Марина
«Лоткама вастсь — Хорошова. Мельганза — Коломнась», — стяфтозе алянь казяма кайги вайгяльсь Маринать. «Кодама пара станциять лемоц — Хорошова, — арьсезевсь авась, — улема, ломаттневок тоса цебярьхть, лиякс Хорошоваса аш кодамкс улемска». Электричкась сёлгозень кенкшензон, вишкомсь и уназевсь рельсатнень ланга — эряскодсь пачфтемс (кинь куду, а кинь, Маринать лаца, инжикс) мекольце пассажирхнень. Пингсь поздаль ни, ульцяса шобдаль, и вагонць пцтай шаволь. Маринада башка, эсонза лядсть сембоц колма ломатть: кафта алят и стирь (а пади, и одава, тяни афи шарьхкодьсак, кинь мзяра кизонза). Кафта алятне нувасть карань-каршек. Марямок Коломнать лемонц, цють шерьхкозевсть и тага сетьмость — няк, аф курок нинге теест лисема. Озасть алятне Казанскяй вокзалста. Марина приметазень синь нинге билетонь кассатнень ваксса. Пяк ни кайгиста пеняцясть фкя-фкянди стака покодемаснон лангс, кле, кодамовок эрьгя аш тяшка васта арнемс эрь шиня, хуш пандольхть сяда ламоня, а тяни вдь аньцек наругайхть простой народть лангса. Аш месть корхтамс, кодамовок шумбраши аф саты — архта, стяшентта тяфта лацост васень атёкшнень мархта и мртцек куду мекольце электричкаса. Но эсь ошсост вдь тя ярмакське, улема, аф сатови. Вов и сашендови арнемс. Марина, няк, кизоти весть срхкси тя киге Москуста Коломнав и сяка аф содасы, коза тиемс прянц — пяк ни кувакаста таргавихть эрь мезне ня кафта часттне!
А вальмять ваксса озаф стирть сельмонза пезфтафтольхть телефононь вальмяняти — мезе-бди лувондсь. Тяни сембе тяфта тиендихть: и метроса, и автобусса, и электричкаса. Но сонць Марина — цё! Макссь эстеенза вал — аф телефон, аф электроннай (а мекольце кизотнень и кагодоньге) — кодамовок книга ардомбачк аф панчсемс. Ванфтомат сельмотне — сизесь ни эрь кизоня сельмованоманзон полафнемс, а «минусне» коль касыхть и касыхть.
Маринась покоди книгань издательстваса редакторкс. Петнемс сашендови лама, тяда башка, сявонди текстт правондамс кудувок и иляденьберьф «озафнесыне» сельмонзон компьютерть инголе, штоба тевонц инкса пантф ярмаксь сатнель стиренц касфтомс и аф ламня ляткшнель эстеензовок. Мирдец аш и мзярдовок ашель, но Марина тонадсь ни ськамонза. И аф аньцек аф пеняцяй киндивок авань стака талеканц лангс, но и эряфонцка лиякс аф няйсы, да и мялецка няемс аш. Тяса эсь лангозонза пинге аф сатни, а кода кенерькшнема алять перьфке шарондомс? А кда поволь путнай, кода щавац най корхнель — аф зрящай, шоворельхть шта, эрявольхть шта марса? Кати... Инголиня эряволь тянь колга арьсемс, сяда одняста, а тяни, 45 кизоса, позда ни. Да и эряволь шта? Тняра сталма эсь лангсонза ськамонза кандсь. Пандозе квартирань рамама кредитонц, тифтезе кудботмоть — аф эряма васта, а налхкш кудня. Ётафнесазь стирнянц мархта шиснон-веснон роди кафта няканят. Кода тяза чужой алять сувафтомс? Кармай куду рдазонь каннема да коза-повсь щамонзон ёряма. Аф стак вдь интернетса пеетькшнихть алянь носкатнень квалма — то диванть, то кроватть алда рьвасна таргасазь. А мзяра алясь ярхцай — афи андови! И книгатнень лангска мле пингсь аф кармай сатнема...
А лувондоманц Марина кельгсы. Нилезь нилендьсыне и рузонь, и омба масторонь классикнень романцнон. Улема, издательстваса лацонза кона-кона покодись кунаркиге ни аердаволь лувомать эзда — эрь шиня тяка тевсь. Но Марина сась мяльс: ков сяда лафчт, «начкт» и тапаряфт авторть мяленза-арьсеманза, конат повондыхть теенза петнемс, тов сяда лама цебярь книгада, произведенияда лувомс анай ваймоц. И фалу кельгомать колга. Сон аф варчсесы тя кельгомать эсь лангозонза щамкс — ладяй али аф. Марина кеняртькшни книгаса фкя-фкянь кельгихнень инкса и апак фатяк мушендсыне синь образснон эряфста, ёфси эсь ваксстонза. Сявомс хуш вов тя стирть. Лия авась афи шарфтоль лангозонза ванф. Катк ни алянь сельмось кундалезе мазышинц, а авати мезенди ванондомс аф содаф стирть пильгста пряс?
«Булгаковонь Маргаритац», — кфчядсь Маринань пряса, мзярда стирсь кеподезень кенерьф лаймарь равжа сельмонзон и варжакстсь лангозонза. Туста кувака шяярецка, тундань пальтацка равчтольхть. Шобда-якстерь тюсса архтф трванза цють пеедсть. Няевсь, стирсь арьсесь мезень-бди цебярень колга. Плманжа лангсонза сон кирдсь тюжя панчфонь оцю пусма. Афоли, комсь ветиешка тюльпан эсонза. «Улема, кизодонзовок тняра, — талакодсь Маринась, — и панчфненьге, пади, шачема шизонза казезь».
Тюжя тюльпаттне сяшкава башка ащикс няевсть стирть равжа щамонц ваксста, нльне сельме керсть — Марина нлтай конезень синь. Сяс и лемдезень синь Булгаков «Мастер и Маргарита» романцонза аф цебярь тюсоннекс, пичефти панчфокс. Виде, писательсь ашезень тяште лемснон, мзярда «максозень» Маргаритать кядьс, и конатнень мархта Мастерсь васенцеда няезе авать. Но сембе мес-бди арьсихть, бта Маргаритась кандсь кядьсонза мимозат — синь вдь стане жа тюжат и стане жа васенцекс эвондакшнихть Москуса эрь тунданя.
«Тюльпаттне Маргаритати сяда ладяльхть», — мярьгсь эсь пачканза Марина, сон Булгаковонь вастса сувафтолезень книгати тюльпаттнень. Тюжя тюльпаттне стирть кядьса — сядонга таколфты образсь улель. Венцяма сурксфтома, арды ве лангс ськамонза, няк, прясонза аф мирдень, а Мастеронь колга арьсемат кирди. Кода и Маринась. Мастерхне — синь лият, и эстокиге няевихть лия алятнень, «эчке кеттнень», ёткста. Синь ваймосост, кода тяштихть книгаса, фалу эряй тундась, синь кельгсазь театрав якамаснон и поэзиять колга корхнемаснон.
Марина сявозе сумканц и лиссь электричкаста, тона тусь сяда тов. «Чух-чух-чух», — куфцесь-пушкснесь кшнинь айгорсь, яфодсь пулонц мархта и салазень шобда вети «Маргаритать» и нувай кафта алятнень. Уфась тундань ушетксонь кельме варма. Конашкава аф фкат обрасне: фкясь романтичнай и пяшксе таколфты надиямада, а омбоцесь... Ну коса тяса романтикась — сизеф алятне ардыхть работаста куду... Тяфта арьсесь Марина, а сонць куцсь машина кить туркс венемф сери куцемава. Станциянь фонарьхнень сельмосна лац валдоптозь кить, но Марина шобдаста няйсь кальдявста. Хуш тага финц сельмованомат путт — сяка аф лездыхть. Тя прябалась — сери куцемась — ёфси лиссь прястонза, и Марина тага щазень инжикс сери кочкяря кямонянзон. «Аньцек аф прамс и мезценьге аф синдемс!» — сякось авать мяльсонзоль.
Ловсь станцияса пцтай ни солась. Кда урядайхне юкснезь ароптомс кой-кона васттнень, шить ловсь шудесь шудерьксокс, а иляденди эендакшнесь и курькснефтезень ломаттнень, эвфнемок мяштьста седиень цють аф комотемшка. Маринаньге седиец цють изь лотка, мзярда куцемста повсь пильгоц, пупордась и прась плманжанц лангс. Пара, пальтац кувака — ванфтозе, аф сяшкава токавсь. Сон варжазе сумканц — казнеське, «Киндзмараули» якстерь винась, вастсонзоль. Пара, ляпе нардаманяса сюлекать ашкодозе. Марина тяфтама — кда козовок срхкай, лац-ряц паршиенц марасы. Ату улель тейть «Киндзмараули»... Тя сюлеканять сон мянь Грузияста пачфтезе, мзярда якась тоза ваймама тона кизоть. А вдь марса Алёна ялганц мархта кафонест срхксесть Тбилисить и Тифлисть мазышиснон ванома, ся васттненди, коса кадозь эсь пильгокиснон Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Толстой.
Но Алёнань кинц фалу персезь эряфонь кодамаповсь туфталхт — фкя кизоня мирдец кяляцязе молемс Крыму, омбоценя авозец сярятькстсь, больницяв повсь, савсь якамс мельганза. Мирде мархта эряй авать воляшиц ёфси аш — то мирдсь, то раднянза ваннемат. Аф ни Маринань лаца, сон бта нармоння, аруяфтсыне толганянзон и коза мялец, тоза и лии.
Сембе ширде удалаф эряфонц колга арьсембачк, Марина саворне куцезень ляды куцематнень и лиссь станцияста. Часттнень эса стрелкатне кунара ни аськолдазь пялеветь. Автобусне и трамвайхне няезь ни кемонце онцнон, аш месть лоткама вастозостка якамс. Аньцек таксисттне ашесть сода удома, учсть мекольце электричкать эса. Шофёрхне корхнесть эсь ётковаст, конат таргасть, конат лочасть шинжаромада. Сятненди Марина ашезь эняльде ускфтомс прянц, пяк ни ашезень кельге сигаретань и шинжаромань шинетнень. Идькс пингста сявомок пряцка шаракоды, кодак марясыне. Маладсь машинанц ваксса ащи тюжя курткаса щаф ведьгемоньшка кизоса аляти. «Тясовок тюжя тюссь мельган панци», — кфчядсь прясонза пеетьфти мяльня. Марина азозе адресть и, питнеть апак кизефтть, озась фталце озамати. Сумканц путозе ваксозонза. Шофёрсь повсь корхтафкшу — няевсь, мялец мольсь учема мархта и тяни аф азовомшка кенярдсь кулхцонды ялгати. Ардомбачк шназе Коломна ошенц, пачфтсь колганза мялень салай аф фкя азкс.
А мзярда содазе, кода авать лемоц, та сядонга оцю мяльса ушедсь азондома Марина Мнишекть, кафцьке Лжедмитрийхнень рьваснон колга. Азондозе, кода смутань пингста авать пачфтезь Коломнав и сёлгозь Кремлянь башняти, а сон мле арась варсикс и лийкстась вальмава. Сяс тя вастти тяфта и мярьгихть — Маринкать башняц.
— Аватне сембе тяфтапт, — шумордазе азксонц шофёрсь и поладозе рахсезь, — косовок аф кирдевихть — аф баяронь, аф пякстамань кудса.
— А мес равжа варсикс, аф акша гуленякс? — кизефтезе Марина, а сонць ни содазе, мес (тя авантюристкать колга лама романда сёрматф), но мялецоль содамс, кода отвечай корхтай ялгац.
— Улель монь волязе, крьсань ваймотьке ужяльделине теенза максомс, — отвечась ускись. — Пяк ни лама кальдявда тись. Тят вана авать мазы шаманянц и козя щамонзон лангс — синь васькафтыхть, ватт, кодама сонь ваймоц-седиец —лямбе или кельме, акша или равжа. «Весяла алясь, ёнень ширдевок Шкайсь иззе обжа и ... — тяса Марина варжакстсь шофёронь ваноманяти и поладозе эсь потмованза, — и шамаска аф кальдяв». Эрязста петезень оцю клянць сельмованоманзон, эцезе кодаф акша вазьнянц потмос камбаряф пулонянц и панжада куркт кармась кулхцондома сяда тов.
Марина Мнишекта меле шофёрсь ётафтозе корхтаманц сонцень рьванц лангс. Аф эряйхть, явсть. Хуш видеста ашезе аза, но Марина талакодсь. Ох ни тя промозсь! Най синь муворуфт явфненди — кле, аф синць полатне кальдяфт, а промозсна ашесть ладя. Пади, и стане, но тяза шоворсь тяда башка мезсь-бди лиясь. Аф стак сон васькафты авань мазышить лятфтазе. Вов вдь кода уленди, тяфтама цебярь алятьке седис кие-бди ашезь му киня. Марина сонцьке ашезь фатя, кода аньцек кемгафтува минутада инголе теенза аф содаф тя ломанць арась кодама-бди малакс, што ли, эрявиксокс, и авать седиса апак учсек липнязевсь надиямань ёмла толнясь. Пчкясь азондолезе — сон аф прянь няи и коронь кирди ава, аф панци менельстонь каркнень мельге, — кядьсонза ситявнятивок, пади, кенярдель. Аньцек цебярь ситявнятне пряснон кундамс вестевок ашезь макссе. А стиренц аляц? Вдь кодама-аф кодама, а ульсь фкя аля эряфсонза. Но сон, кода ба лацкас азомс, аф каргонди, аф ситявнянди аф шары. Сембе васетькшнемасна кафцьконди ульсь, кода тяни корхнихть, аньцек штада расчёт. Аляти пингонь ётафтомс, а Маринанди — идень шачфтомс. Аф варамаса, аф эняльдемаса — мезьсовок аф сотфтольхть синь, сяс эрсь кяжень апак киртть тусь эсь киганза. Эряфонь проза, кодама казямста афольхть кулев ня валхне. Маринанди ашезь маряв, бта теенза мезе-бди аф сатни, сяда видеста, кие-бди аф сатни. Тячиень веть самс.
Тяфтама таколфты арьсематнень эзда Маринань верса валовсь шамац, псилгодсь мяштец, нльне кожфське ваймонц тарксемс ашезь карма сатнема. Сон юксозе пальтастонза вярце пунять, но сяда тёждя сякокс ашезь ара. И тяса, апак учентт, шалхкозонза кармась пачкотькшнема алянь одеколон мархта шоряф... винань шине. Инголи лафченя, цють маряви, тоса шинесь сяда вихонзась. «Нява мезе, — талакодсь авась, — а мон озамста арьсень, тя либорди кузнять эзда тяфтама шине яфоди — алятне сидеста повфнихть тяфтамот машина потмоть аруяфнемс... А тя шинесь, бльшай, рулень кирдить эзда сай».
Тя мяльсь, бта ёндол, эрьхтсь Маринань пряс. Сяс и тяшкава корхтафкшу. Сяс и арды саворне, аф эряскоды — пели мяндемс, кона шири пувордамс. Сяс и веть шабашкас лисенди. Сими ломанти аш кода шить арнемс, гаишникнень кядьс эстокиге поват. А сон, шава прянясь, пилензонга стяфтозень — стане кулхцонды. Тюжя курткасось колмоцеда ни мезе-бди кизефтсь — Марина ашезе куле. Тоса сонга лоткась корхтамда и аньцек ёрясь авать лангс аф шарьхкодиень ванфт, улема, коданга мяльс ашезе сявонде — мезе тяфта мархтонза лиссь. Бта ведь тише, тапарявсть Маринань мяленза прясонза. И эстокиге стама пиди кяж крьвязсь потмосонза! Аф сяшкава шофёрть лангс, мес валозень сельмонзон и ирецта уски эсонза шобда вень пачк, конашкава эсь лангозонза! Ёньфтомня! Шава пря! Повсь васькафты алянь кячказс. Кода ужяль тя надиямань толнясь, кона кода пиже нардишеня — аньцек няфтезе прянц, но эстокиге тапафоль стадаста мяньф букатнень пильгала. «Видексонь бука арды. Кели коня, эсь прянь кельги жувата», — тяни арьсесь Марина таксистть колга.
— Лоткафтк машинать, лисян, — ашезь юваде, а пешкодозь пешкодсь Марина.
Шофёрсь шарфтсь фталу и арьсемок, што авать аф сембе прясонза, ушедсь корхтама сетьмоняста, аф кенордазь, кода корхнихть ваймонь урмаса сярядихнень мархта:
— Минь нинге ашеме пачкоде, илядсь ёфси аф ламня — вайгяльбевок аф ули, киртть ни цютькя.
— Кинди мярьгонь, лоткафтк! Кржа сельмотнень валыть, ардат, ки аф няят, пилезтка, што ли, вина каять, сяс афи марят?! — та сяда пешкодсь Марина. А сонцень сельмостонза шудерьксокс тусть сельмоветтне. Аварди, а сонцень сембе ронгоц трнаты. Марина валхтозень сельмованоманзон и, мзярда ашезе му зепстонза руцянянц, кармась кядьса сельмонзон нарнема, вадендемок шамаванза архнематнень.
Ваномок, аф тефт, алясь лоткафтозе машинанц клянцень шава остановкати. Эрязста лиссь, панжезе фталце кенкшкять и ускозе Маринань таксить потмоста кядьта. Тона сявозе сумканц, тонгсь шофёрти кинь питне ярмак и кяжда каясь пряванза ведарка сюцемань вал. А мекольце путерькссь стамоль: кда сими ломанць аф ванфтсы эсь эряфонц, тя сонь тевоц, а Марина аф макссы шавфтомс прянц кить лангса.
Шофёрсь кой-мзярс ванць лангозонза келептьф сельмот, тоса мярьгсь:
— Да тонь аф ялгацень пяли, а психушкав эряват ускомс! Шонгар ённякс тиендят, кудбряце боку шаштсь, петемс эряви. Мон аф симан и нинге сяда лама азан, эряфсон фкявок копоркс ашень тие. И тейтьке афолень мярьге. — Тоса поладозе: — Тонць, пади, лац копордать кить лангс? Стане и ули! А мон арьсень, мезень шта шапама шине пяшкодезе машина потмоть, мзярда озать... Мекольце валхнень азомда меле, алясь варжакстсь Маринань сумканц лангс, конань потмаксоц аф аньцек начколь, но и эздонза асфальтть лангс путнясть якстерь путерькст. Таксистсь нулнофтсь машинать потмос.
— Вай, Шкабаваскяй! Сембе озама вастть гастязе! Кода тяни ётафтома тя якстерь винась! — пешкодсь алясь и поладсь оржа пеелькс керы валня.
Маринань, мярьгат, пиксса сотнезь — аф пильгоц, аф кядец аф шерьфтеви. «Да кода тяфта лиссь? Ванненьваннень «Киндзмараулить» эса, а сон сявсь и колавсь», — коданга ашезе шарьхкотькшне. Авась панжелексолезе кургонц, ёрась лац-ряц азондомс, кодама прябала лиссь мархтонза кить туркс ётамста, но ашезь кенере. Тяни сценати лиссь ся, кинь стакащемда лувозь муворукс. Да нинге кие лувозе — кодама-бди ази-изиня!
— Тяфтама нахальнай ават мон нинге ашень няенде... Ниле сельмотне, роди, культурнаят, книгат лувондат, а тонць... — керозь керсь шофёрсь. — Да мон... — аф смелста тяряфнесь хуш фкя валня эсь прянц араламанкса азомс Марина, но алясь ашезь макса:
— Да тон... Мярьк, спасиба, салононь гастяманкса тага фкя питне кядьстот аф сяван. Пяк ни прянь няият. Варжакстт ваномати. Сон тейть и азсы: мес ськамотат и мес алятненди аф эряват. И монга азса: сюру-булу шапаряксат — вага мес. Ульхть шумбра!
Шофёрсь озась машинати, мезе ули виец зярнофтозе кенкшкять, и таксись чёпафтсь шобда веть потмос. Да... тяфтама тев Марина кодавок ашезь учсе. Веть. Ськамонза. Аф содаф ошса... Алять мекольце валонза кельме ведькс пильгста пряс валозь Маринань и васенцесь, мезе сон тись, таргась пальта зепстонза ёмла ваноманя. А кодак варжакстсь эсь лангозонза, эводсь — ваноманяста ванць афкуксонь... панда. «Эх, сельмонь архтома сяда питниня сявомаль, — аньцек тяни пачкодсь Маринанди, — тя сельмоведь ала ёфси аф кирди». «А кодамсь шта тяфтама обжамать каршес кирдель?» — кяжда мярьгсь Марина и гразязь няфтсь мокшенда ся шири, коза юмафтсь тюжя курткастось. Сяльде омбоце зепстонза Марина таргазе телефононц — ёрась гайфтемс Алёнанди, штоба тонац кучель инксонза такси, эстеенза ялга кись кодавок аф муви — хуш керсек. Но ашезь кенере. Остановкати маладсь машина, валдоптозе Маринань шаманц и лоткась. Вай, Шкабаваскяй, тя сяка таксистсь! Шарсь коса-бди аф ичкозе и мрдась меки сяка вастти, коза кадозе, кода сонць мярьгсь, тя «нахальнай авать».
— Эрь ни, озак, ускте, — пшкядсь вальмянява алясь, ату шобдавас тяса кармат нюрьксема, а ялга туят, эрьгодят нинге, — и панжезе кенкшть. — Сумкацень мастору путк, а тонць ваксозон озак, фталува начка. Марина стане и тись. Ардомбачк кашт изь моле. Шофёртьке кургста фкявок вал изь лисе. Кафцьке нинге кяжихтельхть фкя-фкянь лангс. «Но мес сон мрдась?» — арьсекшнесь Марина, а мзярда шарьхкодезе, мес, пеедезевсь трва пенясонза. «Пади, монга седизонза прань? Катк аф ни сяшкава, а цютькя, но сяка пара тянь колга арьсемс...» Пачкодсть вишкста.
Машинаста лисемста Марина ашезь кирде и сяка кизефтезе, мес таксистсь мрдась, а тона афи арьсесь и лаподезе:
— Мес-мес, ужялькс арать, ащат ямбарнясь, кода ёрдафкя. Да и Уголовнай Кодексса статья, тейне-арам, ули — «Оставление в опасности или неоказание помощи», кода-бди стане. Эрь, простямак, ничего личного, — люпштазе газонь педальть, и — лятфнек кода лемоцоль. Кржа бта кельме ведьса валозе остановкаса, а тяни и ёфси бта лакай каясь ланганза! «Ужяльдемань уроз идня лаца... Лисенди, стамкс теенза и няевонь...» Авать можна сускомс прянь няеманц, сялги промозонц инкса, и сон тяшкава аф кяжияй. Но кда азат хуш вал аф пяк мазы шаманц или ронгонц квалма, а кда нинге и тянь, и тонань марса — муят эсь прязт сюдома.
— Лопадест сельмонза! Афпарморсь сяволезе! — сире бабакс мтордсь Марина, а сонць, вешендемок коське вастонят, тяряфнесь ётамс бта фкя-фкянди петфтаф машинатнень ёткова. Фкявок шава уженя ашель сери куттнень маласа — сембе перьфсна заняфтольхть транспортса, а нинге корхтайхть, кальдявста эрятама... Фкя аськолкс аф тиеват — кинь-кинь машинанц да тостядьсак. Марина кеподезе прянц Алёнань кудонц лангс. Ламоц вальмятнень сельмосна ни коньфтольхть, но ульсть ётксост и аф удыхтьке. Алёнаньге вальмац ашезь уда. Панжевсь келес, и Марина марязе ялганц весяласта сюци вайгяленц:
— Коса тнярс бралгат? Сизень ни учема мархта! Сувак куроконе!
Марина гайфтсь домофонти. Сон аф азовомшка лажадсь ялганцты. Васетькшнихть аф сидеста — кизоти весть, а мзярда васедихть — веське аф сатни, штоба ётафтомс лажатфснон и азондомс фкя-фкянди сембе кенярдемаснон и пичефксснон.
Марина Алёнань мархта ушедсть ладяма нинге 25 кизода инголе, мзярда марса кармасть покодема районнай газетаса. Кафцьке аделазь журналистикань отделениять, кизонь коряска ладясть — аньцек фкя киза ётксостоль, ванфсновок эряфть лангс фкатольхть, сяс и тёждя и весяла ульсь теест марса покодемс редакцияса. И вов вдь кода лиссь — стирьснон ётксонга стане жа сембоц фкя кизоль. Инголи ялгатне азонкшнезь фкя-фкянди стирень ризнамаснон, сяльде кармасть явондома тядянь пичефксснон. Стирьсна коль кассть-венемсть, и цебярь ялгань лямбе валсь и лезкссь най ульсть питникс и эрявикс кафцьконди. «Вай, Шкабаваскяй, кода-аф кода пачкодень», — порогть туркс аськолдамста мярьгсь Марина. Ашкорямда-палсемда меле ялгатне эрязста фатясть кой-мезьда и кярьмодсть Маринань сумканцты.
— Эх, Марыночка, Марыночка, тяфтама казнесь ашезь ванфтов, — пеетькшнесь ялганц лангса Алёна. Марыночка лемть Маринади апак фатяк путозе фкя директорсь, конань колга нинге стирькс пингста сон сёрмадсь очерк. Алясь грузиноль (а синь вдь кодапт!), арьсесь, кда шити котоксть гайфти и тертьфтьсы телефонти Марыночкать, очерксь сяда мазыста лиси.
Ялгатне ароптозь начка сумкаста «Киндзмараулить» клянцень пяльксонзон, штазь потмонц, муськондезь Маринань винаса архтф щамонзон, а тоса озасть кухнянь шрать ваксс и мянь шобдавас исть лотксе корхнемда. Шоряф пря директорсна, асу марстонь ялгасна, аф тячи-ванды рьвакс лиси стирьсна, эрь кизоня сяда сиреди и сяряди тядясна — вов мзяра синь ульсь фкя-фкянди азондомадост.
Алёнань мирдец ся шитнень командировкасоль, стирец илядсь Москуву общежитияв, сяс ялгатнень корхнемаснонды шоряй ашель, морянь якстерь пиле кафта черепахада башка. Мярьгат, синьге кати-мезе шарьхкодсть. А пади, и шарьхкодсть? Мзярда ялгатне ушедсть лятфнема редакциянь эряфста эрь кодама пеетькс пакшкат и пеконь кирдезь цяфасть, якстерь пилетне, мезе ули вийсна, комотнесть вярде алу. Ведсь клянцень панжада кудстост ляцендсь кафта пяли и валондозе и кияксть, и шрать, и шра ваксса ащихненьге. Марина тусь эздост сяда ширеняв, озась лия стулня лангс, а сонць эсь потмованза арьсесь: сонь кирдемшкац Алёнань лаца ламос афоль сата — курокста мулезень ня рептилиятнень вастснон. А Алёнань сатнесь. И аф аньцек черепахатнень, но и мирденц мархта, и авозензонатявозензон. Ялгац тяфтама — сембонь мархта ладяви, сянкса сембонди и кельгови. Ванат лангозонза и аф шарьхкодят— мазышиц мазоптсы характеронц или характероц мазышинц? Улема, фкясь поладсы омбоцеть. Марина седи вакска кеняртькшни, мзярда ваны павазу кудазоравать лангс и пяк лад мялезонза, мес мирдец ялганянц аф соркс уфасы, кода кой-конатне эсь поласнон, а кельгсы афкуксонь кельгомаса.
— Ну, а тонь личнай фронтса кода тефне? — тя кизефксфтома аф ётни фкявок васедемасна. Сонць Алёна кизефтезе, сонць кизефксонцты и отвечась: «Кодама аля, тяса эсь лангозон пинге аф сатни», — полаксазе Маринань и рахазевсь. — «Маргаританьке тя пингс учи Мастеронц эса, а ся кодавок аф няфтьсы прянц», — актрисань вайгяльса азозе Алёна и сядонга весялгодсь. А мезе Марина? А Марина сетьмоняста кулхцондсь и фкявок валня ашезь аза каршек. Мянь сонцьке абондсь, вдь васенцеда ашель мялец пеедемс ня валхнень каршес. И азондомс, мезе мархтонза тячи лиссь, мялец стане жа ашель. Видеста азомс, нльне седиецка цютькя сялговсь, мзярда марязень Булгаковонь героензон лемснон, конатнень эзда и ушедсь тячиень пичефксу историяц и конатнень мархта сон и шумордавсь.
Кунара ни варьхмодсь. Марявсь, кода эташнень ёткова кармась арнема лифтсь, а кинь ашель учемшкац, сят дуборфса ласьксть вярде алу куцеманятнень эзга — коза-бди пяк эряскодсть.
Ялгатне срхкасть мадома. Марина, кода най тиенди кудса, ашкодозе тодуть и катонякс кирендсь диванть лангса вельхтямать алу. Арьсесь, пильгста прафты сизефста и шофёрть мархта нервань котьфти прябалада меле сельмонь стайсь эстокиге сай, но онць кодавок изь сашенда. Маринань пилеса унась электричкась, сельминголенза ащесь тюжя тюльпанонь пусмось, конань кирдезе плманжанзон лангса стирсь. Тоса тюжя панчфонь пятнась солась, а вастозонза эвондась тюжя курткаса таксистсь. Марина лятфтазе шаманц и вайгяленц — инголи эждить, а тоса мялень колайть.
Удома вастоц пароль, ляполь, но Марина шарондсь и лапиесь кафта пяли, бта ацамонц ала марафтольхть кевнят. Фкя кядьса коль кирнезе седиенц — тона стане тотнась мяште потмосонза — цють аф комоти. «Вов кодама прябала мунь эсь прязон, — ашезь лотксе эсь прянц апрякамда Марина, — и эрявсь вдь тейне педемс тя тюжя курткати, мярьгат, лия шофёрхт ашельхть...» Но лия ширде ванозь, кда аф сон, Марина тя пингс васькафнелезе эсь прянц арьсеф легенданц мархта, конань эса сон — Маргаритась, кона учи Мастеронц эса. Лисенди, авать и алять ёткса ладямать колга книгань эрьхконяста амоляф содамошинза — тя мезевок аш, аньцек шава валхт. Маринась сембонди най корхнесь, кле, тя сонцень аш мялец полафтомс эряфонц (и, эстеенза-арам, аф кальдявть!) кодама-бди алянь инкса, а тяни аньцек талакодсь — тевсь ёфси лияса. Ашель тяфтама цебярь ломань, конань улель мялец сотомс мархтонза шинзон и вензон, явомс кенярдеманзон и пичефксонзон, кизонзон и тялонзон...
Марина озась вастть лангс, ашкодозень плманжанзон и, кафта пяли нюрсезь, мярьгсь эстеенза: «Лисенди, тон тонць киндивок аф эряват и ёрдайть прястот эсь пингстонза эвондай мала ломанть колга ня ёфкснень». Тя сяпи виденцямась палаксокс пидезе Маринань мяштенц — мянь тошна арась. А сельмоветтне аноктольхть ни, брьфса тусть шамаванза.
И вов тя минутаня Маринань эвондась мялец няемс эсь прянц рьвакс лисьф авакс. Сон конезень сельмонзон и, станяк озада ащезь, прянек-пильгонек чёпафтсь ламбама арьсематнень потмос. Конашкава пара, улема, мзярда венцяф авась вешенди поланцты лавкаста панар, а панарти — галстук. А шачема шизонза или Отечествань аралаень шити (кода тиендихть сембе аватне) — рамай танцти шине одеколон. Но сядонга пара мялезонза, улема, мзярда няйсы, конашкава тусь мирденц мяльс пидефоц-паньфоц. А тонань пилензовок, шять, вяшкихть: «Эрька, каяка нинге!» А тялонь позда илядня мирдсь путы зепозонза варяганят (пади, рьвясь юкстазень кудста тумстонза) и лиси каршезонза остановкати...
Марса шить, марса веть и тяфта эрь шиня. Роди фкяфкянь кельги кафта гуленят... «Эрь шиня??? — бта сргозсь удома вастста и тарозевсь сембе ронгонек Марина. — Ёткшифтома, недляшифтома и отпускфтома фкя-фкянь эзда?» Тя мяльсь стане эвфтезе авать, прясонза мешкс зойняй арьсеманза эстокиге сетьмость, а сельмоведенза коськсть, бта и ашельхть. «Кодама аля, тяса эсь лангозон пинге аф сатни», — Маринань пряса тага занязе эсь вастонц тонатф, кельгома мяльсь, и тяда ингольдень арьсеманзон алга авась таргась якстерь китькскя.
Марина мянь кенярдсь, мес сембось тага арась эсь вастованза. Путозе тодуть лангс прянц, а омбоцеть ашкодозе кафта кядьса и нежедезе мяштезонза. И стане тёждя арась седисонза! Сон конезень сельмонзон, и удомань порфкясь эстокиге салазе ся арьсеф мастору, коса эряйхть Мастерхт и Маргаритат — сюнера менельса киснон вешенди тяштть. Кода и сон, Маринась.
Марина
Марину разбудил с безупречной дикцией женский металлический голос: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка Ко-лом-на». Электричка захлопнула двери и, набрав нужную скорость, понеслась по рельсам, чтобы побыстрее развезти последних пассажиров. Кого доставить домой, а кого, как Марину, в гости к любимой, да еще и единственной, подруге. В вагоне кроме нее оставалось еще три человека: двое мужчин и девушка, а может, и женщина. Теперь по внешнему виду, кому сколько лет, и не разберешь: макияж и модная одежда слабый пол молодят. Мужчины клевали носом друг напротив друга. Услышав название знакомой станции, зашевелились посмотрели в окно и снова притихли. Им нескоро выходить — до самой Рязани едут.
Марина их заприметила еще у билетных касс, на Казанском вокзале, когда сама до Коломны билет покупала. Стоя в очереди, слишком уж громко они жаловались друг другу на свою работу и адский режим. «Никакого здоровья, — говорили, — не хватит каждый день из Рязани в Москву ездить. Встаешь с первыми петухами, а возвращаешься на последней электричке. Платили хотя бы как следует, не так обидно было бы...» Нечего и говорить, мужикам приходится тяжело, но в своем городе и этих денег, наверное, не заработать. Марина раз в год прокатится до Коломны, и то не знает, куда себя деть и чем занять, — таким невыносимо долгим кажется двухчасовой путь из Москвы. А им еще дальше ехать.
Сидевшая напротив девушка, в отличие от работяг, не спала, а читала с телефона новости. Теперь все так делают — и в автобусах, и в метро, и в электричках, — но только не Марина. Она дала себе слово в транспорте ни телефон, ни электронную книгу в руки не брать. В последнее время в пути и бумажные издания перестала читать. Надо было поберечь глаза — устала уже каждый год очки менять. А «минусы» всё росли и росли...
Трудилась Марина литературным редактором в книжном издательстве. От сверхурочной работы никогда не отказывалась, брала редактуру домой и допоздна засиживалась над ней, чтобы денег и на дочку, и на себя хватало. Мужа у нее никогда не было, к чему сорокапятилетняя женщина давно привыкла. Она не только никому не жаловалась, что приходилось всё на себе тащить, но и жизни своей иначе не представляла. Марина и сама неплохо справлялась: закрыла кредит на квартиру, сделала евроремонт, мебель купила — не квартира теперь, а игрушка! Живут с дочкой вдвоем, как две Барби в кукольном домике, и никто им больше не нужен.
Ну как в такую красоту мужика запустить? Придет с работы, вещи куда попало раскидает, а ты потом убирай за ним. Читает она каждый раз в интернете, как жены на своих жалуются, и ужасается. То носки во время уборки из-под кровати вылавливают, то «крепкие улики» из рюкзаков достают, когда мужья на рыбалку собираются. А едят сколько! Марине и не прокормить. Да и на чтение времени не оставалось бы, поселись в ее квартире мужчина...
А читать Марина с детства любила. Стоящую литературу глотала всю подряд, особенно исторические и любовные романы ей нравились. Она часто ловила себя на мысли: чем несовершеннее оказывались у нее на руках авторские рукописи, тем больше хотелось в хорошее чтение погружаться. Марина никогда не примеряла на себя, как платье, образы персонажей, чтобы потом покрутиться перед зеркалом — идет или не идет. Просто радовалась, если у них всё складывалось, и у романа был хэппи энд. Книги со счастливым концом больше приходились ей по душе. Будь она сама писательницей, только такие бы и писала. Сама того не желая, Марина всё время находила героев из прочитанных романов рядом с собой. Взять хотя бы сидящую напротив девушку с глазами чернее черемухи. Накрашенные красной помадой ее губы то и дело трогала загадочная улыбка. Длинные черные волосы незнакомки падали на плечи и сливались с такого же цвета весенним кашемировым пальто.
На коленях девушка держала букет из желтых тюльпанов, в котором Марина насчитала двадцать пять бутонов. «Чем не булгаковская Маргарита? — подумала она. — Едет и о своем Мастере всю дорогу думает». Желтые цветы на фоне черного пальто резали глаза, и Марина отвела взгляд. Не зря писатель в своем романе желтый цвет называет нехорошим. Но он не уточняет, какие именно цветы несла в руках Маргарита. А все почему-то считают, что «отвратительные, тревожные желтые цветы» — это мимозы. Но ведь не только они, но и тюльпаны первыми появляются в Москве. На месте Булгакова Марина, отправив Маргариту на первую встречу с Мастером, вложила бы в ее руки именно тюльпаны.
Девушка перевела задумчивый взгляд с экрана телефона на темное окно и убрала с красивого лица прядь волос. Обручального кольца на безымянном пальце не было. Куда ехала современная Маргарита с желтым букетом ночью, в полупустом вагоне, одна? «К своему Мастеру, чтобы спастись от одиночества, пустоты, безысходности в мире, в котором ей стало тесно», — решила Марина и, взяв дорожную сумку, направилась к дверям.
Вышла на платформу, а электричка загудела и понеслась дальше, унося с собой романтическую возвышенность в образе Маргариты и житейскую обыденность в лице уставших сонных работяг. Фонари освещали станцию, но Марина плохо ориентировалась ночью, тем более в чужом городе. Да и зрение никуда не годилось — хоть вторые очки нацепи. А толку-то? Всё равно не помогут. Поднимаясь по железнодорожному мосту, как следует отругала себя, что снова про него не подумала, обув в дорогу полусапожки на высоких каблуках.
Снег почти стаял. Когда дворники забывали его в каких-то местах убирать, днем он ручейками стекал по ступенькам. А ночью, замерзая, превращался для припозднившихся пассажиров в настоящую напасть. «Лишь бы не свалиться...» — только подумала Марина, как поскользнулась и, взмахнув руками, припала на одно колено. Хорошо, длинное пальто сообразила надеть — оно и спасло от ушиба, даже больно не было. Подобрав вылетевшую из рук сумку, первым делом пощупала ее и успокоилась: с подарком всё в порядке. Собираясь в гости, бутылку «Киндзмараули» она предусмотрительно обернула в полотенце.
Это вино Марина привезла из Грузии. А ведь вместе с подругой собирались... И не раз туда планировали поездку, чтобы вместе красотами Тбилиси полюбоваться, оказаться в тех местах, где ступала нога великого Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Толстого... Но у Алены постоянно находились разные причины отказаться: когда в Крым поехать муж уговорит, когда свекровь заболеет. У замужних так всегда, никакой свободы: то с самим мужем, то с его родственниками нянчиться приходится. А Марина почистит перышки как птичка и, куда захочет, туда и полетит.
Размышляя о своей свободной и, как ей всегда казалось, удавшейся жизни, Марина, наконец, преодолела ступеньки, перешла по мосту на другую сторону и вышла со станции. Часы на электронном табло показывали второй час ночи. Автобусы и трамваи уже не ходили, и только не знавшие ни сна, ни отдыха таксисты поджидали последних пассажиров.
Водители, переговариваясь друг с другом, по-разному коротали время. Но большинство курили сигареты одну за другой, а в перерывах семечки лузгали, с удовольствием выплевывая шелуху, словно соревновались — кто дальше. Запах сигарет и жареных семечек Марина с детства не переносила — у нее даже голова кружилась и дыхание сразу перехватывало. Поэтому к источающим эти противные ароматы подходить не стала.
Увидев чуть поодаль таксиста в ярко-желтой куртке, подумала: «Похоже, этот цвет меня преследует», — и улыбнулась. Мужчине на вид было лет пятьдесят. Засунув руки в карманы, он прохаживался туда-сюда и молча слушал россказни своих конкурентов. Сообщила адрес, куда ехать, и, даже не спросив, сколько с нее возьмут, быстро уселась на заднее сиденье. Сумку с подарком для подруги поставила рядом с собой. Водитель попался разговорчивый. Сразу было заметно, насколько наскучило ему безмолвно стоять рядом с машиной. Проезжая по улицам спящей Коломны, нахваливал ее красоту и рассказывал разные легенды, связанные с ней. А когда узнал имя пассажирки, еще больше оживился и заговорил о жене двух Лжедмитриев — Марине Мнишек. Ее во время смуты отправили в Коломну и заперли в одной из башен Коломенского Кремля. А она, не захотев мириться с позорной судьбой арестантки, превратилась в черную ворону и вылетела через окно. С тех пор эта башня так и называется — Маринкина.
— Все женщины такие, — сделал вывод таксист, закончив свой рассказ, — ни в боярских палатах, ни в тюремных башнях не удержать.
— А почему в ворону черную, а не в белую голубку она обратилась? — спросила Марина.
Про эту авантюристку она много романов прочитала, но ей было интересно мнение собеседника услышать.
— Да я б для нее даже крысиную душу пожалел! Слишком много плохого в жизни натворила. Не смотри на лицо и одежду — они обманчивы. В душу женщины загляни — белая она или черная.
«Интересный мужчина попался, с широким кругозором, — решила про себя Марина, взглянув в водительское зеркало, — да и на лицо симпатичный...»
И машинально поправив вечно спадающие очки, приготовилась слушать дальше. С авантюристки Мнишек водитель перевел разговор на свою жену, теперь уже бывшую. Хоть напрямую и не сказал, а выдал распространенное «не сошлись характерами», Марина поняла, что к разводу привела другая причина. Не зря же он про обманчивую женскую красоту рассуждал. Вот ведь как бывает, кто-то к сердцу даже такого обаятельного мужчины путь-дорожку не нашел.
За эти двенадцать минут, пока они ехали, собеседник для женщины стал как знакомый, даже родной, и очень нужный человек, и ей тоже захотелось что-нибудь о себе рассказать. Например, что она не какая-нибудь хвальбушка с гонором, вовсе не перебирает кандидатами в мужья и не гоняется за журавлями в небе. Обрадовалась бы и синице в руке, но такие, чтобы захотелось с их перышек пыль сдувать, ей на ладонь не садились.
А как же отец дочери? Ведь какой-никакой, а мужчина в ее жизни обозначился. Только вот отношения с ним были совсем из другой оперы: ни журавли, ни синицы здесь ни при чем. Голый расчет, как это грубо бы ни звучало. Ему встречи нужны были для времяпровождения, а ей для рождения ребенка. Когда разбежались, никто никого не обвинял, и никто никому не остался должен. Даже алиментами Марина его обременять не стала. А он был и рад, что так по-тихому расстались, и навсегда из ее жизни исчез. Марина никогда не чувствовала, что ей кого-то не хватает, во всяком случае, до сегодняшней поездки в такси...
От этих мыслей у Марины запылало лицо и зажгло в груди. Казалось, ей даже воздуха не стало хватать, чтобы дышать. Расстегнула пуговицы пальто и, как веером, начала обмахиваться ладонями, но облегчения не наступало. Становилось только хуже, потому что вдобавок ко всему до нее откуда-то стал доноситься перемешанный с мужским одеколоном тяжелый запах вина.
«Вон оно что! Пьющий, оказывается, поэтому и такой разговорчивый», — сделала досадный вывод Марина. А она, дурочка, уши развесила и слушает этого сказочника: «красота обманчива», «лишь бы душа была белая...»
Таксист несколько раз обратился к пассажирке, но та и ухом не повела — уставилась в боковое окно и насупила брови. В эти минуты Марина возненавидела себя так, будто совершила какой-то постыдный поступок. Мало того, что села в машину к пьяному человеку, так еще и попалась, как бестолковая рыба, на его крючок. Нет, нет и еще раз нет! Не нужны ей никакие «души прекрасные порывы», жизнь у нее и так замечательная, и менять в ней она ничего не собирается.
— Остановите машину, я выйду! — проговорила хрипло Марина и схватилась за дверную ручку.
— Но мы еще не приехали, — спокойно ответил водитель, разглядывая в зеркало пассажирку и пытаясь понять причину.
— Кому говорю, остановитесь! — не унималась та и даже схватила его за рукав. Таксист теперь понял, что с женщиной что-то произошло, но что? Почему она ни с того ни с сего вдруг изменилась в лице и замолчала? «С заскоками, а может, душевнобольная», — пожалел ее про себя мужчина и сказал, нарочно растягивая слова:
— Потерпите немного, где-то с километр осталось. Странная пассажирка заплакала. Сняла очки и, не найдя в карманах носового платка, принялась вытирать слезы руками, размазывая по щекам потекшую тушь.
— Выпивший ездите — это ваше дело, но вы же людей угробить можете! Кто вам позволил чужими жизнями распоряжаться?! — и снова в плач.
Впереди показалась стеклянная автобусная остановка, и водитель на ней притормозил. Быстро выскочил из машины и буквально выдернул Марину с заднего сиденья. И про сумку не забыл. Вручив ей, сказал:
— Да вас не к подруге, а впору в психушку вези! Я вообще-то непьющий. Сам не пью и вам не советую. А то ишь как вас в дороге развезло.
— Меня?
— Да, да, вас. Я ведь сразу запах вина почуял, как вы в машину сели. Приняли на дорожку для храбрости, видать. Что уж скрывать...
— Да как вы смеете?! — принялась обороняться женщина, тряся перед обидчиком сумкой. — Чудовище!
Марина и сама испугалась, когда у нее вырвалось ругательство, но таксиста оно, как ни странно, не задело. Его внимание всецело занимали темные капли, падающие со дна сумки на асфальт: кап! кап-кап! капкап-кап!
Водитель бросился к машине и, осмотрев заднее сиденье, выругался:
— Едрён батон! Весь салон мне испортила! Марина была ни жива ни мертва. «Да как же так? — недоумевала она, — берегла-берегла бутылку, а она взяла и разбилась. Ох уж эти лестницы, ох уж эти каблуки!»
Вернувшись на остановку, мужчина с усмешкой проговорил:
— Таких нахальных женщин я еще не встречал!
— Да я... — пыталась хоть как-то оправдаться Марина.
— Да вы... — резко перебил ее таксист, — скажите спасибо, за порчу салона с вас денег не возьму. Что с ненормальной-то взять? — и покрутил пальцем у виска. — Пять соток за проезд — и мы в расчете! Марина молча протянула купюру. Тот сунул деньги в нагрудный карман и, садясь в машину, бросил в ее сторону:
— Сама — и посмотреть не на что, а гонору сколько! — и надавил на газ.
Желтое такси заревело и скрылось за ближайшим поворотом.
«Это он про меня, что ли, — посмотреть не на что?» — как водой окатили Марину.
Достала из кармана зеркальце — и испугалась!
На нее смотрела самая настоящая панда, с огромными черными кругами под глазами. О боже! Но сама же виновата, тушь нужно было подороже брать, а не эту... Марина достала телефон и, озираясь по сторонам, собралась звонить подруге. Она искала опознавательные знаки, чтобы сообщить, где находится, и спросить, как добраться. Если, как сказал водитель, до ее дома осталось не больше километра, то и пешком дойдет. Но позвонить не успела. Ее ослепил свет фар приближающегося автомобиля. Это было то самое желтое такси, с водителем-чудовищем в желтой куртке. Покрутился, покрутился где-то и вернулся.
— Ладно, садитесь, до места довезу, — открыв водительскую дверь, буркнул таксист. — Только вперед, сзади мокро. А сумку под ноги поставьте.
Марина без слов села в машину. Ехали молча. «Но все-таки почему он вернулся?» — спрашивала она себя в дороге. Деньги ведь получил. Значит, соврал, сказав, что не на что посмотреть... И улыбнулась.
Выходя из такси, пассажирка набралась смелости и поинтересовалась у таксиста. — Почему-почему... Просто жалко вас стало, — ответил тот, — пальтишко у вас не ахти какое, не греет совсем, замерзнете, подумал.
Марина так и замерла на месте, а он как ни в чем не бывало продолжал:
— Да и в Уголовном Кодексе статья, кажется, есть — «Оставление в опасности». Мало ли что... Простите, если нагрубил, — сказал на прощание и скрылся в темноте.
Марина держалась изо всех сил, чтобы снова не расплакаться. А она-то подумала... Старая дура! Осторожно пробираясь через ряды спящих автомобилей, она дошла до нужного подъезда. Все окна были темные, кроме одного, на шестом этаже. Несмотря на позднее время, подруга не спала и поджидала гостью. Распахнув окно, Алена крикнула ей:
— Где ж тебя носит столько? Давай поднимайся скорее! Тоже соскучилась. Встречаются они раз в год, а уж как встретятся — болтают всю ночь напролет, делятся и радостями своими, и переживаниями. Подружились еще девчонками, когда в районную газету пришли работать. Обе журналистику закончили, одного возраста были, только Алена на год старше. Такая же разница и в возрасте дочерей у них. Когда те подросли, еще одна тема в разговорах у подружек нарисовалась: как детей воспитать, как от соблазнов уберечь, как в люди вывести. Хороший совет, а тем более от близкой подруги, никогда не помешает.
— Ну, наконец-то, добралась, — облегченно вздохнула Марина, перешагнув через порог Алениной квартиры.
После объятий и поцелуев подружки принялись вытирать сумку и выгребать из нее содержимое.
— Эх, Марыночка, Марыночка, — засмеялась Алена, доставая то, что осталось от «Киндзмараули», — такой подарок не уберегла!
А Марыночкой Марину стали называть с легкой руки одного грузина, о котором она свой первый очерк писала. А они ведь какие! Думал, если на дню раз десять позвонит и попросит к телефону Марыночку, то очерк еще лучше получится. С тех пор и пошло — Марыночка...
Подруги сели на кухне и проговорили всю ночь. Муж у Алены был в командировке, дочь осталась в общежитии, в Москве, поэтому открывать душу и плакаться друг другу в жилетку им никто не мешал. Только две морские красноухие черепашки, прыгая в своем террариуме, изредка нарушали тишину. Им было непривычно, кроме голоса хозяйки слышать еще чей-то, тем более ночью.
У самой Марины никаких домашних питомцев не было. За ними вон какой уход нужен! Да и терпения у нее не хватило бы. А у Алены хватает. И не только на черепах, но и на мужа, на свекра, на свекровь. Со всеми ладит, со всеми общий язык находит. Глядя на подругу, Марина часто задумывалась: как ей это удается? Нет-нет, она ни в коем случае не завидует, боже упаси! Искренне радуется за нее, раз та счастлива заботами о муже и его пожилых родителях. Но он и сам ценит ее, и видно, что очень любит. Не то что некоторые... Мало ли таких? Полно! Бывает, ни во что не ставят своих жен да еще и на работе обсуждают.
— Ну а у тебя с мужчинами как? Есть кто? — спросила Алена, заметив, что подруга задумалась. И сама же за нее ответила, подделав голос под манеру Марины: — Какие мужики?! Тут на себя времени не хватает! Они засмеялись. Марина так всегда отвечала, когда ее спрашивали о личной жизни.
— Понятно. Наша Маргарита всё своего Мастера ждет, — театральным голосом заключила Алена, воздев руки к потолку.
Услышав имена булгаковских героев, Марина вся съежилась. Она тотчас же вспомнила девушку в черном пальто с букетом желтых тюльпанов на коленях. А потом желтое такси, желтую куртку водителя и неприятную историю, в которую она сегодня попала. Но, как ни странно, у нее впервые в жизни не было никакого желания делиться с Аленой своими переживаниями.
— Прости, я так устала, пока добиралась, — сказала Марина и натужно улыбнулась.
— Пойдем, я тебе уже постелила, — заботливым голосом сказала Алена и повела ее в комнату.
Давно уже рассвело. Было слышно, как туда-сюда ходил лифт и бежали сверху по лестнице ноги тех, кто опаздывал или не хотел ждать.
Постель у Марины была мягкая, удобная — ложись и улетай в царство сна без оглядки. Но ей не спалось. Крутилась, вертелась, переворачивалась с боку на бок, будто под простыней были припрятаны камушки. А сердце у самой билось — того гляди выскочит из груди! «И нужно мне было выбрать именно желтую куртку, будто другие водители там не стояли», — поднявшись с постели, начала отчитывать себя Марина.
Тут же вспомнила его лицо, рассказы про авантюристку Мнишек и про то, как он ее, саму Марину, бедненькую пожалел. А что бы случилось, если бы и она запала ему в душу, как он ей? Мог бы стать для нее Мастером, а она для него Маргаритой?
Обняв колени и, как в детстве, покачиваясь из стороны в сторону, Марина сидела с закрытыми глазами и представляла себя счастливой замужней женщиной. Вот она выбирает мужу рубашку на день рождения, а ко дню защитника Отечества — одеколон. Но приятнее всего будет, когда любимый, нахваливая за ужином ее кулинарные способности, попросит добавки. А если она припозднится с работы, он пойдет на остановку ее встречать, прихватив с тумбочки перчатки. Марина же вечно их забывает... Утром будут вместе пить кофе, а вечером ужинать, наперебой рассказывая, у кого что произошло на работе. И так, в любви и согласии, каждый день... «Каждый божий день?!» — повторила Марина вслух и, испугавшись этой мысли, вскочила на ноги.
Без праздников и выходных, совсем не отдыхая друг от друга? А как же личная жизнь, работа над рукописями до утра, когда срочные заказы идут? Как же чтение романов под пледом в выходные, если никуда из квартиры не хочется выползать? Этим она пожертвовать не могла... Какие мужики?! Тут на себя времени не хватает!
Марина так обрадовалась своему выводу, что даже тихонько засмеялась. Наконец-то всё встало на свои места, и ее сердце очистилось от ненужных переживаний и надежд. Она быстро забралась под одеяло, закрыла глаза и покорно позволила повелителю снов унести себя подальше от прозы жизни. Туда, где всё так возвышенно и романтично, туда, где живут придуманные писателями герои, целую вечность ищущие друг друга, а потом обретающие. Чего-чего, а радоваться счастью других Марина умела.
