Чалгсезь каштаз
Ёвтнема
Сура леенть велькска уйсть пельть. Сынь истят тустольть — пачкаст менелесь эзь неявояк. Зэрькстась пурьгине, кивчкадсь ёндол, ды пельтне кавтов лазовсть. Лосьсэ тусь пиземе. Моданть эйсэ сон чирьстэ керясь, кода пелюмань пшти лёзась кери росав луганть.
Крильцянь балясатнес кутьмерьсэ нежедезь, Коля Нестёркин мелявтозь ваннось леень толкунтнэнь, конат увнозь кепсевсть. Букакс парыця пурьгинеденть седеезэ мерят лотксиль чавомадо. Ялатеке мельспаро тензэ тейневиль, кода лей чирень комсиця кальтне полавтнесть тюсост. Васня якстердезь якстерьгалильть, мейле сияждозь сияждсть, вельтявильть пижесэ, кодамокс свал эрсекшнильть. Те кирви ёндолось артовкстнэнь полавтнесь.
Вачкоевсть кудонь раматне — тетязо, Максим Фёдорович, варчнесь циндертнень кемечист. Удалонзо аштемстэ нись секе тев крёстнесь мештензэ. Сон ёндолдонть пельсь — мелят посёлкинесэст эйстэнзэ кавто кудот палсть. Паро, азортомольть — истямо зыян лисевель…
Ды тесэ Колянь пилес каятотсь вайгелень кондямо. Улема, азгун вармась сэрей сандейтнесэ вешксезевсь.
— Ютав-то-мизь!..
Вай, ды те Люся Шатова пижни, шабраст, киде Коля чистэ арсекшни. Сон вирьсэ керть ваткси. Тоско кости сынст ды кандтни кордононь лабазов. Пандыть тензэ трёшниксэ, ды яла прянь андома-оршамо. Авазо, Клава патясь, недлянь-недля а эрси кудосо. Сон симиця, райцентрань англажей цёратнень марто усксеви.
Кордононть видьс ветешка вайгельбеть. Вадря читнестэ те кинть Люся чиезь ютылизе, течи пиземесэнть нать стардовсь, секс вайгелезэ корсяня. Ней сыненст сон сеересь, Нестёркинтнэнень. Вирень посёлкинесэнть ансяк сынст ули венчест.
Венчесь кшнинь рисьмесэ сюлмазь кувака балкас, конань маныть строительтне стувтызь. Истяко леень толкунтнэ укшномканть умок салавлизь.
Суранть трокс стявтыксэльть кевень сэдь, веденть трокс эчке палманть уш чавность, ды ярмактне, нать, эзть сато, кепедеманзо лоткавтызь.
Утомсто милетнень Коля эзинзе муе, совась кудыкелев, ков сынст лиясто тетязо кадныль.
— Тон мезе вешнят? — кевкстизе авазо, кона мезень-бути кисэ лиссь. Пурьгинене сон черень апак кекшне пельсь яксемадо, вана нейгак прясонзо сюлмазель ситцань ашо паця.
— Милетнень эйсэ вешнян. Молян Люсянь ускса.
— Кодамо Люсянь? — Авазо эзь чарькоде, киде цёразо ледстясь. — А неят — ёндолтнэ киштезь верськаить?
Лидия Петровна чалгась кузтемпес, ды сонгак леенть тона пельде маризе шабра тейтеренть энялдоманзо.
— Вантака, алкукс сон, — дивазевсь авась. — Превензэ чаракадсть, истямоне кордононть кадызе? — ды Колянень мерсь:
— Ускомонзо тетять кучсынек.
— Мон монсь! Истяня а весть ульнесь!..
— Чатьмонть! Тетят тондеть виев. Те валскестэнтькак сон леенть тона чирев венчсэ ускидизь. Учок, зыглый пиземе алов нолдатан! — Ды озномо ушодсь:
— Осподи, ёндолтнэнь ваксканок ютавтыть, идемизь…
Максим Фёдорович тонгсь пильгезэнзэ резинань кемть, аламнес арсезевезь, понань носкатнень мекев каинзе.
— Те тон мекс кепе пильгть туят? — педясь мирдентень Лидия Петровна.
— Истя седе шожда. Венчесь сявори — ведьсэнть кемтнень а кувать каямс, — мерсь Максим Фёдорович ды оршась капюшон марто плащ.
— Осподи, помилуй, — Лидия Петровна таго ознозевсь. — Шабранок пачк кельмевтьсы прянзо. Уроз-урозке…
Коля марясь, кода тетянзо пильгтнень ало шлёбордсь ведев яннэсь.
Пертьпельксэсь палозь палсь. Леенть ёндо вайгельть эзть маряво. Тетязо ней, улема, сэрей толкунтнэнь пачк чикоргавтни милетнень. Тона берёксонть ве платиинесэ, прясто пильгс начкозь, сорны якшамодонть Люся.
Авазо секе тев лиснесь крильця лангс:
— Якшамосонть саты аштемс, экшендят. Адя совак!
Тесэ апак учо тусто пиземе сувстонть тетязо лиссь.
— Люся косо?! — тандадозь серьгедевсь Лидия Петровна. — Мезе, эзик муе?
— Люся кудов ношкстась.
— Эх тон… Васня эстенек совавтомаль. Пси чайде симеме.
— Эзь саеве. Молян, марят, оршамкан полавтсынь. Тензэ ловсось, чей, эждеви. А вишкине…
Ведесь ланганзо чудезь чудсь. Плащенть, нать, Люсянень максызе.
Пиземесь лоткась омбоце чинь валскестэнть. Кодамо сэтьмечи теевсь! Сурась цитнесь валаня валдосо, кальтне венстизь пиже черест, ведьстэнть ванкшность эсь сулейтнень.
Вальмало аштемстэ Коля кемсь ды эзь кемеяк: арази те менелесь вень перть зэрнесь? А уш коштось кодамо ванькс, эйстэнзэ а пештяват. Лейтомбальксэнь виресь малавгадсь — посёлканть икелев пиже пандокс стясь, икелензэ — зорювасо таргазь чова сувне. Те келей лайместэнть кузсь пиземе начкось.
Колянь вакска лисьмав ютамсто авазо мерсь:
— Завторкось анок, азё ярсак.
Столь экшсэ авазо эзь кирдеве, янксезь кортазевсь:
— Эх, Люся, Люся, ават таго симемантень педясь. Винадонть семс карми лоштямо, зярс больницяс а путсызь.
— Люся марто мезе тееви? Тейтересь сон превей, а ёми. Натой керень ватксеме якси, — мерсь кудазорось.
— Таго кордонов снартни сыргамо, вана мезде мон ёвтыксэлинь, — мирдензэ каршо стясь кудазоравась.
— Ули мелезэ ярмакт таштамс — кадык ташты. Те а саламка, — эзь пота Максим Фёдоровичкак.
— Тевесь а теньсэ… Тосо жо… лесничеенть полавтыцязо.
Коля марсесь, те тунда Чебоксарсто кучсть од специалист. Армиясо служамодо мейле прядсь техникум. Панси Люся мельга. Тейтересь натой яволявтсь: курок сонзэ экшс венчи, туить эрямо чувашонь велев.
— Тень эйсэ мезе берянесь? — судалов ботнозевсь Максим Фёдорович. — Люся тейтересь тевень вечкиця, аволь кода минек нузяксовось. Минекенть керень ватксеме а кучсак. Школав яксемс од костюм эстензэ рамаволь. Сы иестэнть школа пряды, пряванзо жо веенст вармат азгондить.
— Люся марто монгак молян!
— А молят! Кудосояк тевтнеде байтяк, — эсензэнть вешсь авазо. — А тон эйсэнзэ иля трава, кургонь пекстазь ярсак, — ней сон каявсь мирденть лангс.
Пелькстасть, пелькстасть — омбоце чистэнть Коля ялатеке сыргась керень ватксеме, леенть тона берёков венчсэ тетясь ускинзе, Максим Фёдорович.
Вирень кияванть Люся чатьмонезь эскелясь. Ки чирень апак леде тикшесь ведь потсоль. Соват потмозонзо – теке начко тодов лангс чалгават.
Колянь велясь прязо. Тикшень медьарводонть. Апак фатя сон чалгась начко тикшенть потс — Люсянь сэрьс цильцькадизе.
— Вай, превтеме, — окойники пейдезевсь тейтересь. Ды таго мекс-бути нусмакадсь.
Коля мекев тикшенть потс совиксэль, Люся кундызе кедте, прянзо вадяшамсто мерсь:
— Содамаль тенек, чаволкайтненень, мезе цёратнень превсэ… Эрь, саты теде!
Коля эзь чарькоде, мейсэ тевесь, меремс ялатеке мерсь:
— Эрьвась эсензэ мельтнень вийсэ эри.
Лоткасть цецянь пурнамо. Люся кодась каштаз, путызе прязонзо — вай, кода ладясь сонензэ! Теке а каштаз тонгсь — лисиця чи. А уш кодат кувакальть черьпулонзо — карксамо видьс токасть. Сельмензэ теке сэнь вакашкеть, чамаумарьсэнзэ латкинеть. Турванзо прок вишнянь соксо валозь.
— Тон прок вирьава, — шнызе тейтеренть Коля.
Тона гайтевстэ пейдезевсь, мезденть виресь мерят сядо баягинесэ дильнезевсь.
— Сюк шнамот кисэ. Пельдеть тень эзинь учне, шабра. Тон кавто иеде мондень одат?
— Ютксонок омбоце пель ие. Зярыя ковт ансяк, — «витизе» Коля.
— Ловт, сасымик. Урьвакстомадо а арсят? — Люся пштистэ варштась цёрканть лангс.
— Васня армияв туема…
Люся сезсь тикше нетькс, пейсэ кавтов сускизе.
Вирень кордононть икеле, косоль лесничествась, эшкевсть асодавикс цёрас. Се мекс-бути тандадозь потазевсь. Сэрей, безьгутав чама. Клеткав панар ожанзо илештязь, лангсонзо солдатонь олазь брюкат.
— Люся, тон таго сыть? — цёрась дивазевсь. — Мон меринь теть: мельган иля пансе.
— А тон косто неить — пансян тонь мельга? — эзь пота Люсяяк. — Эно ёвтак, кодамо мельс сыть? Те, — сон невтсь Коля лангс, — шабранок, паро ломань, эйстэнзэ иля визде.
— Ды мон а виздянгак. Течи загсов мольтяно.
— Оно натой ко-да!.. Тенк лишме а эряви? — Люсянь вайгелезэ каназкадсь.
— Ялгояк пачкодтяно, — цёрась а мельсэ невтсь лабазонть пелев. — Инструментэсь таркасонзо. Ды иля стувтне, курок керень рамсеманть лоткавтсынек.
Люся кундызе Колянь кедте, сонсь весе рунгсонзо сорнозевсь.
Сайсть кавто узереть ды пеельть. Тракторонь чаросо керсезь следга, мейле пупсиця овтоумарень тарад юткова пачкодсть селей колкантень. Чувттнэ кассть начко лашмосо, исень пиземеденть наволгадсть. Люся чалгизе каштазонть рудаз потс, мейле озась мукорь лангс. Модас вановтонь педявтозь, таго арсезевсь.
— Паряк, тевс кундатано? — узере кечкенть вадяшамсто пшкадсь Коля.
Люся кепедизе прянзо, сэтьместэ мерсь:
— Те женихем ульнесь, чарькодить? Ней сон лесничествань бухгалтершанть лангс урьваксты.
Ды таго кармась пильгалов ваномо.
— Муить кинь кисэ ризнэмс, — ушодсь ладсемензэ Коля. — Эрзянь цёратнеде аламо, чувашонть эйс педить?
Люся кепедизе прянзо верев, кармась ваномо менельганть уиця пельтнень лангс. Коля пульзясь удалонзо, уставась вадяшамо черьпулонзо. Черьпулотне эчкть, качадсть чиень каштазсонть.
— Мезе лиссь мартон, сень а полавтсак, — шождасто лекстязевсь тейтересь. — А, а ёман! — пеленть лангс сон пижакадсь, мейле Колянь ёнов велявтозь: — Весе рунгсот саемак… Педяк эйзэнь…
— Дык мон маласот аштян, — Коля токинзе Люсянь кедензэ.
Сынь кельмеде кельмельть.
— Васня парынестэ палсемак…
Турвастонзо Коля марясь вишнянь тансть. Кутморямсто седеезэ чавозь чавсь, сельме икелензэ селейтне теке киштсть.
Керень лутавкскеяк эзть ватка. Узеретнень ды пеельтнень кадызь лабазонть икелев. Кенкшесь панжома экшсэль, безьгутав цёрась тенст эзь муеве.
Кудовгак Люся мольсь колазь ёжосо. Эзть кенярдовто эйсэнзэ а кичирень цецятне, а чинть манеезэ.
Суранть крута берёкка валгомсто окойники панжовсть турванзо:
— Простямак, Коля, лангозон иля кеждя. Истя се цёрантень кежень пандынь. — Ды тунь лиядо ушодсь: — Мекс-бути уксноман кепсетить…
Венчсэ уемстэ Люся вансь ведентень, теке сэрензэ онкстыксэль. Чопода-пиже толкунтнэ велясть чавнозь балкатнень перька, тапарясть ундокснэк таргазь сандейть. Тейтересь кепедизе прянзо, кевкстсь:
— Мондень, Коля, кармат ледстнеме?
— Кадомонок арсят? — мизолгадсь Нестёркин.
— Киньгак мон а кадан — эсень эйстэ снартнян оргодеме, — менсь Люсянь кургсто.
А кувать кирдевсь вальмалост — учизе Лидия Петровнань, кона кавто ведра марто сыль лисьманть ёндо.
— Тынь мекс-бути ранаяк велявтыде, — пейдезевсь авась.
— Саты, кертнень лоткасть рамсемеде, — нусманясто мерсь Люся. — Мон течике туян, Лида патяй. Пурнаса котомом — ды ошов…
— Мезть а эряви иля лабордо! Ават велявты — васня сонзэ кевкстик.
— Мень кортнемат мартонзо? Кадык мезе мелезэ теи, пияницясь. Ломантнень сельмскак визькс варштамс. Свадьбадон кулянть монсь нолдыя, ды манявинь. Таксаторонь лездыцякс алтасть саемень, лиякс ёвтамс, чувтонь онкстницякс. Тарказон лията ветясть. Аванень сёрма кадан, кадык эйсэнь а вешни.
— Чаво валсо басят! — састь Лидия Петровнань кежензэ.
— Арась, туян. Зярс авань эзия нее. Тесэ монень а эрямс. —Люся велявтсь крутасто, мокшна черьпулонзо кутьмерензэ ланга вачкодевсть.
Лидия Петровна путынзе ведь ведратнень кузтемпес, ношкстась Люся мельга. Се тензэ пекстазь кенкшенть эзизе панжо.
Зярдо Люся тусь, кияк эзь фатя. Коля пелевес вансь вальмава, Сура чиревгак лиснесь — тейтересь ёмазь ёматотсь. Кудозояк панжома экшсэль. Котомонь кандомо тензэ лездаволь, паро оякс ильтявлизе, а тесэ… Ансяк валске сон чарькодсь: Люся тусь паксянь киява. Кеченьбуе велентень, ков лотксесть автобустнэ.
Кардазга яксемстэ тетязо кунсолось, кода низэ потявтсь Люсямезень скалонть. Кудов велявтозь, сон мерсь цёранстэнь:
— Кизэсь, Коля, мерть, ютась. Шка прянть школав анокстамс. Прядсыть кемень класстнэнь — аттестатот пединститутов кучсынек. Учителекс кармат тонавтнеме.
Тонавтнемань мелезэ Колянь арасель. Кода уш ёвтась Люсянень, сон армияв туи. Сонензэ марявсь, уцясказо лепштязь, эрямосонзо веенст ризнэмат кадовсть. Сон валгсь Сура чирев, юкстизе рисьменть, озась венчентень ды тулкадизе берёкстонть. Се састынька сыргась леенть тона чирев. Косо, кона таркасонть Люся кельмсесь пиземестэнть?..
Мадсь венченть потмаксос — кадык ков мелезэ уи. Сонсь ледстнесь Люсянь чевте турватнеде ды седе, мезе сынст ютксо лиссь.
Венчесь велявтызе прянзо чудильманть мельга.
Затоптанный венок
Над Сурой плыли тяжёлые дождевые облака. Они свинцово-синего цвета, почти чёрные. Вот сверкнула молния, раздался раскатистый удар грома. Словно небо раскололось на части. Через минуту хлынул дождь. Шёл он сплошной стеной и такой сильный, что трава на лугу легла, как скошенная, а вода в реке забурлила.
Прислонившись спиной к перилам крыльца, Коля Нестёркин завороженно смотрел на дождь и вздрагивал от каждого удара грома. Ему казалось, что сердце сейчас разорвётся от страха, но он не уходил, только крепче прижимался к перилам, держась правой рукой за дверную щеколду. Любопытство и волшебство происходящего на его глазах побеждали страх и удерживали его на крыльце родного дома.
Отец Максим Фёдорович уже перестал звать сына, махнул рукой и занялся окном, пытаясь поплотнее закрыть распахнувшуюся раму, чтоб её окончательно не выбил ливень и не распахнул порыв ветра. За его спиной стояла жена и торопливо крестилась, охая при каждом ударе. Грозы она очень боялась. Прошлым летом в их крошечном лесном посёлке от неё сгорели два дома. Ветер и дождь так трепали прибрежные ивы, что они ежесекундно меняли цвет, становясь то серыми, то лиловыми, то изумрудными. Чёрное небо то и дело прошивали золотые нити молний. Вот одна из них, самая мощная, отвесно вонзилась в противоположный берег Суры, распавшись в основании на десятки мелких. Последующий за этим удар грома оглушил парня, он аж присел, успев подумать: «Всё, конец!» Под ногами даже крыльцо задрожало. Затем наступила тишина, нарушаемая только шумом дождя, хлюпаньем пузырей в лужах. Отец сердито махал ему рукой, зовя в дом. И Коля уж собрался открыть сенную дверь, как вдруг услышал чей-то голос. Прислушался. Кто-то звал на помощь. «Да это же Люся!..»
— Помогите!!! Перевезите меня! — орала во все лёгкие девушка.
О Люсе Шатовой Коля думает каждый день, мечтает чаще видеть. Но у неё много дел по дому. Мать её Клава пьёт и гуляет, неделями не появляется в посёлке, поэтому Люся вынуждена сама заботиться о себе, чтоб не умереть с голоду.
Всё лето она пропадает в лесу, собирает там грибы, ягоды, лекарственные травы и сдаёт в лесничество, чтобы на хлеб заработать. А лесничество — на той стороне реки, где девушку застал ливень. «Представляю, как она натерпелась там одна в такую грозу!» — подумал Коля и, не мешкая, бросился в дом за ключами от лодочного замка. В посёлке лодка была только одна, у Нестёркиных. Она привязана на берегу к железобетонному столбу, врытому строителями моста десять лет назад. Несколько столбов врыли — на том и дело кончилось. Ключи Коля быстро нашёл в ящике комода, а вот вёсел в сенях на обычном месте не оказалось.
— Ты чего ищешь, сынок? — спросила Лидия Петровна, вышедшая в сени вслед за ним. На голове у неё был ситцевый платок, который она всегда надевала в грозу, словно он мог защитить её от удара молнии.
— Да вёсла куда-то запропастились, — ответил Коля и добавил: — Пойду Люсю перевезу. Утром нас на тот берег отец перевёз, а вот сейчас…
— Ты с ума не сходи! В такую грозу разве можно на реку выходить?!
— А разве можно одну её там бросить?!
— Да кто тебе сказал, что она на том берегу?
— Услышал, как кричит.
Лидия Петровна вышла на крыльцо, сбросила с головы платок.
— А и правда кричит, бедняжка. Приспичило же её в такую погоду... Я тебя никуда не пущу! Подождём, не растает. Гроза закончится, перевезём. Отца пошлём. А тебе на реке делать нечего, течение и так здесь быстрое, а уж в такую погоду, упаси господи...
— Ничего со мной не случится, не в первый раз! — настаивал Коля.
— Сказала: нет! — и затолкнула сына в дом.
Узнав, о чём спорят жена и сын, Максим Фёдорович надел резиновые сапоги, потом вдруг опять снял их, отбросил в сторону шерстяные носки и обулся на босу ногу.
— Так ноги сотрёшь! — всплеснула руками Лидия Петровна. — Ну какие вы, мужики, упёртые!
— Зато если лодка перевернется, я быстро их скину.
— О, Господи, помилуй! Типун тебе на язык! Отправляйся с Богом, я помолюсь. — Она перекрестила мужа правой рукой, а левой придержала возле себя сына, вознамерившегося бежать вслед за отцом.
Они остались стоять на крыльце, вглядываясь в сторону сплошного дождя, за которой скрылась высокая мужская фигура в брезентовом плаще и с вёслами через плечо.
— Девочка, поди, насквозь мокрая, а ветер какой! Простынет, бедолага! — вздрагивая и прижимаясь к Коле при каждом ударе грома, говорила Лидия Петровна. — Слышишь, вроде не кричит больше? Значит, отец забрал её.
Коля молчал, представляя, как Люся сидит в лодке, укрытая отцовским плащом, а он бьёт вёслами высокие тёмные волны разбушевавшейся реки.
— Ладно, сынок, пойдём в дом, а то простыть недолго. В окно увидим, как они пойдут.
Но уйти с крыльца они не успели, как из-за дождевой завесы показался Максим Фёдорович с вёслами наперевес.
— А Люся-то где? — испугалась Лидия Петровна. — Не нашёл её, что ли?
— Нашёл, нашёл! Домой побежала.
— Ты бы к нам позвал, чаем с мёдом бы напоили...
— Сказала, чаю дома попьёт. — Отец был мокрый насквозь и без плаща. — Меня лучше давай чем-нибудь покрепче напои.
Дождь прекратился наутро. Настала такая тишина, словно кто-то выключил все звуки. Ни шума ветра, ни раскатов грома, ни плеска водных потоков с крыши.
Проснувшись и увидев в окно солнечный рассвет, Коля вышел на берег реки. Сура спокойная и ласковая, вся как на ладони, желтеют восковыми свечами сосны на противоположном берегу, играет солнечными бликами речная вода, в которой задумчиво полощут свои изумрудные ветви прибрежные ивы. Воздух, насыщенный озоном, чист и свеж. Хочется дышать, дышать полной грудью. Лес за рекой, умытый ливнем, тоже играл сочными оттенками зелёного: более тёмные — хвойные деревья, серебристо-зелёные — осины, нежно-зелёные — берёзы.
— Любуешься, сынок?
Коля обернулся на голос матери. Она несла из колодца вёдра с водой и остановилась рядом.
— Природа словно прощения просит за то буйство, которое учинила.
— Это ты хорошо сказал, молодец!.. Однако пойдем завтракать, поэт! Отец уж ругается.
За столом Лидия Петровна завела разговор о Люсе, которая, видимо, не уходила у неё из головы.
— Жаль девчонку, нахлебалась она с матерью! Галя опять вторую неделю не просыхает. Хоть и дома появилась, а что толку!
— Не пропадёт Люська, не бойся! — возразил Максим Фёдорович. — Девка она с умом и характером. Да и не лентяйка, а это — главное.
— То-то и оно! В лесничество одна ходит. А люди бывают хуже зверей, обидят ни за что.
— Ничего, она сумеет за себя постоять.
— Слышала, в лесничестве новый помощник лесничего появился. Люди говорят, к нему Люська бегает.
Коля тоже слышал, что этим летом в Ардатовское лесничество прислали молодого специалиста из чебоксарского лесного техникума. И он якобы собирается жениться на Люсе. Она и сама Коле рассказывала: «Вот выйду замуж и от матери смоюсь. Сил больше нет терпеть её пьянки».
— Ну и что? Может, любовь у них! Дело молодое…
— Вот-вот! Помурыжит девку и бросит. Не больно уж она завидная невеста: ни приданого, ни образования…
— Это ты брось, — продолжал защищать девушку Максим Фёдорович, — если парень с головой, то поймёт, какое сокровище ему досталось. Такой работящей девки во всей округе не сыщешь. Сейчас молодёжь до тридцати лет на родительской шее сидит, работать не хочет. Вон возьми хоть нашего оболтуса. Почти семнадцать лет ему, в будущем году школу закончит, а в голове — ветер.
— Зачем ты так, отец! — обиделась за сына Лидия Петровна. — По хозяйству всё делает, что попросишь.
— Вот именно: попросишь! А сам-то хоть бы копейку за лето заработал, чтоб кроссовки, например, купить. В лесу ни разу не был. Ни охота, ни рыбалка — ничего его не интересует.
— Да хоть завтра пойду! — насупившись, пробурчал Коля. — С Люсей и пойду за корой.
— Нет, не пойдёшь! — вскинулась Лидия Петровна. — И дома дел невпроворот. А ты, — погрозила она мужу пальцем, — не дразни парнишку. Нечего ему в лесу делать.
И всё-таки на следующее утро Коля ушёл с соседкой на промысел. Она предупредила:
— Сначала в лесничество зайдём.
Пока шли по мокрой от недавнего дождя траве, Коля, возбуждённый близостью девушки, баловался, как маленький: стряхивал на неё влагу с кустов, передразнивал неумолкающих птиц, затевал игру в прятки. Люся не разделяла его весёлости, шла по тропе прямо, отмахивалась от шуток, а несколько раз Коля замечал, как она останавливалась и, держась за грудь, делала глубокие вдохи-выдохи.
— Ты на меня сердишься, что я навязался? — спросил он.
— Да нет, просто не думала, что ты такой весельчак. Мы, девчонки бестолковые, не удосуживаемся вовремя понять, что у парней на уме...
Коля, не поняв её мысли, на всякий случай, подражая отцу, сказал серьёзно:
— Каждый человек своим умом живёт!
У девушки задрожали губы, она их прикусила и быстро отвернулась. Потом крикнула, бросившись бежать:
— Догоняй! Догонишь — поцелую!
Тяжело дыша, остановились уже на поляне, поросшей цветами. Солнце здесь уже высушило траву, и молодые люди с размаху упали в густой цветочный ковёр. Отдышавшись, Люся принялась плести венок. Коля продолжал лёжа наблюдать, как она ходит по лугу и, наклоняясь, срывает цветы. Потом она села рядом, сплела венок и надела его на голову. У Коли дух захватило:
— Ух, как красиво! Венок, косы до пояса... Такой красоты и в кино не увидишь.
— Дурачок, ты, похоже, в меня влюбился? — Голубые её глаза смеялись, ямочки на щеках стали ещё заметнее.
— Ты похожа на богиню леса — Виряву! — Ушёл от прямого ответа Коля, с восхищением глядя на девушку.
— Не ожидала от тебя такого! Всё думала, ты маленький.
— Да я только на полтора года тебя моложе, — насупился парень.
— Ладно, не обижайся, — потрепала его по вихрам Люся. — Расскажи лучше, чем после школы заниматься собираешься? Может, женишься?
— Нет, в институт поступлю. Если не получится, то в армию пойду.
— Понятно! Ну, пойдём, хватит валяться. — Оставшуюся дорогу до кордона она молча грызла стебелёк василька, казалось, не слышала попутчика. А Коле так хотелось опять увидеть её сияющий синий взгляд и улыбающиеся алые, как спелые вишни, губы.
В лесничестве они сразу столкнулись с незнакомым парнем. Он сделал попытку скрыться, но Люся подбежала и схватила его за рукав клетчатой рубашки.
— Чего надо? — Парень повернулся к ним веснушчатым сердитым лицом. — Я же тебе сказал: перестань за мной бегать!
— А ты перестань прятаться, как трусливый заяц. Нагадил — и в кусты?
— Выбирай выражения при посторонних, — кивнул парень в Колину сторону.
— Это мой друг, и мне, в отличие от тебя, от него нечего скрывать. Лучше скажи, что ты решил насчёт нас?
— Я тебе давно сказал: между нами всё кончено. Завтра идём с Ларисой в загс расписываться.
— Ну и правильно! Зачем тебе безродная босячка, если племянница лесничего на шею вешается.
— Дура, чего ты понимаешь? Люблю я Ларису.
— Мне тоже про любовь говорил... Ладно, пошёл ты… со своей Ларисой!.. Идём, Коль, возьмём инструмент подальше от этого места... Воняет тут...
— Кстати, за корой можете не ходить: с завтрашнего дня принимать не будем, план выполнили, — крикнул им вслед веснушчатый.
Люся никак не отреагировала. Она почти добежала до сарая, где хранился разный инвентарь. Полуглухой мужик в засаленной кепке выдал им два топора и два остро наточенных ножа. Затем они вернулись на берег Суры и, продравшись через колючие заросли шиповника, вышли к вязам, росшим в низине. После прошедшего ливня низина превратилась в настоящее болото. Они дважды увязли по колено, и в конце концов Люся махнула рукой:
— Вылезай на сухое!
Потом она устало опустилась на травянистую кочку и обнаружила, что на голову до сих пор надет венок. Сняла его и бросила под ноги, со злостью растоптав резиновыми сапогами.
Коля стоял и с сочувствием смотрел на миловидную соседку. Он совершенно не знал, чем и как можно утешить её.
— Может, начнем кору снимать? — робко предложил он.
— Ты что, не понял? Этот чуваш меня предал! Наобещал с три короба, а сам... Эх, дура я, дура! — Люся горько, навзрыд заплакала.
Коля подошёл сзади и обнял девушку за вздрагивающие плечи.
— Нашла о ком переживать! Эрзянских парней, что ли, мало? Этот рыжий чуваш тебе в подмётки не годится. Ты такая красавица! Вон Лариска ему как раз пара — худая, как слега, и вредная... Не плачь!.. — Коля стал гладить тугие Люсины косы, шелковые на ощупь. Они пахли цветами с лесной поляны.
Девушка повернулась и крепко обняла его, продолжая плакать. Сквозь её рыдания он разобрал путаные признания:
— А ведь у нас всё-всё было, и теперь ничего не вернёшь! Я ему доверилась, а он...
— Ничего, кто не ошибается в жизни... Ты не виновата, что такой гад попался!
— Пусть не думает, я не пропаду без него! — Люся вдруг вытерла слёзы и потянула к себе за руки взволнованного парня.— Поцелуй меня, скажи ещё, что я самая красивая...
Коля неумело стал тыкаться в её лицо губами. Она выпрямилась во весь рост и решительно поцеловала его в губы.
— Вот так! Хочешь ещё? Только пойдём в шиповник, там сухо и трава гуще...
Под вечер они вернулись на кордон, сдали инструменты и молча, не глядя друг на друга, пошли в посёлок. Расставаясь, Люся сказала:
— Прости, Коля, и не обижайся на меня. Я не должна была так поступать... — Она опять схватилась за горло и сглотнула слюну. — Противно... Думала, отомщу ему, легче будет. Но на душе ещё поганее стало. Понимаешь? А ты хороший, и когда-нибудь тебя обязательно полюбит хорошая девушка. Вспоминай обо мне иногда.
— А ты что же — уезжаешь? — Коля взял её за руку. Ладонь была холодная и вялая. — Не выдумывай!
— Хочется на край света убежать, туда, где меня никто не знает. От позора своего... Всю жизнь один позор. Из-за матери глаза некуда спрятать, а теперь ещё это...
— Не переживай так, Люсь! Вот увидишь, всё наладится. Чёрт с ним, с этим чувашом!
— И не уговаривай, уеду всё равно! Я уже решила…
Дома Коля неохотно ответил на любопытные расспросы матери. А когда обмолвился, что Люся собралась уезжать из посёлка, Лидия Петровна всполошилась:
— Что это она удумала? Куда поедет? У них нигде ни родни, ни знакомых. Да и денег-то на дорогу где возьмёт? Утром схожу и поговорю с ней. Пропадёт ведь девка, некому о ней подумать даже. И это при живой-то матери! О, Господи милосердный, спаси и помилуй нас, грешных!
Но утром она уже не застала Люсю. Её не было дома. Не вернулась она и к вечеру, и через день, и через неделю. Девушка как в воду канула.
Лидия Петровна ходила к Шатовым доить брошенную на произвол судьбы корову. Люсина мать исчезла из посёлка вслед за дочерью. По посёлку поползли разговоры:
— Ну вот, и дочь по той же дорожке пошла...
Лидия Петровна наконец не выдержала и вечером сказала мужу:
— Поезжай в район, заяви в милицию. Может, чего случилось с девкой? Душа у меня не на месте.
— Что она, преступница, что ли, в милицию-то заявлять. Я бы на её месте давно от такой матери сбежал. И в городе работу найдёт, по-человечески жить будет. Мало у нас, что ли, молодёжи в чужие края подалось? С милицией никого не искали. И Люська не пропадёт. А у нас, мать, свои проблемы надвигаются. Надо сына в школу собирать да думать, куда его весной дальше определить. Пожалуй, в пединститут отправим, там у меня один знакомый преподаватель есть, поможет. Ну чего, сын, приуныл? Будешь учителем?
Коля не был готов обсуждать сейчас свою дальнейшую судьбу. Да и не интересовала она его. Все мысли и думы были о Люсе. Он вспоминал слова, которые она говорила, и пытался найти в них ответ на мучившие вопросы: где она, что с ней? Вспоминал её поцелуи и всё то, что с ними было в тот день под кустами шиповника. Неужели это никогда не повторится? Он молча встал из-за стола, где семейство Нестёркиных ужинало, вышел из избы. На берегу отвязал лодку, сел в неё и оттолкнулся веслом от берега. Грести не стал, просто сидел и смотрел, как течение медленно, но неумолимо несёт его вдоль берега.
