Святая ночь

Святая ночь

 

Действующие лица:

САЛАМ, директор управления «Отлупи», 60 лет
АЙНА, жена Салама, учительница, 60 лет
АХМЕД, сын Салама, 18 лет, студент
МОЛОДОЙ САЛАМ, 18 лет
ГАСАН, друг Салама
СОНА, секретарша, 18 лет
ВОДИТЕЛЬ, 20 лет
КЕЧЕЛ, плешивый мошенник, бездельник
КОСА, друг Кечела, бездельник, толстяк
МУССАЛАЙ, мулла, 40 лет
ХАНЫМ, слабоумная женщина
ВРАЧ, друг Салама, 60 лет
КАССИР, продавец билетов в Доме культуры
АЛИ КИШИ, охранник в управлении «Отлупи», 60 лет
ФЛОРА, контролерша, работница Сбербанка
СЛЕДОВАТЕЛЬ, 30 лет
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦЕЙСКОГО УЧАСТКА
1-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ
2-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ
ПОЧТАЛЬОН
АДВОКАТ, 50 лет
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
СУДЬЯ, 40 лет
1-Й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
2-Й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
ПРОКУРОР
СВЯТОЙ СТАРИК
ШАХ
МАТЬ ШАХА
АФСАНА, жена шаха
ВИЗИРЬ
ВЕЛЬМОЖИ
БОЛЬНЫЕ
ПРОСИТЕЛИ
БЕЖЕНЦЫ
ЖЕНЩИНЫ В ЗАЛЕ СУДА

 

ДЕЙСТВИЕ I

Картина 1

Двор умершего Гуммета. Несколько соседей и мулла Мусаллай стоят возле покойника.

МУЛЛА. По воле Аллаха. Ввиду отсутствия у покойного наследника расходы на похороны принял на себя его сосед, учитель Салам.

ГОЛОСА ИЗ ГРУППЫ СОСЕДЕЙ. Здоровья ему. Старик — настоящий благотворитель.

МУЛЛА. Траур пройдет по обычаю: третий день, седьмой, сороковой.

ГОЛОСА ИЗ ГРУППЫ СОСЕДЕЙ. Опять третий день? Почему так? Разве сам господин судья не сказал, чтобы траур больше одного дня не продолжался? Предай покойника земле, прочти молитву, и все. Жалко того, кому приходится оплачивать траурные церемонии. Заварка одного чайника чая обходится более чем в тысячу манатов.

МУЛЛА. Это не я так говорю. Наш Пророк так завещал. А каково мнение самого учителя Салама?

САЛАМ. Мнение народа для меня закон.

МУЛЛА. Ладно, пусть так и будет. Кто готов к заупокойной молитве, подходите.

Несколько человек подходят и становятся за муллой.

МУЛЛА. Аллах акбар! Я прочту молитву за упокой старика с согласия Аллаха. Аллах акбар!

Поднимает руки до ушей, затем скрещивает их у пупка. Соседи, тоже возгласив «Аллах акбар», повторяют движения муллы.

МУЛЛА. Мой Аллах! Тебе восхваления и благодарность. Велико имя Твоё благословенное, Величие Твоё. Нет божества, кроме Тебя, которому можно преклоняться. Мой Аллах! Навеки возвысь славу великого Пророка Мухаммеда Мустафы и духовно близких Ему, как возвысил славу великого Ибрагима и близких Ему! Нет сомнения, что Тебе подвластны все выси и блага. Мой Аллах! Навеки увеличь плоды и урожаи великого Пророка нашего Мухаммеда Мустафы и духовно близких Ему, как увеличил плоды и урожаи великого Ибрагима и близких Ему! Нет сомнения, что Тебе подвластны все блага и выси. (Снова возглашает: «Аллах акбар» — и продолжает заупокойную молитву.) Всевышний! Прости живых и мертвых, здесь присутствующих и отсутствующих, мужчин и женщин, младших и старших! Всевышний! Покровительствуй тем сыновьям Ислама, что придут на свет! Выслушай и тех, кто в свой час покинет мир, прими их с верой. Всевышний! Прими этого покойника под Свою жалость и покой и прости! Мой Аллах! Если у этого покойника есть милость Твоя, то увеличь Свою милость, если есть грехи, то прости его грехи, о Аллах, Милостивый из Милостивых.

Пока продолжается молитва, гроб поднимают и уносят.

 

Картина 2

Кладбище. Опустив гроб возле свежевырытой могилы, произносят суру «Фатиха».

КЕЧЕЛ. Коса! (Коса молчит.) А Коса!! (Коса опять молчит.) Эй, глухой, что ли? Не слышишь?

КОСА. Слышу. Как будто возле уха жужжит муха.

КЕЧЕЛ. Так-то она муха, однако попавшая в паутину и жужжащая вовсе не муха, смотришь — а она уже улетела.

КОСА. Как дух этого покойника.

КЕЧЕЛ. От этого покойника хоть недвижимость осталась. А от тебя, бедный, кроме горьких воспоминаний, что останется?

КОСА. Он должен был свою недвижимость нам завещать. Зачем она Саламу нужна? Такой особняк у него. В одной комнате папаху вешает, в другой обувь снимает.

КЕЧЕЛ. У тебя ни обуви, ни папахи. Потому-то тебе и не оставил.

КОСА. Если у меня такая недвижимость будет, и папаха появится, и обувь. А сверх того еще…

КЕЧЕЛ. Конечно же! Из совы, обитателя развалин, поменяв гнездо, превратишься в соловья сада султана.

КОСА. Соловей вылупился из яйца, а я порожден в утробе матери.

КЕЧЕЛ. Ладно, куда мы идем, связавшись с этим покойником? Он движется к своему последнему пристанищу, а мы?

КОСА. А мы ему свечку держим.

КЕЧЕЛ. Он и без свечки свою дорогу найдет. У нас две ноги, а у него четыре. Ты хоть раз слышал, чтобы положенный в гроб вернулся, не найдя свою могилу?

КОСА. Нет, не слышал. Однако вампира видел.

КЕЧЕЛ. Тогда давай отстанем от этой группы.

КОСА. А не обидятся на нас, если не попробуем угощений на поминках покойника?

КЕЧЕЛ. Оставив родник, хочешь каплями дождя язык намочить?

КОСА. А где этот родник?

КЕЧЕЛ. Не видишь его недвижимость?

КОСА. Какую недвижимость?

КЕЧЕЛ. Недвижимость этого покойного.

КОСА. Не хуже тебя вижу. Только я хорошо знаю, что от этой недвижимости мне ни холодно ни горячо.

КЕЧЕЛ. Покопайся немного в мозгах, пошевели извилинами, тогда и увидишь, имеет ли эта собственность к тебе отношение или нет!

КОСА. У порога этой недвижимости сидит семиглавый дракон.

КЕЧЕЛ. Там не дракон нужен, а змея, которая найдет и присвоит клад.

КОСА. Нет, друг, найти клад — это не удел таких слепых змей, как мы.

КЕЧЕЛ. Для этого нужен небольшой начальный капитал. Найди деньги, купим недвижимость. Тогда увидишь, что сделает твой братишка.

КОСА. И что сделаешь? Сожжешь?

КЕЧЕЛ. Зачем сожгу? Продырявлю всю.

КОСА. Это зачем еще?

КЕЧЕЛ. Эх, дуралей, не знаешь, что у покойного много золота было. Так надо найти его или нет?

КОСА (задумывается). Действительно же! Эта мысль мне вообще в голову не пришла.

КЕЧЕЛ. Разве у тебя мозги есть?! Давай не будем терять золотое время. Пошли деньги искать.

КОСА. Деньги на улице валяются, что ли?

КЕЧЕЛ. Попросим у какого-нибудь благотворителя. Хоть папахи нет, но язык-то у нас есть. А язык для чего нужен?

КОСА. Язык может змею из норы вывести, а благотворителя вряд ли сможет уговорить, сбить с толку. Давай на поминках покойного набьем желудки и поблагодарим Аллаха. Говорят, кто многого хочет, останется ни с чем, у разбитого корыта. Из нас не получатся кладоискатели. Есть поговорка: «Далеко не заплывай, а заплыл — не зови на помощь Хызыра».

КЕЧЕЛ. Эта поговорка не имеет к нам отношения. Нам нечего терять. Потеряем то, что еще только заработаем.

КОСА. Ладно, а вдруг ни одна благотворительная рыба не клюнет на приманку и не попадется на наш крючок. Как быть тогда?

КЕЧЕЛ. Если она не попадается нам на крючок, то мы попадем на его удочку. Скажем: в долю берем, что найдем, то и разделим.

КОСА. На языке складно получается, а на деле как будет? Ладно, к какой первой бороде на поклон пойдем?

КЕЧЕЛ. Говорят, Техран-бек из рода Гаджилатифов очень щедрый благотворитель. Содержит более двадцати сирот на свои деньги.

КОСА. Нам не щедрый благотворитель нужен, а тот, у кого карманы нараспашку.

КЕЧЕЛ. Пойдем. Может, и нам кто-нибудь двери отворит!

КОСА. Ладно, как бы беду не накликать, а вдруг деньги найдем, купим недвижимость, но золота не найдем…

КЕЧЕЛ. Тогда Ага жив, Агаджан здоров. Отдадим недвижимость хозяину денег. Нам нужен клад, лежащий там, а не недвижимость. Пойдем быстрее, а то кто-нибудь опередит нас.

КОСА. Там действительно есть клад?

КЕЧЕЛ. Так же как то, что я есть на этом свете.

 

Картина 3

Двор старика Гуммета. Салам и Айна заходят в кухню и внимательно осматривают все закутки.

САЛАМ. Жена, сходи за лопатой и ломом. Посмотрим, не надул ли меня этот покойный?

АЙНА. Лопата тебе зачем, муженек?

САЛАМ. Покойный за час до смерти позвонил мне на работу и позвал к себе. Я подумал: сосед все-таки, неудобно не пойти. Может, он в чем-то нуждается. Больница — такое место, что невольно соскучишься по знакомым…Увидев меня, старик очень обрадовался. Как будто весь мир ему подарили. Достав из-под подушки бумажку, дал мне. Это была дарственная его недвижимости на мое имя, заверенная нотариусом. Потом, приблизив губы к моему уху, шепотом сказал: «В западном углу кухни я закопал кувшин золота. Откопай и забери себе, отдаю от души. Только одна просьба у меня к тебе: достойно похорони меня!» Что-то еще хотел сказать, дыхания не хватило. Смотрю, глаза закатились. Позвал врача. Пока тот дошел, он уже скончался.

АЙНА. Эх, муженек, он сказал и ты поверил? Его лохмотьев джинны пугались. Откуда у него золото?

САЛАМ. Нет, жена, ты не знаешь. Покойный был очень жадным человеком. Даже не женился, боясь, что большие расходы будут.

АЙНА. Думаешь, у холостяков в домах золотые колонны стоят?

САЛАМ. Но этот человек во время войны 1941–1945 годов, называемой нами Великой Отечественной войной, работал кладовщиком в колхозе. Килограмм пшеницы менял на целую ладонь золота. (Айна уходит, ворча.) Остается только надгробная плита. Ее сделают к сорока дням. На надгробной плите напишу стихотворение. Одно четверостишие. Больше не надо. (Читает стихотворение.)

Ноет душа по человеку, лежащему здесь.
Душу свою он раскрыть не успел, договорить.
Прожил один. Золота много сумел накопить,
Но заработанного за жизнь так и не смог съесть.

АЙНА (возвращается с лопатой в руках; услышав последние слова стихотворения, понимает, что речь идет о старике Гуммете). Разве так нажитое можно съесть? Не зря говорят, как приобретешь, так и потеряешь.

САЛАМ. Не мешай, жена, пишу стихотворение для надгробной плиты.

АЙНА. Вот повезло, оказывается, у него еще и дар поэта есть.

САЛАМ. Как будто не знаешь. Разве в молодости любовные письма тебе не стихами писал? А ты, наверное, даже не прочитав, рвала и выкидывала их в мусорку.

АЙНА. Все до единого в сундуке. Прочту наизусть, какое захочешь.

САЛАМ. Ладно, не время для лирики. Давай лопату. (Берет лопату и начинает копать.) Но непохоже, что тут клад зарыт.

АЙНА. Эх, муженек, в медвежьей берлоге орехи ищешь?

САЛАМ. Не говори так, жена, грех. О покойнике плохо не говорят, шайтан донесет ему в могиле. Ого, кажется, что-то зазвенело, хвост петуха показался. Да, так и есть.

АЙНА. Будь осторожен муженек, разобьешь.

САЛАМ. Держи за другую ручку, жена, тяжелое. Он говорил, что должно быть более десяти килограммов золота.

АЙНА. Муженек, оказывается, покойный точно был змеей, спящей на кладе.

Вытащив кувшин, прячут его посреди посуды.

САЛАМ и АЙНА (вместе). Пусть земля пухом будет тебе, сосед.

АЙНА. В таких ситуациях говорят: кому-то зарабатывать, а кому-то проглатывать.

САЛАМ. Смотри, вот настоящее богатство. Только жаль, что на старость лет нам досталось.

АЙНА. Ты вовсе не похож на постаревшего. Как говорил Мешади Ибад: «Как бы ты ни постарел, а тысячу усатых молодцев за пояс заткнешь».

САЛАМ. Жена, была бы такая пилюля, приняв которую сразу становишься восемнадцатилетним юношей.

АЙНА. Как волшебные яблоки в сказке Малик Мамеда.

САЛАМ. Почему волшебные? Были в наших садах такие яблоки, только дивы и динозавры уничтожили их подчистую.

Соседи возвращаются с кладбища.

 

ДЕЙСТВИЕ II

Картина 4

Дом Салама. Салам готовится к молитве. Айна сидит на диване и читает газету.

АЙНА (громко читает раскрытую газету). «Много есть таких людей: уши есть — а глухие. Глаза есть — а слепые. Язык есть — а немые. Эти люди похожи на холодные скалы, что возвышаются посреди цветов, странные живые существа, не сознающие, зачем на свет родились, для чего живут, думают только о праздных застольях, стараются прожить сто — сто пятьдесят лет. Эти человечки, превратившиеся в игрушки беса, заселившегося в них, сомневаются в существовании великого Всевышнего, для своей веры ищут что-то вроде доказательства, чуда, видения. Есть ли большее чудо, чем сам человек? Из пятисотлетних дубов разве хоть один, хоть раз вместо желудей не покрывается яблоками, грушами, виноградом? На одной и той же земле растет столько цветов, и у каждого — свой цвет, свой запах. Всего этого разве недостаточно для веры в существование Аллаха?» Что можно сказать против правды? Сколько газет выходит, о Аллах! Какую читать? Одна пишет: «Сбился пульс времени». Другая пишет: «В море буря, в пустыне ураган, в сердцах людей чувство бунта и мести». Нет, это уже чересчур, не устают писать…

САЛАМ. Что случилось, жена?

АЙНА. Как что? Печатают всякую чушь, чтобы газету покупали.

САЛАМ. А разве правда осталась, чтобы о ней написали?

АЙНА. Нет же. Переходят все границы. Смотри, что пишут, как будто в Казани появился людоед.

САЛАМ. Это же правда. Причем это давно уже случилось. Людоед в Астрахани, обманывая девушек и женщин, приводил их к себе, а потом, зарезав как овец, жарил и ел. Был суд. Расстреляли.

АЙНА. Здесь написано: город Казань.

САЛАМ. Наверное, это второй случай. Боже упаси от третьего.

АЙНА. Никак не могу поверить.

САЛАМ. А что ему делать? Наверное, и он не может выдержать трудностей переходного периода. Некоторые люди морально не выдерживают этих мучений, тяжести этой жизни. Мясо так дорого стоит, что не всякий человек может его купить. А что сейчас дешевле человека стоит?

АЙНА. Ну ты загнул! А как было в период развитого социализма? Когда подыхал один теленок, составлялось сорок актов, слушалось мнение сорока ветеринаров. Погибшего человека никто не искал. Из-за одной мертвой облезлой коровы председатель колхоза, заведующий фермой от страха искал любую мышиную щель, чтобы там спрятаться.

САЛАМ. Вот потому-то масло стоило 3 рубля 50 копеек, мясо — 1 рубль 80 копеек.

АЙНА. Говори, говори. Что еще осталось? Рис стоил 92 копейки. Сахар — 1 рубль. Полки магазинов доверху были набиты.

САЛАМ. Не вранье же.

АЙНА. А зачем не говоришь, что были первые секретари, которые из-за одного тюка сена поджигали сельчанина вместе с сеном и ишаком.

САЛАМ. А сейчас лучше, что ли? Всё пустили на самотек. Нет ни тени испуга, ни страха.

АЙНА. Так демократия.

САЛАМ. Разве демократия такая бывает? Никто не хочет трудиться. Все открывают рестораны. А полки магазинов пустые.

АЙНА. Ну ты опять загнул! Все это беды времен застоя, последствия сейчас сказываются. Разве лень — это не придаток, оставленный нам от тех времен? Тяготы эти еще долго будем терпеть.

САЛАМ. Как хорошо, что был период, который мы назвали годами застоя, а то — кому бы приписали некоторые наши недостатки?

АЙНА. Ведь переходный период. Пока механизм нового государства не сформировался. Свобода и независимость легко не приобретаются. Кто любит рыбу…

САЛАМ (прервав ее на полуслове, шутливо). …должен Каспий чистым сохранить. Вай-вай, заговорившись с тобой, забыл совсем про молитву. (Готовится к молитве. Раздается звонок. Айна смотрит на Салама.) Не видишь, я молюсь!

АЙНА. Разве женщина должна открыть двери, когда мужчина дома?

САЛАМ. А ты разве не знаешь, что нельзя сойти ни на шаг с молитвенного коврика, даже если над тобой навис меч.

Айна открывает дверь. Входит почтальон.

ПОЧТАЛЬОН. Добрый вечер.

АЙНА. Добрый.

ПОЧТАЛЬОН. Сестра, телеграмму принес.

АЙНА (берет телеграмму, громко читает). Ахмед Салам-оглы. Вы приняты на юрфак Московского государственного университета имени Ломоносова. Занятия начнутся первого сентября. (Зовет сына.) Ахмед. Ахмед. С тебя магарыч. Добрая весть из Москвы…

ПОЧТАЛЬОН. Сестра, сперва со мной рассчитайтесь, а магарыч потом… Сколько домов мне надо еще обойти, сестра. Я телеграмму принес, прошагав десять километров пешком… забываете мне магарыч дать, а сами за телеграмму уже магарыч хотите. Вот потому-то и мир рушится. В таких ситуациях говорят: «На чужом горбу в рай угодить».

АЙНА. Правду говорите, брат. От радости совсем растерялась. (Приносит и дает почтальону деньги.)

ПОЧТАЛЬОН. Сестра, этого много.

АЙНА. От души даю. Это еще что? Посмотрим еще, что даст хозяин дома.

САЛАМ. Женщина, я же сказал, что молюсь.

ПОЧТАЛЬОН. Нет, нет, сестра, денег уже хватит. В моем преклонном возрасте зазря не сделайте из меня грешника. Нельзя беспокоить человека, который молится. Распишитесь вот тут, и я уйду.

Айна провожает почтальона. Поздравляет и целует Ахмеда, вошедшего из соседней комнаты. Ахмед берет телеграмму и возвращается в свою комнату.

АЙНА. Эй, муженек, теперь я не буду перечить тебе. Зови всех своих друзей, знакомых, ешьте, пейте до утра. Сын твой поступил в такой университет!

САЛАМ (задумчиво). Нет, женщина, раз с помощью Аллаха сбылась эта моя мечта, бросаю с этого дня пить. Оставшуюся жизнь целиком посвящу вере в Аллаха.

АЙНА. Уже поздно, старый. Сколько нам осталось-то жить?

САЛАМ. Правду говоришь, женщина, может быть, и поздно. Но говорят: лучше поздно, чем никогда. (Салам молится, Айна стоит у окна и смотрит на улицу.) Слава Тебе, Всевышний. Сбылась моя мечта. Пройдет пять лет, закончит сын университет, станет или прокурором, или председателем народного суда. Однако у меня не хватает морального права сказать ему: работай честно, живи с чистой совестью. Грехов, пакостей много было. Сколько мне еще жить? Дальше, если даже всю оставшуюся жизнь растратить во имя Аллаха, мне не смыть всех своих грехов. Верни мою молодость, Всемогущий Аллах, чтобы прожить прозрачную, как кристально чистая родниковая вода, жизнь. Чтобы мои прегрешения не бросили и тени сомнения на сына. Чтобы не говорили, что сын бессовестного, нечестного человека стал защитником закона, учит нас правде, честности. Пусть этот урок сперва своему отцу преподаст. Не дай, чтобы за мои грехи платил мой сын. Верни мою прошедшую жизнь, чтобы сжечь ее, как грязный лоскут, и прожить жизнь без единого пятнышка. Верни мою молодость, Всевышний. Всевышний, не отбирай у нас независимость Азербайджана.

АЙНА. Эй, муженек. Эй, муженек!

САЛАМ (с возмущением). Что случилось?

АЙНА. Смотри туда.

САЛАМ. Куда смотреть, женщина? Что случилось? Что ты увидела?

АЙНА. Исчез за холмом.

САЛАМ. Что исчезло?

АЙНА. Прямо перед окном пролетел старик, весь с головы до ног пылающий ярким сиянием. Под мышкой держал книгу сияющую, словно кусочек солнца.

САЛАМ. И крылья были.

АЙНА. Были. Как без крыльев летел бы. Перья были такие красивые…

САЛАМ. Не заболела случайно? Может, температура поднялась…

АЙНА. Нет, муженек, здорова я.

САЛАМ (прикладывает руку ко лбу Айны, якобы проверяя температуру). Вай-вай, у тебя действительно жар.

АЙНА. Ты в шутку все переводишь.

САЛАМ. Почему в шутку? Если скажу: месяц ярко светит, пойдем, взявшись за руки, в парк прогуляться, то знай, что шучу. Если скажу, что выведу машину из гаража, поедем к тестю, попробуем приготовленный тещей плов с шафраном, затем выпьем по чашке прекрасно заваренного с гвоздикой чая и вернемся, то знай, что шучу. А с болезнью — какие шутки?

АЙНА (с возмущением). Я же сказала, что не болею.

САЛАМ. Действительно? Ага, понятно. В этом году у вас в школе ввели урок вероисповедования?

АЙНА. Ввели, ну и что же?

САЛАМ. Так бы и сказала. Теперь верю. Этот святой старик нес в вашу школу святую книгу. Узнал, что у вас сложности с учебниками. Утром, когда пойдете в школу, в учительской увидите ярко сияющую книгу. Никто не осмелится дотронуться до нее. Ты не бойся, бери, открывай, читай. Ведь только ты знаешь, кто ее принес, как принес и когда принес.

АЙНА. Муженек, не иронизируй, рот искривится.

САЛАМ. Прости, Аллах. Правду говоришь, женщина. Может, Святая ночь? Может, Джабраил принес священный Коран. Однако это было 13 веков назад. Как ты теперь можешь это увидеть?

АЙНА. Откуда мне знать, как я могла видеть? Однако увидела.

САЛАМ. Погоди. Погоди. Может, он обратно книгу уносил. Уносил, потому что очень мало людей, прочитав ее, понимают. Топчут ее. Называют «аятами шайтана». Лживую клятву дают, положа руку на нее.

АЙНА (задумчиво). Не знаю.

САЛАМ. Женщина, наверное, ты святая. Потому что не каждый человек может увидеть Джабраила.

АЙНА. Серьезно говоришь?

САЛАМ (задумчиво). Кажется, я согрешил, женщина. Ну что ж…

АЙНА. Я боюсь.

САЛАМ. Займись чем-нибудь, пройдет. Посмотри телевизор.

Салам молится. Айна смотрит телевизор.

АЙНА. Муженек. Муженек…

САЛАМ. Что опять случилось?

АЙНА. Брат брата застрелил, а тело спрятал.

САЛАМ. Наверное, наследство отца не поделили. Разве есть для человека беда страшнее, чем проклятая жажда погони за богатством.

АЙНА. Нет, не из-за богатства убил.

САЛАМ. Тогда землю не поделили. Разве не естественно, что из-за кусочка земельного участка, будучи порождены из земли, мы готовы лишиться жизни?

АЙНА. Нет, старый, это и не земельной спор, убил от страха. Высланный в 1937 году в Сибирь брат, сбежав, навестил родного брата. Ну и брат, испугавшись за свою жизнь, убивает его, а труп прячет, чтобы не раскрылась тайна. А потом, запершись, сильно рыдает.

Салам молится. Айна смотрит телевизор. По телевизору звучит новая песня. Айна добавляет громкости.

Вот и распалась, всему вопреки,
Наша империя на угольки.
Вот и пятнадцать народов, земель, —
Все независимы стали теперь.

Новая жизнь! Горы новых забот!
Враг никакой нас с пути не собьет.
Так, прорываясь сквозь бурю и шторм,
К полному счастью и свету придем.

Жертв мы немало в пути принесли
В жарких боях за свободу земли.
Реет над нами трехцветный наш флаг,
Смыслов три сотни есть в этих цветах.

САЛАМ. Женщина, что это за шум-гам, я ведь молюсь.

АЙНА. Ради Аллаха, муженек, пусть поет. Новая песня. Мне очень нравится. Сердце радуется, когда ее слушаю.

САЛАМ. Ну что за дела? Я ведь молюсь.

АЙНА. Ну и молись. Чем песня тебе молиться мешает?

САЛАМ. Как это — чем мешает? Я же только научился молитве. Сбиваюсь ведь. Грешно.

АЙНА (выключает телевизор и смотрит в окно). Эй, муженек. Эй, муженек! Эй, муженек, не к тебе обращаюсь я?

САЛАМ. Ты дашь мне закончить молитву?

АЙНА. Муженек, смотри-ка туда.

САЛАМ. Прости, Аллах. Ты, женщина, не видишь — молюсь?

АЙНА. Муженек, молитва никуда не убежит. Посмотри-ка туда.

САЛАМ. Что случилось? Опять тот старик показался?

АЙНА. Нет. Нет. Посмотри на деревья. Все наклонились, как будто голову положили на землю и спят.

САЛАМ. Женщина, что ты говоришь?

АЙНА. Посмотри сам.

САЛАМ (подходит к окну и, посмотрев на улицу, очень удивляется). Святая ночь, оказывается, женщина, Святая ночь.

АЙНА. Что за Святая ночь, муженек?

САЛАМ. Ночь, в которую ниспослан на землю Коран. Говорят, в эту ночь любые желания сбываются. Однако не более трех желаний.

АЙНА. Правда?

САЛАМ. Не знаю, так говорят. (Деревья возвращаются в обычное положение.) Есть такая притча, сказание. Видит один мельник, что внезапно остановились вращающиеся жернова мельницы. Подумал он, что размыло канал и вода течет в сторону. Выходит во двор. Видит, что все деревья наклонились. А канал в порядке. Только вода в нем как будто застыла. Догадался, что Святая ночь. Говорит: «О Аллах, сделай меня большеголовым». Его голова увеличивается и становится как сарай. Видит, плохо дело. Говорит: «О Аллах, сделай меня мелкоголовым». Голова уменьшается и становится как орех. Видит: нет, еще хуже стало. Говорит: «Аллах, сделай мою голову такой, какой она была». Голова становится прежней. Огорченный, возвращается на мельницу.

АЙНА. Жаль, я не успела ничего загадать.

САЛАМ. А я загадал.

АЙНА. Что же ты загадал?

САЛАМ. Сказал: Аллах, сделай независимость Азербайджана вечной.

АЙНА. Хорошее пожелание.

САЛАМ. А ты ничего не загадала?

АЙНА. Так испугалась, что ничего не вспомнила. Сказала бы хоть: «О Аллах, дай нам увидеть свадьбу сына, чтобы досыта потанцевать. Дай мне внука, чтобы рассказывать ему сказки».

САЛАМ. Этого я не вспомнил, другое я загадал.

АЙНА. Что же другое?

САЛАМ. Молодость свою.

АЙНА. Что? Муженек, как это может быть?

САЛАМ. Что «как может быть»?

АЙНА. Вдруг вернется к тебе молодость, станешь восемнадцатилетним юношей.

САЛАМ. Ну и пусть, мир не обрушится же.

АЙНА. А как же я?

САЛАМ (задумывается). Действительно. Об этом я не подумал. Хорошо, что это пожелание не принято. Да… Пойду, молитву докончу. Осталась незавершенной, это грех.

АЙНА. Муженек…

САЛАМ. Женщина, хватит. Дай закончить молитву.

АЙНА. Ради Аллаха, муженек, еще одно слово спрошу, а то потом забуду.

САЛАМ. Прости, Аллах. За семьдесят лет столько атеистической пропаганды в уши набили, что не понимаешь ни греха, ни добра.

АЙНА. Ладно, ладно, ради Аллаха, не заходи далеко.

САЛАМ. Женщина, дашь наконец завершить молитву?

АЙНА. Ладно, завершай. Но только не думай, что молитвы, прочтенные сегодня, смоют грехи за выпитое до сих пор спиртное.

САЛАМ. Аллах сам хорошо знает, почему я выпивал. Когда горе зажимало, как же не выпить? Теперь не пью, а занят верой. Разве это плохо?

АЙНА. Провалиться мне на месте, если поверю. Горбатого могила исправит.

САЛАМ. Да будет проклят слепой дьявол. Женщина, ты переходишь все границы.

АЙНА. Ладно. Ладно. Не выходи из себя. Хочешь — до утра молись.

САЛАМ. Женщина, ради Аллаха, уйди. Помолюсь. В те времена коммунисты не давали пост держать, молиться, а теперь ты.

АЙНА. Ничего себе, муженек, разве я говорю: не молись?

Услышав голос Ахмеда, говорящего по телефону в соседней комнате, оба замолкают.

АХМЕД. Алло, Лейла, здравствуй. Спасибо, хорошо. Завтра покажут хороший спектакль в Доме культуры, «Шапка шаха» что ли. Нет, сестру не приводи. Сама приходи, одна. Буду ждать. Спокойной ночи.

Муж и жена смотрят друг на друга со смыслом. На лице Айны сияет улыбка.

АЙНА. Слышал, муженек?

САЛАМ. Слышал, только…

АЙНА. Что «только»? С его уст еще не сходило имя девушки, женщины.

САЛАМ. До сегодняшнего дня не сходило, а теперь часто сходить будет.

АЙНА. Нет, муженек. Ты плохо знаешь свое чадо. Он не из тех, кто, как мотылек, каждый день на другой цветок слетает. Пошлем сватов, получив согласие, назначим день обручения и будем готовиться к свадьбе.

САЛАМ. Зачем оставлять на потом. Сходи сейчас же, получи согласие, обручим, а утром сыграем свадьбу.

АЙНА. Не сердись на меня, муженек. Доверия к жизни нет. Смерть находится между глазом и ресницей, моргнуть не успеешь. Вдруг вечером лягу, а утром не встану. Если не доживу до свадьбы сына, в гробу спокойно лежать не смогу. Доброе дело, чем быстрее сделаешь, тем лучше.

САЛАМ. Ладно уж, дай возможность завершить молитву, потом пойдем купим колыбель, а то опоздаем.

АЙНА. Эх, муженек, 60 лет нам исполнилось, а еще ни дочку не выдали, ни сына не поженили. Как же тут не торопиться?

САЛАМ. Правду говоришь, женщина. Когда мы сами поженились, бедняками были. Кроме обручальных колец, ничего не было.

АЙНА. И их в загсе бесплатно дали.

САЛАМ. Но ничего. На свадьбе сына все возместим, такую свадьбу сыграем, такую свадьбу сыграем, что равных ей не будет. Невестку украсим драгоценностями с ног до головы.

АЙНА. Муженек, а не скажут: откуда все это?

САЛАМ. Нет, женщина, то время уже прошло. Сегодня-завтра все приватизируют, у каждой вещи свой хозяин будет.

 

Картина 5

Салам закончил молитву. Оба волнуются. Раздается звонок в дверь.

САЛАМ. Кто это может быть в такое позднее время?!

АЙНА. Я боюсь.

САЛАМ. Кувшин хорошо спрятала?

АЙНА. Разве не сам закопал?

САЛАМ. Ты сходи посмотри, на месте ли кувшин, а я открою дверь, посмотрю, кого принесло.

АЙНА. Нет, нет! Я одна боюсь идти туда.

Снова раздается звонок.

САЛАМ. Иду. (Смотрит в глазок.) Кто там?

КОСА. Я.

САЛАМ. Кто ты?

КОСА. Коса.

САЛАМ. Какой Коса?

КОСА. Друг Кечела.

САЛАМ. Какой еще Кечел?

КОСА. Друг мой, не знаешь, что ли?

АЙНА. Муженек, он не похож на честного человека. Говорит невнятно. Видно, не с добром пришел. Не открывай двери. Может быть, увидели, как мы закапывали кувшин?

САЛАМ. Да? Не надо было там закапывать. Увидели, наверно.

АЙНА. Надо было во дворе закопать.

САЛАМ. О чем ты говоришь? Разве тогда можно было бы спокойно дома спать? Лучше было бы в другом углу кухни. Иди звони в полицию, а я поменяю место кувшина.

Оба уходят. Снова раздается звонок. Из соседней комнаты выходит Ахмед и открывает дверь.

КОСА. Здравствуйте! Добрый вечер!

АХМЕД. Здравствуйте. Но вечер уже давно прошел. Теперь же за полночь.

КЕЧЕЛ. Извините, доброй ночи.

АХМЕД (уводит гостей в гостиную). Слушаю вас.

КЕЧЕЛ. У нас дело к учителю Саламу.

АХМЕД (громко). Отец, тебя просят.

САЛАМ (входит весь в пыли и грязи, гости встают). Садитесь. Садитесь.

КЕЧЕЛ. Учитель Салам, извините нас за поздний визит.

САЛАМ. Ничего. Что случилось?

КЕЧЕЛ. Учитель Салам, мы пришли купить дом старика Гуммета.

САЛАМ. Да? А я говорю, что же случилось? Да будет земля пухом вашим покойным, не нашли другого времени для покупки дома?

КОСА. Слышишь? Говорил же: утром придем, не послушался меня.

КЕЧЕЛ. Учитель Салам, кое у кого мы нашли немного денег. У нас негде их хранить. С такими деньгами мы побоялись ночевать где попало. Пришли, чтобы хотя бы деньги вам отдать. Остальные проблемы решим утром.

САЛАМ. Да? А сколько у вас денег?

КЕЧЕЛ (дает деньги). Двадцать тысяч долларов здесь.

САЛАМ. Старик, за такие деньги Кремль можно купить.

КЕЧЕЛ. Учитель Салам, нам Кремль ни к чему. Мы люди бедные. Продайте этот дом нам. И у нас бы свой домашний очаг появился. У вас ведь нет необходимости в этой недвижимости.

САЛАМ. Можно. Приходите завтра ко мне на работу, поговорим.

КЕЧЕЛ. Да продлит вам жизнь Аллах. Еще одна просьба к вам, учитель Салам.

САЛАМ. Завтра скажете свое слово.

КЕЧЕЛ. Учитель Салам, оттого что ночуем где попало, мы уже заросли грибами. Если бы вы согласились позволить нам уже сегодня переночевать в этом доме…

САЛАМ. Но… ведь я сам еще не переступал порог этого дома. Не знаю, что где лежит.

КОСА. Не беспокойтесь, учитель Салам, даже краешком глаза не поглядим. Найдем, куда голову положить, там и ляжем.

САЛАМ (приносит и отдает ключи). Ладно, идите, откройте и ложитесь.

КОСА. Спокойной ночи.

КЕЧЕЛ. До встречи утром.

Уходят.

САЛАМ. Жулики, по глазам прочел ваши мысли. Думают, верблюд маленький. Идите, до утра ковыряйтесь. Хрен найдете. (Задумывается.) Да? Неужели… а вдруг в другом месте что-то еще закопал? Может, второй кувшин есть? Может быть.

Приходят полицейские.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Салам муаллим, что случилось? Кто вас беспокоил?

САЛАМ. Опоздали. Надо вовремя приезжать, куда вызывают.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мы не скорая помощь и не пожарники. Одна машина у нас, и той господин начальник пользуется.

САЛАМ. Хорошо. Хорошо. Хотят ограбить дом покойного старика Гуммета. Отведите их и задержите до утра в одной из свободных камер. Утром отпустите, пусть уходят.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. И это все? Больше ничего не сделать? Ведь руки у нас чешутся.

САЛАМ. Нет, не надо. Сам Аллах уже их наказал.

 

ДЕЙСТВИЕ III

Картина 6

Кабинет директора управления «Отлупи». Салам что-то пишет. Заходит Гасан Керимли.

САЛАМ. Ого, старый друг, какими судьбами? Куда пропал? Не показываешься.

ГАСАН. Как же увидеться? Ты в мечеть не ходишь, я на вечеринки не хожу. Народ разделился на группы. Каждая улица превратилась в арену действий какой-то партии. Люди боятся даже друг к другу ходить.

САЛАМ. Правильно говоришь, вот как раскололи единый народ. Этот — партократ, коммунист. Тот — член народного фронта, демократ. Третий — мусаватист… Не знаю еще кто.

ГАСАН. Все это на руку врагам.

САЛАМ. Конечно. Эх, ладно уж. К добру бы, с чего это ты вдруг меня вспомнил. Солнце откуда взошло сегодня?

ГАСАН. Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе.

САЛАМ. Не обижайся, друг, какая из меня гора, и ты не Магомед. Опять темнишь, что у тебя за афера?

ГАСАН (вытаскивает из кармана конверт и отдает Саламу). Вам причитается.

САЛАМ. Не мне. Положи его в ящик. Чтобы моя рука не дотронулась.

ГАСАН (опускает конверт в ящик стола). Друг, обижаюсь я на тебя. Что за новость? С каких пор мы вышли из доверия друг к другу? И от меня отгораживаешься?

САЛАМ. Знаешь, друг, мы на Коране поклялись, что не будем брать взятки. Поэтому я сам не взял. Не то нарушение клятвы добром не кончится.

ГАСАН. Это не взятка, а магарыч.

САЛАМ. Сколько?

ГАСАН. Мало, один миллион.

САЛАМ. Вчера, когда журналистка брала интервью у президента, сказала, что взятка дошла до миллиона, на что наш уважаемый президент ответил: что же делать, инфляция. На миллион рублей что можно купить?

ГАСАН. Слушай, пошли меня директором во второе отделение зерноводческого совхоза, не обижу. Говорят, рука руку моет, а рука — лицо.

САЛАМ. Кожу затер оттого, что руки тру, а лицо все в грязи.

ГАСАН. Сами виноваты. Раздаете должности кому попало. Хлеб доверьте хлеборобу. И так магарыч все дают.

САЛАМ. Если по мне, то копейки не взял бы. Шеф смотрит на мои руки. Не виню. Расходов у него много. На самом же деле играем в игру: бери от кяфира, дай кяфиру.

ГАСАН. Да, вижу, шеф ваш строит особняк в три этажа.

САЛАМ. Это еще что! Гостей у него много бывает. Часто вызывают в центр. Разве можно ехать с пустыми руками? Если бы не единицы, вроде вас, из своих доходов не давали подаяние, мы бы с голоду подохли.

ГАСАН. А разве подаяния вам положены по вере?

САЛАМ. А мы не Аллахом созданы, что ли?

Вызывает секретаршу. Секретарша входит с ручкой и блокнотом.

Пиши: назначить Гасана Керимли Сохраб-оглы директором II отделения совхоза.

СЕКРЕТАРША. Разве вы только что, объединив все отделения совхоза, не назначали главным директором Махмуда Пашалы? Я уже и приказ в книгу записала.

САЛАМ. Как говорю, так и запиши.

СЕКРЕТАРША. Ведь и тот приказ я записала, как вы сказали.

САЛАМ. Поменяй тот приказ. Напиши новый приказ о том, что приказ под номером 17/3 от 17 марта об объединении отделений считать утратившим силу, ввиду того что это объедение не оправдало себя. (Гасану Керимли.) А вы идите, берите приказ и приступайте к работе. (Гасан Керимли уходит. Звонит телефон.) Слушаю. Что? Беженцы из Келбеджера? Пятьдесят семей? Есть, разместим. Лично сам? Есть… В общежитии № 1. Есть.

 

Картина 7

Двор административного здания управления. Беженцы из Келбеджера, без пиджаков, без шапок. У одного рука забинтована, у другого — нога. Салам здоровается с аксакалами, дает указание своему заму, Дадашу Дамирли, об обеспечении их жильем.

САЛАМ. Отведи их в общежитие № 1. В здании пятьдесят комнат. Пятьдесят семей разместится. Потом возвращайся ко мне, решим проблему с продуктами. Позвони в отдел здравоохранения, пусть займутся лечением раненых.

ДАДАШ. Будут сложности с кроватями и постельными принадлежностями.

САЛАМ. Дал уже указание коменданту, все будет готово. (Мимо Салама проходит женщина, перебинтованная с ног до головы.) Кто это?

1-й БЕЖЕНЕЦ. Моя невестка. Особенно пострадавшая.

САЛАМ. Мучения не вечны, сестра. Рано или поздно гнев более миллиона беженцев услышит Всевышний.

2-й БЕЖЕНЕЦ. Брат, мы не слабый и не бесчестный народ. Однако предатели связали нам руки. Жажда власти, предательство, как река, пока вращает вражеские жернова.

САЛАМ. Не беспокойся. И на нашей улице будет праздник победы.

 

Картина 8

Приемная Салама.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Говорят, директор — член народного фронта, да?

2-й ПРОСИТЕЛЬ. Мир таким создан, таким и будет. Все партии, пришедшие к власти, в кадровом вопросе привилегии дают своим членам. И народный фронт, без сомнения, в созидании государственного механизма использует этот опыт цивилизованного общества, накопленный тысячелетиями.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Срам — сесть на ишака, а упасть с него — двойной срам.

2-й ПРОСИТЕЛЬ. Хорошо, что и тебе от отца Оджаггулу в наследство остался лишь один хромой ишак.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Деточка, ну и что же, что хромой? На нем дрова привожу? — Привожу. Воду привожу? — Привожу. На базар верхом езжу? — Езжу. В огород иду? — Иду. А что еще должна делать эта бедная скотина? А-а?

2-й ПРОСИТЕЛЬ. Ежедневно должна съедать ведро краденого корма.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Да будет проклят отец того, кто краденый корм дает. Я помер, что ли, чтобы мой длинноухий кормился краденым кормом? Краденым кормятся коровы кладовщика гаража, отчего каждый год эти коровы телятся мертвым молодняком.

Молодой человек в шляпе хочет пройти в кабинет директора, не обращая внимания на стоящих в очереди. Все возмущенно смотрят друг на друга.

СЕКРЕТАРША. Эй, бек, подождите, там человек есть.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Я тоже как раз иду к человеку.

СЕКРЕТАРША. Занято, ей-же-ей. Директор занят.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Да? Так по-человечески сказала бы, чтобы и я понял. (Внимательно смотрит на секретаршу.) Постой. Постой. Эй, ты не Сона?

СЕКРЕТАРША. Насчет Соны, действительно, я Сона, однако без очереди тебя не пропущу.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Девочка, богатой будешь. Не обознался. Большой стала, замуж пора.

СЕКРЕТАРША. Как мы замуж выйдем, если молодые холостяки вроде вас, покидая здешние места, уезжают в далекие города?

Все смеются.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Поэтому мы и вернулись. Теперь никуда не уедем, даже если прогонят.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Хорошо бы дела совпадали со словами.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Будут, старик, будут. Теперь мы сами хозяева страны. Откроется много рабочих мест. Никто из-за куска хлеба не поедет в чужие страны, оставив родные края.

2-й ПРОСИТЕЛЬ. Кажется, хорошо стукнулся головой об камень. Поумнел. Вернулся.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, старик. От имени братьев-сестер азербайджанцев, живущих в Сибири, привез беженцам гуманитарную помощь.

Все громко: «Пропусти, дочка, пусть заходит к директору». В это время входит, ворча себе под нос, полоумная Ханым.

СЕКРЕТАРША. Какими судьбами, тетя Ханым?

ХАНЫМ. Деточка, эти безжалостные оставили меня под дождем, под снегом.

СЕКРЕТАРША. Кто, тетя Ханым?

ХАНЫМ. Не знаю, деточка, кого назвать. Я сама не знаю.

СЕКРЕТАРША. Хорошо, что не знаешь, тетя Ханым.

ХАНЫМ. Сгноили меня под снегом, дождем. Больница была собственностью деда моего. Боюсь туда идти. Боюсь врачей в белых халатах. Дед снится. Говорит, иди к учителю Саламу. Пусть вернет нашу собственность. Салам может вернуть. Да осчастливит Аллах его, всегда мне помогает.

СЕКРЕТАРША. Учителя Салама нету, тетя Ханым.

ХАНЫМ. В этом месяце придет?

СЕКРЕТАРША. Придет, тетя Ханым, придет.

ХАНЫМ. Сгноили меня под дождем, снегом. (Задумывается немного.) Что же будет, дочка, пусти, пройду к нему.

СЕКРЕТАРША. Учитель Салам не пришел на работу, заболел, тетя Ханым.

ХАНЫМ. Что? А что мне делать? (Уходя.) Все избегают меня. Имя узнали мое. Есть и дурнее меня.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Слава твоим провидениям, Всевышний!

2-й ПРОСИТЕЛЬ. Из поколения беков. Здание детской больницы было собственностью ее деда. Национализировали в то время.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Оттого и с ума сошла, наверно, да?

2-й ПРОСИТЕЛЬ. Нет, от рождения такая. Говорят, отец ее долго желал потомства. Сколько жертвоприношений было сделано, подаяния сколько раздал… Просил у Аллаха детей. И в конце концов такая дочь родилась.

1-й ПРОСИТЕЛЬ. Так бывает с теми, кто идет против воли Всевышнего. Аллах не советует тебе потомство. А ты умоляешь, паломничаешь, жертвы приносишь. Как бы заставляешь Аллаха, чтобы он подарил тебе потомство. Тогда и потомство получается такое.

2-й ПРОСИТЕЛЬ (секретарше). Доченька, ну что? Сколько можно ждать? Может, совсем не будет принимать. Зайди, узнай, если не будет принимать, пойдем домой по своим делам. У нас своих забот-хлопот по горло.

Секретарша заходит к директору и быстро выходит.

СЕКРЕТАРША (просителям). Директор никого не примет, не ждите.

Недовольные просители расходятся.

 

Картина 9

Салам в своем кабинете что-то пишет. Неожиданно, приподняв голову, замечает в кабинете человека с седой бородой. Недовольным взглядом разглядывает его.

САЛАМ. Старик, сегодня никого не смогу принять. Плохо себя чувствую. Разве секретарша вам не сказала? Странные вы люди.

СТАРИК. Я не человек.

САЛАМ. Разыгрываешь меня?

СТАРИК. Нет, я Джебраил.

САЛАМ. Если Джебраил, то иди на небо к Аллаху. Зачем ко мне пришел?

СТАРИК. Сообщить тебе пришел.

САЛАМ. Что сообщить?

СТАРИК. Твои пожелания в Святую ночь Лейли Гадир Аллах принял.

САЛАМ. Старик, не рассказывай мне сказки. У меня нет времени. Скажи свое слово.

СТАРИК. Вот это и было мое слово. И у меня мало времени. Открой окно, воздух кабинета тяжелый. Пусть комната проветрится.

Когда Салам, открыв окно, возвращается на свое место, он видит, что старика в кабине нет. Испугавшись, вызывает секретаршу.

САЛАМ. Девушка, я говорил тебе, чтобы никого не пускала.

СЕКРЕТАРША. Я никого не пустила, учитель Салам, все ушли.

САЛАМ. А старик, который только что был в кабинете?

СЕКРЕТАРША. Какой старик?

САЛАМ. Не видела старика, который заходил в мой кабинет?

СЕКРЕТАРША. Не-ет.

САЛАМ. Разве только что из кабинета не вышел старик?

СЕКРЕТАРША. Нет, никто не вышел.

САЛАМ (бледнеет). Никто не входил, никто не выходил. Через вентиляционное отверстие пролез, что ли, этот старик? Улетел на небеса? (Бессильно падает в кресло. Секретарша, испугавшись, отходит на шаг.)

СЕКРЕТАРША. Что с вами, учитель Салам? Скорую вызвать? (Салам молчит. Секретарша возвращается в свою комнату, вызывает скорую помощь. Затем со стаканом чая возвращается в кабинет директора. Удивленно смотрит ему в лицо. Стакан с чаем ставит на стол директора. Оглядываясь вокруг, ищет его.) Ой, куда он делся?

САЛАМ. Кто?

СЕКРЕТАРША. Директор.

САЛАМ. Не видишь меня?

СЕКРЕТАРША. Тебя хорошо вижу. И знаю, что невежливо без спроса заходить в чужой кабинет. Однако директора не вижу.

САЛАМ. Девушка, что ты говоришь, разве не я директор?

СЕКРЕТАРША. Директором ты можешь быть, только в другом месте. Директором этого предприятия является другой человек. И попрошу, пока тебя не увидел директор, выходи и жди снаружи. Войдешь, если позволят.

САЛАМ. Девушка, что за это слова? Не я ли являюсь директором этого предприятия?

СЕКРЕТАРША. Молодой человек, у меня нет времени. Попрошу выйти, ждите в приемной. Если увидит директор, рассердится.

САЛАМ. Что? Молодой человек? Разыгрываешь меня? Не стыдно шестидесятилетнему мужчине говорить «молодой человек»?

СЕКРЕТАРША. Нет еще, семидесятилетний мужчина. Восемнадцатилетнему юноше разве не говорят: молодой человек?

САЛАМ. Девушка, какие восемнадцать лет? Кажется, у тебя крыша поехала. (Проходит к зеркалу, посмотрев, застывает на месте.) И действительно. Что за чудо? Я сам себя не смогу узнать.

СЕКРЕТАРША. Эй, молодой человек, прошу, выйдите. Придет директор, будет и тебя, и меня ругать. Плохо чувствует себя. Я вызвала скорую. Приедет сейчас.

САЛАМ. Зря вызвала. Я себя очень хорошо чувствую.

СЕКРЕТАРША. Не для тебя вызывала.

САЛАМ. А для кого вызывала? Для себя, что ли?

СЕКРЕТАРША. Не твое дело, для кого я вызвала. Во всяком случае, ради тебя не вызывала. Выходите, прошу.

САЛАМ. Девушка, куда мне выходить из своего кабинета?

СЕКРЕТАРША. До своего кабинета тебе еще далеко. В чужом кабинете так вести себя не учтиво.

САЛАМ. Как ты разговариваешь? Это уже чересчур. С ума сошла, что ли?

СЕКРЕТАРША. Сам дурак, что вваливаешься куда попало.

САЛАМ. Девушка, что ты говоришь?

СЕКРЕТАРША. Сейчас вернется директор, прогонит тебя, тогда узнаешь, что говорю.

САЛАМ. Здесь, кроме меня, еще директор есть?

В это время подъезжает машина скорой помощи. Салам выходит из кабинета, спускается во двор.

ВРАЧ. Ханум, где больной?

СЕКРЕТАРША. Подождите минуточку, придет.

ВРАЧ. Деточка, размечталась о благоденствии. Разве у нас есть время, чтобы ждать? Каждую минуту по сорок вызовов, и все сердечники, астматики, не знаю еще кто… (Устало садится в кресло и ждет.) Сколько можно ждать, ханум? Позови. Если не придет, мы уйдем.

СЕКРЕТАРША. Вот-вот придет. (Тихонько стучит в дверь кабинета. Не дождавшись ответа, открывает дверь. Видит, что в кабинете никого нет.)

ВРАЧ. Идет?

СЕКРЕТАРША. Нету. Только что здесь был. Не знаю, куда делся…

ВРАЧ. Что ты говоришь, ханум? Вызвала, мы приехали. И где этот больной?

СЕКРЕТАРША. Ей-богу, правду говорю. Был в кабинете. Через дверь не выходил. Через окно выходить не в состоянии. Куда ушел, не знаю.

ВРАЧ. Девушка, кажется, ты сама больна, и прилично. Что ты мелешь? В кабинете был. На месте был. Мы тебе объяснили, у нас нет времени ждать, это скорая помощь. Понимаешь?

СЕКРЕТАРША (растерянно). Что же мне делать?

ВРАЧ. Как что делать? Найди больного.

СЕКРЕТАРША. Подождите. Может, во двор спустился. Посмотрю. (Врач качает головой. Секретарша возвращается, осмотрев двор; удивленно.) И во дворе нет.

ВРАЧ. Девушка, кажется, ты обвела нас вокруг пальца. Сейчас оштрафуем тебя, поумнеешь. Здесь не врач нужен, а полиция.

Секретарша плачет.

 

Картина 10

Двор административного здания. Салам садится в машину.

ВОДИТЕЛЬ. Молодой человек, сейчас директор должен подойти, нехорошо будет, если увидит тебя на своем месте.

САЛАМ (как будто не слышит). Поехали.

ВОДИТЕЛЬ. Что ты говоришь? Никуда не смогу поехать.

САЛАМ. Эй, как не смогу поехать, я должен на охоту идти.

ВОДИТЕЛЬ. Ты должен домой идти, в ресторан идти, меня не касается. Это машина директора.

САЛАМ. А меня кто должен увести?

ВОДИТЕЛЬ. Ноги твои. Если голова на месте, прикажет ногам, а они медленно, шаг за шагом доведут тебя до дома. Или же распрощайся с пятисоткой, возьми такси, за пять минут подбросит до дома.

САЛАМ. Парень, что ты говоришь? Оставив свою машину, на такси ездить, что ли?

ВОДИТЕЛЬ. Своя машина? Твоя машина еще на заводе собирается.

САЛАМ. Парень, мой личный водитель тоже на заводе еще собирается?

ВОДИТЕЛЬ. Водителей не на заводе, а в ГАИ, в автошколе готовят. Понял?

САЛАМ. Простофиля…

ВОДИТЕЛЬ. Сам ты… простофиля.

САЛАМ. Ладно. Ладно. Разговаривай прилично.

ВОДИТЕЛЬ. У одного спрашивают: у кого приличию научился? Отвечает, что у неприличного. Я тоже приличию у тебя научился.

САЛАМ. Не делай так, чтобы я снял тебя с машины.

ВОДИТЕЛЬ. Ха. Ха. Ха. Еще не родился тот, кто меня с машины снимет. Пока что сам сойди, а потом меня снимешь.

САЛАМ. Раз я смог дать приказ принять тебя на работу, могу и дать приказ уволить тебя.

ВОДИТЕЛЬ. Ого, не знали. Смотри-ка, кто меня с работы уволит!

САЛАМ. Ладно, ладно. Поехали, не то…

ВОДИТЕЛЬ. Не то что? Вот наглость.

САЛАМ. Не делай так, чтобы как приказом номер один принял тебя на работу, так и приказом номер два уволил.

ВОДИТЕЛЬ. И ты не делай так, чтобы приказом номер один — схватить тебя за руку и свалить на землю, а приказом номер — два хорошенько затоптать.

САЛАМ. Парень, давай, брось, вези меня домой.

ВОДИТЕЛЬ. Как тебя зовут?

САЛАМ (невольно). Салам.

ВОДИТЕЛЬ. Не повезу, и все тут. (В это время отъезжает машина скорой помощи; указывает на машину скорой помощи.) Вот, смотри, твоя машина поехала. Садись и езжай. А это — служебная машина.

САЛАМ. Парень, а я кто? Я же директор этого предприятия.

ВОДИТЕЛЬ. Ты будешь указывать мне директора предприятия. Я лучше тебя его знаю. (Посвистывая, уходит.)

САЛАМ. Аллах, что за день? Как будто все с ума сошли.

 

Картина 11

Дом Салама. Салам медленно поднимается по ступенькам в свою комнату. Айна из смежной комнаты услышала шаги.

АЙНА. Ахмед, это ты?

САЛАМ. Нет, я.

АЙНА (смотрит, приоткрыв дверь). Ты кто, сынок?

САЛАМ. Айна, с ума сошла, что ли? Какой сынок? Какой Ахмед? Это же я. Не узнала?

АЙНА. По правде говоря, нет, не узнала.

САЛАМ. Женщина, как это не узнала? Я же Салам, муж твой.

АЙНА. Парень, не мели чепуху. У меня сын в твоем возрасте.

САЛАМ. Кажись, у тебя крыша поехала, женщина. Я же Салам.

АЙНА. Парень, что ты говоришь? Какой Салам? Салам — муж мой. В возрасте шестидесяти лет. Не стыдно тебе так говорить?

САЛАМ. Женщина, я и есть шестидесятилетний Салам.

АЙНА. Разыгрываешь меня? В матери тебе гожусь, какой ты мне муж? Бесстыдник.

АХМЕД (выходит на шум). Мать, что случилось?

АЙНА. Не видишь его? Говорит, что он — мой муж.

АХМЕД. Парень, что ты говоришь? Еще не родился тот, кто пристанет к моей матери. Кажется, голова твоя стала тяжелой для твоих плеч, да?

САЛАМ. Сынок, и ты не узнал меня? (Уныло.) Мать, может, с ума сошла, а с тобой что случилось? Разве я не Салам, отец твой?

АХМЕД. Нет, ты — дед мой, Ахмед. Смотрите-ка на него. Сам с ноготок, а размечтался-то как…

АЙНА (поднимает трубку зазвонившего телефона). Слышу, дочка, это ты? Салам? Нет, домой не приходил. Как? Что значит — пропал? Восемнадцатилетний? Как раз здесь. К нам заявился. Говорит, что он мой муж, Салам. Вот счастливая, восемнадцатилетний муж у меня. Какие проблемы еще? Что? Девушка, что ты говоришь? Что значит — съел Салама? Сам сказал? Как можно заживо съесть такого мужика? Потому-то и Саламом назвался. Милая, позвони в полицию, пусть увезут его.

САЛАМ. Женщина, дура, что ли? Какая полиция? (Отбирает трубку и кладет на аппарат.) Вот наша спальня, а вот ключи от дома. Вон в том сундуке все наши сбережения. Спроси о чем хочешь, укажу место. Ведь я мужчина этого дома!

АХМЕД. Тебе, чтобы мужчиной стать, еще век нужен.

САЛАМ. Сынок, ведь это мой дом. Шестьдесят лет в этом доме прожил. Почему же вы мне не верите?

АЙНА. Да. Значит, все, что где лежит, от мужа разузнал. Потом, убив его, вытащил из кармана ключи. Чтобы руки у тебя отсохли. Кровопивец, чтобы очаг твой потух. (Плачет навзрыд.)

АХМЕД. Позволь, мама, мне своими руками задушить этого подлеца.

САЛАМ. Раз дела обстоят так, я вас не признаю, ухожу. (Сердито хлопает дверью.)

 

Картина 12

Угол Дома культуры. Девушка останавливает за руку проходящего мимо Салама.

ЛЕЙЛА. Парень, что мимо проходишь? Меня не замечаешь?

САЛАМ. По правде говоря, вижу, но не узнаю.

ЛЕЙЛА. Как это «не узнаю»? Разыгрываешь меня?

САЛАМ. Сегодня люди никого, кроме себя, не узнают.

ЛЕЙЛА. Что за слова? Почему же я тебя узнала?

САЛАМ. Вот именно то, что ты узнала меня, есть то же самое, что я тебя не узнал.

ЛЕЙЛА. Парень, не время философствовать, опаздываем.

САЛАМ. Девушка, клянусь всеми, кого знаю, не узнал тебя.

ЛЕЙЛА. Парень, хватит шутить. Каждый куст, каждое дерево этого парка всегда видели нас вместе. На эти скамейки всегда вместе падали наши тени. Что случилось за ночь, что ты не узнаешь теперь меня? Однако я тебя узнала по шагам. Пусть завяжут глаза, за сорок метров скажу, что ты идешь.

САЛАМ. Как раз и я в твоем положении. Жена, с которой сорок лет одну подушку делили, не узнает меня. Родной сын меня не узнает.

ЛЕЙЛА. Ладно, ладно. Еще немного поговорим, скажешь: и Аллаха не знаю. Куда делись бесконечные сладкие обещания, данные мне? Наверно, забыл и новую весть, которую собирался сообщить мне?

САЛАМ. Красавица, клянусь единством Аллаха, я не в курсе всего, что ты сказала. Ты обозналась.

ЛЕЙЛА. Ты не в курсе того, что пригласил меня в Дом культуры? И это отрицаешь?

САЛАМ (в сторону). Да, вот что ее интересовало. (Лейле.) В Дом культуры? Неплохо бы. Однако сразу говорю, что ресторан, кафе не заказывал. Эти обещания не повесишь на меня.

ЛЕЙЛА. Что будет, земля провалится, что ли, если мы один раз в ресторан сходим? Однако пока идем в Дом культуры, опаздываем, а насчет ресторана потом посмотрим.

САЛАМ (в сторону). Это находка, на такой любой не прочь бы жениться. (Лейле.) Ладно, красавица, подожди минутку, позвоню на работу, скажу, что я в театре.

ЛЕЙЛА. Скажи, как всегда, что на объекте.

 

Картина 13

Управление «Отлупи». Секретарша разговаривает по телефону.

СЕКРЕТАРША. Айна-ханум, поздравляю, магарыч с вас. Ваш муж нашелся. Нет, жив, здоров. Только что мне звонил. Сказал, что в театре. Однако голос был странным. Очень смахивал на голос молодого. Больше не беспокойтесь. Что? Не может быть. Это не тот ненормальный… Я не против, пойдемте… Приходите, жду.

Появляются полицейские.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ханум, что случилось?

СЕКРЕТАРША. Уже ничего. Директор наш нашелся.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Как это нашелся?

СЕКРЕТАРША. Да никак. Нашелся, и все. Позвонил, сказал, что он в театре.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Эй, что она рассказывает? Не ты ли говорила, что директора съели? Мертвый в театр ходит?

СЕКРЕТАРША. Э-э-эх. Не знаю. Получилось так.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тебе, девушка, не полицейский нужен, а врач.

Разгневанные полицейские уходят.

СЕКРЕТАРША (плачет). Что за история, о Аллах, в которую я попала? Врач приходит, говорит: тебе полицейский нужен. Полицейский приходит, говорит: тебе врач нужен.

 

Картина 14

Дом культуры. На сцене идет спектакль «Шапка шаха».

КЕЧЕЛ. Здравствуй, Коса.

КОСА. Здравствуй. Куда путь держишь, козья борода?

КЕЧЕЛ. На тот свет, Коса.

КОСА. На тот свет дорога здесь проходит?

КЕЧЕЛ. Да, Коса, здесь проходит.

КОСА. Желаю удачи.

КЕЧЕЛ. Спасибо, Коса, будь здоров.

КОСА. Эй, борода, давай и меня возьми собой. По правде говоря, этот мир мне надоел.

КЕЧЕЛ. Почему, Коса? Ты каждый день, как и я, не стрижешь бороду, чтобы расходов мало было. В жизни ни разу не брился. А я каждый день на бороду расходую целую кучу денег.

КОСА. Почему врешь, Кечел? Разве было такое, чтобы ты бороду брил? Мы оба свободны от налога на бороду, ты — от жадности своей, а я — потому что на лице волосы не растут.

КЕЧЕЛ. Одному говорят, что отец его был подлецом, с голоду помер. А он отвечает: ах, злодей, разве отец имел хоть что-то и не ел?

КОСА. Раз теперь так, возьми меня с собой, может, я тебе пригожусь.

КЕЧЕЛ. Ладно, Коса, пошли. Идущий в ад ищет себе попутчика.

КОСА. Что? Нет, любезный. В ад сам иди. Я не пойду в ад. На этом свете какие у меня сделки были, чтобы на том свете в ад попасть?

КЕЧЕЛ. Бедняга, тогда тебя не пустят ни в ад, ни в рай. Останешься на перепутье. А меня, как дойду, отправят напрямик сразу в то «место», что нисколько не хуже этого мира. Промокшему чего бояться дождя?

КОСА. Нет, Кечел, мое место — рай. Возьми меня с собой. На перепутье разойдемся. Ты в ад, а я в рай. Я боюсь ада.

КЕЧЕЛ. Пойдем. Только возьми с собой веревку.

КОСА. Веревка для чего нужна, борода?

КЕЧЕЛ. А на тот свет как спустишься?

КОСА. А разве на тот свет на веревке спускаются?

КЕЧЕЛ. И об этом ты не знал?

КОСА. Откуда мне знать? Разве я пару раз туда-обратно ходил, чтобы знать?

КЕЧЕЛ. Я много раз ходил. Возвращали из-за того, что веревки не было.

КОСА. Эх, Кечел, если бы я мог купить веревку, зачем на тот свет торопился бы? Лучше в лес бы сходил. Каждый день связку дров приносил бы, зажил как хан…

КЕЧЕЛ. Бедняжка, разве веревка тебе — шахская грамота, как покажешь, так тебе сразу связку дров и дадут? Тогда же в лесу дров не останется. Там у каждой сухой хворостинки свой хозяин.

КОСА. Ад как раз для них, клянусь сладостным здоровьем Косы.

КЕЧЕЛ. Нет, Коса, они на этом свете закупили рай.

КОСА. Если бы у меня деньги были, купил бы веревку.

КЕЧЕЛ. Ладно, моя веревка длинная, и тебе дам, хватит обоим. Только с одним условием. На том свете вернешь обратно.

КОСА. На том свете зачем тебе веревка? Или и оттуда куда-то спустишься?

КЕЧЕЛ. Нет, Коса, оттуда никуда дороги нет. Если не вернешь, в рай тебя не пустят.

КОСА. Ладно, верну. Пошли. Должник пожелает здоровья должнику.

Идут.

КЕЧЕЛ. Эй, Коса, увидел тебя, и мои планы поменялись. Жить хочу. Оказывается, человек, оставшись один-одинешенек, желает себе смерти.

КОСА. Как раз и я обрадовался, увидев тебя. Разве этот мир не прекрасен? Говорят, Аллах не любит тех, кто накладывает на себя руки.

КЕЧЕЛ. Нет, Коса, мужчина должен держать свое слово.

КОСА. Правильно говоришь.

Идут дальше. Садятся в тени одинокого дуба.

КЕЧЕЛ. Дошли, Коса.

КОСА. Куда дошли?

КЕЧЕЛ. К воротам на тот свет.

КОСА. Да? А умирать не хочется.

КЕЧЕЛ. И мне тоже.

КОСА. Видно, чтобы пожелать себе смерти, нужно остаться в одиночестве.

КЕЧЕЛ. Наверно. И не говори вслух слово «смерть». Могут услышать. Шах запретил самоубийство. Если услышат, шах прикажет своим палачам сделать то, что собираемся сделать сами.

КОСА. Эй, Кечел, а шахи очень умными бывают?

КЕЧЕЛ. Не все. И дураков много бывает.

КОСА. Однако умирать вообще не хочется. Разве не хорошо в тени этого дуба?

КЕЧЕЛ. И я не хочу умирать. Только пустой мой живот доконал совсем. От голода так урчит, что жалко себя становится человеку. Давай разойдемся, иначе не сможем умереть.

КОСА. Эй, Кечел, говоришь, и глупые шахи бывают, да? Ведь в голову мыслишка пришла.

КЕЧЕЛ. Какая мысль?

КОСА. Подойди поближе, скажу на ухо.

КЕЧЕЛ. Скажи оттуда. Здесь, кроме нас, разве есть еще кто-то, чтобы услышал?

КОСА. Нет, а ты не слышал, что и у земли есть уши.

КЕЧЕЛ. Да. Правильно говоришь.

Встает, подходит к Косе. Коса говорит ему на ухо что- то. Оба хохочут. Встают и уходят.

 

Картина 15

Дворец шаха. Коса и Кечел ждут у ворот.

ВИЗИРЬ. О Всевластный, есть желающие удостоиться чести увидеть вас.

ШАХ. Сегодня я чувствую себя неважно, визирь. Дай им чего хотят, пусть уходят.

ВИЗИРЬ. Говорят, есть важное слово к шаху. Принесли с собой веревку, чтобы, если шах не примет их, повеситься у ворот дворца.

ШАХ. Да? Визирь, весь народ жалуется, что ли? Ежедневно принимаю по сто человек, а количество жалующихся не уменьшается.

ВИЗИРЬ. Всевластный, сегодня вы приняли девяносто восемь человек, до ста не дошло.

ШАХ. Да? Тогда зови, пусть войдут.

Коса и Кечел входят и кланяются шаху.

ШАХ. Чего вы хотите?

КОСА. О Всевластный, желаем вам долгой жизни, крепкого здоровья.

КЕЧЕЛ. Мы мастера, о Всевластный, шьем шапки шахам.

ШАХ. Шейте себе, кто вам мешает? Кто-то вас за руки держит?

КОСА. Есть, Всевластный, беднота.

ШАХ. Визирь, кто это в моем государстве так наглеет? Пошли стражу, пусть свяжут руки и приволокут ко мне.

КЕЧЕЛ. Бедность, — говорим, — Всевластный, у нас нет средств, чтобы купить нужные вещи и заняться своим делом.

ШАХ (Визирю). Да? Так бы и сказал. Визирь, дай им немного золота, пусть купят, что им нужно.

КОСА. Всевластный, мы можем сшить волшебную шапку. Это такая шапка, что ее видят только законнорожденные. А кто зачат от гостя, любовника, тот не увидит нашей шапки.

ШАХ. Да? Визирь, кажется, это интересно.

КЕЧЕЛ. Мы хотим, чтобы эта шапка была на голове лишь нашего шаха. Поэтому, кроме вас, никому не говорили об этом.

ШАХ. Очень хорошо. Очень хорошо. Идите, шейте.

КЕЧЕЛ. Всевластный, ведь мы очень бедные люди. Чтобы сшить такую шапку, нужно много золота и сорок дней времени.

ШАХ. Да? Визирь, дай им сколько нужно золота, только не тяните долго, чтобы за сорок дней была готова.

КОСА. Не затянем, Всевластный.

 

Картина 16

Прошло сорок дней. Коса и Кечел приходят во дворец.

ШАХ. Визирь, сорок дней не прошло? Что с волшебной шапкой?

ВИЗИРЬ. Сегодня как раз сорок дней, Всевластный. Наверное, сшита.

ШАХ. А вы хоть ходили, проверяли, работа идет или нет?

ВИЗИРЬ. Проверяли, Всевластный, работают очень усердно.

ШАХ. Какая она? Достойная шаха шапка?

ВИЗИРЬ. Очень красивая, Всевластный. Начиная от Адама до наших дней, ни у одного шаха не было такой шапки.

ШАХ. Да? Очень хорошо. Очень кстати.

Входит охранник, сообщает Визирю, что пришли мастера шапочники.

ВИЗИРЬ. Всевластный, пришли мастера шапочники.

ШАХ. Пусть войдут. Визирь, пригласи всех моих подданных, уважающих меня, пусть участвуют в этом торжестве.

ВИЗИРЬ. Слушаюсь, Всевластный.

На приеме у шаха собираются все богачи, духовенство, служащие, военачальники. Коса и Кечел сидят во главе зала.

ШАХ (Косе и Кечелу). А где шапка? Принесите.

КОСА (с пустой подставкой подходит к шаху). Вот она, Всевластный, ваша шапка. Кто ее не видит, пусть не обижается на нас, а идет у грешной матери спрашивать, кто его настоящий отец. Зачатый на стороне не увидит эту шапку, потому что она волшебная. Теперь позвольте мне собственноручно возложить на голову шаха эту шапку, чтобы посмотреть, как она идет ему.

ШАХ. Пожалуйста.

Коса делает вид, что берет с подставки шапку и, поглаживая ее, надевает на голову шаха.

КЕЧЕЛ. Нет, не годится. Надо вашу голову обрить наголо, Всевластный.

Шах приказывает, приходит цирюльник, бреет голову шаха наголо.

КОСА (как будто надевает шапку на голову шаха). Вах-вах-вах. Как хорошо подходит!

КЕЧЕЛ. Чтоб никакой сглаз не взял вас, Всевластный. Как хорошо вам подходит волшебная наша шапка!

ШАХ (в сторону). Ничего не вижу. Значит, я незаконнорожденный? Ладно, мать. Только нет, стану вести себя так, как будто вижу. Иначе опозорюсь. (В зал.) Да? Отлично. Здорово. Кто уважает меня, пусть подходит, дарит мастерам подарки.

Все присутствующие по очереди дарят Косе и Кечелу подарки.

ШАХ. Ну, визирь, как?

ВИЗИРЬ. Отлично, Всевластный. (В сторону.) Только я ничего не вижу. Значит, мать, сукина дочка, изменила отцу. Я же не дурак, чтобы сказать, что не вижу, иначе опозорюсь. И с дворцом, и с должностью распрощаюсь. (Шаху.) У многих шахов от зависти сердце лопнет.

Все участники торжества расхваливают шапку. Ни один не сказал, что он ее не видит. Коса и Кечел, набрав много подарков, покидают дворец.

 

Картина 17

Личная резиденция шаха. Шах заходит в комнату матери, хочет узнать ее мнение о шапке.

ШАХ. Мать, видишь, какая красивая шапка?

МАТЬ. Ой, сынок, это что такое, в начале зимы голову наголо обрил? Ходить так, без головного убора, тебе не пристало.

ШАХ. Почему без головного убора? А шапка, что на моей голове, по-твоему, что такое?

МАТЬ. Какая шапка, сынок? Ведь у тебя на голове ничего нет.

ШАХ. Да? Ясно.

МАТЬ. Что ясно, сынок?

ШАХ. И ты незаконнорожденная, и меня так же родила.

МАТЬ. Что ты говоришь, сынок?

ШАХ. Мать, скажи правду, кто мой отец?

МАТЬ. Не знаешь? Еще двух лет не прошло со дня его смерти, а ты уже забыл отца?

ШАХ. Настоящего отца, я спрашиваю у тебя, настоящего отца. Я от кого рожден?

МАТЬ. Что ты говоришь, сынок? Ничего не пойму.

ШАХ. Почему не понимаешь? Я хочу узнать своего родного отца.

МАТЬ. Говори открыто.

ШАХ. Знаешь, мать, шапка, что на моей голове, волшебная. Если кто-то ее не видит, значит, не знает родного отца. Шапку ни ты не видишь, ни я, значит, мы оба незаконнорожденные. Поняла?

МАТЬ. Сынок, Аллах свидетель, я не изменяла твоему отцу, и нет тени сомнения в том, что мать моя была верной женщиной. Клянусь Аллахом, кто-то тебя обманул.

ШАХ. Кто осмелится обмануть меня? Кому-то жить надоело?

МАТЬ. Почему? Мало ли что? Бедность извела народ до мозга костей.

ШАХ (слуге). Позови визиря ко мне.

Слуга уходит и возвращается с визирем.

ШАХ. Визирь, если правду не скажешь, велю отрубить тебе голову. Скажи, видишь шапку на моей голове?

ВИЗИРЬ. Да… Нет… По правде, Всевластный, на твоей голове ничего не вижу.

ШАХ. Так? А зачем хвалил? «Отличная»! «Красивая»!

ВИЗИРЬ. Боялся, Всевластный. Со страху соврал. Выхода не было.

Шах вызывает супругу. Приходит Афсана-ханум.

АФСАНА. Посмотрим, чем сегодня Всевластный нас обрадует? Ночью во сне видела, что на голове нашего шаха выросло ореховое дерево. По воле Аллаха услышим хорошую новость.

ШАХ. Афсана, скажи правду, что видишь на моей голове?

АФСАНА. Сейчас ничего. Ночью во сне видела.

ШАХ. Сейчас ничего не видишь на голове?

АФСАНА. Внутри головы не знаю, что-нибудь есть или нет, а снаружи ничего нет.

ШАХ. А шапку на моей голове не видишь?

АФСАНА. Если бы была, увидела бы, не вижу, значит, нету.

МАТЬ. Видишь, сынок, обманул тебя кто-то.

ШАХ (огорченный). Правильно говоришь, мать.

ВИЗИРЬ. Всевластный, позволь мне найти этих мошенников и повесить обоих на дворцовых воротах.

ШАХ. Нет, визирь (Задумываясь.) Пусть живут себе. «Один камень сверху, один снизу». Пусть никто ничего не узнает. Не лучше ли, если все будут помалкивать, полагая себя незаконнорожденными, чем усмехаться в спину нам, узнав нашу глупость.

 

Картина 18

Фойе Дома культуры. Айна и секретарша стоят у кассы и оглядываются по сторонам.

КАССИР. В театр пришли, ханум? Опоздали. Сильно опоздали. Уже не стоит и билет брать.

АЙНА. Что в театр пришли, это точно. Только за кем мы пришли? Как его сможем увидеть?

КАССИР. Если он раб Божий, то его можно увидеть просто обычном глазом. Если нет, если это ангел или джин, то ничем не смогу помочь. Потому что их и я не смогу увидеть.

АЙНА. Я ищу, брат, мужа своего, Салама.

КАССИР. Да, да. Знаком. Он ваш муж или вы его жена?

АЙНА. Какая разница? Не одно и то же ли?

КАССИР. Нет, разница большая. Курица говорит яйцу: «Эй, невнимательный, я тебя снесла». Яйцо говорит курице: «Нет, ты из меня вылупилась».

АЙНА. Эх, брат, тебе бы наши заботы. Лучше укажи нам место его, пойдем поищем.

КАССИР. Ханум, спросите у меня что-нибудь такое, чтобы хотя бы какая-то зацепка была.

СЕКРЕТАРША. Ханум, давайте пойдем сами, от него ничего узнать не сможем.

КАССИР. Нет, ошибаешься, ханум. Вы можете узнать, что Салам здесь сегодня не появлялся. Он сейчас, может быть, в управлении. Если нет в управлении, то дома. Вообще, можете быть уверены, что он не за пределами Земли.

АЙНА. Мы как раз из дома и пришли.

СЕКРЕТАРША. Только что он сам позвонил и сказал, что он в театре.

КАССИР. Вот этого я не знал. Если б не сказала, не знал бы. Я знаю только то, что ваш муж, ханум, сегодня в театре не был.

АЙНА. Ах, брат, может, через другие двери вошел, не увидели?

КАССИР. Через черный ход? Без билета? На свет все голыми приходят, а вот в театр приходят в одежде, нарядившись. И разница театра от реального мира только в этом.

Появляются Салам и Лейла, выходящие из концертного зала.

СЕКРЕТАРША. Ханум, смотрите, вон идет.

АЙНА. Где, девочка, я не вижу?

СЕКРЕТАРША. Во-он! Это и есть тот парень, про которого я говорила.

АЙНА. Да? (Огорченно.) И к нам домой как раз он приходил.

АХМЕД. А рядом Лейла. Хорошо сошлись.

Салам и Лейла подходят к Айне.

ЛЕЙЛА. Ахмед, хороший спектакль был.

САЛАМ. Не Ахмед, а Салам.

АХМЕД. Я здесь, Лейла. Ахмед — это я.

ЛЕЙЛА (удивленно, по очереди внимательно разглядывает обоих). Постой. Постой. Кажется, мне кота в мешке подсунули. С утра клянется, божится, что ничего не понимает, не верила. Подумала, что шутит. Лишь теперь понятно. Приняла его за Ахмеда. А как вы похожи друг на друга! Может, близнецы? Ладно, если ты — Ахмед, кто это? Нет, если он — Ахмед, ты кто?

САЛАМ. Девочка, я не Ахмед, а отец Ахмеда.

ЛЕЙЛА. Отец? (Смеется.) Может, его дедушка?

АЙНА (секретарше). Наверно, он и есть позвонивший тебе. Иди звони в полицию, чтобы забрали его.

ЛЕЙЛА. Ахмед, действительно, вы очень похожи. Если бы не увидела вместе, никак не поверила бы, что он не Ахмед. Точно как в индийских фильмах.

САЛАМ. Девочка, я муж этой ханум.

АЙНА. Вот везение на мою голову

САЛАМ. Не веришь, ну и не верь. Хочешь, чтобы я сказал, что ты мне не жена, да? Сказать? Ну что ж, пусть так и будет. Найду восемнадцатилетнюю девочку и женюсь. И так у нас больше ничего не получится.

АЙНА. Пока не торопись найти себе подругу. Скажи, где мой муж. Если жив, то до тебя нам нет никакого дела. Если хочешь, то можешь хоть девятилетнюю девочку себе найти, что хочешь, то и делай, дело твое. Только мужа моего верни.

САЛАМ. И не надейся, потому что это я! Я твой настоящий муж! Как я сам своей жене могу мужа найти?

АЙНА. Опять начал чушь молоть?

САЛАМ. Ну хочешь, вообще не буду говорить. Разойдемся в разные стороны и «будьте здоровы».

АЙНА. Этому не бывать, никуда не отпущу, пока не скажешь, где мой муж. Если убил, верни мертвого, хотя бы одежду верни. Положив перед собой, оплачем. (Плачет.)

САЛАМ. Вот влипли в историю!

Появляются полицейские.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ (секретарше). Ханум, опять ты вызвала нас?

СЕКРЕТАРША. Вот он, нашего директора съе… убивший. (Показывает на Салама.)

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А говорила, что директор нашелся.

СЕКРЕТАРША. Он обманул нас.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Да? (Саламу.) Гражданин, представьтесь.

САЛАМ. Зовут меня Салам. Салам Фазил-оглы. Я муж этой женщины. Лет мне шестьдесят.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Как-как? Шестьдесят лет тебе? Может, семьдесят? Или уже за сто? Гражданин, непохожи вы на правильного человека. Пройдемте с нами.

Айна кричит. Начинается переполох. Воспользовавшись этим, Салам убегает.

 

Картина 19

Административное здание управления. Охранник сидит в своей будке и пьет чай.

ОХРАННИК. Добро пожаловать, сынок. А поздороваться забыл, да?

САЛАМ. Сколько раз за день можно здороваться, Али Киши?

ОХРАННИК. Извини, сынок, забыл. Старость не радость, памяти не осталось у меня. Я подумал, что сегодня первый раз вижу тебя. И потом, приветствие лишнее же не будет? К добру бы, сынок, ты по вечерам в эти места не приходил раньше?

САЛАМ. Почему, Али Киши? Разве мало было случаев, когда до полуночи работали? Есть небольшие недоработки. Хочу ночью их закончить.

ОХРАННИК. В здании никого нет, сынок. Отец твой утром здесь появлялся. Потом что-то случилось. Куда ушел, не знаю.

САЛАМ. Отец на том свете, старик, как он может здесь появиться?

ОХРАННИК. Сынок, зачем так говоришь? Отец твой — хороший человек.

САЛАМ. Али Киши, сорок пять лет как отец умер. Наверно, сейчас и кости его сгнили.

ОХРАННИК. Сынок, что ты говоришь? Не говори так, Аллаха разгневаешь. Ты же под тенью отца своего благоденствуешь.

САЛАМ. Нет, Али Киши, неправильно говоришь.

ОХРАННИК. Есть поговорка, говорят: «Собака спит в тени повозки, думает, ее тень».

САЛАМ. И этот меня не узнал. Спутал с сыном. Али Киши, ты с собакой меня сравнил?

ОХРАННИК. Не принимай сказанное в прямом смысле, сынок. Поговорка же. Подходило к ситуации, вот и сказал.

САЛАМ. Меня не узнал. Видно, очень изменился я.

ОХРАННИК. Почему не узнал? Не каждый ли день ты перед моими глазами? Ты же наш сыночек Ахмед. Ахмед, сын Салама.

САЛАМ. Видишь, не узнал. Я Салам, отец Ахмеда. Салам. Твои глаза не различают хорошо. Из тебя уже охранник никакой.

ОХРАННИК. Сынок, очень остро шутишь. Садись, налью тебе стакан чая, выпей. Если я испачкался мукой, не зови меня мельником. Может, с охраной не справлюсь, но с заваркой чая справлюсь.

САЛАМ. Спасибо, Али Киши, работы много, буду работать. Может, и ночью останусь в управлении.

ОХРАННИК. Никого нет в управлении. Где будешь работать?

САЛАМ. В кабинете.

ОХРАННИК. В каком кабинете, сынок?

САЛАМ. Как в каком кабинете? В своем кабинете.

ОХРАННИК. У тебя разве есть кабинет?

САЛАМ. Как будто не знаешь? Мало ли раз на приеме у меня был?

ОХРАННИК. Без шуток, сынок, в каком кабинете будешь работать? Все кабинеты закрыты.

САЛАМ. В кабинете директора буду работать.

ОХРАННИК. Нельзя, сынок, отец рассердится.

САЛАМ. Не рассердится, ключи у меня в кармане.

ОХРАННИК. Не обижайся, сынок, не могу пропустить, пока сам не скажет. Вдруг придет, увидит, что в кабинете свет горит, рассердится, скажет: почему пропустил?

САЛАМ. Старик, мы льем из пустого в порожнее. Я Салам. Салам. Понял?

ОХРАННИК. Нет, сынок, нет сомнений в том, что ты Ахмед. Куда тебе до Салама. Салам в моем возрасте. У меня сын твоего возраста.

ГОЛОС ДИКТОРА ПО РАДИО. Внимание. Внимание. Передаем сообщение полицейского управления, восемнадцатилетний преступник, личность которого не установлена, убив Салама Фазил-оглы, выдает себя за Салама. Приметы преступника такие: похож на восемнадцатилетнего сына Салама. Одет в черный костюм. Пока сумел уйти от работников полиции и спрятаться. Знающих местонахождение преступника просим срочно позвонить в полицию.

Салам и Али Киши смотрят друг на друга. Али Киши осматривает его с ног до головы.

ОХРАННИК. Значит, так. Я целый час болтаю… (Рука охранника медленно тянется к трубке телефона.)

САЛАМ (понимает его намеренье). Не надо, ухожу. (Рукой удерживает трубку телефона.)

 

Картина 20

Поликлиника. В приемной сидит много больных и ждет своей очереди.

1-й БОЛЬНОЙ. Братишка, как врач лечит, по старым порядкам или новым?

2-й БОЛЬНОЙ. Старый порядок какой, новый какой?

3-й БОЛЬНОЙ. Если вышел новый порядок, значит, старый разрезали на звезды. Хочу узнать, врач принимает за деньги или бесплатно?

2-й БОЛЬНОЙ. Конечно же, за деньги. Отделение приватизировано. На стене висят расценки, где четко написано: один курс лечения стоит тысячу манатов.

1-й БОЛЬНОЙ. Вай-вай-вай. У меня в кармане пятьдесят манатов.

2-й БОЛЬНОЙ. Тогда выходи из очереди, иди собери нужную сумму и приходи. Зря не теряй время.

1-й БОЛЬНОЙ (ругаясь, покидает очередь). Жаль старые времена. Бесплатно лечились.

2-й БОЛЬНОЙ. Как бесплатно лечились? А те красные червонцы, что незаметно втискивал в карман белого халата врача, не деньги? Какой врач бесплатно выписывал бумажечку? Теперь хоть знаешь, сколько надо давать, кому надо давать.

3-й БОЛЬНОЙ. Бедный врач, чтобы взять червонец ради пропитания, облачался в собачью шкуру и со страху терял десять килограмм веса. Разве не лучше новый порядок? Как говорится: заплати и смело качай свои права.

2-й БОЛЬНОЙ. Мир таким порожден, таким и будет.

3-й БОЛЬНОЙ. Тогда нес ответственность и тот, кто давал, и тот, кто брал взятку.

2-й БОЛЬНОЙ. То есть «камень снизу, камень сверху», «ни язык не знал, ни губы», всё шито-крыто.

3-й БОЛЬНОЙ. Кто бы что ни сказал, социализм погубила взятка.

4-й БОЛЬНОЙ. И воровство.

2-й БОЛЬНОЙ. Среда, портящая мораль и духовность, опаснее чумы.

5-й БОЛЬНОЙ. Ограбление домов, умышленные убийства, карманников сейчас во сто раз больше, чем тогда. Люди едят друг друга.

2-й БОЛЬНОЙ. Мир таким порожден, таким и будет.

3-й БОЛЬНОЙ. А-а-а-а, действительно. Слышали? Говорят, появился людоед.

4-й БОЛЬНОЙ. Говорят, ест заживо, вместе с одеждой.

2-й БОЛЬНОЙ. Одного руководителя предприятия съел в собственном кабинете. Ищут, но ни слуху ни духу.

5-й БОЛЬНОЙ. И потом, нисколько не смущаясь, пошел в дом того начальника и сказал его жене: я твой муж. А она позвонила в полицию, но не смогли поймать.

2-й БОЛЬНОЙ. Говорят, перевоплощается в кого захочет.

Ждущий своей очереди Салам бледнеет. Как раз в это время в дверях показывается врач.

ВРАЧ. Чья очередь?

САЛАМ (поднимается и проходит в кабинет врача. Врач внимательно его осматривает). Нет, кажется, и этот меня не узнал… Хорошо будет, если вообще не представлюсь.

ВРАЧ. Что вас беспокоит, молодой человек?

САЛАМ. Внешность моя.

ВРАЧ. Что случилось с твоей внешностью? Красивый парень.

САЛАМ. Лучше бы был противным, как орангутанг. На лице появились бы такие морщины, что из целого пуда горошин ни одна не упала бы на землю. Чтобы в противности сам Квазимодо мне завидовал. Я бы вытерпел гримасы самых грязных девушек, отворачивания лиц, слова «какой противный, бедняга». Но это горе убивает меня.

ВРАЧ. Если не секрет, что это за горе?

САЛАМ. Молодость. Мучаюсь из-за своей глупости.

ВРАЧ. У меня от глупости нет лекарства, молодой человек.

САЛАМ. Нет, ум на месте. На него не жалуюсь. Меня в такое дурацкое положение поставила эта моя проклятая молодость. Вылечите меня так, чтобы всякий, кто посмотрел на меня, давал бы мне шестьдесят лет.

ВРАЧ. Не понял. Говори ясно. Кто за айраном приходит, не прячет емкости.

САЛАМ. Как же объяснить? Чтобы волосы поседели. Лоб чтобы был весь в морщинах. Голос хрипел. Спина согнулась. Зубы…

ВРАЧ. Ого. Задача, оказывается, серьезная. Молодой человек, нет, я вам помочь не смогу.

САЛАМ. Почему же?

ВРАЧ. Потому что я врач.

САЛАМ. Потому-то я к вам и пришел.

ВРАЧ. Нет. Действительно, ты болен. Причем прилично. Только обращаться в отделение психиатрии лучше было бы.

САЛАМ. Я не псих, доктор. Глупый не значит еще псих. Я здоров.

ВРАЧ. Тогда зря у меня время отнимаешь.

САЛАМ. Нет, не зря. Не хочу. Убери к черту мою молодость, похожую на яблочного червя. Иначе в один день увижу, что она всего меня изнутри съела.

ВРАЧ. Ничего не пойму. Все желают помолодеть, а вы обратное...

САЛАМ. И я одно время жил такой мечтой. Но сейчас хочу постареть. Сделай так, чтобы мне уйти отсюда домой шестидесятилетним стариком.

ВРАЧ (задумчиво). Серьезно говоришь?

САЛАМ. Да.

ВРАЧ. А трость заказывал?

САЛАМ. Не время шуток, доктор.

ВРАЧ. О Аллах, что сказать? Ты болен не как больной и здоров не как здоровый.

САЛАМ. Тебе же это так просто, как выпить стакан воды.

ВРАЧ. Это противоречит моей профессии, молодой человек. Я получаю зарплату за то, что омолаживаю людей. Если узнают, что кто-то после лечения, вместо того чтобы помолодеть, наоборот, постарел… какой дурак через этот порог переступит? Нет, парень, я не стану лишать себя куска хлеба.

САЛАМ. Не беспокойтесь, никто не узнает.

ВРАЧ. А я сам? А Аллах не видит? Я не смогу вмешаться в дела Аллаха. Кончай этот пустой разговор.

САЛАМ. А семья на грани распада? А судьбы многих людей? Разве это пустой разговор?

ВРАЧ. Какая семья? Какие судьбы людей? Объясни-ка мне толком, что все это такое?

САЛАМ (в сторону). Нет, если не представиться, ничего не получится. (Врачу.) Знаете, доктор, я директор управления «Отлупи».

ВРАЧ. А директором этого управления является Салам.

САЛАМ. Да, я тот самый Салам. Твой друг, Салам.

ВРАЧ. Нет. Что ты говоришь? Шестидесятилетие Салама мы недавно отметили. И хорошая компания была.

САЛАМ. Вот видите, как я изменился.

ВРАЧ. Тем Саламом ты никак не можешь быть. В науке такого нет. (Задумывается.) Значит, сообщение по радио правильное. Значит, убивший моего друга преступник — ты и есть. А теперь хочешь быть похожим на него. Нет, друг, не пройдет. Ты сам, своими ногами пришел. Я тебя никуда не отпущу отсюда.

Врач хочет позвонить в полицию. Салам мешает этому.

САЛАМ. Правильно говоришь, доктор. Того Салама я убил. Нет того Салама уже. Тот Салам уже я. Тогда по одному поводу терзался, теперь по совсем другому. Наверно, эти мучения навечно мне судьбой предначертаны. Я совершил ошибку. Сразился, как Дон Кихот, с ветряными мельницами. Хотел вернуть прошедшую жизнь. Теперь из-за этой глупости мучаюсь. Надежда только на тебя. Только ты сможешь исправить мою ошибку. Ради нашей дружбы, не оставляй меня без надежды.

ВРАЧ. Нет, парень, не сможешь меня провести. Горбатого могила исправит. Твое место там. (Перекрестив пальцы, показывает тюремную решетку.) Тюрьма. Там, за решеткой, может, почувствуешь всю тяжесть совершенного преступления. (Снова протягивает руку к телефонной трубке. Салам открывает дверь и убегает, расталкивая очередь.)

 

Картина 21

Сбербанк. Кто-то заполняет анкеты, кто-то сидит, ждет очереди.

САЛАМ (в сторону). Нет, другого выхода уже не осталось. Надо забрать деньги и уехать из этих краев. Не то закидают камнями меня. (Протягивает сберкнижку контролеру.) Ханум, обслужите меня быстро, тороплюсь.

КОНТРОЛЕРША. Поспешишь — людей насмешишь, в тандыр угодишь.

САЛАМ. Уже угодил. Весь горю.

КОНТРОЛЕРША. А я говорю: откуда дым? (Смотрит сберкнижку.) Все забираешь?

САЛАМ. Да, все заберу.

КОНТРОЛЕРША. Тогда предъявите паспорт.

САЛАМ (дрожа, отдает паспорт). Пожалуйста.

Контролерша смотрит на фотографию в паспорте. Затем внимательно смотрит на Салама, проверяет год и место рождения. Бледнеет, паспорт выпадает из ее рук на пол. Дрожащими руками перелистывает сберкнижку.

КОНТРОЛЕРША. Возьмите бланк и заполняйте.

Пока Салам заполняет бланк, контролерша бежит к заведующему.

КОНТРОЛЕРША. Начальник! Начальник!

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Что случилось? Что кричишь?

КОНТРОЛЕРША. В банк людоед пришел.

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Гиена?

КОНТРОЛЕРША. Нет. Не слышал? В городе появился людоед. Директора управления «Отлупи» в самом управлении съел. Полиция ищет, не могут поймать.

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Девушка, что ты говоришь? Людоеды бывают, что ли?

КОНТРОЛЕРША. Весь город об этом говорит. Были свидетели.

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Почему же он в банк пришел? Человека съесть?

КОНТРОЛЕРША. Нет, пришел снять вклад съеденного человека.

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Откуда узнала, что он людоед? Сам сказал?

КОНТРОЛЕРША. Нет. В паспорт посмотрела.

ЗАВЕДУЮЩИЙ. В паспорте записано, что он людоед?

КОНТРОЛЕРША. Нет. Имя, отчество, фамилия совпадают со сберкнижкой. Фотография шестидесятилетнего человека. По дате рождения в паспорте должно быть 60 лет. Но ему на вид всего 18 лет.

ЗАВЕДУЮЩИЙ (задумывается). Да? Так бы и сказала. В это верится. Звони в полицию.

КОНТРОЛЕРША. А-а-а, боюсь ведь.

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Не бойся, посреди такого количества народа он съест тебя, что ли?

КОНТРОЛЕРША. А директора того управления не съел среди народа?

ЗАВЕДУЮЩИЙ. Ладно. Ладно. Иди займись делом, я сам позвоню. Скажи, пусть подождет, пока оформляются документы. К тому времени и полиция подойдет.

Контролерша в страхе возвращается на свое место. Салам протягивает ей заполненный бланк.

КОНТРОЛЕРША. Заполнил? Хорошо. Пройдите, садитесь на скамейку. Позову, когда документы будут готовы. (Другому вкладчику.) Вы что желаете?

ВКЛАДЧИК. Как что желаю? Свой вклад.

КОНТРОЛЕРША. Денег нет. Когда будут деньги, придешь, возьмешь.

ВКЛАДЧИК. Свадьба у сына. Деньги ведь нужны.

КОНТРОЛЕРША. Ну и что? И мне много чего нужно. Кто даст?

ВКЛАДЧИК. Девушка, ведь в этой книжке записано, что вкладчик в любое время по первому требованию может заполучить деньги свои.

КОНТРОЛЕРША. Кто это написал, пусть тот и дает.

ВКЛАДЧИК. Я буду жаловаться.

КОНТРОЛЕРША. Хох. Испугалась. Иди жалуйся кому хочешь.

Появляются полицейские. Вкладчик направляется в их сторону. Полицейские уводят Салама.

 

ДЕЙСТВИЕ IV

Картина 22

Полицейский участок. Кабинет следователя. Салам стоит. Следователь что-то пишет. Потом кладет ручку на бумаги, внимательно смотрит на Салама.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Садитесь.

САЛАМ. Спасибо. (Садится.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Имя, фамилия, отчество.

САЛАМ. Сафаров Салам Мирзали-оглы.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты не понял мой вопрос?

САЛАМ. Я же ответил.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Такой ответ дай сопливому ребенку, ходящему в садик.

САЛАМ. А вам?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Мне правильный, точный ответ нужен.

САЛАМ. А я что, неправильно сказал?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Свое имя. Твое имя, спрашиваю. Понял?

САЛАМ. Я правильно сказал. И в паспорте, и в метрике так записано.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. В каком паспорте? Покажи тот паспорт.

САЛАМ. В Сбербанке остался.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (вытаскивает паспорт из-под стола). Этот паспорт, говоришь?

САЛАМ. Откуда он у вас?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Здесь вопросы задаю я. (Раскрывает паспорт, показывает фотографию.) Это твоя фотография?

САЛАМ. Да.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. И это дата рождения?

САЛАМ. Да.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Тебе 60 лет?

САЛАМ. Было.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А куда делось? Улетучилось? Видишь, неправду говоришь. Ведешь себя неоткровенно. Мешаешь ходу расследования. Этот паспорт принадлежит Сафарову Саламу Мирзали-оглы. Как он к тебе попал, узнаем позже. А пока скажи свое имя. Посмотрим, кто ты. Может, родственниками окажемся.

САЛАМ. Если окажемся родственниками, что сделаешь? Отпустишь меня?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Если и не отпущу, хотя бы буду иметь в виду. Ход расследования направлю в твою пользу. Этого разве мало?

САЛАМ. Так ведь мы родственники. Мы не потомки пророка Адама? Какая же еще родственная связь бывает? И в Коране записано, что все мусульмане братья.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А разве брат брата убивает? Брат не говорит брату свое имя.

САЛАМ. Я же сказал свое имя.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Так? Ну что ж. Ты сам заставил нас прибегнуть к другим методам. (Нажимает кнопку, входят два полицейских). Видите этого удальца? (Показывает на Салама.) Свое имя забыл. Сделайте так, чтобы вспомнил.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Это в наших руках. Вспомнит имя еще прапрадеда.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С утра у меня рука чесалась.

Наносит удар в голову Салама. Салам теряет сознание.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Эй, бугай, сын бугая, ударь послабее, да? Умрет, нам несдобровать.

Первый полицейский спрыскивает Салама водой, Салам приходит в себя.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, вспомнил свое имя?

САЛАМ. Да. Вспомнил. Салам…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Слепой не отпустит, за что зацепится.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мужчина держит свое слово.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А как же? Мужчина ведь. Эй, Логман, докажи ему, что ты мужчина. (Второй полицейский опять наносит удар. Салам опять теряет сознание. Опять вода…)

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну что, пришел в себя? Скажешь или нет?

САЛАМ (смотрит на полицейских). Да. Да. Скажу. Керимов Тофиг.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Это другое дело. (Записывает.) Адрес твой?

САЛАМ. Второй район, улица Вагифа, дом 1/20.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Адрес Салама Сафарова не спрашиваю. Его знаем, если ты и не скажешь. Твой адрес какой?

Салам в страхе смотрит на полицейских и называет первое пришедшее в голову название деревни.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Да, кажется, поумнел. (Пишет.)

САЛАМ. А как же? Такие удары сделают человека даже доктором умственных наук.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Не зря же нам говорят, что мусульманство приняли под мечом.

САЛАМ. Социализм нам не нравится, называем тоталитарным режимом, а методам его, передавая по эстафете из рук в руки, не даем умирать. То есть рука, надевшая вражескую перчатку…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какой метод имеешь в виду?

САЛАМ. Насильственное выбивание показаний.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. До тех пор, пока наше сознание не может свернуть нас с дороги, ведущей к преступлению, пока ложь ходит, пока боязнь перед Аллахом, перед законом слаба, мы вынуждены в борьбе с такими преступниками, как вы, применить дубинку, избивание, даже бутылку.

САЛАМ. Тогда какая же это демократия? Таким ли бывает правовое государство?!

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нет, гражданин, еще не построено правовое государство. Мы еще только в начале пути к демократии. Это у нас начальная демократия.

САЛАМ. Кто с мечом приходит, тот от меча и погибнет.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А как же независимость? А освобождение от чужого гнета мало?

САЛАМ. Гнет есть гнет, какая разница? Родной или чужой.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нет, разница большая. Расскажу тебе одну притчу. Умирает молодая мать, завещает мужу любимому: «Отрежь правую мою руку, высуши и сохрани на полке. Когда женишься, пусть мачеха избивает моих детей моей рукой». Муж делает так, как она сказала. Мачеха избивала детей рукой родной матери. Поэтому дети не чувствовали никакой боли, не боялись.

САЛАМ. Но от тяжести ударов, нанесенных мне этими дорогими родными, я потерял сознание.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ладно. Ладно. Когда с вами обращаются по-человечески, садитесь на шею. Не видишь, это уже черта, присущая демократии. А в то время никакой следователь так вежливо не обращался бы с тобой. Два часа тебе рассказываю интересные истории. Ну что ж, гражданин Керимов, Салама Сафорова убил преднамеренно?

САЛАМ. Ну ты совсем… палку перегнул. Ты сказал, что я не Салам, я согласился, ответил: нет. Стал Тофиком. Сказал, ладно уж. А теперь заладил, зачем убил кого-то. Соврать и сказать, что убил?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Весь город говорит, не то что убил, а даже съел. Без дыма огня не бывает. Насчет того, что съел, не верю, а в убийстве нисколько не сомневаюсь.

САЛАМ. Зачем не веришь? Недавно в газетах было написано, что в Казани появился людоед.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Может, ты и есть тот человек?

САЛАМ. Давайте расскажу вам один анекдот.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Да, только анекдотов нам и не хватало. Все исполнилось, осталась только расческа для бороды. Потом жалуешься, что демократия так пошла, правовое государство этак. Что же делать?

САЛАМ. Однажды Брежнев заблудился в лесу. Сколько ни ищут, не могут найти. Вдруг группе розыска встречается лев. Спрашивают: «Брежнева ты съел?»

СЛЕДОВАТЕЛЬ (прерывает.) Какое отношение имеет это ко мне?

САЛАМ. Не к тебе, а ко мне это имеет отношение. Убийство мною Салама — то же, что лев съел Брежнева.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Свежий анекдот, да?

САЛАМ. Конечно… Лев говорит: «На днях я съел одного человека, только не знаю, кто он. Одно знаю, что который день опорожняюсь орденами и медалями».

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А ты?

САЛАМ. Ничего.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему?

САЛАМ. У Салама был только орден «Дружбы народов». И его он не носил. Жалко было прокалывать воротник пиджака.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Он сам сказал это?

САЛАМ. Да, сам говорит.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Знаешь адрес Салама Сафарова?

САЛАМ. Да. Говоришь, я не должен знать адрес дома, где прожил шестьдесят лет?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Опять начал чепуху молоть. (Полицейскому.) Позови Сону Багирову. (Входит Сона, секретарша Салама.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ (показывает на Салама). Девушка, знаешь ты этого человека?

СОНА. Да, знаю.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Давно?

СОНА. Нет, вчера узнала.

САЛАМ. И не стыдно говорить неправду? Разве мы не работаем давно в одном управлении?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Гражданин, не мешайте. (Соне.) Говори, дочка, говори.

СОНА. Была в кабинете директора. Вижу, он плохо себя почувствовал. Вернулась в свою комнату и позвонила в скорую помощь. Потом отнесла стакан чая. Директора в кабинете не было. Этот парень стоял у дверей. Спросила, где директор? Ответил, что съел. Я подумала, что шутит. Но потом узнала, что правду говорит.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А почему же ты не съел эту девушку?

САЛАМ (смеясь). Ее оставил на ужин.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Девушка, можешь идти. (Полицейскому.) Позови Айну Гасан-кызы.

Входит Айна-ханум.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сестра, знаешь этого человека?

АЙНА. Да. Приходил к нам в дом в день исчезновения Салама. Спросила: кто ты, не стесняясь ответил: Салам.

САЛАМ. Эй, безбожница, а что я должен был ответить? Должен был сказать, что я не тот Салам, с которым тридцать пять лет ты одну подушку делила? Да?

АЙНА. Парень, не строй из себя идиота. Тебе может быть лет всего восемнадцать. Как ты можешь тридцать пять лет класть голову на одну подушку?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ясно. Сестра, можешь идти. (Из соседней комнаты вызывают Флору. Заходит Флора, контролерша Сбербанка.) Доченька, расскажи, что знаешь об этом человеке.

ФЛОРА. Боюсь ведь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Не бойся, доченька. Он теперь не опасен. Он теперь змея с вырванным зубом. Такие могут укусить людей, лишь когда освобождаются.

ФЛОРА. То был у меня первый день работы старшим контролером. Обслужила –пять-шесть вкладчиков. Потом пришел этот. Посмотрела в сберкнижку. Потребовала паспорт. Увидела, что паспорт не его. Вспомнила объявление по радио. Поняла, что это он. Пришел забрать вклад съеденного человека. Сообщила заведующему. А он позвонил в полицию.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ту сберкнижку кому отдала?

ФЛОРА (вытаскивает из сумки и отдает). Вот, оставила у себя. Знала, что пригодится.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Спасибо, дочка, можешь идти. Да, не подписала показания. Если не трудно…

Флора подписывает и уходит.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Гражданин, что теперь скажете?

САЛАМ. Что я могу сказать? Слово за вами.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Видишь, что факты — вещь капризная, не сможешь отрицать. Подпишись в протоколе, посиди в камере, жди приговора справедливого суда. А как же?

САЛАМ (подписываясь). Каково будет мое наказание, по-твоему?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какое же другое может быть наказание? Виселица.

Салам падает, держась за сердце. Ручка выпадает из его рук.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (дежурным). Уведите.

Салама уводят.

 

Картина 23

Полицейское управление. Кабинет начальника. Идет обсуждения важного мероприятия. Заходят два дежурных полицейских.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ (волнуясь). Господин начальник. Господин начальник.

НАЧАЛЬНИК. Эй, что случилось? Не видишь, мы заняты.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Заключенного, про кого вы говорите, нет в камере.

НАЧАЛЬНИК. Дурень, что ты говоришь? Что значит нет?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Дверь камеры заперта. Заключенный исчез. В камере появился неизвестный старик.

НАЧАЛЬНИК. Дурень, что значит исчез? Начинается заседание суда, а заключенный исчез. Странно. Вместе него на скамью подсудимых сядете сами.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мы в чем виноваты? Сегодня даже на прогулку не выводили, и по нужде не выходил, как это случилось, не знаем.

НАЧАЛЬНИК. Позор. Прогоню всех. Идите, ищите. Найдите хоть в мышиной норе, вытащите, приведите. Иначе все вы уволены с работы.

Дежурные выходят в коридор. Перед зданием суда собралось много народу.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. И дурак поймет, что кто-то привел старика и бросил в камеру, а молодого заключенного выпустил. Ничего себе!

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Во всяком случае, это дело старших. Рядовые на это не осмелятся.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Думаешь, нас уволят?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Нет, повысят. Меня поставят зам. начальника, а тебя старшим дежурным.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ведь у нас нет никаких сведений о случившемся.

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В наше время у тебя должны быть сведения о том, что происходит и под землей, и над землей, иначе пропадаешь.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. У меня семь детей. Жена не работает. Что же с нами будет, о Аллах?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что стоит прокормить семь детей? Я воспитываю одиннадцать детей. Если ночью не пересчитаю их, не могу определить, кто домой не пришел. Что же я должен делать?

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сейчас везде идет сокращение. Найти работу — это как восьмое чудо света.

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Для тех, у кого красивая жена, это не такая уж сложная задача.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. И в этом отношении мне не повезло.

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мы должны найти подсудимого.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Его, как барана, связали по рукам и ногам и выкинули, что ли, куда-то, чтобы, поискав, найти? Кто знает, убежав, как спущенная с цепи собака, в каком тайном уголке мира он сейчас свободу празднует?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Погляди сюда. А ты обратил внимание на пришедших на судебное заседание?

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Разве мои мысли сейчас со мной. Мои глаза сейчас ничего не видят. Только дети встают перед глазами.

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Того парня в черном пиджаке видишь? Смотри, как же он похож на подсудимого.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ну и что?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Как что? Как будто близняшки. Похожи друг на друга, как две половинки яблока.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Может быть.

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Смотри. В голову одна мысль пришла. Отведем его, скажем, нашли вот сбежавшего подсудимого.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Разве это возможно?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Почему невозможно? В этом мире все возможно. Как сказал Машади Ибад: не тот, так этот.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Нарвемся на гнев Аллаха.

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Аллах простит наш грех. Делаем это ведь ради того, чтобы наши дети с голоду не померли.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кажется, голова твоя работает? Но…

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Никаких но. Иди, скажи ему на ухо, что начальник его зовет. А что потом, тебя не касается.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Пойдет?

2-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Пойдет. Как же не пойти? Как ягненок, пойдет.

Приводят Ахмеда в кабинет начальника.

1-й ДЕЖУРНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Господин начальник, нашли убежавшего подсудимого.

НАЧАЛЬНИК. Да? (Посмотрев на Ахмеда.) Он самый. Молодцы ребята. (Ахмеду.) Эй, негодяй, думаешь, убежав, сможешь избавиться от нас?

АХМЕД. Господин начальник, что вы говорите? Куда я убежал? Сказали: начальник зовет, и я пришел.

НАЧАЛЬНИК. Не прикидывайся лисой.

АХМЕД. Ничего не понимаю. Зачем меня вызывали?

НАЧАЛЬНИК. Сейчас узнаешь, зачем вызвал. (Дежурным.) Ведите в камеру.

Ахмеда уводят.

 

Картина 24

Зал заседания суда. В зале не осталось свободных мест. Все ждут подсудимого.

1-я ЖЕНЩИНА. Девочка, ты видела его? Интересно, какой человек?

2-я ЖЕНЩИНА. Нет, я не видела, но есть видевшие его. Говорят, у него один глаз, и тот в самой середине лба.

1-я ЖЕНЩИНА. Значит, одноглазый. Может…

2-я ЖЕНЩИНА. Говорят, неземной человек. Пришел с другой планеты.

3-я ЖЕНЩИНА. Съев за день трех человек, не говорил, что наелся.

1-я ЖЕНЩИНА. Один из наших детей видел его, когда он ел человека. Ломая кости, хрустел, заглатывал их.

2-я ЖЕНЩИНА. Девочка, это не человек, а вампир, вышедший из могилы.

1-я ЖЕНЩИНА. Говорят, такой длинный, что не проходил в дверь, потому ночевал на улице.

3-я ЖЕНЩИНА. Наверно, на той планете не нашел съедобного человека, прилетел на нашу планету.

4-я ЖЕНЩИНА. Девочка, моя дочка работает в Сбербанке. Она видела. Говорит, восемнадцатилетний красивый юноша. Никто не поверит, что он может съесть человека.

ГОЛОС В ЗАЛЕ. Встать, суд идет. (Все встают. Члены суда занимают свои места.)

СУДЬЯ. Приведите подсудимого.

Приводят Салама и его сына Ахмеда в наручниках. Айна вскакивает с места и бежит к мужу.

АЙНА. Вот мой муж. Он мой муж.

Дежурные полицейские останавливают и возвращают ее на место.

СУДЬЯ. Судебное заседание по делу гражданина Тофика Керимова объявляю открытым. Каково мнение господина государственного обвинителя?

ПРОКУРОР. В связи с трудностями переходного периода увеличилось число преступлений. Особую обеспокоенность вызывают случаи с воровством, убийством. Поэтому мы, стражи закона, вынуждены чрезмерно усердно работать и прибегать к жестким методам. Преступление гражданина Керимова — это не простая ошибка, не случай, связанный с нервными расстройствами, а сознательное покушение на государственное устройство, тяжкое преступление, направленное против только-только начинающего формироваться механизма демократического государства. Я требую от справедливого суда быть более объективным, принимая во внимание политическую значимость преступления, применить к подсудимому самое тяжкое наказание.

СУДЬЯ. Подсудимый Керимов, принимаете ли вы выдвинутое против вас обвинение?

АХМЕД. Я не совершил никакого преступления. Я не в курсе всего. Меня только что вызвали из зала суда и арестовали. Я не Керимов Тофиг, я Ахмед Салам-оглы. В этой игре я ничего не понимаю.

СУДЬЯ. Следователь Назарли, что вы можете сказать против высказываний гражданина Керимова.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Уважаемый судья, эта личность еще на предварительном этапе расследования, вместе того чтобы признать свою вину, отказавшись от своего имени и фамилии, старалась спутать следы. Однако перед нашими точными, неопровержимыми, логичными доводами, он был вынужден во всем признаться. Эта личность является жителем деревни Убыточная, Тофик Керимов.

АДВОКАТ. Уважаемый судья, у меня есть опровержение слов следователя. На территории республики нет такой деревни.

СУДЬЯ. Возражение адвоката принимается. (Дежурным.) Позовите Флору Раджаб-кызы.

Входит свидетель Флора, контролерша Сбербанка.

СУДЬЯ (показывает на Ахмеда). Свидетель Флора Раджаб-кызы, вы знаете эту личность?

ФЛОРА. Уважаемый судья, боюсь ведь.

СУДЬЯ. Значит, знаешь, можешь идти.

Флора уходит.

СУДЬЯ. Позовите свидетеля Сону Багирову.

Входит Сона, секретарша Салама.

СУДЬЯ. Доченька, знаешь этого человека?

СОНА. Да, знаю. Внесла в кабинет директора чай. Вижу в кабинете, кроме этого молодого человека, никого нет. Спросила, где директор? Сказал, что съел.

СУДЬЯ. Можешь идти.

Сона уходит.

СУДЬЯ. Позовите Айну Сафарову.

Входит Айна.

СУДЬЯ. Айна-ханум, что можете сказать об убийце вашего мужа Тофике Керимове.

АЙНА. Здесь нет ни убийцы, ни Керимова. Этот старик — мой муж. А этот молодой человек — мой сын Ахмед. Его только что, рядом со мной, арестовали и увели.

СУДЬЯ. Айна-ханум, какими фактами можете доказать сказанное вами?

САЛАМ. Уважаемый судья, это могу доказать только я.

СУДЬЯ. Подсудимый Керимов, ты чем можешь доказать, что ты сын Айны Сафаровой?

АХМЕД. У меня нет никаких вещественных доказательств этого. Но у меня нет сомнений в том, что этот старик — мой отец Салам, а эта женщина, которая напрасно подверглась мучениям, является моей матерью.

СУДЬЯ. Старик, подтверждаете, что вы — муж Айны-ханум?

САЛАМ. Да, действительно, я муж этой женщины.

АДВОКАТ. Уважаемый судья, ввиду отсутствия потерпевшего и истца дело нужно приостановить.

СУДЬЯ. Ввиду отсутствия вещественных доказательств приостановление дела считаю невозможным.

АДВОКАТ. Уважаемый судья, само это событие является с ног до головы вещественным доказательством.

Голоса из зала: «Неправда. Повесить. Повесить».

АДВОКАТ. Хотите вещественные доказательства? Тогда посмотрите в документы предварительного расследования, увидели, чьи подписи там стоят?

СУДЬЯ. Предложение адвоката принимается. (Перелистывает бумаги. Показывает Ахмеду подпись в протоколе.) Это подпись твоя?

АХМЕД. Я ни в каком документе не подписывался. Ничего не знаю. Меня подняли со стула в зале суда и посадили на скамью подсудимых.

Голоса из зала: «Повесить. Повесить. Врет».

СУДЬЯ (показывает документы Саламу). Это твоя подпись?

САЛАМ. Да, моя подпись. Можете сравнить с подписью в моем паспорте.

СУДЬЯ. Странная игра. Ничего невозможно понять.

САЛАМ. Уважаемый судья, разрешите рассказать эту историю, как это было. Иначе огонь презрения обидных взглядов, направленных из зала в наши лица, будет сжигать нас до самой могилы. Они, оставив меня в покое, смотрят на сына моего как на вампира, волшебника, дьявола.

СУДЬЯ. Рассказывай, старик. Может, ты что-нибудь толковое скажешь. Очень запутанное дело.

САЛАМ. Дело было так. Я молился. Пришла телеграмма с вестью о том, что сын принят на юрфак университета. Почему-то все мои грехи и ошибки прошли перед глазами, как в киноленте. Попросил я у Аллаха вернуть мне молодость и заново так прожить, чтобы мой сын в будущем, когда будет работать защитником закона, как вы, не мучился за мои грехи. И это совпало со Святой ночью, Лейли-гадир. Утром на работе ко мне пришел один старик. Сказал, что твое пожелание принято. Не поверил. Подумал, что разыгрывает меня. Оказывается, правду говорил. Когда исчез старик, я превратился в восемнадцатилетнего парня, такого, как стоящий рядом со мной сын Ахмед. После этого чего только не пережил… Был арестован. Никого не смог убедить поверить мне. Как убийце кого-то, мне вынесли смертный приговор. Наверно, думаете, как же я сейчас превратился в шестидесятилетнего старика? Аллах действительно, оказывается, милостивый, милосердный из милосердных. Сами смотрите. Вот как это было.

Гаснет свет. Камера. Молодой Салам лежит на нарах. Входит тот самый старик. Салам, увидев его, встает.

СТАРИК. Ну, молодой человек, как ты?

САЛАМ. Как я? Как видишь. И это подарок Святой ночи, Лейли-гадир?

СТАРИК. Или недоволен?

САЛАМ. Нет, почему же недоволен? Теплая камера. Чистый воздух. Вкусная еда. А в конце виселица…

СТАРИК. Сам пожелал. Была Святая ночь, Лейли-гадир, поэтому Аллах вынужден был принять твое пожелание. Ты пожелал невозможное. О трех вещах ты должен был знать. Рождение. Старость. Смерть. Молодой человек, положение идущих против воли Всевышнего не бывает хорошим. Не забывай, что Аллах раздает богатство кому попало, а ум — только тому, кому Сам пожелает.

САЛАМ. Значит, я из тех людей, которых Аллах не любит, так?

СТАРИК. Почему же? Опять Аллах помиловал тебя. Захочешь, можешь вернуться в свое прежнее состояние. Шестидесятилетним стариком…

САЛАМ (упав перед стариком на колени, умоляюще). Согласен. Хочу. Пожалуйста, верни мою старость.

Старик исчезает. Свет загорается. Зал суда.

САЛАМ. Я опять превратился в шестидесятилетнего старика Салама.

Голос в зале: «Ложь. Повесить. Повесить».

АДВОКАТ. Уважаемый судья, вот вам и вещественное доказательство. Скажете, что невозможно поверить? Это потому, что мы семьдесят лет жили без веры. Даже вели борьбу против Всевышнего. Но только внутри нас остался свет веры, хотя и малый, как кончик иглы. Видно, никакой нажим, запрет не способен его потушить. Вспоминаем Аллаха, когда попадаем в трудные положения. Начинаем умолять. Мы не можем отличать веру от суеверия. В суеверии после смерти человек перевоплощается в вампира. Кто видел бесов, съедающих человека, гиену? Сатана, дьявол никого не убивает, а сбивает с дороги истины слабовольных, чтобы на том свете, в аду, с мучениями горели на огне. Джин, вампир — все это образы человека, являющиеся продуктом народного воображения. Как говорил Хусеин Джавид… Или человек, являющийся предателем, каждому что? — дьявол. Есть только одна правда: история, происшедшая с Саламом. Что этим хотел сказать нам Всевышний? Хотел сказать, чтобы эта история была нам поучительным примером. Эй, люди, не идите против воли Всевышнего. Это принесет несчастье и горе. Из-за своей прожорливости не требуйте у Всевышнего слишком многого. Довольствуйтесь малым. У многого и бедствий много. И наконец, эй, люди, жизнь надо прожить так, чтобы на последнем вздохе, в момент возвращения к Всевышнему, вы не переживали за мучения из-за ваших грехов тех, кто придет после вас. Жизнь дается один раз, прожитую жизнь вернуть назад, заново прожить, невозможно, как невозможно войти дважды в одну реку…

ХАНЫМ (поднявшись в зале суда). Учитель Салам, буду твоей жертвой. (Показывает на судью.) Скажи ему, чтобы вернул мне собственность деда. Я сгнила под дождем, снегом.

Смех в зале.

САЛАМ. Сказанное адвокатом — истина. Только я поздно понял эту истину. Хотел исправить ошибку, но совершил еще большую ошибку.

СУДЬЯ. Суд удаляется на совещание.

 

 

Занавес.