миру. Я знаю, что он тувинец, но какого он племени, какого рода?

БИЖЕК. Да как ты смеешь, мальчишка, у которого икроножные мышцы еще не созрели, доискиваться, какого рода и племени такой великий человек, как Субэдей-Багатур, который на сотни лет удивил всех, перемешал всех, который на сотни лет так высоко поднял дух тувинского народа?! Его слава не вмещается даже в пределах этой великой империи, в тысячу раз превышающей пределы одного племени или кожууна! К тому же он тебе в дедушки годится! Про таких людей просто говорят — тувинец, монгол или китаец, а не копаются, из какого он там сумона, из какой деревушки!

ПЕРВЫЙ ВЕТЕРАН. А ты знаешь, это он только на вид такой хромой, покалеченный старичок, а как затащит в свою железную повозку молодых девок, так только держись… Вам, молодым, далеко до него. Это же сущий дьявол! Вот недавно он перед уходом одну девку туда забросил. Она, поди, все еще там сидит.

ВТОРОЙ НОВОБРАНЕЦ. Да ну, неужели?

ПЕРВЫЙ ВЕТЕРАН. Вот послушай, когда мы ходили на русские земли, он там научился одной вещи. И когда он только успел? Послушай, это очень интересно. Здесь есть одна русская баба. Так вот, старик вместе с ней заходит в деревянную избушку, в которой жара невыносимая и пар. Баайна называется. А выходит оттуда уже не прежним стариком, а молодым парнем. И чем только они там занимаются? Причем они раздеваются и заходят туда в чем мать родила!

ВТОРОЙ ВЕТЕРАН. А как подойдешь поближе и прислушаешься, так оттуда такое пыхтенье слышно, даже стоны и крики такие сладкие-сладкие…

Общий хохот.

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Да что-то не верится в это...

ПЕРВЫЙ ВЕТЕРАН. Правда это, правда! И эта толстая баба, наверно, тоже в повозке сидит.

ВТОРОЙ ВЕТЕРАН. Если не веришь, так загляни в бойницу. (Ветераны смеются.)

ВТОРОЙ НОВОБРАНЕЦ. Не может быть!

ВТОРОЙ ВЕТЕРАН. Пойди посмотри, если не веришь!

Второй новобранец встает, подходит к повозке, заглядывает в бойницу и некоторое время осматривает внутренность. Затем, неожиданно отпрянув, хватается за щеку. Смех вокруг костра усиливается. Юноша подходит к костру и молча садится.

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Видел? Правда то, что они говорят?

ВТОРОЙ НОВОБРАНЕЦ (отвернувшись). Иди посмотри сам!

Первый новобранец подходит к повозке, заглядывает туда и тоже, отпрянув, возвращается к костру.

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Что это там? Какой-то зверь с острым носом чуть глаз мне не проткнул!

Остальные чуть по земле не катаются от смеха.

БИЖЕК. Это они со скуки подшучивают над вами.

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. А что же все-таки там, в повозке?

БИЖЕК. Это птица, которая называется петух. Такой ужасный крикун. Ты, наверно, слышал крики, которые будят по утрам все наше огромное войско? Так вот, это он и кричит. А ты что же, думал — там голая баба сидит?

Справа подходит Субэдей. Его внешний вид такой же, как в первой и четвертой сценах. Воины встают и приветствуют его поклоном.

СУБЭДЕЙ. Садитесь. Ну что, сынки, как вам тут, на новом месте, вдали от родины? Домой-то хочется?

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Да нет, наоборот, здесь интересно, нойон.

СУБЭДЕЙ. По всему видать — удалой ты парень. Это хорошо. А старшие хорошо вас обучают? Учитесь хорошо. Воин должен уметь не только саблей махать и лихо управлять своим нижним инструментом, но и знать, что такое дисциплина. Скоро мы пойдем туда, где заходит солнце, где находятся бесчисленные страны!

ВТОРОЙ НОВОБРАНЕЦ. Нойон, а ведь говорят, что там, на западе, живут дикие бессловесные чудовища — мангусы с бледными лицами, питающиеся человечьим мясом. Вы видели их? Какие они из себя?

СУБЭДЕЙ (смеется). Нет, пока не видел. Кто знает, может, они еще дальше, в глубине этих земель. Но если не найдется народов, которые смогут нам противостоять, мы повоюем и с этими дикими мангусами. Тем лучше, интереснее даже. Ну что, не испугались? (Воины смеются.)

ПЕРВЫЙ НОВОБРАНЕЦ. Тому, кто боится всего, лучше дома оставаться, нойон.

СУБЭДЕЙ. Вот это речи настоящего мужчины! А теперь идите.

Воины, поклонившись, уходят. У костра остаются Субэдей и Бижек.

СУБЭДЕЙ. Вот и снова нас ждут дороги войны, и снова придется нам напоить кровью свои закаленные клинки.

БИЖЕК. Тебе уже пора дать отдохнуть, великий багатур. Я все удивляюсь решению Курултая, чтобы ты обязательно был рядом с Батыем в этом походе.

СУБЭДЕЙ. Ведь среди этих ханов и нойонов кроме меня нет никого, кто знает о землях, лежащих в стороне заходящего солнца. К тому же из всех тех, кто вместе с Чингис-Ханом начинал наши великие дела, теперь при войске остался я один — одни погибли, другие вернулись на родину.

БИЖЕК. А ты не устал от войны?

СУБЭДЕЙ. Да, устал, устал от крови, от смертей, да, я всегда этого не любил, ты сам прекрасно знаешь об этом. И о том, что может случиться, если я откажусь, ты тоже прекрасно знаешь. Вспомни участь бедняги Джучи. Он прожил совсем недолго из-за того, что не любил войны, был сострадательным к людям. Эти негодяи сами же и убили его. Мне даже кажется, что его убили по указанию родного отца — Чингис-Хана. Дело это темное. А меня можно и убить, я и юнцом ничего не боялся, чего мне теперь страшиться, старому, пожившему? Если я откажусь, появится угроза для моих детей и моего народа — вот это страшно. (Пауза.) Ты очень хорошо выполнил мои указания. А теперь отправишь на родину столько же ветеранов, сколько ты привел молодых ребят. Я распоряжусь, чтобы их включили в охрану каравана с добычей и рабами, возвращающегося в Каракорум. Нашему народу нужны свободные, гордые, отважные люди, закаленные в битвах! Они и своих детей, само собой, вырастят такими же смелыми и гордыми. И сегодняшних новобранцев в свое время мы заменим другими и отправим домой. Это огромная сила, которая в будущем будет нужна тувинцам.

БИЖЕК. Я распределил их по сотням и тысячам не по племенам, а вперемешку, как ты велел. А они упрямятся, и все тут. Все равно убегают к кострам соплеменников.

СУБЭДЕЙ. Конечно, они еще не привыкли. Но им потакать нельзя. Нещадно бить палками тех, кто убежал от своего костра, от своей сотни. Пусть привыкают друг к другу. Если все так же и будет, когда же мы, наконец, будем сильны?!

БИЖЕК. Да, это верно. Но сейчас они такие потому, что еще ничего не видели. А после первого же серьезного сражения они начнут держаться друг за друга, начнут сближаться.

СУБЭДЕЙ (смеясь). А вон кто-то и к тебе приближается.

БИЖЕК. Где?

К ним подходит Айыраа. Останавливается на почтительном расстоянии. Субэдей делает знак, чтобы она подошла поближе. Айыраа повинуется.

АЙЫРАА. Все ли благополучно у вас?

СУБЭДЕЙ. Все хорошо. Ну что, на родину возвращаешься?

АЙЫРАА. Я бы осталась здесь с вами, да вот муж (указывая на Бижека) не позволяет. Да и сестра заставляет.

СУБЭДЕЙ. И правильно делает. Для человека нет большего счастья, чем возвращение на родину, к родному очагу! Поди, и аалы наши опустели и разорились. Кто же без нас ими будет управлять? Так что вам лучше всего вернуться.

АЙЫРАА. Вот я и пришла сюда, чтобы попрощаться с вами. (Едва сдерживает слезы.)

БИЖЕК (обняв ее). Все, перестань. Что ты плачешь, будто хоронишь кого-то. Пойдем. Надо еще вашу поклажу подготовить.

Оба уходят. Субэдей остается один.

Вскоре тихонечко подходит Анай. Садится рядом с ним. Пауза.

АНАЙ. Мы еще увидимся с тобой когда-нибудь?

Субэдей не отвечает. Пауза.

АНАЙ. Я так стосковалась по родине. А дети ее и вовсе не видели, родились ведь в пути, на чужбине.

Субэдей не отвечает. Пауза.

АНАЙ. Ну что ты все молчишь да молчишь? Когда мы увидимся с тобой?

СУБЭДЕЙ. Ничего, обязательно увидимся.

АНАЙ. Когда? Ты вернешься?

СУБЭДЕЙ. Конечно. Живым или мертвым, но обязательно вернусь.

АНАЙ. Как?

СУБЭДЕЙ. Если небеса призовут меня к себе, то тело мое тайно доставят на родину. Есть надежные люди.

Пауза.

СУБЭДЕЙ. Но я вернусь живым! Не бойся!

АНАЙ. А сына Кокечу так и решил не отпускать со мной? У бедняги только одно на устах: «Увидеть бы родину свою».

СУБЭДЕЙ. Нет. Нельзя. Пусть будет рядом со мной.

АНАЙ. Ведь он еще совсем ребенок. Он этими вашими войнами даже не интересуется. И говорит, и думает совсем о другом. Не зря мы дали ему имя великого шамана монголов. Как уставится на огонь, на небо или на луну, так и затихнет надолго или же долго будет сидеть и петь так тоскливо-тоскливо. Отпусти его со мной. Уранктай уже взрослый мужчина, пусть он остается с тобой.

СУБЭДЕЙ. Нет. Пока нельзя. Они оба должны быть рядом со мной. Они должны быть как можно дальше от Каракорума. Пока они рядом со мной, никто не сможет причинить им зла. А ты не бойся. В свое время я отправлю сыновей домой. Придет день, когда ты сможешь снова обнять и расцеловать их. Поверь мне.

Так же продолжают о чем-то говорить. Музыка.

СУБЭДЕЙ. Все, теперь — дальше на запад, на новые земли, к новым сражениям! (Хлопает в ладони. Входит Билди-Хам.) Великий шаман, благослови и очисти нашу дорогу и укрепи наши сердца!

Все садятся в круг. Сцена камланья.

 

Сцена 7

Юрта Батыя. Военный совет. На почетном месте — Батый. Сидят вокруг. Орду, Бору, Ногай, Бурундай, Субэдей, Уранктай. По зову Батыя в юрту входит посыльный, кланяется.

БАТЫЙ. Выкладывай, какие вести привез. Хорошие ли, плохие?

Посыльный вытаскивает из-за пазухи сверток кожи, подает Батыю.

ПОСЫЛЬНЫЙ. Правителю народа Джучи, Кок-Орду и западных стран Батый-Хану — послание Верховного Правителя Монголии, императрицы Турака.

БАТЫЙ (взяв письмо, читает вслух). «Наш Великий предок, следящий с небес и оберегающий свой любимый народ, своей тенью заслоняющий весь мир Великий Каган, вызвал в ряды небесной рати своего любимого сына Угедей-кагана. Срочно вызываем всех, в чьих жилах течет горячая кровь нашего Великого Предка, в Каракорум, на Курултай. На Курултае будет избран Верховный Каган Великого бескрайнего монгольского государства!»

По жесту Батыя посыльный выходит. Пауза.

БАТЫЙ. Где Куюк-Хан?

УРАНКТАЙ. Услышав весть от посыльного, Куюк-Хан собрал приближенных и охранников, тайно отправился домой, сказав: «Батый-Хан, если хочет, пусть сам ищет последнее море, а у меня есть цель выше этого. Я должен еще выше держать над народами всего мира девятихвостое священное знамя нашего Великого Предка!» Он ускакал, даже не оглянувшись, хан.

БАТЫЙ. Вот самое высокое место — наконечник копья, — где должна висеть голова Куюка. (Показывает на копье.) Тот, кто во время войны без разрешения правителя уходит, оставив свое войско, — самый последний предатель. Как же человек, который сам нарушает закон, может управлять великим государством, требовать от людей соблюдать порядок?! Куюк сам подписал себе приговор. (Грозная тишина.) Ну, кто как думает?

НОГАЙ. Я думаю, нужно дойти до последнего моря, как повелел наш Святой Великий Предок, и все тут! Мы бросили под копыта монгольских лошадей большие и малые государства, от Великого моря Востока до Запада!

БОРУ. Нет, надо повернуть морды коней назад! Мы, наколовшие на острие копья столько стран, бесчисленные народы и бросившие их к подножию Каракорума, — если нас не будет на Курултае, кому же там быть? Кому же выбирать кагана, как не нам?! Домой! Вот мое слово!

БУРУНДАЙ. Сайын Батый-Хан! Люди этих западных стран не умеют крепко сидеть в седле и даже лук правильно держать в руках, они лишь умеют, нарядившись в пестрые одежды, кичиться перед женщинами, как весенние птицы. Даже сейчас дрожат, готовые упасть ничком перед тобой и наполнить свои штаны. Осталось совсем немного усилия, хан!

Батый поворачивается к Орду.

ОРДУ. Я поступлю так, как решит наш главный правитель Батый-Хан. Но предупреждаю. Ясно, что перед нами — не последнее море, а небольшой залив. И дальше есть страны. А там — сколько их, кто знает? И не забывайте, что мы слишком отдалились от дома. Лучше возвращаться домой!

Все ждут слова Субэдея.

СУБЭДЕЙ. Ногай и Бурундай правы. Отсюда до последнего моря осталось совсем немного. Мои люди все разведали. Пока что управлять великим монгольским государством сможет мудрая королева Турака со своими советниками. А если ты, Батый-Хан, дойдешь до последнего моря и вернешься в Каракорум, слава твоя сравняется со славой твоего великого деда. Есть ли смысл отказываться от намеченной цели и трусить, когда натянута тетива лука и нацелена стрела? Вы ведь не мальчики со слабыми ножками.

Князья протестуют: «Домой!», «Устали мы!», «Воины устали», «Мы кровь тут проливаем, а в Каракоруме все без нас решат, все поделят!», «Бесполезно!», «Домой, и все тут!».

СУБЭДЕЙ (встав, решительным голосом). Вы, князья, сами решайте, как поступать. Я свое слово сказал. Данное Великому Кагану Чингис-Хану свое слово сдержу! «Сказанное слово — дерево с зарубкой» — так говорит мой народ. Я останусь. Я — воин. Хороший конь умирает в дороге, добрый молодец — в седле.

НОГАЙ. Я тоже тут останусь. Когда рядом со мной мудрость великого багатура Субэдея, у меня еще много побед впереди!

УРАНКТАЙ. Я отца не оставлю. (Субэдей поднимает руку, чтоб тот замолчал.) Отец, пожалуйста, не отправляй меня домой!

БАТЫЙ. Все ясно! Морды коней поворачивайте назад! В Каракорум! На Курултай! Пусть народы этой земли благодарят Вечное Синее Небо и своих богов за то, что остались живы! Готовьтесь к дальней дороге!

Все, кроме Субэдея и Уранктая, выходят.

Затемнение.

 

Сцена 8

В глубине сцены — железная повозка Субэдея. Вокруг — часовые. В центре — костер. Из повозки выходит Субэдей, садится у костра. Справа появляются Уранктай и Кокечу. Садятся по обе стороны от отца.

СУБЭДЕЙ. Сыновья мои, настало время мне дать вам последний наказ. Внимательно слушайте. (Пауза.) Впервые в жизни я не смог убедить сыновей Темучина согласиться с моим мнением. Жажда власти заставила их забыть о своей цели. Если таковыми останутся, развеют они завоеванное Великим Предком государство, как песок по ветру. Прав был ваш дед. Ладно, это их дело. Настало время вернуться вам на Родину, жить достойно, управлять государством. (Подняв обе руки.) Перед Великим Святым Небом даю вам свой наказ. Поручаю вам судьбу нашего урянхай-тыва народа. Уранктай, твоя обязанность — следить за своим народом снаружи, не допускать врагов. Будь бдительным, как конь, идущий по весеннему льду. А ты, сынок (поворачивается к Кокечу), будешь управлять народом изнутри. Твоя обязанность — отдавать все свои силы на то, чтобы народ урянхай-тыва не бедствовал, не попал в рабство, чтоб высоко держал свое достоинство и волю.

КОКЕЧУ. Отец, прости. Что скажу я матери? Ты вернешься?

СУБЭДЕЙ. Да, сынок. Я вернусь домой в свое время. Так и скажи матери и поклонись ей вместо меня, сынок. Братишки и сестренки ваши тоже, наверное, выросли. Оберегайте их. Ждите меня. Если настанут тяжелые времена, вспомните меня — я буду рядом. Также отправляю вместе с вами своих самых верных и надежных друзей. Уранктай, с тобой поедет Бижек-нойон, а с тобой, Кокечу, — Билди-Хам. Конечно, вы понимаете, почему я так решил.

УРАНКТАЙ. Отец, долго не задерживайся, возвращайся скорее!

Заходит Бижек-нойон.

БИЖЕК. Ну давай, мой старый друг! Ведь больше не увидимся, не будем рядом скакать на быстроногих скакунах… (Обнимает. Отойдя на несколько шагов, возвращается.) Я знаю тебя со своего рождения, но до сих пор не понял до конца, кто ты есть…

Пауза.

СУБЭДЕЙ. Когда-то мне с отцом и братом пришлось решать судьбу своего народа. Как я с этим справился — не мне судить. Но пока я решал судьбу народа, моя судьба понесла меня, как строптивый конь. И мне уже трудно совладать ею, но я не сдался… Когда всевышнее небо заберет меня с этого мира, многие будут меня восхвалять, прославлять, захотят воздвигнуть памятник, а другие — будут проклинать, желать хотя бы кости мои растоптать и сжечь. Пусть никто из них меня не найдет! (Пауза. Обращаясь ко всем.) Пусть белым будет ваш путь!

Все прощаются с Субэдеем и уходят. Он остается один. Грозная и тоскливая музыка.

 

 

Занавес.

 

 

[*] Мангус — вампир, чудовище, обжора, дармоед.
[†] Тьма — десять тысяч воинов.
[‡] Обращение к старшей сестре.
[§] Муж старшей сестры.
[**] Свояченица.
[††] Глеб.
[‡‡] Тумен — десять тысяч.
[§§] В оригинале труднопереводимая тувинская пословица.
[***] Перевод песен Максима Амелина.
[†††] Возглас одобрения поющего.
[‡‡‡] Кётурё — старинное название Кореи.
[§§§] Грузины.
[****] Русские.