«Санди-къуш» ва Кохи
Биз олтургъан уьй он бир къабатлы бинаны алтынчы къабатында. Эшиги ябылгъандокъ, барагъаны билинмейген, тавушсуз, къавгъасыз ишлейген лифт,биз эс де тапгъанча, алтынчы къабатгъа элтип салды. Уллу тюклю хали яйылгъан догъагъа абат басабыз. Аякъгийимлени чечме алгъасайбыз. Къырдан гелген аякъгийим булан булай халиден юрюме къызгъанасан.
Бизин къонакълай алып баргъан немис къатын Ани залгъа гирме чакъыра, йымышакъ, оюлуп къалагъан креслода олтурма ер гёрсете. Алдыбызда мармар ташдан этилген гиччирек журнальный стол. Уьй есини хантавлатып шу таш стол тюгюлдюр деген ой булан тербетме, гётерме къарадым. Къайдагъы затдыр, даимге салынгъан эсделикдей орналгъан. Экев гётерип бола буса да тамаша.
— Кофе, чай? — деп Ани иржайып, бизге къарап токътады.
Кёп ойлашып турмадыкъ. Немислер бизде йимик чай этип болмай. Биз ёлгъа, сапаргъа алып чыгъагъанда йимик гиччи пакет чайлары болса тюгюл, пачка булангъы чайны къолламай. Кофе дедик. Оьзлер нагагь да чай ичмей. Кофесиз туруп да болмай.
Аз да гетмей кофени арив ийиси залгъа да яйылды. Буланы гьарисини кухнясында кофе этеген, ток булан ишлейген бир-нече тюрлю аппаратлары да бар. Немис къонагъыма: «Уьч, дёрт бар, мунча аппаратны не этесен?», деп сорагъан эдим. «Кофе этме аламан, янгы-янгысы чыкъгъан сайын алып тураман, кюй-кюйге салып эте чи буланы», — деп жавап берген эди ол.
Шайлы уллу чашкалагъа да тёгюп, налбекисиз, къап-къара кофени уьй еси алдыбызгъа салды.
— Бу къалын, майлы сют, — деп, гесилген чюмеги де булан кагъыз пакетдеги сютню гелтирди. Тилим-тилим этилген рулет де столда ерин тапды. Ани алдыбыздагъы къоз агъачдан этилген италиян «горканы» тахчасындан сигарет пачка алып, бирин къабуздурду, генг тыныш алып соргъан сонг, тютюнюн терезеге багъып бакъдырды, пачканы столгъа ташлады: —Тартамысыз? — деп бизге де къарап, алдыбыздагъы креслода бут уьстюне бут да салып, мекенли олтуруп, уллу намусну кютген адамдай къарап токътады. Ол тобукъгъа гелеген шортиклер булан эди.
Столдагъы шекердандан эки гиччи тююр шекер салдым, кагъыз пакетден бир аз сют тёкдюм, булгъадым. Кофени тюсю алышынып сари, саз балчыкъны тюсюне ошады. Ёлдашым Абдул да шолай этди. Ани кофени къара кюйде уртлап-уртлап ичип, столгъа сала, сигарет тарта, дагъы да кофеге узатыла.
— Ну, нечикдир дагъы Россияда, Кавказда ашав-яшав? Сизде чи давлар да юрюле бугъай. Гьали сама битгенми? — деп сорай Ани.
— Дав битген… гьали давну террорчулар юрюте…
— Ладен сама гелип къалмагъанмы Кавказгъа?
— Гелмеген, тек къол ялгъай, ондагъы бир тайпалагъа кёмек эте, ёлбашчылыкъ эте.
— Этмейдир хари, масхарагъа айтасыздыр? — деп ол инамсыз кюйде къарай, — Путин КГБ-ни адамы чы, ол къоймас. Россияда КГБ-ден гючлю не бар?
— Гьали Россияда гьал алышынгъан… КГБ-ни орнунда башгъа къурум. Яшав да алышынгъан. Алда йимик ашамлыкъ ва оьзге тюрлю маллагъа къытлыкъ ёкъ, излеме тюшмей. Акъча буса, жанынг не сюйсе де бар.
— Акъча… Бизде де шо. Акъча биринчи ерде. Шо болмаса бирев де яшавлукъ этип болмай. Ишсизлер кёп. ГДР-ни заманында ишсиз адам ёкъ эди. Социалист система шолай къурулгъан эди. Сизде де ишсизлер кёп бугъай. Заманда бир телевизордан айта бола.
— Гьали иш тапма бизде де къыйын. Совет девюрде сизде йимик бизде де ишсизлер ёкъ эди. Гьали сизде иши ёкълагъа пособие сама бере.
— Бере, айгъа 400 марка. Агьлюде яшлар бар буса да гьариси шончакъы ала.
— 400 марка. Бизин акъча булан 5500 манат. Яшавлукъ этме боладыр чы.
— Озокъда, бола. Буса да, булай гьалгъа чыдамайгъанлар кёп. Айрокъда, жагьиллени арасында… Уланыма 24 йыл бола. Агьлюсю де бар. Тек иш тапмай эди. Заманлыкъгъа къурулушлагъа барып ишлеп турду. Институтну битдирген, касбусу да бар. Муна гьали гьарангъа Мюнхенде иш тапгъан. 350 чакъырым бизден ариде. Къаттыгюн ахшам гете, жумагюн ахшам къайта. Ишлейген вакътини ичинде онда, къонакъ уьйде тура. Нетме герек? Муна, бизин уьйде 9-нчу къабатда жагьил тиштайпа бар эди, 24 йыл болагъан… — Мен сизге эт биширейим, алгъан эдим, гелгенли лакъыргъа тутуп къойгъанман…
Ани бизге соравлу къарай. Бетинде экиянсыллыкъ бар. «Тарыкъ тюгюл, тойгъанбыз». Деген калималаны эшитме сюегени бетине язылып тура. Биз де шо зёзлени айтабыз. Бу миллет уьйде аш этме оьтесиз сюймей.
— Ёкъ, ёкъ, биз тойгъанбыз, къонагъыбызда ашагъанбыз, — дейбиз
Къонагъыбыз ону биринчи эри. Бизин мунда чакъыргъан да ол. Буланы эки яшы бар. Бири оьрде эсгерилген улан. Бириси де 20 йыл болагъан Яна деген къызы. Ол атасы булан тура. Булар айрылгъанлы 10 йыл бола. Берлинни эки бёлеген чыры тайып, эки де Германия бир болгъанда, о якъдан бери багъып ябурулгъан эренлени бири Аниге гёз сала. Акъчасы кёп капиталист немисге алданып, ол, агьлюсюн де къоюп, ону булан ари якъгъа гёче. Эр-къатынны бирге яшавуна, айырылывуна бу миллет онча да терен маъна бермей. Эркин къошулув, эркин айырылыв дей болалар. Мен оьзюм сюйген кюйде, ушатагъан кюйде, эркин яшайман деген калималаны да кёп къоллай.
Гьасили, экинчи эри булан уьч йыл яшап, Ани биринчи эрине къайта. Тек узакъ яшамай, юреги «эркин» яшавну излей, айырыла…
Шу вакъти сотовый телефон зенг ура. Ани ала.Немисче сёйлей. «Сагъынаман, къачан чыгъасан, къачан къайтасан? Сюемен. Онда къыдырып айланма…» Телефон лакъырдан бу сёзлени англайман.
Оьзюню гьакъындагъы маълуматланы Ани бизге бир минутну ичинде тёгюп къойду. Чалт сёйлейген къатын. Бир темадан, бир темагъа чыгъагъанын сезип, эслеп де болмайсан. Мени бу язывларым да ону лакъырына гёре юрюле. Ол телефон сёйлеп битди.
— Къурдашым. Гьар гюн сёйлей. Гьар гюн не айтайым мен бугъар? Нюрнбергде, пансионатда ял ала. Бираз кепсиз болгъан эди.
Мен «горканы» тахчасындагъы суратгъа къарагъанны эслеп Ани суратны магъа бере. — Къурдашым, гьали сёйлеген.
Бирге яшайгъан адамына булар къурдашым дей. Эки сёзню биринде «мой друг» деп бола.
— Яш улан чы, — деймен, суратдагъы мыйыкълы улангъа къарап, — исбайы да дюр!
Ани кюлей. О оьктем кюлкю.
— Дюр, менден 10 йыл гиччи… Гьона, шо сагьатны оьзюню къолу булан этип, магъа савгъатгъа берген. Къолу уста адам.
Тамда, эки къолну аясыдай этип таш гесекни чарлап, оювлар этип гиччи сагьат ерлешдирилген. Арив этилген, сёз ёкъ. Яратывчулукъ пагьмусу бар улангъа ошай.
— Гьали мени уьюмде эки эркек олтургъанны билсе, ондан бир гьал гетер эди, — дей Ани иржайып.
— Мен этни салайым бишме, нечик ойлашасан? — деп, эсде ёкъдан ол бизге соравлу къарай.
— Ёкъ,ёкъ, — деймен мен, — бар буса кофе тёгемен, — деп кухнягъа чыгъаман.
Кофе тёге туруп, согъан туврайгъан гиччи такъта гесекде целофан пакетлеге чырмалгъан, язывлары булангъы эки эт гесекни гёремен. Язывлагъа гёре тувар эт, гьариси 200 грамм. Бизге онгарылгъан эт гесеклер. Буланы тюкенлеринде эт ала бусанг лап азы 200 грамм. Сонг 50 грамм къошула туруп бир килогъа ерли оьрлене.
Кофе де тёгюп, тюш вакътидеги гёммек ачыкъ кёкде балкъыйгъан гюнню шавлалары чубурушгъан терезе башдагъы гюллеге къарайман. Уьч тюрлюсю бар. Оьтесиз тамаша, арив, мен гёрмеген гюллер. Бу шагьарда да, гьар абатда дегенлей гиччи хумаларда оьсеген гюл сатагъан тюкенлер, киосклар нече де кёп.
— Арив гюллеринг бар, — деймен уьй есине
— Шолагъа къарав да болмай къала. Африкада оьсеген тайпалары. Гюнню кёп сюе. Биздеги чакъны сюймей. Буса да, экзотика деп гелтирип саталар…
— Сен хоншу тиштайпаны гьакъында айта тура эдинг, — деп эсине саламан.
— Бизин яшавлукъ даражабыз нечакъы яхшы буса да, адамланы арасындагъы аралыкълар яхшы тюгюл, — деп башлады лакъырын Ани. — Мен шу уьйде турагъаным нечакъы заман бола. Хоншуланы сама да танымайман. Шолай бары да мунда яшайгъанлар да. Бир уьйде тура буса да, бири-бири булан сорашма да сорашмайлар. Гьар ким оьз къайгъысы, оьз сююнчю булан янгыз. Сизде олай тюгюлню билемен. Бир-бирев булан къатнай, кёмеклеше. Уьйде сантехника бузулса, ишге барагъанымдан усталаны чакъырып, къоюп гетме болмайман.
— Къызынгны чакъырсанг?
— Ону оьзюню масъалалары, оьзюню яшаву… Гьасили шу тамны артында 80 йыллыкъ къарт къатын яшай. Бизге тынглап тура буса да ярай, эргиши тавушну шосагьат биле. Шогъар тилеп, харж да берип, усталар ишлейген эки гюн шу креслода олтуруп турду. Хоншулагъа чакъы инанма, аркъа таяма адам ёкъ. Янгызлыкъ адамны дыгъыжарсыз эте. О кюйге уьйренгенлер де чи бар. Тек чыдап болмайгъанлар да ёлугъа…
Уьстде жагьил тиштайпа яшай эди…
Ани хабарлагъан, бу болгъан иш магъа бек таъсир этди. Ол оьзю хабарлайгъанда чы сан да этмей, гьар гюн болагъан агьвалат йимик айта туруп, бизде оьлегенлер кёп бола деп де такрарлай эди…
Санди, 24 йыл болагъан исбайы къатын эди (эсгерип къояйым, неге буса да билмеймен, тек бу миллетни тиштайпаларыны арасында аривю, гёзели, исбайысы кёп сийрек ёлугъа). Эки уьйлюк секциясы, машини, иши, колледжни битдирип, касбусу. Оьзюнден беш йыл уллу къурдашы да бар, сайки, досу. Уллу уланкъардашы, ата-анасы гьариси ишлейлер, айры яшайлар. Сандини яшаву яхшы, тюзелген.
Санди ойлашагъан кюйде, бары да къыйынлыкълар ишиндеги алмашынывлардан башлангъан. Бу ишлейген фирманы шефи оьрленип, башгъа ишге чыгъып, ону ерине алаша, башы аяз, къурсакъ чыкъгъан, сари мыйыкълары булангъы заместители тюше. Алдан берли этеген масхараларындан, оюн-нишанларындан Санди ону гёрюп ярамай. Сандиге хошу гелегенни, бирге болма сюегенни ол тезденокъ билдирген. Ону шо хыялын ишдеги оьзгелер де биле. Болма ярайгъан ишге йимик къарайлар.
— Гьали сен тюзелдинг, оьр канзилеге минесен, — деп иржая Сандиге иш ёлдашы.
— Гёлемин де гёрме болмайман, аллергиям геле, — дей Санди.
Гюнлер айлагъа айлана. Шеф Сандини бир бёлюкге ёлбашчылыкъ этме сала. Ишни талап эте, ишден сонг къалмакъны талап эте.
— Сиз сюеген болмас, мен ишден тайсам да къайырмайман, — дей Санди.
— Янымда сени де сакълап, сагъа бозарып тургъанча, тюз айтасан, тайсанг яхшы, — дей ол.
Иш ёлдашлары юристге билдирсенг яхшы дей.
— Не пайда? Къавгъа салайымы? Гючден ишлеме ол къоямы?
Санди ишден тая. Оьзге ерлерде иш излей. Тек иш тапма къыйын. Къурдашына, досуна да оьзюню гьалын айта. Мен де къарарман дей ол. Арадан жума гете, ай айлана. Оьзюню касбусуна гёре иш ёгъу аян бола. Машинине бензин тёкме харж ёкъ гьалгъа тюше. Ювукъ юртда турагъан ата-анасына бара. Олардан заманлыкъгъа акъча ала.
Къурдашы кондитер фабрикде гечеги сменада ишлейген ишчиге ер таба. Ондан алагъан акъчасы гьар айгъа квартир гьакъгъа да, машинине страховкагъа да бола.
Арадан ярым йыл оьте. Фабрикдеги Санди ишлейген цех ябыла. Ишсиз къалгъанлагъа пособиелеге документлер онгарыла. Пособиеге берилеген 400 марка квартир гьагъыны яртысы болуп токътай. Ишсиз, бош гюнлер жагьил тиштайпаны къыйнай. Гечелер юху ёкъ. Гюндюзлер-этме зат ёкъдан ялкъывлукъ. Къурдашы эки керен ону оьзлер барагъан кафэге элтип тура. Акъчны оьзю тёлей. Сюймей туруп. Санди ону гёре, англай, оьзюню пайын оьзю тёлеп болмайгъангъа юреги ачыта. Алда, гьариси ашагъанны, ичгенни айры-айры тёлейгенде нечик шатлыкъ булан, сююнч булан чыгъа эдилер, шагьарда гезей эдилер, Сандилеге, яда олагъа барып гече къала эдилер… Сюювню, сююнчню, насипни мюгьлетлери…
Гьали олай тюгюл. Арагъа салкъанлыкъ, сувукълукъ гирген. Себеби де, Санди иш тапмайгъанлыкъ, ишлемейгенлик.
Бу халкъдагъы, бу миллетдеги ишлемейген адамны сюймейгенлик, огъар абур этмейгенлик, ону сансымайгъанлыкъ айтып битдирип болагъан даражада тюгюл. Сюйсенг орамланы сибир, сюйсенг бульварда япыракъланы жый, яда къартлагъа экмек, сув элт… не ишни сюйсенг юрют, тек ишле. Шо талап бу миллетни тарбиясында, къанында.
Санди ону англай. Шо саялы досуна хатиржан болса да, ону айыплап болмай. Гьали жума оьтюп къурдашы кафэге чакъырса, ол бармажакъ…
«Бармажакъман, бармажакъман», — деп такрарлай ол оьз-оьзюне гюнгюрт гюн себелеп явагъан янгургъа терезеден тикленген кюйде. «Болмайман барып… Ону гьар сёзюнде менден оьзюн оьр этип сёйлейгенине нечик чыдайым? Алда шолай тюгюл эди чи! Акъча тёлейгенде огъар гелип къалагъан гьалгъа нечик къарайым? Иш этип этмейдир, билемен, оьзлюгюнден, оьзюнден ихтиярсыз гёнгю бузула. Сююнчге, сюювге ер къалмай. Ону олай гьалгъа салып не этейим? Бармайман…»
Санди терезени алдында да олтуруп, эртенден берли бир мюгьлетге сама да токътамай себелеп явагъан янгургъа тикленген. 9-нчу къабатдан тюпде, ерде гьеч айланагъан, юрюйген адам ёкъ. Заманда бир машин оьте. Бу уьйде турагъанлар болма ярай. Санди турагъан уьй узун аркъаны бойлап ерлешген уьйлени ахырынчысы. Мунда яшайгъан адам, яда уьзюрю къуллугъу болуп мунда гелегенлер болса тюгюл, юрюйгенлер ёкъ. Он бир къабытлы, 300 квартир булангъы уьй буса да, Санди, муна, беш йыл бола мунда яшайгъан биревню сама я оьзюн, я машинин танымай. Гьайы, аварасы ёкъ, биревге де къуллугъу болмагъан. Уьюне гирегенде, чыгъагъанда хоншу эшикге гиреген къарт эр-къатынны чы гёрген, башы булан икрам этген. Тек олар кимлердир, аты кимдир, не булан машгъул, билмей.
Муна, бирдагъы машин буланы уьюне багъып бурду. «Форд». Боз тюс, янгурну тюсю. Бу уьйде турамы экен? Машин… Мен машинимни сатсам?!
Бу ой Сандини жанландырды. Ол эретурду, уьйню ичинде ари-бери юрюп йиберди.
«Мен чакъырарман сени кафебизге, Вольфганг… Мен чакъырарман… Борчларымны берме де герек, дагъы да атам-анамдан алгъан акъчаны да, уланкъардашыма да… Шоланы да берген сонг бир йылгъа квартир гьакъ тёлеме болар эди. Шо замангъа бир иш, не иш буса да табулар эди…»
Санди бу умутлу ойлары булан сигарет къабуздурду, терезени алдында олтурду. Явагъан янгурну ол гьали эслемей. Кёп сийрек оьтеген машинлерде, гюнлюк тутгъан адамларда гьайы ёкъ. Машинин сатмакъ гьали огъар бек агьамиятлы, биринчи гезикли масъала болуп токътады.
«Ёкъ, ол къурдашына да айтмажакъ, биревге де билдирмежек, машинни оьзю сатажакъ, борчлардан къутулажакъ. Къурдашы булангъы ёлугъувларын янгыртма имканлкъ болажакъ, алдагъы кюйде, сююнч булан, сююв булан…»
Сандини гёнгю ачылды, къаркъарасына енгиллик гелди. Ол телефонну трубкасын алды. Кёп ойлашып турмай, машинлер сатагъан-алагъан фирмагъа сёйледи, оьзюню телефонун берди. Янгы сигарет де къабуздуруп, креслода олтурду. Янгур токътамай ява. Санди терезеден тыш яндан себелейген янгургъа гёнгюллю кюйде къарада, иржайды. Ол ачлыкъны сезди. Экинни, сагьат дёрт битген вакъти. Эртен къуру-къуру бир чашка кофе ичгени эсине гелди. Гюнню узагъында ашама гёнгю де ёкъ эди. Гьали ону ачлыкъ къыйнама башлады. Ол холодильникни ачды. Къолуну аясына сыягъан къатгъан, дёгерек булка, горох, вермишель шорпалары булангъы темир консерво банкалар, сувлар, колбаса гесек, морозильникде 300 грам бишмеген эт.
Темир банканы да ачма сюймеди. Гьар заман шону тарыкъ болса Вольфганг ача эди. Бичакъны да алып, ону булан доланма Санди оьтесиз сюймей. Колбаса да къачандан къалгъан…
Санди гиччи сумкасын алды. Ягъынагъан алагъожасын столгъа тёкдю. Темир акъчалар дёрт марка тюшдю. Кагъыз акъчалардан эки он марка да чыкъды. 24 марка. Санди ойлаша… Сегиз маркагъа лангет яда бифштекс, яда пицца алып боламан. Беш маркагъа эки бренди… Таман…
Санди къурдашы булан олтурагъан кафеге гелди. Бармен огъар къашларын чююп карады. «Амма шу яхшы улан», — деп ойлашды ону къаравун къабул этген Санди. Гьали ол мен янгыз экенге тамаша бола. Болсун…»
— Лангет, — деди Санди шортиклер гийип гелген, оьзю гьисап этеген кюйде 16 йыллыкъ къызъяшгъа. — Бренди, дупель, — деди ол гетмей къарап токътагъан къызгъа.
«Къара чы, гёзлерин айырмай. Вольфганг булан бирче гелгенде къарамай эди, гьали гёресен, эргишилер эби ёкъ адамлар… Сюйсек биз де шолайбыз, ушатадыр, не этейим», — деп ойлай Санди барменни къаравун сезген сайын. «Сагъа неге къарай шо яш, шо биревюсю», — деп бола эди Вольфганг. — Не билейим, — дей эдим. Гьали билемен, мени олар ушата, мен гёрмеклимен… Не эте, барменни алып уьйге барсам… Гелерми экен? Къарайгъан кюю чю гелегенни англата. Буланы, эренлени барыны да умуту бир. Мен кёп геч болгъанча къайтайым».
Оьзю гьисап этген 12 марканы да тёлеп Санди турду. Бренди ичген сонг ону гёнгю хош эди.
— Тез гетесиз. Мен сизге бир бренди — презент онгаргъан эдим, — деди бармен ол къырыйындан оьтегенде.
— Савболугъуз, — деп икрам этип, Санди къыргъа чыкъды.
Янгур токътамагъан. Санди зонтигин ачды. Орамлар бош. Заманда бир машинлер оьте. Гече он бир болагъан вакъти. Он минутдан уьюне етишди. Ёлда огъар гьеч бирев ёлукъмады. Гьар ким оьз уьюнде, оьз «къаласында». Уьйге гирип эшикни япды. Чувлукъ. Янгызлык, янгызлыкъ. Гьёкюндю. Тез къайтгъанына гьёкюндю. Ялкъмагъанманмы шу дёрт де тамдан. Эки сагьат сама олтурмай чаба гелгенмен. Ким къарагъан, ким сююне мени гелгенимден?! Янгыз Кохи… Кохи.
Санди терезебашгъа барды. Кохи деген чечек оьсеген хуманы къолуна алды, ари-бери бурду, гьар янындан чечекге къарады. Разимисен мен къайтгъангъа? Разисен, Кохи. Билемен, разисен.
Ол чечекни къайтара салып, креслода олтурду, сигаретни къабуздурду, пультну алып телевизорну якъды. Кино юрюле. Уллу ресторанда олтургъанланы гёрсете. Янгыз олтургъан тиштайпагъа официант рюмка булан коньяк бере… Тиштайпа соравлу къарай. Официант барменни гёрсете. Бармен, къолуна шолай рюмка да тутуп, иржайып къарагъан. Тиштайпа рюмканы ала, иржайып барменге де къарап, икрам этип иче… Санди телевизорну сёндюрдю. Бу кинону ол гёрген. Иши битген сонг, барменни ол тиштайпа оьзлеге алып бара… олтура, бир-бирине гьасирет талпыныв, зор биригив…
«Мен де бола эдим гелтирип», — деп ойлаша Санди. «Гьали телефон сёйлесем де ол сёзсюз гелегенни билемен. Ол гелгинче Вольфганг геле болгъай эди. Ишден геч къайтгъандыр, ял аладыр. Геле буса ол телефон сёйлемейли гелмей…»
Санди дагъы этме зат билмей. Чечинип ятды. Тек танг билингинче гьар тюрлю ойлар булан ари де, бери де авлана турду. Машинни сатажагъын ойлап, борчларын берегенин, квартир гьакъ тёлейгенин, иш табажагъын, ишлежегин ойлай туруп, юхлап болмайлы, танг билингенде хах болду.
* * *
Санди машинни бир жуманы ичинде сатды. Оьзю айтагъан багьагъа бермеди, хыйлы учуз берди. Ону булай ишлерде сынаву ёкъну англагъан фирманы вакили къызны алдатды. Ол да оьзю айтагъан багьада токътап туруп болмады.
Сандини досу учуз бергенсен деп къарсалады, оьзюне айтмагъанына хатири къалды. Олар кафесинде де олтурдулар. Санди къоймай, экисине де акъча да тёледи, оьзлерде де болдулар, дагъы да бир нече керен кафесине де бардылар. Бармен де заманда бир, досу гёрмейгенде Сандиге иржайып къарап къоя эди. Буса да Сандини де, досуну да арасындангъы алдагъы татывлукъ, бир-биревню англав, бир-биревге юрегинден талпыныв гелип битмей эди. Санди шону учун ичинден талчыгъа.
Иш излевню де токътатмай. Тек оьзю ушатардай багъыйлы иш табылмай турду.
Адамны аврувдан сув булан сав этеген къайдаланы ахтарып, 100 йыл алда бир алим илму иш къоюп гетген. Шо илмуну халкъгъа яягъан жамият къурумда ер табулуп, Санди шонда ишге тюшдю. Ол ишни ушатмай. Гьар байрам буса, халкъ кёп жыйылагъан башгъа чаралар буса онда барып пропаганда этме герек, школалагъа, оьр охув ожакълагъа, оьзге шагьарлагъа барма тюше. Береген акъчасы буса аз.Тек, жамият къурум, Сандини амалы ёкъ, заманлыкъ иш экенни англай, юрюп тура…
Сандини гьали Вольфганг булангъы аралыкълары къыйнай. Артдагъы эки айны ичинде ол Сандиге телефон сёйлемей, гелемен, ёлугъабыз деп айтмагъан. Бир башлап Санди оьзю ишлейгенге гёре, ишден айырмайым, пуршав этмейим деп сёйлемейдир деген ой булан тура эди. Тек олай тюгюл. Муна, уьч жума бола Санди бир шагьаргъа, я оьзге ерге чыкъмагъан, уьйде. Бармы, ёкъму деп сама сёйлемейми? Уьч жума! Тек, Вольфганг сёйлемеген. Сандиге оьзюне сёйлеме тюше. Ёлугъувгъа сёйлеше буса да Сандиге биринчи айтма тюше…
Санди ишлейген жамият къурум, гертилей де, узакъгъа бармай алты ай ишлеп ябыла. Ону борчларын илму къайдада оьтгермек учун оьр охув ожакълар ала. Санди дагъы да ишсиз…
Ишсиз… Янгыз… Тогъузунчу къабатда, эки уьйлюк секцияда… Кохи де бар, оьзю де. Кохиге ол жанлы затгъа йимик сёйлей. Башгъа чечеклер де бар. Оланы ол гьарисин ушатып алгъан, тек Кохиге къурдашына йимик сёйлей. Аппарат булан ону суратын алгъан, компьютерге салгъан, Интернетге салгъан. Башгъа шагьаргъа баргъанда Кохини сагъынып, Интернетге чыгъып. суратын алдына гелтире, къарай, сёйлей, ялкъгъанын яза эди. Гьали, ишден тайгъан сонг, ол гьар гюн уьйде… Янгыз… Ялкъа.
* * *
Шо гюн ол геч турду. Демек, тюш болма бир сагьат къалгъанда уянды. Ванныйгъа гирип, душну тюбюнде он минутлар токътады. Санди душну кёп сюе. Гьар гюн йимик, бир-бирде гюнде бир нече керен душну тюбюне гире. Сув ону яман ойларын къувалай, гьар якъгъа чачып, къаркъарасын къувнакъ этегенде йимик бола. Душдан чыкъгъан сонг кофе салды, телевизорну якъды.
Тюшден сонг огъар телефон сёйлеме герек эдилер… Ишге байлавлу. Ахшам Санди Вольфганг булан оьзлер ёлугъагъан кафеде ёлугъажакъ. Олар бир-бири булан ёлукъмагъаны бир айдан да кёп бола. Санди «Мен биринчилей сёйлемежекмен, ол оьзю сёйлесин» деп токътагъан эди. Тек ол сёйлемеди, Санди де дагъы чыдама болмады. Аралыкъланы я уьзме, яда башгъа ёл тутма герек эди. Шо гьакъда олар ахшам сёйлежек. Вольфганг да рази. Ол гьали бар затгъа рази… Къоюп къаймада, ёлукъмай къалма да, унутма да… Санди оьзю этген артдагъы телефон звонокдан сонг гьалны шолай англагъан.
Бир жума алда Санди ата-анасын да гёрюп гелген. Автобус булан баргъан. «Юртгъа, сизин ягъыгъызгъа гёчейими экен?» — деген соравгъа ата-анасы тамаша болуп къарагъан, жавапланмагъан. «Мен чи масхара эте эдим. Гьали шагьардан юртгъа ким гёче», — деп Санди юреги авуртуп, оьзюню герти оюн масхара айландыргъан. «Тюз, юртгъа гелсем де мени мунда ким англай, мен мунда не этежекмен?» деп юрегине сабурлукъ да салып, бир гече де ятып, эртенинде къайтып гелген.
— Телефон зенг ура. Булай неге тез? Айтгъан заманына гьали де бир сагьат бар, — деп ойлай Санди там сагьатгъа къарай туруп.
— Мен ахтарып билдим, — дей телефон сёйлейген тиштайпа. — Кварталны ахырына алышынывлар болма ярай. Гьали иш ёкъ. Таяман деген адам таймагъан. Иш болса, биз билдирербиз.
«Болса, болса… Не ялкъдым, не инжидим ёкъгъа, ёкълукъгъа тарыгъанман…»
Санди трубканы да салып уьйден ари-бери юрюдю. Не этежегин, не булан машгъул болма сюегенин билмей. Диванда янтайды, йылавлары гелди, гёзлери сувланды…
«Ёкъ, ёкъ… Бар зат бола эди, мен шо къурсакълы аязгъа ёкъ деп айтмагъан бусам. Гьали де еримде ишлеп турар эдим. Нечик ёкъ деп айтмайым, ушатмай бусам, сюймей бусам… Нечик ятайым? Озокъда, ишлер эдим, оьзю сюйген-сюйген заманда мени булан ойнап юрюр эди. Ёкъ деп ол бизнесменге де айтмагъан бусам менден эки керен уллу… Ёкъ деп ол дипломатгъа да айтмагъан бусам, озокъда, яшавум да башгъача болар эди. Тек мен адамман чы. Ойлашып болмайгъан, гьиси ёкъ жанывар, яда гьайван тюгюлмен чи. Барменни гелтирген бусам да яшав тюрленер эди. Олай барменлер, юм-чулар аз болгъанмы?! Тек мен болмайман. Юрек алмаса, юрек гьисинге къаршы иш гёрсенг, яшавну не маънасы бола?!
Вольфганг. Юрегим ала, истей, излей… Тек ол магъа сувукъ-салкъын… Башгъасы сама къаршы болмагъанмы? Башгъаны сама сюймейми? Айтсын дагъы. Бугюн айтар. Мен шолай сорав берермен…»
Телефон зенг ура. Санди трубканы алмай. Магъа дагъы сёйлейген ёкъ. Сагьатгъа къарай. Вольфганг сёйлеме герек замангъа гьали де уьч сагьат бар. Ол сёйлей, мен де чыгъаман, он минутдан къаршылашабыз.
Санди трубканы алмады. Арадан беш минут гетип дагъы да звонок болду. «Ким экен? Кимдир магъа сёйлейген?» Зенг токътамай. Санди сюйсюнмей турду. Трубканы алды.
— Санди, неге трубканы алмайсан?
— Мен гьали звонок къаравулламай эдим.
— Гьал алышынгъан. Иш ёлдашым авругъан. Экинчи сменге чыкъмасам болмай. тангала ёлугъарбыз, яхшымы?
— Яхшы…
Вольфганг дагъы сёйлемей трубканы салып къойду. Санди адап къалды. Трубкадан эшитилеген къысгъа гудоклагъа тынглап турду. Тынглай, тынглай… «байлавлукъ уьзюлюп къалдымы экен? Неге ол тез салды? Ёлдашыны орнуна ишге ол бир де бармагъан. Гьали не болгъан? Башгъа булан ёлугъамы экен? Неге тез салды? Неге ёсйлемеди? Менден бир сез де эшитип, тез-тез салды… Тангала да ёлукъмайыкъ, сюймей бусанг, къурдашым, ёлукъмайыкъ… Гючден салгъан гёзню нюрю болмай… Мени инг башлапгъы, биринчи сюювюм де, школа сюювюм, шолай эди…»
Санди трубканы салды. Дивангъа гелип янтайды. Ону юреги авуртмай. Ону юреги бир ташама бар затгъа гёнгюлсюз болуп къалды. Тек гёзьяшлары агъып йиберди… Ол йыламай эди, гёзьяшлары буса чубурушуп геле. Ону юреги токътап, къатып къалгъанда йимик. Тек гёзьяшлар токътамай. Гёзлери йылайгъангъа, оьзю йыламайгъангъа ол тамаша да болду. Ой ёкъ, къайгъы ёкъ, сююнч ёкъ, яшав ёкъ, Санди оьзю де ёкъ… Янгыз гёзьяшлары къалгъан… Бара-бара олар да сейир болду, токътады, къуруду… Бары да къыйынлыкълардан, четимликлерден, масъалалардан къутулгъан, ажизленген къаркъара тюпге, белгисиз бир теренликге тюше башлады. Гёзю гёреген сервант, телевизор, чечеклер, ахыр гёреген Кохи гёк тумангъа сингди… Оьзю де англап битмей, Санди къатты юхугъа бата. Шагьарны къарангылыкъ къуршай.
* * *
Санди къаркъарасыны енгиллигине, абат алагъанда саркъып йиберегенине тамаша болду. Бир абат алма къараса, уьйню бириси башына чыгъып гете. Уча, учуп бола. Бу не тамашалыкъдыр? Санди инанып битмей. Оьзюн тергеме сюе. Астаракъ чечеклени тайдырып, терезени бир янын ача. Кохини ачылмагъан янына къайтарып сала. Терезени ачылгъан бёлмесине багъып гьитине. Муна къырда… Саркъа, уча. Къолларын алгъа йиберип, оьзюне багъып тартып йиберсе чалт уча. Санди-къуш. «Муна гьайранлыкъ!» — деп къувана ол. Тюпде уьйлер, орамлар, машинлер, лампочка ярыкълар, адамлар… Гьона, эки сюйген къучакълашып бара… Вольфганг сама тюгюлмю? Санди олагъа ювукъ уча, тюгюл. Ишиндемикен. Санди ону ишлейген ерин биле. Уча. Ол ишлейген ерде ёкъ. Балики, башгъасы буландыр?» Ол оьзлер олтурагъан кафеге уча. Ёкъ. Оьзге кафелеге къарай. Ёкъ. Муна ресторан. «Санди-къуш» астаракъ саркъып терезелерден тиклене. Ону бирев де гёрмей, ол буса бар затны гёре. «Не яхшыдыр!» деп ойлай ол ресторанда олтургъанлагъа къарай туруп. Гьона Вольфганг. Къырыйында сари чачлы къыз огъар къарап иржая. Санди гьалек бола. «Мени де чачларым сари чи», — деп къычырма сюе ол. Тек къычырмай. Шо ерден тайма, учма алгъасай. Гьалек кюйде ол уьюне багъып уча. Ачылгъан терезеден алгъасап уьйге гире. Алгъасамакъдан бир саны терезебашдагъы Кохиге тие… Кохи ерге тюше, тамурлары ачыла, топурагъы полгъа яйыла. Сандиге гюл ачувлу къарай.
* * *
Санди силникип уяна. Телефизор ишлей. Уьйде ярыкъ ёкъ. Ол тез туруп терезеге багъып бара. Кохи еринде. Къалгъан чечеклер еринде. Ел терезени сыпдырмасын ачгъан. Санди Кохини къолуна ала… «Савсан». Магъа хатиринг къалып, ачувунг чыгъып гёрдюм. Савсан». Ону япыракъларын сыйпай, креслода олтура. Гёрген тюшюн ойлаша.
«Не яхшы эди гьали къуш болмагъа. Къушлар — насипли жанлар. Оланы бизин йимик къыйынлыкълары болмайдыр…»
Санди, къолунда чечек де булан туруп, ярыкъны ягъа. Телевизорну сёндюре, уьйде — шыплыкъ. Гече бир битген вакъти. Санди дёрт де янына къарай. Уьй тар болгъанда йимик, тёр там алгъа йылышгъандай. Санди олтургъан креслогъа ювукъ гелгендей гёрюне. Санди тамаша бола. Сол къабургъасына бурула. сагьат бар там да ювукъ гелген. Артына бурула. О там да къол узатса етишегендей токътагъан. Онг къабургъасы, терезе бары ари йылышгъан. «Герти, герти, ари йылышгъан. Неге? Мен шо терезеден чыкъдым, учдум. Вольфгангны гёрдюм, сари чачлы булан… Къара, тёр там дагъы да бери гелди. Кохи, гёремисен, уьч де там бизин къыса тура чы… бизин янча тура… Кохи, гел къучагъыма. къара, тамлар бизин къыса тура. Бизге олардан къачма сени хасинг, бизин терезебиз кёмек этежек. дюр чю, аявлу, дюр чю. Тюпде буса эркинлик, парахатлыкъ… бизге бирев де пуршав этмежек. Муна тёр там бизге гелип тийди… Юрю, юрю учайыкъ, саркъайыкъ. Бизин бирев де гёрмей, биз буса бар халкъны гёребиз… дюр чю, Кохи… юрю!..
«Санди-къуш» креслодан тура, тюшюнде йимик терезени ярты янын ача. Ол оьзюн къуш йимик сезе. Къолунда гюл де булан терезени ачылгъан япсарына багъып талпына… дагъы да талпына… белгисиз бир теренликге, къарангылыкъгъа тюше башлай…
* * *
Юхусу къачып кухнягъа чыкъгъан къарт къатын холодильникни ачып, кампот алма айлана. Шо вакъти аваз этип терезе тюбюне не буса да бир зат тюше ва адамны къарнын айландырагъан агь аваз эшитиле. Къарт къатын къоркъмакълыкъдан силкине. Терезеге алгъасай. Яшыл отда уьстю-бою ачылгъан, ташланып ятгъан къызны къаркъарасын гёре. Ол ингрылана, тербене, бирдагъы керен агь ура ва дагъы авазы чыкъмай.
Къарт къатын тезликде скорыйны чакъыра. Оьзю къыргъа чыкъма къоркъа. Он минут да къалмай акъ халатлылар жыйыла. Жансыз, бу яшавну бары да къайгъысындан, къыйынындан парахат болгъан сал-сюекни олар аявлап-асырап чырмай, машинге сала.
Жанлы, жагьил, исбайы къаркъара заманында биревге де тарыкъ болмагъан, бирев де асырамагъан бу жансыз сюекни гьали абурлагъан, сыйлагъан булан кимге не пайда?!
* * *
Телефон зенг урду. Сол къолунда сигарети де булан Ани онг къолуна трубканы алды.
Къызы булан сёйлейгенни англатды. Биз олтургъанны, кофе ичип битгенни, лакъыр этегенни айта. Трубканы сала.
— Гьали Яна артыгъыздан гележек, — дей ол.
Биз Ани булан савболлашдыкъ, Дагъыстангъа къонакълай чакъырдыкъ. Тюпге тюшгенде де, Яна бизин алып барагъанда да, къонакълыкъны къалгъан гюнлеринде де, Дагъыстангъа къайтгъанда да «Санди-къуш» мени эсимден, оюмдан таймады. Инсан яшавунда оьзюне нечакъы онгайлыкълар болдурса да, ону гьакъылы, англаву кёклеге чыгъып гетсе де, къысмат язгъан язывну, оьлюмню алдын алмагъа даражасы, гючю ёкъ кюйде къалагъаны аян экен.
«Санди-птица» и Кохи
Комната, где мы сейчас сидим, находится на шестом этаже одиннадцатиэтажного дома. Бесшумный лифт мгновенно довёз нас сюда. Хозяйка открыла дверь. Мы шагнули в просторный, застланный ковром коридор и поспешили снять обувь.
Пригласившая нас в гости немка Ани зовет нас в зал и предлагает сесть в мягкие кресла. Перед нами журнальный столик из мрамора.
— Кофе, чай? — улыбаясь, предлагает Ани.
Долго не раздумывая, мы попросили, кофе. Немцы не заваривают чай, как у нас на Кавказе. У них разовые пакетики. Чай пьют редко. Но без кофе не могут обходиться. У немцев на кухне можно увидеть несколько кофейных аппаратов. Мой немецкий друг Уве, у которого мы гостим, на мой вопрос «Зачем тебе четыре кофейных аппарата?» ответил, что каждый год появляются новые чудесные кофейные аппараты. Как их не купить? И добавил: «Если у немца отнять кофе, футбол и пиво, он через день умрёт».
Скоро Ани принесла нам в чашках чёрный ароматный кофе.
— Кто хочет с молоком? — Она поставила перед нами бумажный пакет молока. А рулет, нарезанный дольками, разложила на нижнюю тарелку «горки» — стопки итальянских тарелок из орехового дерева, как сама объяснила. Из верхней, самой маленькой тарелочки взяла пачку сигарет, прикурила, затянулась, бросила пачку на стол и, устроившись в кресле, спросила:
— Не курите?
Она была в красных шортах до колен и, положив одну ногу на другую, не дожидаясь нашего ответа, тут же добавила:
— Ну, как в России, на Кавказе житьё-бытьё? Хотя на Кавказе война, кажется, идёт. Или закончилась?
— Война закончилась. Сейчас кое-где группировки террористов…
— Ладен, что ли, на Кавказе?
— Нет, но помогает некоторым…
— Не может быть, шутите, наверное? В России сильнее КГБ никого нет. Они не допустят.
— Сейчас вместо КГБ другая организация. Жизнь у нас поменялась. Дефицита, как раньше было, ни в чём нет, искать ничего не надо, лишь бы деньги были.
— Деньги… И у нас то же самое. Без денег жить трудно. Безработных много. Во времена ГДР безработных не было. У вас тоже безработица есть, по-моему. Иногда по телевизору говорят.
— Да, сейчас работу найти и у нас нелегко. У вас безработным пособие дают?
— Да, 400 марок в месяц. Если в семье дети, и им столько же.
— Это по нашим деньгам 5500 рублей. На жизнь хватает?
— Хватает. Но не всем это нравится. Особенно среди молодёжи. Моему сыну 24 года. У него семья. Не смог найти здесь работу. Институт закончил, профессия есть. Работал на строительстве. Сейчас еле устроился в Мюнхене. От нашего Кемница, это бывший Карл-Маркс-Штадт, 350 километров. В воскресенье вечером уезжает, в пятницу вечером возвращается. А там живёт в гостинице. Что делать? Без работы жить трудно. Вот в нашем доме на девятом этаже жила молодая женщина, 24 года было ей… Может, вам что-нибудь приготовить, я кусочек мяса купила?..
Ани на нас смотрит вопросительно. Явно ждёт наше «не нужно, мы сыты». И мы ей это говорим. Немцы очень не любят готовить дома. Не то что наши. Мы говорим:
— Не надо ничего готовить. Мы ели у нашего друга.
Наш друг — это Уве, её первый муж. Это он пригласил нас в Германию. У них с Ани двое детей. Сын, о котором она говорила, Кай, нашедший работу в Мюнхене, и дочь Яна. Ей 20 лет. Она живёт с отцом. Разошлись они десять лет назад, когда поломали Берлинскую стену и Германия стала единой. Один из «капиталистов», как говорит сама Ани, хлынувших из ФРГ в ГДР, предложил ей жить вместе. И она разошлась с мужем, уехала с «капиталистом»… Свободная любовь длилась три года, потом Ани вернулась к первому мужу. Но долго выдержать не смогла, сердце искало «свободы», и они разошлись.
В этот момент зазвонил сотовый телефон. Ани взяла трубку. Преобразилась. Улыбается. «Скучаю… выезд… когда, когда же… люблю… не гуляй…» Мой скромный немецкий словарный запас помог понять эти слова.
Ани тараторит. Легко перескакивает с одной темы на другую. Моё повествование так же переменчиво следует её рассказу.
— Мой друг, — смеётся она, — каждый день звонит. Что нового я ему скажу? Он в Нюрнберге в пансионате. Немного приболел, сейчас отдыхает.
Ани ловит мой взгляд на фотографии молодого парня с усами…
— Это он, мой друг, который сейчас звонил…
— Красивый, молодой, — говорю.
Ани говорит с гордостью:
— Да, моложе меня на десять лет. Вот подставка под часы, сам смастерил и подарил.
На стене из двух кусков камня, похожих на две ладони, висит подставка к часам. С красивым орнаментом. Видимо, у молодого человека есть художественное чутьё.
— Очень красиво сделано, — говорит мой спутник Абдул.
Ани улыбается:
— Если бы он знал, что у меня сидят два таких джигита из Дагестана, тут же примчался бы, — смеется она и встает. — Я ещё кофе выпью, и вам?
Мы вежливо отказываемся. Ани уходит в кухню. В зале на подоконнике очень редкие цветы. В этом городе на каждом шагу киоски с живыми цветами.
—У тебя красивые цветы, — замечаю я, когда Ани возвращается с чашкой кофе.
— Да. Сказали, они в Африке растут. Солнце очень любят. Нашу погоду не любят. Поэтому постоянно на подоконнике.
— Про соседку с девятого этажа…— напоминаю я.
— Да, — говорит Ани, — мы хорошо живём, всем обеспечены. Но вот только отношения между людьми… холодные. Столько лет живу в этом доме, а соседей не очень знаю. Бывает, даже не здороваются. У каждого — свои проблемы, свои радости… У вас по-другому, я знаю, все друг другу помогают. Вот, за стеной старушка, 80 лет. Сантехника поломалась, два дня она сидела в этом кресле, пока мастера ремонтировали, я им деньги заплатила… а иначе осталась бы она без сантехники. Одиночество очень страшная штука. Многие не выдерживают…
То, что Ани рассказала дальше, мы долго не могли забыть.
Санди жила наверху, в двухкомнатной секции, как у Ани, на девятом этаже. Своя машина, работа. Ей 24 года, миловидная, весёлая. Любящий друг старше её на пять лет. Старший брат и родители работают, живут отдельно. Ей в жизни повезло, она счастлива…
Но с изменениями на работе начались проблемы. Шеф фирмы ушёл на повышение. На его место пришёл заместитель. Лысый, с пузом и с редкими жёлтыми усами. Он и раньше доставал Санди своими неуместными шутками и взглядами. Давал понять, что она ему нравится. Об этом знают и сотрудники. Смотрят как на должное.
— Всё, твои дела пойдут наверх, ты поднимешься, — говорит ей подруга.
— Видеть не могу. У меня на него аллергия, — отвечает Санди.
Через месяц её назначают начальником цеха. И ещё через некоторое время шеф требует взаимности.
— Я лучше уйду с работы, чем быть с тобой, — отрезает Санди и увольняется.
Проходит неделя, месяц в поисках работы. По специальности работы нет. Её друг на кондитерской фабрике находит работу разнорабочего. Получки хватает на квартплату и страховку машины. Через полгода закрыли и этот цех. Безработным подготовили документы на пособия. У Санди половина пособия от 400 марок уходит на квартплату. Она опять дома. Без работы. Ночами не спит. Дни проходят в поисках работы. Её друг уже дважды приглашал её в их любимое кафе. Расплачивался сам. Нехотя… Санди это видит, понимает и мучается оттого, что сама не может платить за себя… У немцев так положено, каждый платит сам за себя. Раньше, когда она могла за себя заплатить, они выходили из кафе радостными… гуляли по городу, оставались ночевать у него или у неё… Мгновенья счастья и любви…
А сейчас не так. Сейчас между ними какой-то холодок. А всё дело в том, что Санди не работает. Ох, как же этот народ не любит, не уважает неработающих. Делай хоть что-нибудь — подметай улицу, собирай листья в парке, носи воду старикам… без работы не сиди. Это у них в крови. Санди это понимает. Поэтому не винит своего друга. Пройдёт неделя. И он опять позовёт её в кафе. «Не пойду, не пойду, — повторяет она себе, глядя через окно на пасмурную, дождливую погоду. — Не пойду. Он платит и расстраивается. Нет прежней радости на лице. Не хочу ставить его в такое положение, не могу».
Санди сидит перед окном. Дождь, дождь… С утра идет мелкий дождь. Внизу, во дворе, никакого движения, ни людей, ни машин… все на работе… Она в этом большом доме живёт пять лет. Но никого из соседей не знает. Напротив её двери живут пожилые муж и жена, иногда, встретившись на площадке, они здороваются кивком головы. Она кивает им в ответ. Вот и всё общение. Вот машина. «Форд». Остановилась возле её подъезда. Её осенило: «А если продать машину?»
Санди встала и принялась ходить по комнате. «Долг отдам… папе, брату деньги отдам. Хотя бы на год, на квартплату хватит. Может, к этому времени работу найду. Вот тогда я смогу позвать тебя, Вольфганг, в наше кафе! И мы будем встречаться, как прежде. Никому не скажу. Сама продам».
Она позвонила в фирму, оставила свой номер. Успокоилась и почувствовала неимоверный голод. Вспомнила, что утром выпила чашку кофе, и всё. Сейчас четыре часа дня. Открыла холодильник. Кусочек засохшей булочки, вермишелевый суп в пакете, консервная баночка, вода, кусочек колбасы, в морозильнике 300 грамм мяса… Банку открывать не захотела, колбаса потемнела… Она взяла сумочку, высыпала содержимое… 24 марки… Санди думает. На восемь марок лангет, или бифштекс, или пиццу могу купить, на пять марок два бренди. Хватит.
Санди пришла в кафе, куда ходила с Вольфгангом. Бармен удивлённо и с интересом посмотрел на неё и приветствовал улыбкой и кивком головы. «Смотри, если с другом прихожу, никогда не улыбается, — подумала Санди. — Ну и ну». После лангета и двух бренди настроение у Санди улучшилось. Она заплатила 12 марок и направилась к выходу.
— А я вам презент — бренди приготовил, — окликнул её бармен.
— Спасибо, в другой раз, — улыбнулась она, выходя на улицу. Моросит. Открыла зонтик. На улице безлюдно. Через десять минут Санди дома. Тишина. Тишина и одиночество. Она пожалела, что так быстро ушла из кафе. «Никто меня не ждёт дома, только ты, Кохи, только ты…» Она подошла к подоконнику, взяла небольшой горшочек с любимым цветком под названием Кохи… «Рад. Только ты рад, что я дома», — погладила листья и поставила цветок на место. По телевизору ничего путного не нашла и легла спать. Долго не могла уснуть. Думала: «Зачем так рано ушла из кафе? Могла бы привести домой бармена. Он с охотой пришёл бы. Вот продам машину и со всеми долгами рассчитаюсь…»
* * *
Через неделю Санди продала машину. Конечно, цену которую она хотела, не дали. Видя, что в таких делах у неё нет опыта, представитель фирмы её обманул и машину продал дешевле, чем она рассчитывала. Вольфганг обиделся, что она не сказала о продаже машины. Могли бы подороже продать. Посидели вдвоём в том же кафе. Санди за обоих расплатилась. Остались ночевать у него. Всё вроде бы было хорошо. Но Санди беспокоило чувство, что не всё так хорошо, как прежде. Он не спешит, не рвется к ней, как раньше… Она продолжала искать работу. Но пока не могла найти…
Один учёный сто лет назад изучил свойства воды и оставил научный труд. Водой можно лечить многие болезни. Есть общество, которое пропагандирует этот метод. Санди в этом обществе нашлась работа.
Но Санди беспокоят отношения с другом. Вольфганг уже месяц не звонит и не стремится к встрече. «В чём же дело? — думала она. — Может, у него появилась другая?» И звонила сама. И сама назначала свидания. Раза два так было. «Теперь пусть звонит сам», — думала она.
Но вдруг через шесть месяцев общество, где работала Санди, закрывается. Она опять без работы. Одна. В двухкомнатной. На девятом. И Кохи. С цветком она разговаривает как с живым существом. Сфотографировала его и расположила в интернете. Когда бывала в командировках в другом городе, соскучившись, находила в интернете Кохи и долго им любовалась. Сейчас она каждый день дома. И они вместе…
* * *
В тот день она встала поздно, к одиннадцати часам. Приняла душ. Она любила душ. Иногда в день три-четыре раза принимала. Вода отгоняет плохие мысли своими брызгами. После душа становится легко. И вот после душа она сделала кофе, включила телевизор. После обеда ей должны позвонить. Насчёт работы. А вечером они встречаются с другом в кафе. Но Вольфганг не позвонил. Не выдержав, Санди позвонила сама. Надо было выяснить отношения. Если он не хочет, что же… Об этом они поговорят вечером.
Неделю назад Санди была у родителей. Поехала на автобусе. «Может, мне к вам переехать?» — спросила она. Мать удивилась. «Шучу. Кто же сейчас из города в село переезжает?» — горько улыбнулась Санди. Она действительно хотела переселиться к родителям, искала поддержку у матери. «И что я буду здесь делать, кто меня здесь поймет?» — спрашивала себя Санди и на следующий день вернулась в город.
Зазвенел телефон. «Что-то на час раньше звонят», — подумала она и взяла трубку. Сухой женский голос отрапортовал: «Может, к концу квартала будут изменения. Сейчас работы нет. Мы вас известим».
«Может… будут… как же мне надоело это… может, будет». Она бросила трубку, пошагала по комнате, села на диван и… слёзы навернулись на глаза…
«Нет, нет… Всё было бы, если бы я не сказала “нет” этому пузатому, лысому… до сих пор работала бы на своем месте… и он в любое время “играл” бы со мной. И с бизнесменом вдвое старше меня было бы хорошо, если бы я не сказала “нет”. И с дипломатом было бы всё хорошо, если б я не сказала “нет”… и с барменом могла бы изменить свою жизнь! Но если сердце не хочет? Я же человек, а не бесчувственное создание. Какой смысл идти против чувства?! Вольфганг. Вот кого сердце ищет. Но он в последнее время какой-то непонятный. Вечером об этом поговорим…»
Телефонный звонок прерывает её мысли. Она долго не берёт трубку. «Я звонка не жду». Наконец подняла.
— Санди, почему трубку не поднимаешь? — Голос друга.
— Я звонка не ждала…
— Обстоятельства изменились. Мой сменщик заболел. Я выхожу во вторую смену. Встретимся завтра, хорошо?
— Хорошо.
И Вольфганг тут же положил трубку. А Санди держит телефон… гудки, гудки… «Может, связь прервалась? — думает она. — Почему он сразу положил трубку? Он за сменщика никогда на работу не выходил. Если не хочешь, можем и завтра отложить встречу. Насильно мил не будешь. Моя школьная любовь тоже так же куда-то растворилась…»
Она легла на диван. У неё сердце не болит, не щемит. Она стала безразлична ко всему. Но слёзы потекли. Сама не плачет, а слёзы текут, текут… А сердце будто бы остановилось. Нет дум, нет проблем, нет радости, нет жизни… Санди и самой нет… Есть только слёзы. Но постепенно и они высохли. Освободившись от звонков и нерешаемых проблем, её тело погружается в сумрак. Последнее, что она видит, — телевизор, сервант и Кохи. Санди проваливается в крепкий сон. Город погружается во тьму.
* * *
Санди удивляется лёгкости своего тела. При каждом шаге она летит. Сделает шаг по комнате, ещё шаг и оказывается возле окна. «Как так? — думает она. — Я могу летать?!» Это очень интересно. Она не может поверить. Но хочет проверить. Осторожно открыла половинку окна. Переставила Кохи. И, раскрыв руки, как птица крылья, шагнула в открытое окно. «Лечу. Как хорошо. Внизу машины, лампочки, люди… Вот двое в обнимку. Может, Вольфганг?» Она полетела. «Нет. Может, на работе?» Она подлетела. «И здесь нет. Может, с другой, может быть, в нашем кафе?» Она полетела туда. Через окно видит друга и вместе с ним светловолосую. Улыбаются, разговаривают. «Ведь и у меня такие же волосы!» — кричит Санди. Но её никто не слышит. Она спешит уйти от окна, спешит домой, летит. Залетая в окно, задевает Кохи. Он падает, и горшок разбивается на полу. Рассыпана земля, корни торчат, Кохи смотрит на неё с такой обидой, с такой злостью, что под этим взглядом она вздрагивает.
* * *
Вздрогнув, она проснулась. В комнате темно. Телевизор работает. Она быстро подошла к окну. Кохи на месте. И другие цветы на месте. Ветром открыло форточку. Санди взяла Кохи на руки. «Живой. Мне приснилась, что ты упал, был зол на меня… Ты живой». Она погладила листья Кохи, села в кресло, припоминает сон… «Вот бы сейчас стать птицей. Птицы — счастливые. У них таких проблем, как у нас, не бывает…»
С Кохи в руке Санди встала и включила свет, выключила телевизор. Тишина. Второй час ночи. Санди оглянулась вокруг. Как будто её комната уменьшилась. Вот большая стена стала ближе к креслу, где она сидела. Слева стена, где висят часы, тоже приблизилась к креслу. Санди удивлена. Третья стена тоже: руку протянешь — достанешь. Стена, где окно, от нас отдалилась… Я же вылетела через неё, увидела Вольфганга с рыжеволосой… Смотри, Кохи, большая стена опять к нам приближается. Все три стены приближаются, Кохи, нас хотят раздавить. От них избавиться нам поможет твой подоконник и открытое окно. Внизу свобода. Там никто нас не тронет. Вот видишь, большая стена уже достала нас. Идём, идём, полетим. Нас никто не видит, а мы видим всех, да, Кохи? Идём… я птица, Санди-птица…
Она, как во сне, подошла к окну, открыла половинку. Она чувствует себя птицей и, взмахивая руками, стремится к проёму, ближе, ближе, и проваливается с цветком в руке в чёрное пространство…
* * *
Страдающая бессонницей старушка на первом этаже возится в своей кухне. В это время что-то тяжёлое падает под её окнами и слышится мучительный стон. Женщина вздрогнула от испуга и подошла к окну. Увидела тело женщины. Она сначала стонала, потом стихла. Старушка позвонила в скорую. Через некоторое время люди в белых халатах очень осторожно, бережно подняли безжизненное тело молодой, красивой, ни в чём не повинной женщины и так же бережно уложили в машину. Сейчас-то к чему беречь?! Молодая, образованная, умная, живая, она оказалась в этом мире никому не нужной, чужой! Зачем сейчас беречь, кому от этого польза?
* * *
Опять зазвенел телефон. Ани поднимает трубку. Мы поняли, что она говорит с дочкой.
— Сейчас Яна за вами приедет, — рапортует она после разговора.
Мы прощаемся с Ани. Зовём её в гости в Дагестан, искупаться в Каспийском море. Она с радостью принимает наше предложение.
А меня, пока я спускался на лифте вниз, и в машине Яны, и по дороге на Родину, и дома, никак не оставляли в покое мысли о Санди-птице. Сколько бы человек ни создавал себе удобств, каких бы высоких вершин ни достигал его ум, от судьбы, уготовленной Всевышним, не уйти.
Гебек Конакбиев
В автобусеПеревод Мурада Аскерова
Была суббота. В этот день недели в селе обычно большое оживление. Многочисленные пассажиры с боем брали автобусы, отъезжавшие в город, набивая их до отказа. Могло показаться, что скоро в селе не останется ни одного жителя.
Вот и сейчас раздутый с двух сторон автобус только тронулся с места, как водитель резко затормозил, заприметив молодого парня, бегом догоняющего автобус. Подойдя к окну водителя, парень жалобно взмолился:
— Нельзя ли чуточку подождать?
— Можно, чего уж там, — ответил водитель и заглушил мотор.
Беседа между пассажирами оживилась, передние перекликнулись словечками с сидящими сзади.
— Шофер, почему стоим? — робко спросила старушка, сидевшая на первом сидении.
— Человека одного ждем. Что, подождем еще? — обернулся водитель к пассажирам.
— Куда спешить, подождем, — откликнулись одни, другие промолчали, нахмурив при этом брови.
Прошло полчаса. Водитель, озирая задний план через боковое зеркало, произнес:
— Никого не видно, поедем, пожалуй.
— Прошу вас, подождите еще немного, — попросил опять молодой человек.
— Не мать ли должна прийти? — спросил в сердцах водитель. Парень утвердительно кивнул головой, покраснев при этом до кончиков ушей.
— Так пошел бы ей навстречу, помог бы, сумки у нее, небось, тяжелые, — посоветовал водитель.
— Да нет у нее сумок, — промямлил парень и, наклонившись к водителю, прошептал ему на ухо:
— Честно признаться, девушку свою дожидаюсь.
— Вах! — встрепенулся тот и добавил: — Тогда обязательно подождем.
— Прошу тебя — тише, видишь тех стариков, так один из них, с бородой, — мой дядя, старший брат отца, — предупредил молодой человек.
Прошел час.
— Слушай, кого так долго ждем, когда же, наконец, поедем? — крикнула женщина, везшая кур на продажу.
— Да, утренний базар не сравнить с вечерним, — протяжно вздохнула другая, проверяя яйца, аккуратно уложенные в пластмассовое ведро.
— И то правда, — недовольно буркнули двое на задней площадке, поправляя мешки с луком и вениками.
— Ну-ка, я вам немного поиграю, пока стоим, — схватилась за гармонь женщина-музыкант, которую этим утром ждали на свадьбе.
Ее напарник, барабанщик, очнувшись от дремы, тотчас схватился за палочки и тихонько, в такт мелодии застучал по барабану. Молодого человека, не успевшего еще толком протрезветь после бурной ночи, потянуло танцевать. Сместившись чуть назад, пассажиры освободили ему небольшую площадку. Вслед за парнем вспомнили свое танцевальное мастерство и старики. Затем танцы плавно перетекли в песни. Четверо стариков вспоминали былое и вдруг громко захохотали, видимо вспомнив о чем-то смешном. Пассажиры переглянулись, посмотрели наружу.
…Уже смеркалось.
Кое-кто потянулся домой: кто за скотиной присмотреть, кто ужин приготовить. Женщина вытащила из мешка веник и подарила водителю, чтоб чистоту наводил в салоне. Оставшиеся пассажиры собрали у кого что есть и соорудили ужин. Некоторые начали обустраивать свой ночлег. Старики стали разговаривать шепотом. Женщина, везшая семечки на продажу, не оставила кур без вечернего корма.
…Прошла неделя.
В автобусе остались лишь сидячие пассажиры. Если временами кто и заходит в него, тотчас же его покидает, узнав, что люди в автобусе ждут одну девушку. Старики перешли на другую тему. Женщина-врач достала календарь и вычеркнула из своего отпуска неделю. По утрам многие уходят на работу, а вечером опять возвращаются в автобус. Молодой парень из задней части салона влюбился в девушку, собравшуюся с мамой в гости. Девушка прознала об этом и временами, улыбаясь, оглядывается назад, зажигая огонь в груди молодого человека.
Парень, ожидающий свою девушку, начал писать стихи. За прошедшую неделю исписал целую тетрадь. Показал их водителю, тот попросил прочесть их пассажирам. Теперь всем стало ясно, из-за кого столько времени стоит автобус. Парень краснел, читая первые стихи, но затем голос его окреп, и он уверенно объявил всем присутствующим, что будет ждать суженую до конца. Часть слушателей посоветовала парню опубликовать стихи в газете. Он так и поступил.
…Прошел месяц.
Прошла зима. Теперь в салоне автобуса стало теплее. Про чувства парня из задней части салона к девушке с мамой стало известно всем. Решили отправить стариков к родителям девушки, если, конечно, старики закончат свой разговор. Куры стали живее и уже начали кудахтать. Одна из них ночью взобралась на ведро с яйцами и просидела там до утра. Пришлось расселить их по разным углам и подложить под них яйца. В мешке с луком проросли ростки. Пассажиры дружно взялись за работу и рядом с автобусом посадили несколько грядок лука. Салон автобуса поделен на аулы: Правый, Левый, Передний и Задний. Водителя единогласно избрали агитатором-политинформатором. Он слушает приемник и обо всех новостях докладывает пассажирам.
Парень читает свои новые стихи. Приступил к написанию романа. Кто-то зашел в автобус и, узнав, кого ждут, объявил, что девушку недавно похитили и в прошлое воскресенье состоялась ее свадьба.
— В нашем селе невозможно такое коварство! — произнес в сердцах один из стариков.
— У нее славный род! — подхватила родственница девушки.
— В таком случае поедем, — сказал водитель, припоминая черную «Волгу», пулей проскочившую мимо них около месяца назад.
— Я не верю этому! Прошу вас, подождем еще немного, — стал опять просить парень.
— Чего уж там, подождем, — согласился сердобольный водитель.
…Прошел год.
За это время водитель полностью отремонтировал свой автобус. У парня-стихотворца вышла из печати первая книга. Пассажиры, наконец, сыграли свадьбу парня из «Заднего аула» и девушки с мамой, и их тотчас отпустили домой. Старики в воспоминаниях дошли до своих юношеских лет. Куры, все как одна, высидели цыплят. Цыплята вылупились бойкие такие, растут не по дням, а по часам. Две пассажирки родили: одна девочку, другая мальчика. Девочку назвали Дорогая, а мальчика — Дорогой. Женщина-врач регулярно проверяет их состояние.
…Прошло три года. Водитель покрасил автобус в желто-оранжевый цвет. Парня приняли в Союз писателей. У образовавшейся в автобусе пары уже растет двухгодовалый сын. Они временами навещают маму, оставшуюся в автобусе. У стариков закончились рассказы. В мешке осталось только четыре веника, остальные износились, и женщина подумывала, не вернуться ли ей домой. Однако передумала, узнав, что цены на веники сильно подросли. Позади автобуса соорудили маленькую птицеферму…
— Может, хватит ждать-то? — устало произнес один из стариков.
— Конечно, хватит, три года уже ждем, может, и не придет она вовсе, — поддержала женщина с вениками.
— Лук, говорят, подорожал, — жалобно произнесла женщина с мешком лука.
— Уже третьему сыну свадьбу собираются играть, — объявила женщина-музыкант. — Туда хотя бы успеть.
— Давно пора ехать, — отчеканила женщина, собравшая два ведра яиц. С ней согласилась женщина с курами.
— Что ж, тогда поедем, — решил водитель.
— Идет, вот она, идет! — вскрикнул парень, указывая рукой в сторону приближающейся молодой женщины.
Сначала женщина подняла сына на ступеньки автобуса, затем вошла сама.
— К родителям приезжала, как хорошо, что вовремя успела, — призналась она. Обернувшись, она заметила ожидавшего ее парня.
— Ой, и ты здесь? Как дела? Повзрослел, проседь даже появилась в волосах. Говорят, ты стал писателем? Читаем иногда твои стихи. Особенно их обожает мой муж, — выпалила она на одном дыхании.
Парень наш сначала был ошарашен, но затем постепенно ему все стало ясно. Мальчик непрестанно дергал маму за подол платья, спрашивая, почему автобус не едет. Он был очень похож на нее. Парень побледнел, покраснел, внутренне сгорел…
— Почему не едете, кого-то ждете? — в недоумении спросила молодая женщина. Пассажиры все уставились на парня.
— Поехали, подошла, — вполголоса выговорил он.
Автобус вначале медленно тронулся с места, а затем, набирая скорость, повез пассажиров в город. А я был мужем женщины, которую они так долго ждали. Я спешил, но не успел на тот автобус. И мне оставалось лишь проводить его взглядом и написать этот рассказ…
