Эрзянь рузава
Раужо паргосто вайгель
Мольсь ХХ-це пингень 50-це иетнень омбоце пельксэсь. Вишка Маризьвеле. Видьстэ меремс, сон уш аволь истямо вишкаяк: кудотнеде колмошка сядот. Ялатеке мерильть тензэ вишка велине: сисем вайгельпень туро эйстэнзэ ашти Покш Маризьвелесь, се алкукс пек седе покш.
Олгсо вельтязь, алкинькине, беряньчинка кудынеть. Вейке истямосонть тетянь-авань ды колмо лелянь-ялаксонь марто эрян мон. Монень кавксо иеть. Кудосонок кецнемань талнома. Чаунзань МТС-стэ оймсемань чив сась тетям (сон тосо тракторт витни) ды кандсь картононь кодамо-бути покш парго (комсешка вайгельпеть ялго!). Панжизь, потстонзо таргасть лия парго, седе вишка, раужо. Авам седе курок чамдызе ташто шкапсо верце лавсянть (шкапонть казизе сыре патям, райононь партроботникень ни, минек велесэ истят «мебельть» се шкане киньгак арасельть), раужо паргонть стамбаро путызь тозонь. Тетям зярс-бути котьмась перьканзо, ды апак учо паргось рузкс мерсь: «Поёт заслуженная артистка РСФСР Лидия Русланова!». Неть валтнэнь мельга келейстэ гайгезевсь нусманя моро:
Вниз по Волге реке, с Нижня Новгорода
Снаряжён стружок, как стрела летит…
Минь чувтоминек тарказонок ды таймазкадозь кунсолынек те а ёвтавиця мазый вайгеленть. Сон истя талновтсь, токась седей, марявсь, валтнэ педязь педильть удементень.
Лучше в Волге мне быть утопимому,
Чем на свете жить нелюбимому…
Вана истя «Искра» радиоприёмникстэ, конань тетям рамизе апокш зарплатасто (окойники, максызь ярмаксо, аволь облигациясо!), мон васенцеде мария содавикс морыцянть лемензэ ды вайгелензэ, кона мейле весе од шкам перть гайгсь кудосонок. Кодгеменце иетнень ушодовомсто авань ялаксозо, Ваня лелясь, кона важодсь тонавтыцякс шабра велесэ, кучозель лия таркав. Туемстэ пластинка марто патефоност, кецнемазон, сон кадызе миненек. Мон певтеме чаравтнинь сынст ды чаво кудосонть снартнинь морамо «Руслановань ладсо»: минекс-сюнокс менчинь вайгелем, бажинь невтеме кецнема, нусманячи, лия ёжот.
Эряви меремс, касынь мон морыця кудораськесэ. Тетянь-авань а берянельть вайгелест, содыльть ламо морот. Тетям парсте седиль гармониясо, тонавтызе Саняньгак, покш цёранзо. Те седямопелесь минек кудосо ульнесь свал. Авань патянзо-ялаксонзо истя жо парсте морасть. Зярдо покшчива буень весе малавиксэнек пурнавильть ве таркас, моротнеде вальмань суликатнеяк зэрнесть. Верепаз, кода мазыйстэ сынь морыльть! Ламо вайгельсэ, эрьвась ветясь эсензэ морамо лувонть: алга, куншкава, човине вайгелесь ильсесь верьга, ды весе вейсэ вайгельтне ладявильть пек ёроковсто, мазыйстэ, аволь кинень ков. (Л. Руслановань ледстнемасто: «В деревне пели сложно, с подголосками, с подполозами…».)
Морсесть мекс-бути седе сеедьстэ рузонь морот: «Перевоз Дуня держала», «Казань — город славный», «Гребенской казак», «Скакал казак через долину», «Когда я в люлечке качалась…». Конань-конань эсест рузтнэнь пельде мон зярдояк эзинь марсеяк. А вана «По диким степям Забайкалья», «Валенки», «Уморилась», «Живёт моя красотка», «Золотые горы» ды лия моротневтеме, конатнень морсиль Л. Русланова, вейкеяк покшчи а ютниль. Ды вана мезесь пек абунгавты: симсть сеть шкатнестэ неень коряс пек седе аламо! Кода мерить, «цисланзо кисэ». Марявсь, аштить стувор экшсэ кувать, каванить вейке-вейкень пек, а ярсамо ваканс прыцят арасельть. Ды морыльть, морыльть! Арсинкая: бути ломанесь пек симезь, кодамо сон морыцясь? Пары пиже-ожо вайгельсэ — ды весе. Зярдо ледстнян сеть иетнеде ды вейкетстян неень шканть марто, чарькодян: сестэ инжекс якильть аволь зняро симеманть, зяро морамонть кисэ. Моросо ванськавтылизь оймезэст таштавозь апаронть, стаканть, шождалгадыльть, чачиль од вий эрямонь канстонть кандоманзо туртов. Берянь, пек берянь: те пародояк паро коесь ней ёмавтозь. Неень шкане морамо а маштыть. Бути стувор экшсэ снартытькак морамо, лиси иредьстэнь пижнема, ракшань парамо. Кодат тосо вайгелень ветямот, велув ладямот, алгат-верьгат! Истямо морамонь коесь ванстови ансяк профессиональной коллективтнесэ, конатнеде вейке-кавто. Сестэ истя мазыйстэ морась весе велесь! Нейгак мельсэнь аштить авидень вайгелест, тундонь ливтемстэ од тейтертнень кенярксов морсемаст-киштемаст, гармониясо седямось. Эрямось сестэяк а сюпаволь, ансяк мекс-бути седе кенярксоволь. Ней мезеяк истямо велесэ арась. Чамсь, коськсь пиштякась.
«Лейкинась» рузкс «Речкина»
Комсте ламо иень ютазь, 80-це иетнестэ, зярдо важодинь «Сятко» журналсо, лететсь тень улемс Пенза ёнксонь Тешнярь велесэ. Эрявсь сёрмадомс статья томбальксэнь эрзятнеде: кода эрить, ванстови-арась келесь, стувтовсть-эзть эрзянь койтне, моротне. Тосо «Лейне» ансамблянь баянистэнть Е.М. Куторовонь пельде марияяк те абунгавтыця кулянть: Лидия Русланова чачомань коряс эрзя, алкуксонь буйлемезэ, лемезэ, тетялемезэ — Лейкина Прасковья Андриановна. Даниловка велесь, косо сон чачсь, келя, васня совиль Саратовань Петровской уездэс, ней — Пенза ёнксонь Лопатинань буес.
Видькстан, мон сестэ эзинь кеме те кулянтень: содавикс ломантнеде свал минеть-сюнот путлякшить, эрьвантень мельспаро яволявтомс сынст эсь раськень прянь шнамокс.
Саранов велявтомадо мейле ялатеке молинь Республикань прявтбиблиотекав, ванныя покш энциклопедиянть (БЭС). Раськень юрдонзо — ве валгак, ды чачома таркакскак яволявтозь Чернавка велесь. Я, арсян, манчесть тень Пензань эрзятне. Библиотекартне превс путымизь варштамс 1978-це иень «Музыкальной энциклопедиянтень». Варштынь. Сюкпря «Музыкальной энциклопедиянтень»! Тосо ули валрисьме: «Род. в бедной морд. семье». Лисни, аволь стяконь келят кортасть Тешнярьсэ, эряви вешнемс седе тов. Саинь зярыя статья марто журналт, сондензэ книгат, кундынь ловномост.
Монень эзть эряво кемевтемат: Л. Русланова — рузонь ине морыця. Теде истякак весе содыть. Мон бажинь куш мезеяк содамс тетядонзо-авадонзо, сонзэ малавикстнэде, кода, косо кассь-кепететсь. «Лидия Русланова в воспоминаниях современников» книгасонть ансяк В. Ардовонь статьясо ули кодамо а кодамо ледстямка морыцянть раськень юртнэде. Артистканть чачодонзо кортамсто сон ледстинзе М. Горькоень валонзо: «У меня мордовское лицо». Эсень пельде поладан: Алексей Максимович видькстакшнось, келя, «из всех иностранных языков знал только мордовский, да и тот забыл». Ней содатано: Акулина Ивановна, чевте седей, вечкевикс сырькаезэ, эрзяваль. Сон кортнеськак вишка Алёшань марто эрзякс, ансяк куломадонзо мейле те суринесь сезевсь.
В. Ардов сёрмады: «Думается, у Руслановой было тоже мордовское лицо». Теде мейле авторось теке тандады ёвтазь арсемадонть ды сеске ушоды валакавтнемензэ. «Её выпуклые скулы и тяжёлые веки, строение черепа и крутой рот с широкой улыбкой — они и русские, и мордовские, и татарские сразу». Я, на вана теть!
1942-це иень медьковонь 26-це чистэ «Огонёксо» максозель артистканть марто В. Катаев сёрмадеенть кортнемазо, кона лемдезель: «Концерт перед боем». Невттяно зярояк саевкст.
«Она только что приехала с фронта. Через четыре дня она снова уезжает на фронт. Мы сидим в её номере в гостинице «Москва».
Это известная исполнительница русских народных песен Лидия Русланова. На ней скромное коричневое платье. Волосы просто и гладко убраны. Лицо чисто русское, крестьянское. Она и есть крестьянка-мордовка».
Мекс сёрмадеесь апак учне пры истямо мельс? Улема, морыцясь кортнемстэ сонсь панжинзе раськень юронзо-санонзо? Сон ёвтни
В. Катаевнень концерттэ, конань ютавтызе атакадо икеле; тюремань паксясь теске, ансяк 300 метрань томбале. В. Катаев сёрмады: «Лес. В лесу ещё сыро. Маленький, разбитый снарядами и полусожжённый домик лесника. Совсем недалеко идёт бой — артиллерийская подготовка. Осколки срезывают сучья деревьев. Прямо на земле стоит Лидия Русланова. На пенёчке сидит её аккомпаниатор с гармоникой. На певице мордовский яркий сарафан, лапти. На голове цветной платок…».
Чачи кевкстема: улевельгак Л. Русланова рузава, мезекс эсензэ концерттнэс кармаволь оршнеме эрзякс? Кода содатано, а Анастасия Вяльцева, а Надежда Плевицкая, а Ольга Ковалёва — се пингень рузонь содавикс морыцятне — эрзякс эзть оршне. Руслановань туртов те ульнесь теке истя эрявияк: вишка пингстэ сон, секень вант, истямо оршамосо некшнесь Даря сырькаензэ, лия малавиксэнзэ, сон ловсь неть оршамотнень эсензэкс.
О. Савин Пензасто сёрмадеесь Руслановадо статьясонзо (вант «Время, отлитое в строки» книганть) пачти: келя, те оршамось ней ванстови Пензасо В.Э. Мейерхольдонь лемсэ музейсэ.
«Жизнь моя, песня» статьясонзо Лидия Андреевна сёрмады, келя, сисемшка иесэ сон понгсь Саратовасо урозонь кудос. Кие, кода сонзэ тов аравтызе, кияк паро ладсо а соды. Кортыть та-кодамо помещицадо эли чиновницадо, конанень пек вечкевсь тейтерненть мазый вайгелезэ, ды сон, келя, аравтызеяк приютс. Кодаткак кемевтиця конёвт арасть. Ды та-кие ялатеке лездась! Уроз эйкакшонь кудосо сон прядсь колмо класст (церковно-приходской школа). «Это было моё общее образование. Регент, который вёл в приюте уроки пения, взял меня в церковный хор. Это было образование музыкальное. Им я куда больше дорожила…
В церковном хоре я быстро стала солисткой. Со всего города начали ездить к нам купцы — «послушать, как сирота поёт»…
И после приюта, когда меня отдали ученицей на мебельную фабрику, за песни мне все помогали. Лет в семнадцать я была уже опытной певицей, ничего не боялась — ни сцены, ни публики.
У меня находили хорошие вокальные данные, обязательно велели учиться. После революции поступила в консерваторию. Земно кланяюсь профессору Медведеву, который учил меня, отдавая мне все свободные минуты. Но долго я в консерватории не пробыла. Поняла, что академической певицей мне не быть. Моя вся сила была в непосредственности, в естественном чувстве, в единстве с тем миром, где родилась песня» («Жизнь моя, песня»).
Те саевксэсь — урозонь кудосо ды мебелень фабрикасо иетнеде. Мезе ульнесь теде икеле, эрямонь васенце сисем иетнестэ? Варштатано тозонь.
Даниловканть эйстэ нилешка вайгельпень туро ульнесь вишка велине, Александровка, конасонть эрясть Даниловкасто туезь зярыя старообрядецт. Од велинесэнть эрясь дова цёра, Горшенин Дмитрий Алексеевич, кона, кода сёрмады «Легенды и жизнь Лидии Руслановой» книгасонзо В.И. Вардугин, омбоцеде урьвакстомсто «сошёлся с мордовкой из соседнего села Дарьей Лейкиной». Маркел мирдензэ куломадо мейле Дарья кадновсь кавто цёрыне марто, лемест: Андриан ды Фёдор. Андрианось кеменьшка иень ютазь теевияк сы шкань морыцянть тетякс.
Даниловкасо эрясь ведьгевень азор, Нефёдов Иван Васильевич. Сон истя жо старообрядецэль. Ульнесть колмо тейтерензэ: Елена, Степанида ды Татьяна. Татьянань чиямо кияк эзь сакшно: ливкссэ сэредемадо мейле чамазо лутковоль-латковоль. Тетясь максызе Лейкин Андрианнэнь, кона Александровкасо важодсь батракокс.
Мирдть-нить эрясть се шкань койтнень коряс, мирденть тетянзо кудосо, косо эрицятнеде истякак ламольть. Мезе кудазорось мериль, се эрявсь теемскак. Цидярдомс савиль стака покордамот, натой чавноматкак. Лейкинтнэнь эрямост седеяк стакаль: кудазорось ульнесь аволь тиринь тетя.
1900-це иень сёксня (ожоковонь 27-це чистэ) чачсь тейтернест, лемдизь Прасковьякс. Л. Руслановань ледстнематнестэ: «Сколько пом-
ню себя, столько помню и песню. И первое воспоминание — как о чём-то необыкновенно тревожном и радостном вместе.
Зыбка. В зыбке ребёнок — младший мой брат. Он пищит, не хочет лежать один. А матери некогда. Мать — сноха в мужней семье. С маленьким она не ходит в поле. Зато весь дом, всё хозяйство — на ней. Двигаясь по избе, мать толкает, подкачивает зыбку, а сама поёт.
Двумя годами раньше я сама в этой зыбке лежала, и такой же песней мать меня убаюкивала. А теперь сижу, забившись где-нибудь в уголок — то ли на печке, то ли на полатях — и слушаю материнские песни. У матери тяжело на душе. (Эно! Каторгань кондямо важодема, ды лепштить лангозот певтеме. — М.К.) Мотив, на который она нижет бессвязные слова, заунывный, грустный. Мне и плакать хочется и слушать бесконечно. И когда замолкает уснувший брат, прошу: спой ещё!».
Важодемань кис весе ярмактнень Андрианонь кедьстэ саилинзе кудазорось ды ютавтылинзе сынст эсь мелензэ коряс. Истямоль се шкане куш рузонь, куш эрзянь кудочинь ветямо лувось. Истя, паряк, седе шождаль изнямс стакачитнень. Ансяк ХIХ-це пингенть прядовомсто — ХХ-центь ушодовомсто эрямонь те лувось кармась каладомо. Ды те чарькодевияк: урьвакстозь цёранть, конань улить уш эйкакшонзояк, эрямс тетянь кедь ало, цидярдомс стака кор, пелемс ёвтамо каршо вал мелезэ арасель. Текень пес Россиясо те шкане мольсть виев полавтовомат: Столыпинэнь реформатне, революциядо арсематне шатавтсть эрямонь тонадовозь койтнень. Улема, Андрианонь ды кудазоронть ютксо ушодовсть «кечкеремат»; секень вант, сон кармась вешеме явомка. Горшенин атя тейсь аволь вадрясто. Андрианнэнь ули-паронь а максомга сон сёрмадызе цёранть солдатокс. Се шкань койтнень коряс саемс Андрианонь солдатокс а кодаль: учость колмоце эйде! Рекрутокс улемаль апак урьваксто Фёдорнэнь. Атясь сюпаволь, ды Дарянь цёратнеяк ламо иень перть те ули-паронть кастасть. Сон «ваднинзе» уездэнь чиновниктнень кедест, ды Андрианонь саизь. Л. Руслановань ледстнемасто: «Настоящая песня, которую я впервые услышала, был плач. Отца моего в солдаты увозили. Бабушка цеплялась за телегу и голосила. Потом я часто забиралась к ней под бок и просила: «Повопи, баба, по тятьке!». И она вопила: «На кого ж ты нас, сокол ясный, покинул?».
Каня алкукс Лейкина Даря эрзявась 1904-це иестэ цёранзо солдатокс ильтемстэ лайшесь рузкс? Маряви тень, лайшесь сон эрзякс. Эрзянь аватне се шкане малав весе маштыльть лайшеме, урнеме. Сынст тонавтыльть тенень тейтернекс улемстэ. Конат-конат, весемеде ёроковтне, аволь ансяк салыльть-тонавтнильть лиянь валт, сынь маштыльть сынсь ладсеме од мазый валрисьметь. А стяко 30—40-це иетнестэ истя марявиксстэ гайгсть эрзянь лайшемань, моронь ладсицятнень Ефимия Кривошеевань (Пенза ёндо) ды Фёкла Беззубовань (Кочкурбуе, Мордовия) лемест. Неть сёрмас а содыця аватне маштыльть ладсеме алкуксонь Поэзиянь произведеният. Ф. Беззубова войнань иетнестэ артистэнь бригада марто ульнесь фронтсояк.
…Велявттано 1904-це иес. Лейкин Андрианонь низэ колмо эйдетнень марто кадовсь трицявтомо: японтнэнь каршо тюремасонть сон ёмась. (Мейле, ламо иень ютазь, сон велявты инвалидэкс.) Горшенин атя пек эзь вечке Андрианонь эйкакштнень. Руслановань ледстнеманзо коряс, «дед был злой, сердитый, потому что не родной». Чавсь эйсэст стяконь кисэяк. Весемеде пек сатнось корс а кирдиця, эряза Паньканень (истя мерсть тензэ кудосо). «Дед меня бил. Я залезу на солому, на крышу соломенную, а в кармане у меня — спички. Если дед меня бьёт, я говорю: «Запалю крышу!». Однажды и запалила. (Велень эрицятне ёвтнесть, келя, Панька пандынзе кежензэ чавноматнень кис: кирвазтинзе атянть сакалонзо, зярдо тона нувсесь ушосо вальмало.) Уж били меня смертным боем».
1905-це иестэ кулось авазо. «А потом приехала бабушка, материна мать. Сказали: забирайте сейчас же, чтобы её духу не было. Бабушка меня увела в деревню. И мальчика взяла (Авдей ялаксонзо). Итак, у неё было двое детей, а есть-то нам нечего. Так мы с бабушкой и пошли по миру…»
А кувать шка, кулы сокор сырькаесь, аванзо авась, конань марто Паня яксесь веледе велес ды морсесь кши сускомонь кисэ. Кодамо-бути седеймариця ломань аравтынзе колмо урозкетнень (апокшке сазорнэнть Юляньгак) Саратовань приютс. Ламо шкань ютазь, зярдо Русланова тееви содавиксэкс, сон мусынзе ялаксонть ды сазоронть, лезды тенст. Лезды Александраненьгак (сазорозо тетянзо омбоце нинть пельде), кона вишкинекс кадови ававтомо-тетявтомо: мирденень лисемазонзо, вете иеть, Саша карми эрямо Руслановань кедьсэ Московсо.
Косто Лейкина Прасковья саизе Русланова фамилиянть? Ёвтнить, келя, те фамилиянть ало приютс аравтомсто сонзэ сёрмадызе лездыця чиновницась. Се шкане, марят, Петербургсо ульнесь истямо лем марто морсиця авине, вана чиновницась лемдизеяк урозкенть сонзэ лемсэ. Кодаткак кемевтиця конёвт теде апак муе. Ёвтнесть истямояк мель, келя, те фамилиясь мирдензэ.
Лидия Андреевнань ниле мирдетнестэ вейкеськак эзь ульне Руслановокс. Кемевтемга невтьсынек протоколонть, кона сёрмадозель артистканть валсто, зярдо сон арестовазель: «Я родилась в семье крестьянина Лейкина Андрея Маркеловича. Пяти лет от роду осталась сиротой и до 1914 г. воспитывалась в сиротском приюте. Затем жила у дяди и до 1916 г. работала на различных фабриках и училась пению у профессора Саратовской консерватории Медведева. В 1916 г. поехала на фронт в качестве сестры милосердия и до октября служила в санитарном поезде. В этот период познакомилась и сошлась с неким Степановым Виталием Николаевичем, от которого в мае 1917 г. у меня родился ребёнок. После революции жила в Проскурове, Бердичеве, Могилёве, Киеве и других городах. Время от времени выступала в концертах. В 1918 г. Степанов от меня уехал, и я стала жить одна. В 1919-м, будучи в Виннице, вышла замуж за сотрудника ВЧК Наумина, с которым жила до 1929 г. В том же году вышла замуж за артиста Мосэстрады Михаила Гаркави, но в 1942 г. с ним развелась и вышла замуж за Крюкова Владимира Викторовича».
Вейкине
Руслановань морамонзо ломантне вечкилизь певтеме. Сонзэ лемезэ гайгсь Советской Союзонть келес, арасель тарка, косо а содавлизь те морыцянть. Лидия Андреевна морсесь аволь ансяк концертэнь залсо — заводонь цехсэяк, культурань кудосояк, велень клубсояк. Сеедьстэ сонзэ ускилизь видьстэ паксясо оймсема таркас, ды сон морась тосояк. Ды свал микрофонтомо! Каземс моротнень вельде ломантненень кеняркс — тень Л. Русланова ловсь эрямонь весемеде покш тевекс. Виев, важодемань вечкиця, а потыця, а пелиця те аванть ульнесь мезень кис вечкемс. Виде ойме, кеме обуцянь ломань, сон зярдояк эзь кирде прявтонь кор, эзь пеле ёвтамо сельмс видечинть. Ялгастонзо кие-бути ёвтнесь: 1930-це иестэ вейке концерттэ мейле, косо ульнесть покш прявттнэяк, Лидия Андреевнань лия артисттнэнь марто тердизь банкетэв Кремляв. Зярдо тердизь ярсамо, сон верьга вайгельть мерсь:
— Я-то сыта. Вы моих родственников в Саратове накормите. Голодают.
Сталин стамбаро правтсь:
— Рэчистая.
Теде мейле Руслановань прявттнэнь туртов концертс зярдояк эзизь нолдтне.
Весенень содавикст сонзэ лия валтнэяк: «Соловей в клетке не поёт!», зярдо лагерьсэ прявттнэ терявтнесть кармавтомс морамо ансяк сынст туртов. Эрьва концертэзэнзэ Л. Русланова нолдавтсь пекстазтнень ды морась сыненст. Тень кувалма а весть озавтнизь эень карцерс.
Иосиф Прут Руслановадо ледстнемасонзо сёрмадсь: «Русланова не была баловнем судьбы. Счастье, творческое и личное, давались ей нелегко. Она никогда не имела положительных рецензий в прессе даже в ту пору, когда заслуженно считалась яркой звездой советской эстрады».
Критиктне сёвность эйсэнзэ эрзянь оршамотнень кис, чумондсть «цыганщинасо», «мещанствасо», мазычис а чарькодемасо («безвкусица»), ловсть «архаичноекс». Ох уш неть критиктне! Литератортнэнь ютксо а стяко эри истямо валмеревкс: кие а машты сёрмадомо а стихть, а проза, се тееви критикекс. Лиянь скирямось алкукскак седе шожда.
Ломантне масторонть келес ялатеке сонзэ вечксть. Концертэзэнзэ билет мельга ошнек стильть пулодо пулос, ансяк кодаяк рамамс. Те вечкеманть, содавиксчинть Русланова добовизе аволь телевизорсо кивчкаеманть вельде, косо артистэсь, кода вана неень шкане, «тештекс» тееви вейке сериалдо эли визьксэв шоудо мейле. Ломантнень вечкемаст сон саизе ине важодемасо, покштояк покш талантсо.
1948-це иень таштамковсто Лидия Андреевнань пекстызь, ды Сталинэнь куломс (1953-це ие) Россиянь заслуженной артисткась (народной лементь эзизь максо), кона ютызе весе войнанть, морась рейхстагонь кузтемпесэ, эсь ярмакто тейсь армиянть туртов миномётонь батарея, — важодсь Сибирень лагертнесэ, аштесь Владимир ошонь тюрьмасо. Сонзэ чумондокшнызь «антисоветской пропагандасо». Арестовамонь алкуксонь тувталось — Г.К. Жуков маршалонть марто ялгаксчись. Сестэ пекстазель мирдезэяк, В.В. Крюков генералось. Ансяк а лагертне, а тюрьмась эзизь синде виев ойме те аванть. Сон таго лиссь сцена лангс ды 20 иеть кецявтсь ломантнень морамосонзо. 1973-це иень умарьковсто меельцеде ардтнесь гастролев. Ростов-на-Дону ошсо сонензэ цяпась тыц пешксе стадион. Тосто велявтомадо мейле ормась изнизе. Таштамковонь 21-це чистэ кулось, калмазь Московонь Новодевичей калмазырьс.
Эрзянь виезэ
Ген (греч. gеnоs — род, происхождение), наследственный фактор, единица наследственного материала, ответственная за формирование к.-л. элементарного признака. Уникальное свойство генов — сочетание их высокой устойчивости (неизменяемости в ряду поколений) со способностью к наследуемым изменениям-мутациям. — Энциклопедической валкс.
Руслановань обуцязо, талантозо, уцясказо абунгавтыцят ды, ланга-прява варштазь, а чарькодевицят. Косто те авасонть истямо покш виесь, нардесь?! Ловт, весе публикациятнесэ сонзэ лемдить: «эта истинно русская женщина», «настоящий русский характер», «в ней русская широта и удаль», «символ стойкости русского народа». Ды те вастневи истя сеедьстэ, натой налкставты ды чачты кевкстема: бути арасть кодаткак кавтолдомат рузокс улемадонзо, мезекс истя сеедьстэ текеде ботномс? Тувталось, кода нетяно, кекшезь ундокстнэс: верень-чачомань коряс Л. Русланова аволь рузаваль. Рузонь моронть эйстэ, рузонь культурасто Л. Русланова а сезеви, а пергедстеви. Те эрьванень чарькодеви, ды кияк а снартнияк кундамо истямо стяконь тевс. Л. Русланова ульнесь ды свалшкас кадови рузонь культурасо сырнень поколекс. Вишка пингестэ саезь сон трявсь-кастовсь шабра раськень кельсэ-культурасо, секс, чарькодеви, эзь сода а эрзянь кель, а эрзянь морот ды койть-кирдат. (Ледстинка, эрзят: эсенк эйкакшонк содыть тиринь кель, морот, койть-кирдат?) Куш эрзякс Л. Русланова, секень вант, чарькодиль. Теде кодат а кодат кемевтемат улить. 80-це иетнестэ газетасто ловнокшнынь фронтовикень ледстнемат. Кавто эрзят Л. Руслановань концерттэ мейле мельспаросо пухадсть цигаркат. Артисткась ютась вакскаст машинантень: сонзэ нейке сайсызь лия частев. Вейке эрзясь ялгантень мерсь: «Эх, кода парсте авась морась!». Русланова варштась лангозост, мизолдозевсь ды озась машинантень. Паряк, чарькодинзе?..
Ды бути натой а чарькодильгак, каня алкукс эйсэнзэ мезеяк арасель эрзянь покштянзо-сырькаензэ пельде? Апак кавтолдо мерян: нар-
дев обуцянть, виде ойменть, ине ёрокчинть Лидия Андреевна саинзе эрзянь раськенть пельде — минек веренек виевдеяк виев!
Мельсэнь, комсешка иеде икеле республикань од ломанень газетасонть прявтредакторозо яволявтсь: мордватне, келя, Степан Эрьзядо башка, вейкеяк ине ломань эзть максо. Тешкстаса: мордватне алкукс ине ломанть эзть максо. Ине скульптороськак аволь мордваль. Сон пингензэ перть эрьва кедьтеевксэнзэ лангс сёрмалесь раськень лемензэ: Эрьзя!
Истямо раське — мордва — арась Модамасторонть лангсо! А вана эрзянь раськесь ине ломантнеде макссь пек ламо! «Мордва» псевдоэтнонименть ало кекшевить кавто раськеть: эрзят ды мокшот. Эрьванть эйстэст эсензэ келезэ, обуцянь ёнксонзо, оршамонзо, литературазо, коензэ-кирданзо, тонавтомапелензэ. Сынь явовить истя жо, кода явовить рузтнэ, белорустнэ, украинецтнэ. Ансяк меельцетне лововить башка раськекс, эрзятнень ды мокшотнень жо яволявтнить вейкине «мордовской народокс» ды те шкас яла «консолидировить». Секс, зярдо мерить «мордвин», минь а содатано, кие сон: эрзя? мокшо? Ледстинка, бути мерить «славянин», арази содави, киде моли кортамось: болгардо, руздо, полякто, украинецтэ, белорусто, чехте, словакто?
Зярдо мусынек яла «мордвинэнть» чачома тарканзо, седе шожда тенек чарькодемс, кие сон. Мерьсынек, ламонень содавикст Л.Н. Толстоень валонзо: «Мордвины отличаются упорством. Никон и Аввакум были мордвины». Никон патриархось ды Аввакум протопопось алкуксонь тевсэ Нижней ёнксонь эрзяльть, вейкесь Вельдеманова, омбоцесь Григорова велестэ. Нижней ёнксось, кода содатано, кезэрень пингене ульнесь Эрзянь Масторонь пельксэкс. Ловнынк рузонь историктнень Татищевень, Соловьёвонь, Кавелинэнь, Покровскоень книгаст. Виде, сынь, кода рузонь летописецтнэяк, Эрзянь Масторонть лемдясть «Мордовская Земля».
Никон ушодызе рузонь церьковань реформанть (витневтинзе церьковань книгатнень грекенсетнень коряс, чекамонть аравтызе колмо сурпрясо, аволь кавто сурсо, кода икеле), мезесь явинзе кавтов церьковасо важодицятненьгак, озныцятненьгак (раскол). Реформанть каршо молицятнень прявтс стясь Аввакум протопопось. Кавто рузыязь эрзят, теке ормаза букат, тюрсть-кечкересть карадо-каршо. Мезень кис? Чекамо кавто эли колмо сурсо? Сёрмадома «Иисус» эли «Исус»? Каня теде киньгак эрямозо седе вадрялгадсь, шождалгадсь, кияк седе уцяскавокс теевсь?! Арась. Ансяк кодат а синдевицят обуцятне! Нардевчись, апотамось, эсь арсематнень-варштавкстнэнь кис ундс-пес аштемась — неть ёнкстнэ эрзятнесэ сестэ пек виевельть.
Тесэ а кода а ледстямс Степан Васильевич Аникинэнь. Саратова ёнксонь Петровской уездэнь Камаевка велень эрзя, сон эсь ёрокчинзэ, превензэ ды важовчинзэ вельде теевсь сёрмадеекс ды натой кочказель се шкань Госдумань членэкс. Аникиндэ ды Госдумасо сонзэ Трудовой группадонть сёрмадсть, кортасть, пелькстасть истят ине ломанть, кода В.И. Ленин, Л.Н. Толстой, И.Е. Репин, академиктне И.М. Райский,
В.Г. Богораз, М.М. Ковалевский, профессорось Т.В. Локоть, Саратовань губернаторось П.А. Столыпин, ламо журналистт. Вана мезе сёрмадсь сондензэ А.Н. Александровский сёрмадеесь: «Все грамотные люди, читающие газеты (а кто сегодня их не читает?) знают Аникина. В течение исторических дней существования первой Думы он привлекал к себе взоры не только друзей, но и противников, ибо это была, без сомнения, самая видная и внушительная фигура в Трудовой группе. «Излюбленный человек крестьянства», человек серьёзной и глубокой мысли, Аникин обладал редким ораторским дарованием, таким же своеобразным, какой была вся его личность вообще. Обаяние его в родных местах носило прямо-таки легендарный характер» (Киевский листок. — Саратов, 1906, 17 дек.).
А.И. Тиванов журналистэсь: «Вспоминаются выступления С.В. Аникина на предвыборных собраниях в первую Думу. Горели страсти, шумели толпы народа, но достаточно было появиться на возвышении
С. Аникину, как всё стихало, и речь его, умная, простая, всем близкая и понятная, выслушивалась с затаённым дыханием. Никто не мог так вплотную подойти к мужику, так просто проникнуться его психологией, как этот самородок, вышедший из недр народа» (Кооперативная мысль. — Саратов, 1919, № 10).
Эрзянь сокицянь цёра революциядо икелень Россиясо кузсь истямо тёкшос ды тень пингстэ кадновсь эрзякс, эзь рузыя. (Эсь раськень ломантнень марто вастневемстэ свал кортнесь эрзякс!) Превень, оймень кодашка вий макснесть тензэ Инешкипазось ды покштятне-сырькайтне! Эрясь сон секе иетнестэ, зярдо Прасковья Лейкинаяк, ансяк пек седе сырель. 1919-це иестэ, 50 иесэ, сон кулось: вельть стакаль эрямонь канстось, эзь цидярдо.
А кода а ледстямс тесэ Степан Эрьзяньгак, кона алкукс теевсь минек раськень тештекс. Содыця ломантне сонзэ совавтыть масторлангонь вете гениальной скульптортнэнь юткс. Истямокс лововить гректне Фидий ды Пракситель, итальянецэсь Микеланджело, французось Роден ды Степан Эрьзя. Мекс? Степан Эрьзянь сатотсь ёрокчизэ натой кев ды чувто вельде невтемс ломаненть потмоёжонзо. Ваннынк сонзэ теевкстнэнь: «Спокойствие», «Тоска», «Ужас», «Мужество». А «Моисеесь»?!
Эрзянь раськестэ лисезь ине ломантнеде ёвтамонть пезэ арась. Сынь тейсть пек покш путовкс Россиянь историянтень, наукантень, культурантень. Ютксост Кельмевкс модатнень васенце тонавтницясь М.И. Сумгин ды архитекторось Варенцов-Коринфский (Нижней ёндо), ушмодейтне И.С. Кутяков (Самара ёндо) ды М.А. Пуркаев (Мордовиянь), неень морыцясь Надежда Кадышева (Татарстанонь Лениногорск буень). А зяро сетнеде, кинь юрост-ундоксост минь а содасынек?!
Секень вант, кияк мери: ну и мезе? Эли а ялатеке, кодамо раськень ломанесь? Мезекс эряви тень истя тешкстамс? Эрьванть ули мелезэ каштангалемс эсь раськенть кувалма! Сонзэ чачтовт-кастовт ине ломантне — те неже, юр, конань лангсо тряви эсь раськентень вечкемась.
Ине лейтне покшт секс, мекс эйзэст прыть-валовить ламодояк ламо вишка лейть ды лейнеть. Ансяк бути сынь вишкинеть, арази седе аламо питнест? Сынтемест эрьва ине леесь чами-коськи! Эрямосонть весемесь истя кеместэ сюлмазь — пинксэс саезь…
Сятко. – 2011. – № 5. – С. 82-97
Неизвестное о самой известной
К 110-летию со дня рождения Л. А. Руслановой
Голос из черного ящика
…Вторая половина 50-х годов XX века. Эрзянское село Вишка Маризьвеле (Малое Маресево). В общем-то, оно не такое уж маленькое: дворов триста. Но называется Малым, потому что в семи километрах — Покш Маризьвеле (Большое Маресево), которое действительно гораздо больше. Убогие, крытые соломой приземистые избы. В одной из таких с родителями и тремя братьями живу я. Мне восемь лет. В избе радостное возбуждение: с районной МТС (машинотракторной станции) на выходной день пришел отец (он там ремонтирует тракторы) и принес объемистую коробку — тащил около 20 километров пешком. Распаковали, достали небольшой черный ящик. Мама быстро освободила полку в старом шкафу (подарок тетки, жены районного партработника), черный ящик водрузили туда. Отец еще немного покопался в нем, и вдруг ящик по-русски сказал: «Поет заслуженная артистка РСФСР Лидия Русланова!» Затем широко, вольно полилась песня:
Вниз по Волге-реке, с Нижня Новгорода
Снаряжен стружок, как стрела летит…
Мы застыли кто где стоял и слушали как заворожённые. Голос необычайной красоты, волнуя, проникал в душу, и слова будто пропечатывались в мозгу:
Лучше в Волге мне быть утопимому,
Чем на свете жить нелюбимому…
Вот так, из радиоприемника «Искра», купленного отцом на часть зарплаты, выданной наконец деньгами, а не облигациями, я впервые услышала имя и голос выдающейся певицы, чье пение сопровождало меня потом все годы отрочества и юности…
В начале 1960-х дядя Ваня, мамин брат, работавший в соседнем селе учителем, был направлен в другое место; в связи с переездом свой патефон с пластинками, к моей великой радости, он оставил нам. Были там и пластинки Лидии Андреевны, которые я крутила без конца, пытаясь петь «как Русланова», повторяя ее интонации грусти, озорства, удали.
Надо отметить, что я и сама росла в поющей семье. Отец и мать обладали музыкальным слухом, имели неплохие голоса. Отец великолепно играл на гармошке, обучил и брата моего Сашу. Этот инструмент у нас был всегда. Мамины братья и сестры тоже прекрасно пели. Поэтому, когда в праздники вся родня собиралась вместе, от песен звенели стекла в окнах. Господи, как же красиво они пели! Многоголосно, каждый вел свою партию, но звучало это не в разнобой, а слаженно, мощно. (Свидетельство Л. Руслановой: «В деревне пели сложно, с подголосками, с «подполозами...»)
Пели у нас и песни из репертуара Л. Руслановой, и другие русские песни: «Перевоз Дуня держала», «Казань — город славный», «Гребенской казак», «Скакал казак через долину», «Когда я в люлечке качалась…» Кстати, некоторые из них в исполнении самих русских я никогда не слышала. А уж без руслановских «По диким степям Забайкалья», «Валенки», «Уморилась», «Живет моя красотка», «Златые горы» не обходилось ни одно застолье. Но самое поразительное вот что: пили на тех застольях мало, чисто символически. Вроде бы сидят за столами подолгу, угощаются много, а пьяных нет. И поют, поют! Ведь если человек перепьет, какой из него песельник? Одно невразумительное мычание! Как я теперь понимаю, тогда и собирались-то не столько ради пития, сколько ради пения. Песней облегчали, услаждали душу и напитывались положительной энергией. Жаль, очень жаль, что сейчас эта удивительная традиция народом практически утеряна. В наши дни, если и поют в застолье, то неумело, пьяно, кто в лес, кто по дрова. Навыки многоголосного пения сохраняются только в немногочисленных профессиональных коллективах. А тогда пело всё село! Я и теперь с удовольствием вспоминаю, как под вечер женщины с пением возвращались с сенокоса, как весело, с песнями-плясками под гармошку провожали весну. Жили бедно, а пели! Сейчас ничего подобного в деревне нет. Обезлюдела, оскудела она…
Лейкина означает Речкина
Более двадцати лет спустя, во второй половине 1980-х годов, когда я работала уже в эрзянском журнале «Сятко» («Искра»), по заданию редакции отправилась в село Тешнярь Пензенской области. Мне надо было написать статью о жизни тамошней эрзянской диаспоры: чем и как живут, сохраняются ли язык, обряды, песни. И вот там от баяниста сельского ансамбля «Лейне» («Реченька») Е. М. Куторова услыхала поразившую меня весть: Лидия Русланова по происхождению эрзянка, ее настоящая фамилия, имя и отчество Лейкина Прасковья Андриановна (лей — с эрзянского «река» + кин — суффикс принадлежности). Село Даниловка, где она родилась, раньше относилось к Петровскому уезду Саратовской губернии, а сейчас входит в Лопатинский район Пензенской области.
Скажу честно, я тогда весьма скептически отнеслась к этой новости: о выдающихся людях всегда сочиняют много легенд, и всем лестно причислять их к своему народу.
Вернувшись в Саранск, я все-таки сходила в Республиканскую библиотеку, заглянула в БСЭ. О национальной принадлежности — ни слова, да и местом рождения названо село Чернавка. Ну, думаю, точно вральный слух поведали мне пензенские эрзяне. А библиотекари посоветовали посмотреть еще Музыкальную энциклопедию 1978 года. Посмотрела. Кроме известной уже информации, обрадовала строка: «Род. в бедной морд. семье». Спасибо Музыкальной энциклопедии! Значит, все-таки не пустой слух, надо искать дальше. Взяла несколько книг о ней, статьи в периодике, начала изучать их.
Мне не нужны были подтверждения того, что Л. Русланова — великая русская певица. Это и так всем известно. Мне хотелось побольше узнать о ее семье: родителях, родственниках. В книге «Лидия Русланова в воспоминаниях современников» только в статье писателя В. Ардова «Русская песня Лидии Руслановой» есть некое упоминание о ее нерусском происхождении. Говоря о внешности артистки, он вспоминает слова М. Горького о себе: «У меня мордовское лицо». От себя добавлю здесь: Алексей Максимович признавался, что «из всех иностранных языков знал только мордовский, да и тот забыл». Оказывается, Акулина Ивановна, его добрая любимая бабушка, была эрзянкой. Она и общалась с маленьким Алешей на своем родном языке, пока была жива.
В. Ардов пишет: «Думается, у Руслановой было тоже мордовское лицо». Но потом автор как бы пугается своего вывода и сразу затушевывает его: «Ее выпуклые скулы и тяжелые веки, строение черепа и крупный рот с широкой улыбкой — они и русские, и мордовские, и татарские сразу».
В «Огоньке» от 26 июля 1942 года опубликована беседа писателя Валентина Катаева с певицей: «Концерт перед боем». Мы приведем некоторые отрывки из этой беседы.
«Она только что приехала с фронта. Через четыре дня снова уезжает на фронт. Мы сидим в ее номере в гостинице “Москва”.
Это известная исполнительница русских народных песен Лидия Русланова. На ней скромное коричневое платье. Волосы просто и гладко убраны. Лицо чисто русское, крестьянское. Она и есть крестьянка-мордовка».
С чего вдруг писатель делает такой вывод?
Видимо, певица в беседе сама сообщила ему о своих корнях. Она рассказывает В. Катаеву о концерте в 300 метрах от линии огня, данном за полчаса до атаки. Катаев пишет: «Лес. В лесу еще сыро. Маленький, разбитый снарядами и полусожженный домик лесника. Совсем недалеко идет бой — артиллерийская подготовка. Осколки срезывают сучья деревьев. Прямо на земле стоит Лидия Русланова. На пенечке сидит ее аккомпаниатор с гармоникой. На певице мордовский яркий сарафан, лапти. На голове цветной платок…»
Возникает вопрос: если бы Л. Русланова была этнической русской, с какой стати стала бы надевать эрзянскую одежду? Ведь ни Анастасия Вяльцева, ни Надежда Плевицкая, ни Ольга Ковалёва — знаменитые русские певицы того времени — в эрзянских костюмах не выступали. Для Руслановой же это было естественно, так как она в раннем детстве, скорее всего, видела в такой одежде бабушку Дарью Лейкину, возможно, других родственниц и односельчанок и считала ее своей.
Пензенский писатель О. Савин в статье о Руслановой (в книге «Время, отлитое в строки») сообщает, что сейчас этот национальный костюм хранится в Пензе в Музее сценического искусства им. В. Э. Мейерхольда.
В статье «Жизнь моя, песня» Лидия Андреевна пишет, что лет семи попала в Саратовский сиротский приют. Кто ее туда поместил, каким образом, никто точно не знает. Версии о какой-то чиновнице или помещице, пожалевшей сиротку с красивым голосом и устроившей ее в приют, никакими документами не подтверждаются. Но кто-то все-таки это сделал! В приюте она закончила три класса церковно-приходской школы. «Это было мое общее образование. Регент, который вел в приюте уроки пения, взял меня в церковный хор. Это было образование музыкальное. Им я куда больше дорожила. <…>
В церковном хоре я быстро стала солисткой. Со всего города начали ездить к нам купцы — “послушать, как сирота поет”». <…>
И после приюта, когда меня отдали в ученицы на мебельную фабрику, за песни мне все помогали. Лет в семнадцать я была уже опытной певицей, ничего не боялась — ни сцены, ни публики.
У меня находили хорошие вокальные данные, обязательно велели учиться. После революции поступила в консерваторию. Земно кланяюсь профессору Медведеву, который учил меня, отдавая мне все свободные минуты. Но долго я в консерватории не пробыла. Поняла, что академической певицей мне не быть. Вся моя сила была в непосредственности, в естественном чувстве, в единстве с тем миром, где родилась песня».
Это — вехи приютского детства и юности. А что было с Руслановой до 7 лет? Вернемся к истокам.
В верстах четырех от волостного села Даниловки Петровского уезда была деревенька Александровка, где жили несколько семей старообрядцев, выселившихся из Даниловки. Среди жителей новой деревеньки был вдовец Дмитрий Алексеевич Горшенин, который повторно женился на мордовке из соседнего села Дарье Лейкиной, — сообщает В. И. Вардугин в своей книге «Легенды и жизнь Лидии Руслановой», вышедшей в 1999 году в Саратове. Из какого соседнего села конкретно — к сожалению, неизвестно. Дарья после смерти первого мужа Маркела Лейкина растила двух сыновей: Андриана и Федора. Андриан лет десять спустя и станет отцом будущей певицы.
В Даниловке жил старый мельник Иван Васильевич Нефедов, также старообрядец, имевший трех дочерей: Елену, Степаниду и Татьяну.
В анкете арестованной Крюковой-Руслановой (от 27 сентября 1948 г.) в графе «состав семьи» указаны: «Отец — Лейкин Андрей Маркелович, проживал в г. Саратове, умер. Мать — Лейкина Татьяна Ивановна, умерла в 1905 г.».
Татьяну никто не сватал: после оспы лицо у нее стало рябым. Отец отдал ее за Андриана Лейкина, мордвина из соседней Александровки, бывшего там батраком. Андриан тоже стал старообрядцем.
Молодая семья жила под одной крышей с суровым главой большого семейства, терпя постоянные унижения и оскорбления со стороны «большака», то есть старшего в семье (обычно это был отец уже женатых, но не отделенных сыновей). В случае с Лейкиным это был отчим, что еще больше осложняло ситуацию.
В 1900-м родилась девочка, которую назвали Прасковьей. Из воспоминаний Л. Руслановой: «Сколько помню себя, столько помню и песню. И первое воспоминание — как о чем-то необыкновенно тревожном и радостном вместе.
Зыбка. В зыбке ребенок — младший мой брат. Он пищит, не хочет лежать один. А матери некогда. Мать — сноха в мужниной семье. С маленьким она не ходит в поле, зато весь дом, все хозяйство — на ней. Двигаясь по избе, мать толкает, подкачивает зыбку, а сама поет.
Двумя годами раньше я сама в этой зыбке лежала, и такой же песней мать меня убаюкивала. А теперь сижу, забившись где-нибудь в уголок — то ли на печке, то ли на полатях, — и слушаю материнские песни. У матери тяжело на душе. (Еще бы! Каторжный труд и абсолютное бесправие. — М. К.). Мотив, на который она нижет бессвязные слова, — заунывный, грустный. Мне и плакать хочется, и слушать бесконечно. И когда замолкает уснувший брат, прошу: “Спой еще!”»
Всё, что Андриан зарабатывал, приходилось отдавать «большаку»-отчиму — «в общий котел». А уж он тратил по своему усмотрению, на что считал нужным. Так было принято в патриархальных семьях — хоть у русских, хоть у эрзян или других народов России. В свое время, видимо, так легче было выжить. Но в конце XIX — начале XX века этот патриархальный уклад стал ломаться. Взрослому семейному мужику терпеть абсолютное бесправие в родительском доме было уже невмоготу. Ситуация в то время сильно менялась и в российском обществе: столыпинские реформы, революционное брожение в умах расшатывали старые устои. Видимо, между Андрианом и отчимом начали возникать конфликты, так как он стал поднимать вопрос об отделении своей семьи. Старик Горшенин поступил жестоко — чтобы не делить нажитое, он отдал Андриана в солдаты. По российским законам того времени его не могли взять на службу по семейному положению (ждали уже третьего ребенка). Служить должен был пойти младший брат, неженатый Федор. Но отчим, бывший весьма зажиточным крестьянином, сумел договориться с чиновниками «Уездного по воинской повинности присутствия», и Андриана призвали. Из воспоминаний Руслановой: «Настоящая песня, которую я впервые услышала, был плач. Отца моего в солдаты увозили. Бабушка цеплялась за телегу и голосила. Потом я часто забиралась к ней под бок и просила: повопи, баба, по тятьке! И она вопила: “На кого ж ты нас, сокол ясный, покинул?”»
Вряд ли «мордовка Дарья Лейкина», провожая в 1904 году сына в солдатчину, вопила-причитывала по-русски. Скорее всего она это делала все-таки по-эрзянски. Наши женщины навыкам оплакивания, причитывания обучались от старших с ранней юности, и искусством этим, кто лучше, кто хуже, владели в те времена все. Некоторые, поэтически особо одаренные, не просто повторяли заученные формулы, а достигали удивительного мастерства импровизации. Не зря в 1930—1940-е годы широко были известны имена эрзянских сказительниц Ефимии Кривошеевой (пензенской эрзянки) и Феклы Беззубовой (из Кочкуровского района Мордовии). Эти не знавшие грамоты женщины создавали высокопоэтичные плачи, сказы, песни. Ф. Беззубова во время войны с бригадами артистов даже выступала перед бойцами.
…Итак, семья Андриана Лейкина осталась без кормильца: в начавшейся русско-японской войне он пропал (потом, через несколько лет, он вернется инвалидом). Ненависть главы семьи к Андриану перенеслась и на детей. По воспоминаниям певицы, «дед был злой, сердитый, потому что неродной». Бил нещадно по любому поводу. Особенно доставалось непокорной и бойкой Паньке, как ее звали домашние. «Дед меня бил. Я залезу на солому, на крышу соломенную, а в кармане у меня — спички. Если дед меня бьет, я говорю: “Запалю крышу!” Однажды и запалила. (По преданиям сельчан, маленькая Панька отомстила деду Горшенину за постоянные побои, запалив не крышу, а… его бороду, когда тот дремал на завалинке. — М. К.). Уж били меня смертным боем».
В 1905 году умерла ее мать. «А потом приехала бабушка, материна мать. Сказали: забирайте сейчас же, чтобы ее духу не было! Бабушка меня увела в деревню. И мальчика взяла (Авдея. — М. К.). Итак, у нее было двое детей, а есть-то нам нечего. Так мы с бабушкой и пошли по миру…»
Затем слепая бабушка, с которой Паня ходила из села в село и пела за кусок хлеба, умерла. Какой-то сердобольный человек поместил всех трех сирот (крошечную Юлию тоже) в саратовские приюты. Много лет спустя, став знаменитой и состоятельной, Русланова найдет брата и сестру, окажет помощь. Поможет и Александре, дочери отца от второго брака, оставшейся сиротой в малом возрасте: Саша проживет у нее в Москве пять лет, до выхода замуж.
Откуда же у Прасковьи Лейкиной взялась фамилия Русланова? Есть версия, что под этой фамилией ее якобы записала та чиновница, которая устроила в приют. Дескать, в то время в Петербурге была модная певичка с такой фамилией, вот чиновница и переименовала сиротку в честь нее. Никаких подтверждающих это документов не найдено. Некоторые считали, что это фамилия мужа, как у Плевицкой, к примеру. Но из четырех мужей Лидии Андреевны никто не был Руслановым. Вот протокол, записанный кратко со слов подследственной Крюковой-Руслановой: «Я родилась в семье крестьянина Лейкина Андрея Маркеловича. Пяти лет от роду осталась сиротой и до 1914 г. воспитывалась в сиротском приюте. Затем жила у дяди и до 1916 г. работала на различных фабриках и училась пению у профессора Саратовской консерватории Медведева. В 1916 г. поехала на фронт в качестве сестры милосердия и до Октября служила в санитарном поезде. В этот период познакомилась и сошлась с неким Степановым Виталием Николаевичем, от которого в мае 1917 г. у меня родился ребенок. После революции жила в Проскурове, Бердичеве, Могилеве, Киеве и других городах. Время от времени выступала в концертах. В 1918 г. Степанов от меня уехал, и я стала жить одна. В 1919-м, будучи в Виннице, вышла замуж за сотрудника ВЧК Наумина, с которым жила до 1929 г. В том же году вышла замуж за артиста Мосэстрады Михаила Гаркави, но в 1942-м с ним развелась и вышла замуж за Крюкова Владимира Викторовича».
Неповторимая
Песни в исполнении Лидии Руслановой были необычайно любимы народом. Слава ее была феноменальной. Она объездила весь Советский Союз вдоль и поперек. Пела не только в концертных залах, заводских цехах, домах культуры и сельских клубах — очень часто ее привозили прямо на полевой стан, и она пела там. Русланова никогда не пользовалась микрофоном. Дарить своим пением радость людям она считала главной задачей своей жизни. Сильная, упорная, трудолюбивая, Русланова по праву завоевала эту всенародную любовь. Имея очень независимый, стойкий, прямодушный характер, была до безрассудности бесстрашной. Кто-то из друзей певицы рассказал о случае, произошедшем в 1930-м. Русланову после участия в правительственном концерте вместе со всеми позвали на банкет в Кремль. В ответ на приглашение сесть и угощаться она громко сказала:
— Я-то сыта. Вы моих родственников в Саратове накормите. Голодают.
Сталин негромко обронил:
— Рэчистая.
После этого Русланову в правительственные концерты никогда не включали.
Общеизвестна и ее легендарная фраза: «Соловей в клетке не поет!» — когда хотели заставить петь только для лагерного начальства. Она всегда требовала, чтобы на концерте присутствовали заключенные, — правда, за это неоднократно сидела в ледяном карцере.
Иосиф Прут в своих воспоминаниях о ней писал: «Русланова не была баловнем судьбы. Счастье, творческое и личное, давалось ей нелегко. Она никогда не имела положительных рецензий в прессе — даже в ту пору, когда заслуженно считалась яркой звездой советской эстрады».
Критики ругали ее за национальный костюм, обвиняли в «безвкусице», «цыганщине», «архаичности», «мещанстве». Ох уж эти критики! Среди литераторов не зря бытует поговорка: «Кто не может писать ни стихов, ни прозы, идет в критики». Щипать другого гораздо легче, чем самому создать нечто стоящее. А народ ее всё равно любил. Города стояли в очередь за билетами на ее концерты. И популярность эта была заработана не мельканием на телеэкранах, где артист, как сейчас, становится «звездой» после единственного сериала или участия в различных шоу, — любовь народа она заслужила своим огромным трудом.
После ареста в сентябре 1948 года вплоть до смерти Сталина (1953 г.) Л. Русланова, заслуженная артистка России (звание народной она так и не получила), прошедшая всю войну и певшая на ступеньках рейхстага, на свои средства купившая для армии батарею минометов, работала в забайкальских лагерях, сидела во Владимирском централе. Ее обвинили в «антисоветской пропаганде». Истинной же причиной ареста стала ее дружба с опальным маршалом Г. К. Жуковым. Тогда же был арестован и ее муж, генерал В. В. Крюков. Но даже лагеря и тюрьмы не смогли сломать эту сильную духом женщину. Она снова вышла на сцену и еще 20 лет радовала людей песнями. В августе 1973 года Л. Русланова предприняла последнее турне по стране. В Ростове-на-Дону ей рукоплескал целый стадион зрителей.
Вернувшись с гастролей, она слегла. Скончалась 21 сентября 1973 года, похоронена на Новодевичьем кладбище Москвы.
Эрзянские гены
«Ген (от греч. genos — род, происхождение) (наследственный фактор), единица наследственного материала, ответственная за формирование какого-либо элементарного признака. Уникальное свойство генов — сочетание их высокой устойчивости (неизменяемости в ряду поколений) со способностью к наследуемым изменениям — мутациям» (Энциклопедический словарь).
Характер, судьба, талант Лидии Руслановой удивительны и на первый взгляд непостижимы. Откуда в ней эта гигантская энергетика, мощь? Практически во всех публикациях ее называют «истинно русской женщиной», пишут: «настоящий русский характер», «в ней русская широта и удаль», «символ стойкости русского народа». И утверждается это столь навязчиво, что невольно возникает вопрос: если нет никаких сомнений в ее русскости, зачем с такой маниакальной настойчивостью повторять это? Загвоздка, оказывается, в том, что происхождением она все-таки не русская.
Отделять, отрывать Л. Русланову от русской культуры, русской песни — дело бесперспективное и бессмысленное. Любому здравомыслящему человеку это понятно, и никто не собирается этого делать. Л. Русланова была, есть и будет частью русской культуры, драгоценным камнем в ее сокровищнице. С раннего детства воспитываясь в инонациональной среде, она не могла воспринять язык, песни или другие элементы духовной культуры породившего ее народа. Хотя косвенные доказательства того, что она, возможно, понимала эрзянскую речь, есть.
Но неужели она действительно не унаследовала никаких качеств от своих предков-эрзян? Позволю себе утверждать, что силой характера, прямодушием, упорством, талантом и трудолюбием она обязана своим эрзянским генам!
Помнится, лет двадцать назад в русской молодежной газете Мордовии ее главный редактор объявил, что мордва, кроме скульптора Степана Эрьзи, миру никого выдающегося не дала; а отсюда недалек и вывод: нечего сокрушаться, что такие народы исчезают. Мол, это естественный процесс.
К сожалению, и по сей день есть немало людей, считающих так. Хочу заметить, что мордва действительно никого не дала и не могла дать, так как такого народа в природе не существует. А вот эрзянский народ выдающихся людей дал немало!
Под псевдоэтнонимом «мордва» скрыты два финно-угорских народа: эрзя и мокша. У каждого из них свой язык, свой национальный характер, свой костюм, своя литература, свои песни, учебники и т. д. Они отличаются друг от друга так же, как украинцы, русские и белорусы. Но последние считаются разными народами, а эрзян и мокшан абсурдно объявляют единым мордовским народом и до сих пор всё «консолидируют». Поэтому, когда о ком-то говорят «мордвин», мы не знаем, кто это: эрзя, мокша? Ведь, когда говорят «славянин», разве ясно, кто это: русский, болгарин, поляк, украинец, чех, белорус, словак, серб?
Если мы узнаем место рождения «мордвина», становится легче его идентифицировать. Например, широко известны слова Л. Н. Толстого: «Мордвины отличаются упорством. Никон и Аввакум были мордвины». Патриарх Никон и протопоп Аввакум были в действительности эрзянами из смежных сел Вельдеманова и Григорова Нижегородской губернии, территория которой некогда являлась частью древней Эрзянь Мастор (Страны, Земли Эрзян). Почитайте труды русских историков Татищева, Соловьёва, Кавелина, Покровского. Правда, называют они ее «Мордовская Земля», как в русских летописях.
Никон начал реформу русской церкви, приведшую к расколу, а Аввакум стал главой и идеологом раскола. Два обрусевших соплеменника с яростью бешеных быков боролись друг против друга. А из-за чего — из-за того, сколькими пальцами надо креститься: двумя или тремя? Из-за того, как правильно писать: «Исус» или «Иисус»? Как будто это был вопрос жизни или смерти! Родному народу и тот и другой, кроме огромного вреда, ничего хорошего не принесли. Никон посылал карательные отряды для насильственного крещения соплеменников, а Аввакум ранее окрещенных призывал к самосожжению в знак протеста никонианству. И такие случаи были. Но сила, мощь характера, упорство, стойкость и принципиальность в отстаивании своих взглядов, идей — эти черты у них были налицо.
Нельзя не вспомнить о Степане Васильевиче Аникине, земляке Лидии Руслановой. Эрзянин из села Камаевка Петровского уезда Саратовской губернии благодаря природному таланту, упорству и трудолюбию стал видным общественным деятелем конца XIX — начала XX века, членом первой Государственной думы России, писателем-реалистом. Какими могучими качествами надо было обладать, чтобы, будучи инородцем-крестьянином, в царской России стать членом Госдумы и писателем! Об Аникине и деятельности организованной и возглавленной им Трудовой группы в Думе писали, говорили, спорили крупнейшие деятели общественной и художественной мысли рубежа двух веков: В. И. Ленин, Л. Н. Толстой, И. Е. Репин, академики И. М. Райский, В. Г. Богораз, М. М. Ковалевский, профессор Т. В. Локоть, члены первой Госдумы П. В. Кальянов, И. А. Бонч-Осмоловский, Л. М. Брамсон, Я. Г. Дитц, саратовский губернатор П. А. Столыпин, многие журналисты. Писатель А. Н. Александровский писал: «Все грамотные люди, читающие газеты (а кто сегодня их не читает?), знают Аникина. В течение исторических дней существования первой Думы он привлекал к себе взоры не только друзей, но и противников, ибо это была, без сомнения, самая видная и внушительная фигура в Трудовой группе. “Излюбленный человек крестьянства”», человек серьезной и глубокой мысли, Аникин обладал редким ораторским дарованием, таким же своеобразным, какой была вся его личность вообще. Обаяние его в родных местах носило прямо-таки легендарный характер». (Киевский листок. Саратов, 1906, 17 дек.).
Журналист А. И. Тиванов пишет: «Вспоминаются выступления С. В. Аникина на предвыборных собраниях в первую Думу. Горели страсти, шумели толпы народа, но достаточно было появиться на возвышении С. Аникину, как все стихало, и речь его, умная, простая, всем близкая и понятная, выслушивалась с затаенным дыханием. Никто не мог так вплотную подойти к мужику, так просто проникнуться его психологией, как этот самородок, вышедший из недр народа». (Кооперативная мысль. Саратов, 1919, № 10, с. 7).
Кстати, жил С. Аникин в те же годы, что и Прасковья Лейкина, только был гораздо старше ее, а в 1919 году в возрасте 50 лет уже умер — cлишком нелегка была его жизненная ноша.
Нельзя не сказать о скульпторе Степане Эрьзе, и правда ставшим символом эрзянского народа. Он относится к пяти гениальным скульпторам всех времен и народов: это греки Фидий и Пракситель, итальянец Микеланджело, француз Роден и С. Эрьзя. Почему? Потому что он единственный сумел в таком статичном виде искусства, как скульптура, выразить состояние человеческой души.
Посмотрите его работы «Спокойствие», «Тоска», «Ужас», «Мужество». А его «Моисей»?..
Можно очень долго рассказывать о людях, рожденных моим народом и внесших огромный вклад в российскую историю, науку и культуру. Среди них и первый мерзлотовед России М. И. Сумгин, и архитектор М. П. Варенцов-Коринфский (из нижегородских эрзян), и военачальники И. С. Кутяков (самарский эрзянин), М. А. Пуркаев (генерал, начальник генштаба, служил под началом Г. К. Жукова), и современная певица Надежда Кадышева (эрзянка из Лениногорского района Татарстана). А сколько тех, о чьем национальном происхождении мы просто не знаем?
Может, кто-то скажет: ну и что? Какая разница, какой национальности человек? Зачем это подчеркивать? А зачем тогда русские, обнаружив у заграничной знаменитости хотя бы отдаленные русские корни, обязательно подчеркивают это? Каждому хочется гордиться своим народом! Великие люди, вышедшие из него, и есть самая благодатная почва, база, фундамент для воспитания национальной гордости. Если же у народа веками отбирать все талантливое, умное, выдающееся, понятно, что остается: шлак, пустая порода.
…Большие реки велики потому, что впитывают в себя огромное число малых. Но разве эти малые реки заслуживают меньшего уважения? Ведь без них любая великая река обмелеет и высохнет! В жизни всё так взаимосвязано…
2011
