Жили-были и всегда
Пьеса-триптих
Безымянных героев не связанных между собой сюжетов
объединяет потребность любить и быть любимыми
Действующие лица:
СТАРИК, 80 лет
СТАРУХА, 80 лет
ОТЕЦ, 60-65 лет
СЫН, 20-25 лет
МУЖЧИНА, 35-40 лет
ЖЕНЩИНА, 30-35 лет
Старик и старуха
В комнате на старом диванчике сидят старик и старуха.
СТАРУХА. Жили-были старик и старуха...
СТАРИК. Жили кто? Говори громче.
СТАРУХА. Старик и старуха жили.
СТАРИК. Где они жили?
СТАРУХА. В сказке они жили.
СТАРИК. В сказке, говоришь? Тогда говори правильно: в сказке жили.
СТАРУХА. Хорошо. Жили-были в сказке...
СТАРИК. В сказке не живут, неправда это.
СТАРУХА. Сам так захотел, а теперь споришь.
СТАРИК. Ты всегда одну и ту же сказку рассказываешь. Она что, о нас? Эти старик и старуха – мы, что ли?
СТАРУХА. Ну, похожи на нас, но они там живут, в сказке.
СТАРИК. А мы где живем?
СТАРУХА. А мы в жизни живем.
СТАРИК. Мы из жизни? Мы живые, получается?
СТАРУХА. Ну да, мы живем в жизни, значит, живые.
СТАРИК. Нет, не так. Мы не из жизни.
СТАРУХА. Это почему же?
СТАРИК. Потому что мы не выходим к живым, в жизнь, наружу. Мы тут сидим взаперти, и ты мне сказки рассказываешь, как маленькому.
СТАРУХА. Это потому, что мы постарели. Пока силы были, мы к людям выходили.
СТАРИК. Давай еще выйдем. У нас есть родственники, соседи, снаружи кто-то есть.
СТАРУХА. Хорошо, хорошо, выйдем.
СТАРИК. Когда выйдем?
СТАРУХА. В выходные дни, когда все будут дома, и выйдем.
СТАРИК. Все дома, каждый вечер все дома. Мы можем каждый вечер выходить.
СТАРУХА. Да, да, можем каждый вечер... И вот, значит, жили-были в одной деревне старик и старуха.
СТАРИК. В какой деревне они жили? Как деревня называется?
СТАРУХА. А деревня называлась Невидаль.
СТАРИК. Нет такой деревни.
СТАРУХА. Есть.
СТАРИК. Нет.
СТАРУХА. В сказке есть.
СТАРИК. Я не хочу в деревню из сказки, хочу в нашу деревню поехать. Бубу проведать.
СТАРУХА. Буба, бедный, помер давно.
СТАРИК. Буба помер? Когда?
СТАРУХА. Позапрошлым летом.
СТАРИК. Вот как? А я почему не знал?
СТАРУХА. Знал, нам говорили.
СТАРИК. Значит, ты мне не говорила!
СТАРУХА. Говорила, просто два года прошло, и ты забыл.
СТАРИК. Буба помер... а дальше что?
СТАРУХА. Дальше? Значит, на окраине деревни Невидаль жили-были старик и старуха. Однажды пришел к ним из лесу медведь.
СТАРИК. Подожди. Говорили, что Таисия болеет, не встает уже. Она поправилась?
СТАРУХА. Твоя племянница? Нет, больше не вставала, померла тоже...
СТАРИК. Не померла племянница моя – она живехонькая, поправилась, точно. Брешешь все, чтобы не ехать в деревню.
СТАРУХА. Даже если бы и живая была, мы бы не смогли до деревни добраться, вдвоем-то... Мы бы не смогли – это ладно. Хоть живой была бы… да нет ее тоже.
СТАРИК. Кого еще нет? То есть, кого уже нет?
СТАРУХА. Зачем тебе обо всех знать?
СТАРИК. Я хочу знать! Я хочу знать, к кому могу поехать, а к кому уже не могу!
СТАРУХА. Хорошо, начнем с твоих. Тошки нет, Арины не стало, за ней следом Дуня ушла, Тина – они друг за дружкой как-то... Илья помер, бедный: не болел, ничего такого – взял да тихо ушел... Костя, он пораньше вроде...
СТАРИК. Неправда! Никто не умер! Врешь ты все! Обо всех врешь! Сказки тут сочиняешь!
СТАРУХА. Ну вот, теперь ты будешь твердить одно и то же. Замучаешь меня, захочешь поехать ко всем. Будешь рваться на улицу. Я тебя еле одену, дойдем мы до дверей, да там и останемся сидеть...
СТАРИК. Почему? Присядем на дорожку?
СТАРУХА. Мы давно присели на дорожку.
СТАРИК. Все из-за тебя! Сидим дома, не выходим никуда! Вот и затекли ноги!
СТАРУХА. Это у тебя ноги затекли, вот мы и не выходим.
СТАРИК. Мне бы до гаража дойти – я бы тебе показал, как удирают из города! Машина-то моя жива? Заведу ее и поеду в деревню. А тебя не возьму с собой!
СТАРУХА. Это почему ты меня не возьмешь?
СТАРИК. А ты никогда не радовалась этим поездкам.
СТАРУХА. Это я-то не радовалась?
СТАРИК. Ты! Ты вообще не радуешься, не улыбаешься! А я женился на тебе, потому что ты смешливая была. Хоть что брякну – ты смехом заливалась.
СТАРУХА (придвигается к старику, улыбается во весь рот). Вот, улыбаюсь.
СТАРИК. Нет, лучше не надо. Я не на беззубой старухе женился.
СТАРУХА. У меня еще есть несколько зубов, а у тебя вообще ни одного. И машины твоей уже давно нет.
СТАРИК. Как нет? Куда она делась?!
СТАРУХА. Туда же, куда и гараж.
СТАРИК. А гараж куда делся?
СТАРУХА. Продали.
СТАРИК. Кто продал?
СТАРУХА (делает вид, что не расслышала). И вот пришел к ним из лесу медведь. «Ты меня узнаешь, дедушка?» – спрашивает он старика. «Видеть тебя видел где-то, но не припомню где, не вспомню, кто ты», – отвечает старик.
СТАРИК. ...не вспомню, кто ты...
СТАРУХА. «А ты узнаешь меня, бабушка?» – спрашивает медведь у старухи. «Хоть шкуру ты сменил, я тебя признала. Но давай старику пока не скажем, кто ты. Встань вон в тот угол, постой тихонько...» – отвечает медведю старуха.
СТАРИК. ...встань в угол, постой тихонько... (Громко.) Это наш сын продал гараж! Почему ты мне не сказала?!
СТАРУХА. Ты же вспомнил? Значит, я сказала.
СТАРИК. Да, вспомнил! А почему ты разрешила продать?!
СТАРУХА. А зачем нам машина и гараж? Мы ведь старые уже...
СТАРИК. Но он хотя бы забегал иногда, просил машину...
СТАРУХА. Он и сейчас забегает. И невестка приходит, и внуки...
СТАРИК. Приходят? Правда?
СТАРУХА. Приходят, конечно, ты их просто... не всегда узнаешь. Или забываешь, что приходили.
СТАРИК. Ты всегда говоришь, что я все забываю! А я не забыл бы, если бы приходили!
СТАРУХА. Есть хочешь?
СТАРИК. Не хочу я есть! Не буду! Ты меня в деревню не пускаешь! Сына не зовешь! Внуков не приводишь, увидеться нам не даешь!
СТАРУХА. Мы и в деревню съездим, и сынок к нам придет, и дочка вернется...
СТАРИК. Правда? Поедем в деревню?
СТАРУХА. Конечно!
СТАРИК. Бубу проведаем?
СТАРУХА. И Бубу проведаем...
СТАРИК. Когда?
СТАРУХА. Ну дай досказать...
СТАРИК. Ладно, досказывай.
СТАРУХА. Жили-были старик и старуха...
СТАРИК. Не начинай заново! Ты это уже говорила!
СТАРУХА. Точно? А до какого места я дошла?
СТАРИК. Медведь уже пришел! Дальше продолжай!
СТАРУХА. Да, да. Медведь. Потом из лесу прибежала лиса. И тоже в домик к старику и старухе. «Узнаешь меня, дедушка?» – спрашивает лиса. «Видеть тебя видел где-то, но не припомню где, не вспомню, кто ты», – отвечает старик. «А ты узнаешь меня, бабушка?» – спрашивает лиса у старухи. «Хоть шкурку ты поменяла, я тебя признала. Но давай старику пока не скажем, кто ты. Встань вон в тот угол, постой тихонько...» – отвечает лисе старуха. И лиса пошла, встала во второй угол.
СТАРИК. Лиса пошла и встала в угол... А когда дочка приходила в последний раз?
СТАРУХА. Недавно приходила.
СТАРИК. А я почему не помню, что она приходила?!
СТАРУХА. Я тебе напомню. Баранину, что она принесла, мы еще не доели. Я тебе в обед предлагала, помнишь?
СТАРИК. Баранину помню, свежая... А дочку не помню... Лица не припомню даже.
СТАРУХА. Баранину если помнишь, и то хорошо. Котлетки говяжьи приносила невестка. А красные яблочки – внучка. Она специально для тебя твои любимые выбирала.
СТАРИК. Вспомнил!
СТАРУХА. Вспомнил?
СТАРИК. Вспомнил. После лисы пришла белочка.
СТАРУХА. Какой молодец! Правильно! Прибежала, значит, белочка из лесу и спрашивает у старика: «Узнал меня, дедушка?» – «Я видел тебя не раз, но вот имени припомнить не могу», – ответил старик. Повернулась белочка к старухе и спрашивает: «А ты, бабуля, признала меня?» Старуха ей тихо говорит: «Признала, признала... Но старику не скажем, как тебя зовут. Поди, пока встань вон в тот угол». Белочка послушно встала в третий угол...
СТАРИК. А ты знаешь, почему я больше всего люблю эти красные яблочки?
СТАРУХА. В детстве вы с Бубой ели такие.
СТАРИК. В саду у них только на одном дереве росли такие яблоки. Смотришь – вроде кожица плотная, а надкусишь – мякоть такая сладкая, нежная. Одно за другим мы ели, не могли остановиться...
СТАРУХА. Дать тебе яблоко?
СТАРИК. Нет, не хочу. У этих, что Томка принесла, вкус другой...
СТАРУХА. Так ты вспомнил, что она приходила?
СТАРИК. А я и не забыл! Я всех внуков помню! Старший в военной академии учится. Средний в этом году школу заканчивает. Томка... Томка в десятом или девятом классе?
СТАРУХА. Ох, я сама не помню, в каком она классе... Но отличница, и самостоятельная такая! И в аптеку сходит, и за яблочками...
СТАРИК. Белочка встала в угол и притихла.
СТАРУХА. Все звери притихли по своим углам. Старик со старухой легли спать. Как только они заснули, медведь вышел во двор, дров наколол, воды принес. Лисичка встала у печи, пирогов румяных испекла, а белочка водой побрызгала и подмела все полы.
СТАРИК. Ты пропускаешь опять. Белочка своим пушистым хвостом подмела все полы...
СТАРУХА (засыпая). Да, да, белочка пушистым хвостом полы подмела, чисто-чисто...
СТАРИК. Всю работу по хозяйству звери переделали и тихо, чтобы не разбудить хозяев, разошлись...
СТАРУХА. И тихо разошлись...
СТАРИК. Только вот забыли кое-что: медведь – шкуру медвежью, лиса – шкурку лисью, белочка – маленькую шкурку с пушистым хвостом...
СТАРУХА. И тихо разошлись все звери...
СТАРИК. Буба помер, Илья помер... Арина, Тина...
СТАРУХА (засыпая). И тихо разошлись все звери...
СТАРИК (смотрит на спящую старуху). И сын придет, и невестка придет, и все, что нужно, принесут... У нас и так все есть... Все здесь есть... Но давай в деревню поедем. Бубу проведаем... Так хочу в деревню...
СТАРУХА (проснулась). А? На каком месте мы остановились?
СТАРИК. Куда-то мы дошли точно, старуха.
СТАРУХА. На каком месте?
СТАРИК. Дошли...
СТАРУХА. Жили-были... Жили-были...
СТАРИК. Слышишь? Я, перед тем как в деревню-то поеду к Бубе, хочу тебе что-то сказать.
СТАРУХА. Что ты хочешь мне сказать?
Старик что-то шепчет на ухо старухе. Та заливается смехом.
СТАРУХА. Скажешь тоже! Да ладно...
СТАРИК. Ну, правда же. Я самую видную, самую ладную отхватил.
СТАРУХА. Так то когда было... Сейчас страшная такая...
СТАРИК. Сейчас ты мой свет в окошке и в душе моей свет... Лица твоего уже не вижу...
СТАРУХА. И ты мой свет... Я свое-то лицо не знаю так, как твое...
СТАРИК. А там уже какая разница – твое, мое...
СТАРУХА. Яблочко хочешь?
СТАРИК. Нет, давай поспим лучше.
СТАРУХА. Давай поспим...
Обнявшись, засыпают.
Отец и сын
Квартира в многоквартирном доме. В гостиной обшарпанная мебель: диван, стол, стулья, телевизор. В прихожей вешалка с мужской верхней одеждой. Дверь в ванную комнату, дверь во вторую комнату. Отец и сын в гостиной. Сын сидит на диване, отец одевается.
ОТЕЦ (влезая в пиджак). Сколько лет этому костюму? Мы его еще с твоей матерью выбирали. Вот как ее не стало, я белых рубашек и не носил, так что пусть новое начальство не обижается – приду к ним вот так, не при параде.
СЫН. Ты так радуешься. Давно ты так не радовался.
ОТЕЦ. Да я больше из-за тебя радуюсь, сын. Два месяца держишься. Такого раньше... не было...
СЫН. Не было, так есть. Тебе тоже раньше грамот не давали. Теперь главное – сходить забрать ее. Просили же не опаздывать.
ОТЕЦ. Грамот у меня много. Сегодня меня не из-за грамоты позвали. Звание мне присвоили, сын, «почетный работник транспорта». Так вот. Раз столько лет баранку крутил... положено. Хотя не всем дают. И неловко как-то: вот я выйду, мол, смотрите, мне положено, а другим, значит, нет...
СЫН. Это минутное дело. Вышел, забрал грамоту и ушел.
ОТЕЦ. Да... Иду, иду... Как там на улице? Холодно? Может, плащ сверху надеть?
СЫН. Да нет, не холодно. Но ты надень на всякий случай.
ОТЕЦ. Кажется, не нужно. Но как скажешь. Ты же выходил.
СЫН. Надевай, надевай! (Снимает с вешалки пальто и протягивает отцу.)
ОТЕЦ. Так это мое старое пальто. Сейчас ведь в пальто не ходят.
СЫН (убирает пальто). Можно и так! Да, можно и так. Там тепло. Я даже вспотел, когда возвращался.
ОТЕЦ (что-то ищет). Сейчас пойду, как деньги найду...
СЫН. Вот мелочь. Тебе хватит. Это сдача. Хлеб покупал же утром, а это сдача...
ОТЕЦ (присел и смотрит на сына). Ты молодец. Ты знаешь, что ты молодец? И я тебе доверяю.
СЫН. Я говорил, что мне можно доверять. Вышел, купил хлеб, вернулся... что тут такого?
ОТЕЦ. Ты сможешь. Ты же можешь как все!
СЫН. Только не начинай, не говори со мной так...
ОТЕЦ. Я просто рад. Два месяца. Без отравы этой, без дружков, пропади они... И дальше сможешь, справишься.
СЫН. Мне врач на мозги капает. Хоть ты не начинай. Иди уже...
ОТЕЦ. Врач... хороший врач.
СЫН. Да, да! Все хорошие! Все правильные! Иди уже! Тебя ждут внизу.
ОТЕЦ. Да, меня ждут. Я вот зачем деньги искал? Вспомнил! Они же захотят отметить это дело. Там рядом с гаражом на месте нашей бывшей столовки кафе новое открыли. Туда и поведу всех троих. Я ведь давно ни с кем не встречался. В люди не выходил. А тут это звание дали, так неожиданно. Они разузнали, позвали и сами даже пришли, сопровождают! (Ищет деньги.) И я их потом, раз в дом не позову, поведу в столовку, то есть в кафе, я так думаю... (Не находит, что ищет.)
Сын лениво отходит в сторону, отводит взгляд.
ОТЕЦ. Просто... Я не нахожу деньги, половину пенсии... Ты что, взял? (Сын, не отвечая, заходит в ванную и закрывает изнутри дверь. Мужчина стоит перед закрытой дверью.) Значит, ты взял деньги и встретился со своими дружками... Открой дверь и покажи руки. Открой дверь!
СЫН (за закрытой дверью). Папа, уходи.
ОТЕЦ. Тихушник такой. Украл деньги. Учуял, где прячу. Ты украл мои пять тысяч. А полтинник взял на хлеб. Такой послушный – вышел и вернулся с хлебом. Сдачу принес. Молодец какой. Где пять тысяч?
СЫН. Иди уже, тебя ждут там.
ОТЕЦ. Сперва открой дверь.
СЫН. Иди забери свою грамоту.
Отец стучит в дверь, стучит изо всех сил. Начинает выбивать дверь плечом, бьет ногами.
ОТЕЦ. Тебе мало мучений? Мало, да? Заново все хочешь? И мне, и себе ад устроишь опять? Обещали тебе дозу? Или сразу на месте вкололи?.. Открой дверь, я сказал! Вышибу ведь, своих позову, вынесем тебя с этой дверью. (Дверь не поддается. В ответ молчание. Отец сникает, садится под дверью.) Эх, сынок, сынок... С матерью твоей я говорил всю ночь, и она, мне показалось, радовалась. Ты же два месяца продержался. Через ад прошел. А мама твоя... Она оттуда все видела. За тебя вот порадовалась. И за меня тоже. Мне так показалось... Она привычку такую имела, когда чем-то довольна была: руку в бок и бровь в дугу. Вот такой мне привиделась вчера ночью... Я ей говорю: вот, мне звание дадут – и, значит, к пенсии прибавку. А там, глядишь, сын лечение закончит, в себя придет, работу ему найдем... А она в ответ улыбается, улыбается и что-то говорит тихо-тихо.
«Пускай», – вроде сказала. Я отвечаю: «Пускай, так пускай». Она лоб так наморщила, еле я расслышал: «Не выпускай». Я тогда не понял, о чем она. А оно вон о чем... Она при жизни-то упрекала меня, что я грубоват с тобой. Пару раз упрекнула. Я потом старался, как мог, помягче. Хотя надо было, наверное, строже. Мальчик все-таки. Она тебя баловала слишком. Любила очень. Чувствовала, что неладное может случиться, пыталась возле себя удержать. Во двор даже одного не выпускала. Так они в школу пришли. Почему заприметили тебя? Именно тебя?.. Воронье над птенцом собралось, накрыло чернотой своей. По венам пустили отраву. А в кого эта отрава проникла – тот вычеркнут, считай, из нормальной жизни. И обратной дороги нет. Но я матери твоей обещал... Она так меня просила... И помягче с тобой чтобы я... И чтобы спас... И вот ночью сказала: «Не выпускай». А я не сразу понял. Я-то думал, уже забрал тебя у вороньей стаи, больше дорогу к ним искать не будешь. Двадцати им нет, а они черные изнутри, иссохшие все... Словно тени, на живых и не похожи. А помирают в муках каких! Я сам видел... Тебя, скелетика моего еле живого, я сколько раз держал, в судорогах да муках. Меня будто нет уже самого – я боль твою пока проживал, сердце мне огнем выжгло, золой оно стало.
Всех забыл, всех оставил: родню, друзей… Тебя по врачам водить и дома с тобой сидеть – вот и все мои дни. «Вылечи его, вылечи, пожалуйста... Не бросай, не бросай... У него никого нет...» – все твердила твоя мать, пока жива была, так и завещала... И вот сегодня ночью пришла, сказала: «Не выпускай... Воронье в подворотне накроет...» А я уж поверил, что сын снова человеком стал. Выпустил. Думаю: пусть поймет, что доверяю. А он... Хлеб купил, сдачу принес... Старика обрадовал... А сам ждал, когда я уйду... «Не выпускай», «не выпускай»... Выпустил! (Вскакивает на ноги.) Что он делает? Что он там делает? Сейчас пустит себе отраву по венам и станет снова вороном! Чернотой станет! Открой дверь! Открой дверь! (Бьет руками и ногами в дверь, просит открыть.)
Открой, сыночек, открой! Не дай себя накрыть тенью! Ты только открой дверь – все воронье разлетится! Ты не из этой стаи! Тебя мать называла как? Голубок мой! Ты помнишь ведь? Голубок... Мать вспомни. Потерпи один день, один час. Выйди, выйди наружу... Потом легче станет... Ты столько терпел! Душу твою раздирало на части – как ты это вынес, только я знаю... В тебе столько воли! На троих хватит – вот, сколько воли в тебе! Открой, мой родной! Открой дверь. Не начинай все сначала. Не уходи в темноту... Выбери свет, жизнь выбери. Жизнь – она разная ведь. Счастье есть, сынок, есть оно, счастье. Поверь мне. Если не остановишься, ад начнется снова... И твой ад – мой ад... Но я боли уже не чувствую... А тебе больно очень будет... Открой, сыночек...
Дверь открывается, на пороге сын, он делает шаг, и у него подламываются ноги. Отец подхватывает его. Еле удерживая, сажает на пол.
СЫН. Ты всегда так. Сперва по-плохому, потом по-хорошему. Как с дверью: не смог сломать – пытаешься погладить...
ОТЕЦ. А что мне делать?
СЫН. Ты меня винишь в смерти мамы! А сам? Сам ее не мучил? Ты хотел, чтобы она родила тебе сына! Упрекал, что она не может больше родить!
ОТЕЦ. Я назвал сыном тебя.
СЫН. Назвал, но не считал. Не любил меня никогда. И к маме меня ревновал.
ОТЕЦ. Это неправда! Не любил бы – не возился бы так с тобой!
СЫН. Не возился бы ни дня, если бы не мама! Маму ты любил, меня не хотел...
ОТЕЦ. Тебя колотит всего... Ты не принимал ничего? Сынок... Ты же...
СЫН. Ты никогда меня не любил. Ты меня винишь в смерти мамы!
ОТЕЦ (обнимает сына, тот трясется, не может себя контролировать). Послушай меня. Послушай, поверь. Я не мог тебя не полюбить. Я твою маму одну ни разу встречал. Вы были как одно целое – женщина с льняными волосами и светлый, кучерявый пятилетний малыш. Я всегда любил детей, а соседских пацанов таскал на спине. За баранку сел, как-то время упустил, долго не женился. А мама твоя в автобус вошла – словно в жизнь мою впорхнула. И с тобой же! Я вас катал, помнишь? Помнишь, как ты папкой меня назвал? Мы с мамой еще женаты не были. Как я мог тебя не полюбить? Ее частичку... мою частичку. Ты спал между нами на кровати, пока во второй класс не пошел. Помнишь? А что она не родила еще... Я не попрекал ее никогда. Хотеть хотел ребеночка, не скрою, но ее здоровье берег... Помнишь, она долго в больнице лежала, мы с тобой ходили вместе, проведывали ее? Так вот, после этого я сказал ей: все, хватит, раз бог больше не дал. Один сын у нас есть, растим его, радуемся... Сын ты мне, родной... с пяти лет. Вот и все. Ты сильный, ты справишься... Ты... завязал со всем этим. Ты смог...
СЫН. Пока мама живая была, ты и не разговаривал со мной. А теперь болтаешь без умолку...
ОТЕЦ. Так я тогда целыми днями работал, вечером уставший приходил. И поговорить некогда было...
СЫН (бросает скомканную купюру). Вот твои деньги. Иди уже...
ОТЕЦ. Ты... встречался с ними?
СЫН. Встречался. Сказал, чтобы дозу нашли, но деньги не отдал. Если придут, не открою. Закроешь меня снаружи, и все.
Стучат в дверь.
ОТЕЦ. Конечно, они нашли. Они – и чтобы не нашли. Убью заразу... (Резко встает и идет к двери. Сын тяжело встает и пересаживается на диван. Отец возвращается в комнату с наградным знаком и бумагой.) Оказывается, там мои друзья. Сами сходили и забрали наградной этот... лист... медаль... Короче, все это.
СЫН. Говорил я тебе: иди, опоздаешь...
ОТЕЦ. Если бы вышел, точно опоздал бы. Навсегда.
Стучат в дверь. Стук громче и громче.
Стучат два сердца. Тихо-тихо.
Мужчина и женщина
Холстяцкая квартира, мало мебели. Мужчина открывает дверь и впускает женщину: обнимаются на пороге, проходят в комнату.
МУЖЧИНА (мягко). Мы же договаривались сегодня куда-нибудь сходить.
ЖЕНЩИНА. Я не могла ее оставить и сейчас пришла ненадолго. Ей сегодня хуже стало...
МУЖЧИНА. Сегодня?
ЖЕНЩИНА. Сегодня.
МУЖЧИНА. Сегодня ты опять не могла от нее отойти.
ЖЕНЩИНА. И сегодня, и вчера... И завтра.
МУЖЧИНА. Сегодня – это сегодня. Вчера – это вчера.
ЖЕНЩИНА. Сегодня, вчера, завтра – все одно. Все одинаково.
МУЖЧИНА. Если ты делаешь одинаково – получается одинаково.
ЖЕНЩИНА. Я не делаю. Само собой становится одинаковым.
МУЖЧИНА. Ты разве не так хочешь?
ЖЕНЩИНА. Я...
МУЖЧИНА. Ты!
ЖЕНЩИНА. Не я.
МУЖЧИНА. Ты не решаешься жить.
ЖЕНЩИНА. У меня просто такой случай...
МУЖЧИНА. Я хотел тебя сегодня повести в ресторан. Ты была согласна.
ЖЕНЩИНА. Сегодня.
МУЖЧИНА. Сегодня.
ЖЕНЩИНА. Сегодня?
МУЖЧИНА. Сегодня!
ЖЕНЩИНА. Сегодня моей маме стало хуже. Я же написала тебе.
МУЖЧИНА. Ты почти каждое утро мне пишешь, что маме стало хуже, а к вечеру пишешь, что ей стало лучше.
ЖЕНЩИНА. Потому что почти каждое утро ей плохо, потом мы снимаем боль, снижаем давление... В общем, ей становится лучше...
МУЖЧИНА. Думаю, ты просто ей сказала, что я тебя пригласил в ресторан. И ей стало хуже. Ты испугалась того, что натворила, и не пошла.
ЖЕНЩИНА. Сегодня?
МУЖЧИНА. Сегодня.
ЖЕНЩИНА. Что значит «натворила»?
МУЖЧИНА. Это я просто на твоем языке сказал.
ЖЕНЩИНА. На моем языке?
МУЖЧИНА. Мы знакомы два года.
ЖЕНЩИНА. Мы знакомы два года.
МУЖЧИНА. Встретились мы с тобой в аптеке. Ты покупала для мамы лекарство.
ЖЕНЩИНА. Я покупала для мамы лекарство.
МУЖЧИНА. Все эти два года, что я тебя знаю, ты так и живешь: для мамы, рядом с мамой...
ЖЕНЩИНА. Я ухаживаю за ней. Она болеет. Ей все время нужны лекарства.
МУЖЧИНА. Ей нужен постоянный уход. Она не может встать сама. Ты сидишь с ней день и ночь. Иногда мы встречаемся украдкой.
ЖЕНЩИНА. Встречаемся, когда получается вырваться. Когда получается, да.
МУЖЧИНА. Год назад я сделал тебе предложение. Ты сказала об этом матери, и ей сразу стало хуже, настолько хуже, что ты месяц не отходила от нее ни на минуту. Мы оставили глупую мысль о свадьбе и занимались только лекарствами, врачами... И вот вроде бы постепенно ей стало лучше, настолько лучше, что ты могла иногда приходить ко мне. Я тебя пригласил в ресторан, снова хотел просить стать моей женой.
ЖЕНЩИНА. Я поняла, что ты мне снова это скажешь. Но маме я не стала говорить... Ей сегодня утром… вот... стало плохо...
МУЖЧИНА (тихо). Ей сейчас лучше, верно?
ЖЕНЩИНА. Да, ей лучше, но мне надо...
МУЖЧИНА. Ты вернешься к ней сегодня, ты сама убедишься, как она: лучше ей, хуже... Но пока ты здесь, скажи мне: ты выйдешь за меня замуж?
ЖЕНЩИНА. Маме стало... хуже...
МУЖЧИНА (тихо). О состоянии твоей мамы я уже спросил тебя утром. А сейчас спрашиваю о другом.
ЖЕНЩИНА. Пока она не выздоровеет, я не могу тебе ничего сказать...
МУЖЧИНА. Но за эти два года ей то плохо, то лучше, то хуже, то чуть получше. Значит, так может продолжаться и дальше – еще два года, еще четыре и очень-очень долго. Поэтому я бы хотел услышать от тебя «да» или «нет». Ты выйдешь за меня? «Да» – есть такой вариант ответа. Есть вариант «нет». Выбирай!
ЖЕНЩИНА. Я не могу так, не могу ничего сказать... сегодня.
МУЖЧИНА. А я не могу себе позволить перейти из сегодня в завтра без твоего ответа. Садись (ставит перед ней стул, она машинально садится), сиди и не двигайся.
ЖЕНЩИНА. Почему я должна сидеть и не двигаться?
МУЖЧИНА. Я буду тебя рисовать.
ЖЕНЩИНА. Правда? А ты умеешь рисовать? Я не знала!
МУЖЧИНА. Я сам не знаю, умею или нет. Сейчас узнаю.
ЖЕНЩИНА. Как интересно. И у меня будет мой портрет.
МУЖЧИНА. Будет.
ЖЕНЩИНА. Как здорово!
МУЖЧИНА. И пока я пишу твой портрет, ты должна ответить на мой вопрос. Ты выйдешь за меня?
ЖЕНЩИНА. Я... должна идти к маме... Я же ненадолго пришла. Я тороплюсь вообще-то.
МУЖЧИНА. Я тоже тороплюсь... жить. (Берет бумагу, карандаши, рисует.)
ЖЕНЩИНА. Да хоть десять портретов нарисуй, я сегодня тебе ничего не смогу ответить. Какое замужество? Там моя мама...
МУЖЧИНА. Да или нет?
ЖЕНЩИНА. Ты такой интересный… Нет, ты очень многое для нас сделал и делаешь. Ты мою маму жалеешь, я сама в этом убедилась. Ты даже хотел нас с мамой к себе забрать. Я очень это все ценю... Но мама не может никуда из своей квартиры переехать! Она привыкла жить в своей комнате!
МУЖЧИНА. Два варианта ответа.
ЖЕНЩИНА. Ты такой интересный… Что я ей скажу?
МУЖЧИНА. Что скажешь? Скажи: «Мама, ты знаешь, что я встретила человека, он ухаживает за мной; тот, который с лекарствами нам помогает». Обязательно ей объясни, что помогать буду всегда. И скажи, что мы любим друг друга и решили пожениться. Скажешь ей так сегодня. Конечно, если любишь меня.
ЖЕНЩИНА. Я люблю тебя...
МУЖЧИНА. Сегодня идешь домой и говоришь...
ЖЕНЩИНА. Сегодня?
МУЖЧИНА. Вот как закончу твой портрет – сразу.
ЖЕНЩИНА. А ты долго еще?
МУЖЧИНА. Ну, раз ты так торопишься и я не совсем художник, то не сильно тебя задержу.
ЖЕНЩИНА. Ты такой интересный… Думаешь, я не хочу, чтобы мы поженились?
МУЖЧИНА. «Согласна» или «нет».
ЖЕНЩИНА. Вот так сразу?!
МУЖЧИНА (показывает два пальца). Два года...
ЖЕНЩИНА. А мама болеет семь лет... И у нее нет никого, кроме меня. Папа давно умер...
МУЖЧИНА. Голову чуть-чуть вбок поверни, пожалуйста.
ЖЕНЩИНА (послушно поворачивает голову). Я не могу ее оставить!
МУЖЧИНА. Еще немного, в сторону как бы посмотри...
ЖЕНЩИНА (смотрит в сторону). Как я ее оставлю?
МУЖЧИНА. Я не предлагал тебе ее оставить.
ЖЕНЩИНА. Ты интересный... Она не может к тебе переехать, она хочет жить в своей квартире.
МУЖЧИНА. Она хочет умереть в своей квартире.
ЖЕНЩИНА. Как ты можешь так говорить? Как ты можешь? Ты желаешь ей смерти? Ты ждешь? Потому что потом я буду свободна... (Ее голос дрожит.)
МУЖЧИНА (прерывая рисование). Подожди, подожди... Ты сама подумай. Если бы я желал смерти твоей маме, разве приводил бы к ней врачей, хороших врачей? Не приводил бы. И в больницу лечь не предлагал бы. Если бы ты меня впускала, я бы и внутрь заходил, проведывал бы ее... Но вы не пускаете к себе, и я приношу лекарства, на пороге передаю для нее... Если вы переедете ко мне, у нее будет отдельная комната, и я буду делать все, что нужно. И мы вместе будем.
ЖЕНЩИНА. Я ни за что не смогу уговорить ее сюда переехать...
МУЖЧИНА. Я сейчас дорисую твой портрет.
ЖЕНЩИНА. Ты потом отдашь его мне?
МУЖЧИНА. Если скажешь «не выйду за тебя», он останется у меня.
ЖЕНЩИНА. Знаешь что?! Я не хочу, чтобы ты рисовал! Порви его! Порви его сейчас же!
МУЖЧИНА. Нет. Голову вбок, пожалуйста.
ЖЕНЩИНА. Я не хочу! (Вскакивает.)
МУЖЧИНА. Рядом с мамой ты можешь сутками сидеть. А ради портрета? Портрета на память!
ЖЕНЩИНА. Зачем ты так говоришь? (Плачет.)
МУЖЧИНА. Не плачь. Не плачь, пожалуйста. Я не хочу портрет плачущей тебя.
ЖЕНЩИНА. Я не плачу.
МУЖЧИНА. Кто знает, может, когда ты уйдешь, я буду плакать, разглядывая тебя на рисунке...
ЖЕНЩИНА. Пожалуйста, не говори так. Я просто не знаю, что мне делать. Ты ее не видел. Она такая маленькая стала, высохла вся. Как воробышек. Она даже не ест сама, только из ложечки. Посадишь – сидит весь день, поможешь лечь – лежит...
МУЖЧИНА. Ты говорила, что она встает.
ЖЕНЩИНА. Если поддерживаю! Она сама не встанет, что ты! И вообще, я ей не доверяю. Вдруг упадет, не дай бог.
МУЖЧИНА. Пожалуйста, повтори тот наклон головы.
ЖЕНЩИНА (машинально реагирует на команду). Она сама маленькая, но кровать у нее большая. И она ни за что в другую кровать не ляжет.
МУЖЧИНА. Это разве проблема? И кровать перевезем.
ЖЕНЩИНА. Нет, это невозможно! Это огромная кровать! В дверь вообще не войдет! А без кровати я маму куда уложу?
МУЖЧИНА. Может, там у тебя не мама в квартире живет?
ЖЕНЩИНА. А кто?
МУЖЧИНА. Не знаю. Может, у тебя ребенок есть и ты его прячешь?
ЖЕНЩИНА. Нет. Мама...
МУЖЧИНА. Я шучу... Прости. Грубо получилось. Понимаешь, если бы я иногда не звал тебя наружу, ты бы забыла, что на улице дождь бывает и снег падает.
ЖЕНЩИНА. Это мама моя...
МУЖЧИНА. Сначала она была тебе мамой. Но теперь это твой ребенок. Если бы просто мама – ты бы справилась. Ты бы понимала, что должна жить сама. Ради кого-то еще... ради будущих детей, например.
ЖЕНЩИНА. Она как ребенок, беспомощная...
МУЖЧИНА. Хотя бы и так. Как ребенок, но не ребенок.
ЖЕНЩИНА. Ее все бросили: и сын, и старшая дочь… все, кроме меня!
МУЖЧИНА. Что?! (Едва не роняет карандаш.) Ты же говорила, что у нее никого нет!
ЖЕНЩИНА. Есть... Но их же нет рядом. Мы с ними не разговариваем!
МУЖЧИНА. Но, оказывается, есть в природе кто-то еще, кроме тебя, кто мог бы, кто обязан сидеть с больной мамой.
ЖЕНЩИНА. Только они не будут с ней сидеть!
МУЖЧИНА. Кто там еще под большой маминой кроватью прячется?
ЖЕНЩИНА. Зачем ты так про кровать? Там спал папа!
МУЖЧИНА. А ты спала со мной. А до меня ты ни с кем не спала. Значит, мужа ты там точно не прячешь.
ЖЕНЩИНА. Я ничего от тебя не скрываю. Я вообще не умею обманывать. Меня мама так воспитала. И сейчас она сразу понимает, когда я говорю неправду... Я ей сказала, что скоро вернусь... Я должна идти... Она ждет.
МУЖЧИНА. Иди.
ЖЕНЩИНА. А ты... Не спросишь меня больше?
МУЖЧИНА. О чем? Нет.
ЖЕНЩИНА. Почему? Ты разве не хочешь?
МУЖЧИНА. Что я хочу?
ЖЕНЩИНА. Как? Ты сам говорил! Спрашивал, выйду я за тебя замуж или нет...
МУЖЧИНА. Когда?
ЖЕНЩИНА. Сегодня.
МУЖЧИНА. Сегодня.
ЖЕНЩИНА. И сегодня, и раньше, и пока ты рисовал… Я должна была подумать и дать ответ...
МУЖЧИНА. Я помню, как начал рисовать портрет. Но чтобы просил дать ответ... не помню. И портрет такой вот получился... (Мужчина протягивает лист, женщина берет в руки рисунок.) Нравится?
ЖЕНЩИНА. Да.
МУЖЧИНА. Возьми тогда.
ЖЕНЩИНА. Ты отдаешь его мне?
МУЖЧИНА. Отдаю. И... тебе пора домой. Сегодня ты задержалась у меня.
ЖЕНЩИНА. Сегодня, да...
МУЖЧИНА. Твоей маме ведь стало хуже...
Женщина тихо выходит, мужчина закрывает за ней дверь. Тут же стук в дверь. Мужчина открывает – на пороге стоит она.
ЖЕНЩИНА. Я вернулась.
МУЖЧИНА. Ты, наверное, что-то забыла.
ЖЕНЩИНА. Да, я забыла сказать, что последнее лекарство, что ты достал для мамы, помогло, оно оказалось очень хорошим...
МУЖЧИНА. Не бойся, я вас не оставлю. Если не выйдешь за меня, все равно буду помогать. Но сегодня ты впустишь меня к своей матери и познакомишь с ней.
ЖЕНЩИНА. Сегодня?
МУЖЧИНА. Сегодня.
