Емук
Зэгуэрым си лэжьэгъу нэхъыжь Зауррэ сэрэ абы и кабинетым дыщIэст.
ТIури дыщIэныгъэрылажьэщ, ауэ Заур икIи тхакIуэщ, ди лъэпкъ цIыкIум къыхэкIа нэхъ Iэзэхэм ящыщ зыщ. Ар сэ нэхърэ илъэс зы пщыкIутхукIэ нэхъыжьщ, куэди илъэгъуащи, нэхъыбэу псалъэр аращ, сэ нэмысыфIэу содаIуэр. Лэжьыгъэ уезыгъэзэшам пIалъэкIэ зытебгъэуну ущыхуейм деж утIыпщауэ Iэджэм ущытепсэлъыхь къэхъуркъэ, мис апхуэдэу, ди бзэм и гугъу тщIыуэ едгъэжьат. Ауэ жытIэр ар кIуэдыжыгъуафIэ зэрыхъуратэкъым, атIэ, сыт хуэдизу адыгэр дымымащIэми, зэзэмызэ игъащIэкIэ уигу къыщымыкIыну гуэрхэм ар уи тхьэкумэм къыщиIуэнкIэ зэрыхъурат. Къэхъуащ, езы Мэзкуу, хьэмэрэ псибл адрыщI щыIэ нэгъуэщI къалэшхуэ гуэрым и уэрамым уздырикIуэм илъэскIэ умылъэгъуа уи къуажэгъум шокъу жоуэ ухуэзэу
Мы дунеишхуэм апхуэдэ фIэкIаи къыщыхъуркъэ…
Абдежым Заурым игу къигъэкIыжащ, илъэс куэд ипэкIэ Мэзкуу командировкэ кIуауэ хьэщIэщ зыщIэсым зы лIы хэкIуэта гъусэ къыхэуэхъуауэ зэрыщытар. ЛIыр урыст, зауэм зэрыхэтам и щыхьэту и бгъэм орденхэм я дамыгъэ сатырищ хэлът, ауэ езыр иджыри бжьыфIэт. ХьэщIэщым ущызыхуэзэм щIэхыу нэIуасэ ухуохъур: совет зэманым щыгъуэ Iэджэрэ къызэрыхъуу щытаращи, е зэгъусэу рестораным укIуэну узэдыщIэкIырт, е, нэхъ зэрыхабзэу, щхьэж и унэгуащэ гъуэгу гъуэмылэу къыхурилъхьар къызыкъуахырти зэдедзакъэрт. Ауэ а унэгуащэм щыгъэпщкIуауэ пхъуантэ дурэшым къыдэкI хабзэт хьэщIэщым гуэгъу щыпхуэхъуар ныбжьэгъу нэхъ псынщIэу къэзыщI гуэри. Мыбдежри апхуэдэти, куэд дыдэ дэмыкIыу пщыхьэщхьэшхэр зэныбжьэгъу зэIущIэм нэхъ ебгъэщхьын хуэдэ хъуащ.
Си гъусэр, жи Заур, цIыху нэгу зыIухат, псалъэрейуи жыпIэнтэкъым, ауэ гуапэу къопсалъэрт. Апхуэдэр урысым яхэтщ – ныбжькIэ зэрынэхъыжьым щхьэкIэ узыщIимыIулIэу, абы щыгъуэми и нэмыс иIыгъыжу. Сытми, а уэ пщIэ фалъэхэм ярытым зэрэ тIэурэ ди Iупэр хэтщIа нэужь дэри нэхъ дыэрыцIыхуащ – щхьэж и IуэхущIафэр, къыздикIар, командировкэ къыщIэкIуа щхьэусыгъуэр зыхуэтIуатэу къыщедгъажьэм…
- АтIэ, къуэшыфI, уэ Кавказым укъикIамэ, ар, зэрыжаIэщи, бзэкIэ зэмылIэужьыгъуэ Iэджэм я хэкущ, уэ езыр сыт лъэпкъ ухъуну?
- Сыадыгэщ. Къэбэрдейщ.
Ар щызэхихым си уэршэрэгъум и нэгур слъагъуурэ зэлъыIуехри симыгугъэххауэ зыкъызыкъуехыжыр:
- Хьэуэ, - жи, - уэ уадыгэкъым.
- Дауэ сызэрымыадыгэр!
- Зи дауэращи, уадыгэмэ, «емук» жиIэм къыкIыр пщIэнщ.
Сэ си пащIэкIэ сыщIэгуфIыкIащ: плъагъуркъэ, езыр Урал щыщми, тхьэм ещIэ а зы адыгэ псалъэ закъуэр щызэхихар, ари урысыбзэкIэ зы псалъэу пхузэмыдзэкIыну. «ЕмыкIу», жи. Игугъатэкъэ апхуэдэ зы псалъэкIэ сыкъиубыду шыбгъэ сыкърилъхьэну. Мыгъуэ-махуэми, сэ псалъэ зэрызрадзэкI уэзгъэлъагъуфынущ.
- Плъагъуркъэ, - жызоIэр сэ щабэу, - мыбы хуэдэ дыдэ псалъэ урысыбзэм хэткъым. Дэнэ ар щызэхэпхар – си хэкуэгъухэр Уралми щызекIуэу ара, хьэмэрэ уэ езыр ди щIыпIэхэм ущыхьэщIа?
-Ахэракъым сэ сызыхуейр, абы къикIыр нэгъуэщI мыхъуми хуэгъэфэщауэ къызгурыгъаIуэ, - мыаразыщэуэ сызэпеуд Урал щыщым.
Пэжыр жысIэнщи, ар псалъэ гурыIуэгъуэу гуэру къыпщыхъуми, бзэмыIум дежкIэ зэхэщIыкIыгъуафIэу къыщIэкIакъым.
- ЕмыкIу къэпхьыныр пхуэмыфащэ гуэр пщIэн, уи напэр текIын, жыхуиIэщ, - жызоIэр сэ, псалъэхэр сакъыпэурэ къыхэсщыпыкIыу. – А псалъэр цIыхум и щэныр къызэрапщытэщ.
- Мис, мис аращ, щэнырщ, - аргуру сызэпеуд лIым. – Абы и щытыкIам мис ар тохуэ. Ауэ езым и урысыбзэр IэшрыI хьэнтхъупсти, зэуэ зыми зэхэтщIыкIыртэкъым. Сэри къызгурыIуащэтэкъым абы жиIэхэр, мис а зы псалъэращ си гум къинэжар.
-«Ар» жыхуэпIэр хэт?
Си гъунэгъум гъуэщауэ зыкъищIэжа хуэдэу къыдэплъейри зиудыгъужащ. ТIэкIурэ щыму щысащ, мы сызыхуэза мыцIыхум си щэхур хуэсIуэтэну хуэфащэу пIэрэ, жиIэу Iэнкуну, итIанэ тегушхуэри къригъэжьащ.
- ЩыIащ апхуэдэ. Сталинград деж. Емукыр абы и щэнт. Зегъэзых, шэр къагъэлъалъэ!» - жесIэрт сэ. Езым «Емук» - къызжиIэт. И щхьэ хуигъэфащэтэкъым, плъагъурэ, шэ къакIуэм зыхуигъэщхъыну. Хьэлэмэтракъэ, шэри къытегушхуэу щытакъым.
Си уэршэрэгъур тутыным екъури Iугъуэр здэкIуар умыщIэ игъэкIуэдащ. Зы заулкIэ мыпсалъэу щыса нэужь и пэм Iугъуэ тIэкIу къригъэхуурэ псалъэр иригъэжьэжащ.
- ПIалъэр къэсыху къытегушхуакъым… Нэмыцэхэм я лъэныкъуэкIэ и щIыбагъ игъэзэнри абы дежкIэ «емукт». Сыт худэ бэлыхь дыхэмыхуами, сыт худизу гугъу демыхьами, абы хуэшэчыртэкъым зыщIыпIэ деж зы зэкIэлъымыкIуагъэ гуэр къыкъуэщыныр. И Iэщэри зэщIэцIууэу щытын хуейт, щыгъри къэбзэлъабзэрэ зэщIэкъуауэ фIэкIа плъагъунутэкъым, сыхьэт закъуэ нэхъ зырымысыну окопри щыпсэун унэм хуэдэу екIу ищIынут. НэгъуэщIыр «емукт». Зы зэхэхуэ гуэрым ди старшинар уIэгъэ хьэлъэ къащIат. Ар абы зы псэзэпылхьэпIэ къыхихати, псэууэ апхуэдэм къыхэкIыфын щыIэу уи фIэщ хъунтэкъым. АтIэ, къаукIыпауэ щытми, уи гъусэ зауапIэм къыIубнэнур «емукщ».
Ауэ зэ езыр уIэгъэ къыщыхъуам щыгъуэ санитарым едаIуэу госпиталым кIуэн идакъым, «емукышхуэщ, атакэ къэкIуэн къудейуэ уежьэжыну», жери. Тшхын къыщытхуахьми, япэ ищу нэхъ IыхьэфI зылъигъэсынри, псыхуэлIэ япэ иригъэкIынри – ахэр псори «емук» защIэт. Апхуэдэхэм деж ар яужь дыдэ итынут. ЗыгуэркIэ хуэмыхуагъ къыщIигъэщынутэкъым, ишхынури, зэфэнури, зырихьэлIэнури пыбзыкIауэ нэхъ мащIэрат.
Къэхъунур къыщыхъуар бжьыхьэкIэрт. Нэмыцэхэр апхуэдизу къыттегуплIэрт, ди къарури апхуэдизу щIилъэсыкIати, зэрытхузэтемыIыгъэныр нэрылъагъут. Мыдэ, укъаукIыху уимыкIуэт, жаIэ. Бийр уи хьэдэ гущIыIум ирикIуэрэ щIыгур иубыдмэ щэ, зыкъебгъэукIыу уи унэм щIэбгъэджэгухьын? Арати, мис а къыIуихыжауэ щыта старшина дыдэм къыджеIэ къаруущIэ къэсыху дикIуэтыну. Си «Емукыр» унафэм йодаIуэри быдэу и урысыбзэ ныкъуэ-къуагумкIэ жеIэр: «Нашэ бэжат емук». Сыт дымыщIами, икIуэтын идакъым: и закъуэу къанэри хъийм икIа фашистхэм яхэуэурэ зэтриIыгъащ, дэ дикIуэту дыкъыщызэуэнкIэ нэхъ езэгърабгъу щIыпIэ дынэсу биидзэм дыкъыпэтIысыху.
ИкIуэтакъым, и псэр пытыху зэуащ. Абы и фIыщIэкIэщ дэ къытщымыщI Iауэ дыкъызэрикIуэтыфари, псэууэ дыкъызэрына дыдэри. И «емукым» дыкъихъумащ.
ЕтIуанэ махуэращ ди дзэр къэсу, ди закъуэ мыхъуу фронт псом зэрыщыту атакэ зыщытIэтар. Абы щыгъуэ абы и хьэдэри къэдгъуэтыжауэ щытащ. Хьэдэтэкъым а къэдгъуэтыжар, пкъын-пкъынт, мыжурэпэмрэ фочышэмрэ зэпэгъуанэ ящIауэ, ауэ и хъуреягъым нэмыцэ хьэдэ бэгыжахэу.
Мис аращ, икIуэтын, и щIыбыр бийм хуигъэзэн, зигъэщхъын и щхьэ хуигъэфэщакъым - «емук». Ауэ щыхъукIи, и псэр итыныр зыхуигъэфэщэжащ….
Плъагъуркъэ ар зэрыхъур, и цIэ-унэцIэ къудеи сщIэжыркъым, абы щыгъуэ лIыгъэу зырихьар зыIуэтэжыни къэнакъым. Езыри хэкIуэдащ, абы щыгъуэ .и гъусахэри лыгъэм хисхьащ. Сэ сэр дыдэм згъэщIэгъуэжу псоми сыкъелащ, си насып къикIри сыкъэнауэ сопсэу, зауэм и кIэ дыдэм сиплъащ. Сыт хуэдэ зэхэуэ сыхэмыхутами, а «Емукым» нэхърэ си гум нэхъ къинэжын сыхуэзакъым. Ар сыткIэ бгурызгъэIуэн иджы, а иужьрей зэхэуэу ар зыхэкIуэдам къыхэкIыу абы и «емукыр» сэ къыспкъырыхьауэ къысщохъужыр. Абы «емук» зыхужиIэр цIыхум хуэмыфащэхэрат, сыт хуэдэ икIагъэри, хуэмыхуагъри, зыхуэбэлэрыгъыжам къыкIэрыпщIэу зыгъэпуд фIейри емукщ. ХэкIуэдакъым ар, и псэр къакIуэри сэ къысхэтIысхьащ, и «емукри» си гъуазэу. Си псэракъым абы къихъумар – нэхъ лъапIэрщ, си цIыху напэр къихъумащ.
НтIэ, иджы уэ сыадыгэщ, жыбоIэр. СщIэркъым, къэбэрдейхэр псори абы фыхуэдэми, ауэ ар и лъэпкъым хуэфэщэжу щытащ. Мис абы и фэр адыгэ псоми фызоплъ. ИтIанэ, зэрыжысIэныр сщIэркъым, ауэ сэри зы мащIэкIэ нэхъ мыхъуми сыарауэ къыщIэкIынущ, и псэм щыщ щысхэлъкIэ. УмыгъэщIагъуэ ар щIыжысIэр, сэ лъэпкърэ къупщхьэрэ симыIэу аракъым, атIэ уэ егупсысыжыт: сэ мы сызэрыщытым сыхуэдэнут, ар сымыцIыхуатэм? Хьэуэ, зы мащIэкIэ нэхъ мыхъуми сынэгъуэщIынутэкъэ!
Ахэр къызжиIа нэужь дэ иджыри махуэ зыщыплIкIэ а зы номерым дызэдыщIэсащ. Ауэ Мэзкуу командровкэ щыIэр махуэм хущIыхьэркъым, пщыхьэщхьэм еша-елIауэ къокIуэлIэжри куэдрэ щысыфынукъым. ИтIанэ жысIэм, иджыри дыхущIыхьэнкъэ жысIэурэ пIалъэ дызэрыщыIэныр икIри, а лIыжь хьэлэмэтым икIи гупсэхуу семыуэршэрылIэжу, и адрес къудеи зэзмыгъэщIауэ щхьэж и унэ дызэбгырыкIыжащ. Iэджэ щIащ абы лъандэрэ, и цIэ къудеи сщIэжыркъым, дызэрызэIущIам хуэдабзэу дызэфIэкIуэдыжащ. Пэжым ухуеймэ, абы къысхуиIуэтэжар занщIэу зыхэсщIакъым, иужькIэщ къыщыспкъырыхьар. ЗэрыслъытэмкIэ, апхуэдэр и гум илъу къезыхьэкIынур зи псэр къабзэращ. ИгъащIэм зэи ди хэку къимыхьа лIыжьым къиIуэтэжахэр зэштегъэу хъыбаркъым, къыщыхъуари зэманым и нэхъ хьэлъэщ. Хэт ищIэн, абы зи гугъу къысхуищIахэм хуэдэ цIыху щымыIатэмэ, зэманри зэрыхьэлъэм нэхърэ нэхъ хьэлъэж хъуну къыщIэкIынт. НэгъуэщIу уеплъмэ, апхуэдэ дапщэ къэхъуа, къэзыIуэтэжыфын дапщи щыIа! А псор хэт къэзыпщытэжыфынур, сыт хуэдэ тхылъ ахэр зэрыптхэнур? Пхурикъунукъым — тхыжыпхъэхэри, зытхыжынухэри, зэрыптхэнухэри. Арами, мы хъыбар цIыкIум гъащIэ псэу къыкъуощ, арыншэмэ, апхуэдиз илъэс дэкIауэ, и псэм хэлъынтэкъым Урал щыщ лIыжьым и щIалэгъуэм щыгъуэ и нэгу щIэкIахэр. ИтIанэ, ц апхуэдэр куэдрэ ихъумэфын сытми? ЦIыху Iейм и гум къинэжыну щытыр бгырыс ахьмакъым къыщыщIа мыхъумыщIагъэ гуэрхэращ — и бзэр щымыхъукIэ, уэ узэсам щыхуэхейкIэ узэрыщIэнэкIэныр мащIэ. Мыбдежым аракъым, зыр Кавказым къыщалъхуами, адрейр Урал къикIами, мы тIур псэкIэ зэкъуэшт. Мис иджы къызгуроIуэр, «емукым» и хъыбарыр къызжиIэным ипэкIэ зэгупсысар. Япэ хуэзэм хуиIуэтэфынутэкъым ар, и псэм хэлъу илъэс пщIы бжыгъэкIэ кърихьэкIати, зауэ лъэхъэнэм и нэгу щIэкIахэр абы и дежкIэ фIыцIагъэ лъапIэм пащI тхыдэ хъуат.
- Уа, Заур, мыр хъыбар хьэзырщ, зыри хэплъхьэжын хуэмейуэ, уэ езыр утхакIуэщ, щхьэ птхыжу къытрумыгъадзэрэ? - сыкъэлыдащ сэ.
Заур пыдыхьэшхыкIащ:
- Иужь сихьа къыпфIэщIыркъэ — зыри къикIакъым. Литературэ тхыгъэм уэ уи Iэзагъ хэплъхьэжын хуейуэ къегъэув, мыбы зыри зэпхъуэкI хъуркъым – хэбдзми, хэплъхьэми зыIыпщIэу аращ. Зэрыщыта дыдэу сотхыжри, ари сэ си тхыгъэ хъунукъым. ЗыкIи сезэгъакъым. Сымытхми, си псэр къызоныкъуэкъу, стхынущи, сыпэлъэщыркъым. Апхуэдэу илъэс Iэджэ щIащи IукIэ зызохьэ, кIуэдыпэнкIэ сышынэу. Езы къысхуэзыIуэтэжами ар щIым здыщIимыхьэн щхьэкIэщ сэ дзыхь къыщIысхуищIар.
Пэжым ухуеймэ, Заур “зыри къикIакъым” жыхуиIар сэ къызэрысIуэтэжам нэхърэ IэджэкIэ нэхъ дахэт. Ауэ иджы езы Заурри щыIэжкъым, ар зыхуэзауэ щыта урыс лIыжь адыгэ сэлэтым и псэм щыщ зи псэм хэлъари бгъуэтыжынукъым. Сэ закъуэм къысхуэнащи, си бзэ быркъуэшыркъуэмкIэ нэхъ мыхъуми къызоIуэтэж.
Емук
Помнится, мы сидели в кабинете моего коллеги по службе и, что случалось нечасто на работе, увлеченно вели восточные разговоры. Мы сотрудники научного учреждения, но Заур, мой собеседник, еще и известный писатель, к тому же он старше меня лет на пятнадцать, поэтому больше говорил он, а я, соблюдая этикет, наслаждался его рассказами. Между другими темами заговорили и о нашем языке, который под напором всесильной глобализации все только сужает и сужает сферу своего употребления. Однако разговор у нас шел не только о его мрачном будущем, а еще и о том, что в жизни иногда случаются курьезы: вдруг где-нибудь вдали от родных мест, когда такого и ожидать нельзя, негаданно встречается носитель твоего редкого языка. А то прямо в центре Москвы или Питера, среди людского моря вдруг тебя окликнет по имени твой сосед из далекого селения. Да, случалось и такое, чего только не бывает в этом мире. Тут Заур вспомнил о том, как много лет назад в одну из командировок в Москву он оказался в гостинице в номере с пожилым человеком, ветераном войны, на что указывала внушительная орденская планка на груди. Гостиничные знакомства происходят легко, и, как обычно случалось в советские времена, в урочный час они сели вместе перекусить тем, что перед отъездом жены положили им в чемоданы. А поскольку к минеральной водичке и пирожкам, которыми снабдила заботливая супруга, принято украдкой от нее брать еще нечто располагающее к откровенным разговорам, случайное знакомство вскорости окрепло чуть ли не до обращения на «ты».
* * *
Сосед оказался человеком открытым и словоохотливым, — рассказывал Заур, — из тех типично русских людей, с которыми и стеснения не ощущаешь, но и панибратства себе не позволишь. Что совсем естественно, после того как мы успели заполовинить содержимое известных емкостей, а к тому времени уже поведали друг другу о роде своих занятий и цели своего приезда в столицу, в определенный момент он меня спросил:
— Ты говоришь, что с Кавказа, но это же, как у вас говорят, гора языков. Какой же ты национальности?
— Я адыг. Кабардинец.
Услышав это, он как-то встрепенулся, прищурил один глаз и неожиданно заявил:
— Нет, ты не кабардинец!
— Почему это я не кабардинец?
— А потому что, если ты кабардинец, ты мне объяснишь значение слова «емук».
Я усмехнулся в усы: надо же, сам уральский, а вот где-то услышал единственное кабардинское слово, причем трудное для перевода, и решил надо мной посмеяться. Не на того напал, я ведь худо-бедно филолог. Тоже мне нашелся — знаток языков. Однако попробовал деликатно объяснить:
— Видите ли, это из таких слов, которые на другой одним словом не перевести. Нет в русском языке абсолютно точного соответствия. Кто вам его сказал? Наверное, мои земляки и по Уралу гуляют, или вы сами бывали в наших краях?
— Это неважно. А ты мне все же растолкуй, что оно означает, ну хотя бы своими словами.
— Приблизительно оно значит что-то вроде того: «неприлично», «некрасиво», «неудобно». Сделать емук — значит совершить что-то не очень достойное, не делающее чести, опозориться, может быть. Этим словом оценивают поведение человека.
— Вот-вот, — прервал меня мой новый знакомый, — поведение человека. Это совсем близко к тому, как Он говорил. Только вместо русского языка у него был какой-то винегрет. Я его почти не понимал. Одно слово только и запомнил.
— Кто это «Он»?
Сосед немного помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли размышляя о том, стоит ли доверяться почти незнакомому человеку, но, наконец, будто решившись, начал рассказывать.
— Было такое. Под Сталинградом. «Емук» — это был его принцип. Я ему говорил: «Пригнись, браток, стреляют!», а он на это отвечал: «Емук». Не мог он склоняться под пулями, гордость, видишь ли, ему не позволяла. И, что интересно, не брала его пуля.
Собеседник помолчал немного, потом добавил:
— До поры не брала... И повернуться спиной в сторону немцев для него было «емук», и даже небритым ходить — «емук». Как бы нам тяжело ни было, в каких мы переделках ни бывали, он считал обязательным, чтобы все у него было в полном порядке — оружие чтобы сверкало, одежда была чистой и опрятной, даже окоп на один бой он прибирал, как жилище. Притом было это не напоказ. Просто иное — «емук». Однажды во время вылазки сильно ранило нашего старшину. Тот сам просил оставить его, чтобы самим не погибнуть. Так он его из-под такого огня вынес — силы небесные, как они только живыми остались! Как же — оставить товарища, даже тело убитого, — для него это «емук».
А когда его все же зацепило шальной пулей, он посчитал, что бегать из-за этого с передовой на перевязку, когда враг вот-вот снова в атаку пойдет, будет «ба-альшой емук». Так же было, когда к нам доставляли еду с полевой кухни, и когда надо было делить последний сухарь, и когда воды оставалось каждому по глотку. Тут он был последним. Ни в чем себе поблажки не позволял, только самое малое и самое необходимое. Остальное все — «емук»!..
Случилось это уже поздней осенью: немец с такой яростью наседал, что видно было — не удержим позицию, зря сами погибнем и фрицам дорогу откроем, уж лучше отступить до подхода свежих сил. Он молча выслушал приказ, потом твердо заявил: «Наша бежать — емук». И несмотря на наши уговоры, настоял, чтобы тот же самый старшина оставил его, как мы говорили, «на съедение», то есть прикрывать собою отход.
Он не отступил. И пока сам был жив, не пропустил фрицев. Стоял до последнего. Благодаря ему мы тогда отошли организованно, не погибли в беспорядочном отступлении. Его «емука» хватило ровно на то, чтобы мы заняли новую позицию и закрепились. Только на следующий день мы дождались подкрепления и уже всем фронтом пошли вперед. Тогда мы и нашли его тело. Да какое там тело — одни клочки, исколотые и пулями изрешеченные... Вокруг — опухающие немецкие трупы. Да, бежать, наклоняться или спину врагу показать он не мог. А вот погибнуть оказалось не емук... Видишь, как получается. Столько лет прошло, ни имени его не помню, ни фамилии, а самого до могилы не забуду. Мне повезло: я всю войну прошел, много всякого перевидел и вот ведь сам удивляюсь, что живым остался. Сколько всего было, а слово его любимое и его самого запомнил на всю жизнь. И в самые тяжелые часы на войне я чаще других вспоминал именно его. Понимаешь, он будто в том своем последнем бою в меня вселился, что ли, со своим этим принципом: «емук». «Емук» — это, по его мнению, все дурное, все недостойное человека, это все, что налипает на него, как грязь. Он потом всю войну меня оберегал своим духом. Не выжить помогал, а намного выше — сохранить достоинство. Вот ты, говоришь, кабардинец. Вот он был кабардинец — это да. Потому что через его память я весь народ уважаю. Может, вы все такие, как он. Но точно, что он был настоящим сыном своего народа. Не знаю, как это попонятнее сказать, но я в некоторой степени — он. Почему так говорю — а ты подумай, был бы я таким, если бы не знал его? Нет, я бы был другой, хоть немного, но другой.
После этой беседы мы прожили в одном гостиничном номере чуть ли не целую неделю. Но как-то получилось, что не нашлось у нас времени еще поговорить или хотя бы обменяться адресами. Командированный в Москве себе не принадлежит, каждый бегал по своим делам. Мы надеялись, что как-нибудь еще успеется и поговорить, и адреса записать. Как встретились нежданно, так вдруг и расстались. Сейчас даже имени его не припомню. Да и сам я тогда не придал его рассказу такого значения, которое увидел в нем позднее.
Думаю, что такие истории хранить в своей памяти может только чистый и благородный человек. Произошло это совсем не в светлые времена, но не будь таких историй, и времена были бы еще тяжелее. А быть может, и времен тех бы вовсе и не было. Хотя и сама эта история лишь одна из многих тысяч подобных. И рассказал ее один из миллионов. Кто их нынче помнит, в какие документы можно занести то, что рассказал мне этот человек? Но ведь пронес он это через всю войну с ее жестокостями и через долгие годы, считай — через всю жизнь. Поэтому от таких рассказов на душе становится чище. А еще потому истории эти светлые, что только чистый духом человек из всего, что с ним случается в этом мире, в памяти сохраняет вот такие светлые образы. Значит, он и сам такой же. Плохой бы забыл. А если бы и запомнил этого странного горца, то какими-нибудь нелепостями, которые легче увидеть в человеке другого языка и культуры. Что ни говори, а родственные это были души. Хотя один и был русский с Урала, другой — кабардинец с Кавказа. Теперь-то я понимаю, почему мой собеседник колебался, прежде чем рассказать мне про «емук». Он носил это в себе, для него оно сокровенное. И не всякому встречному мог рассказать. Я благодарен ему за то, что мне он доверился. Такая история.
* * *
— Это же готовый рассказ! — воскликнул я. — Тут особо ничего и придумывать не надо, почему бы вам не использовать этот сюжет? Ведь вы сами писатель, прирожденный новеллист, как говорится, и карты в руки.
Заур грустно улыбнулся в усы:
— Думаешь, не пробовал — ничего не получается. В том-то все и дело, что добавлять от себя не надо. Не смог я сделать из этой истории ничего художественного. Вот парадокс: сюжет готовый, вроде бы сам просится на бумагу, а никак на нее не ложится. Бывает же такое. Видишь ли, в творчестве материал должен как-то сопротивляться, чтобы искра была. Или же он оказался сильнее меня. Он у меня всю фантазию забирает, не дает мне свободы самовыражения. А просто так записать услышанное, послушно идти за информацией — это разве творчество. И написать не могу, и забыть тоже не могу. Жалко терять. Да и тот мой собеседник рассказал эту историю, я думаю, не просто так, а чтобы не унести ее с собой в могилу...
* * *
Конечно же, его «ничего не получается» было гораздо выразительнее того, как я здесь это неумело пересказал. Но я все же решился. Дело в том, что недавно не стало самого Заура. Наверное, уже давно нет в живых и того рассказчика-уральца, который считал, что в него вселилась душа верного товарища. И я теперь на всем свете единственный, кто знает эту историю, больше некому рассказать про то, что старый солдат пронес через всю свою жизнь. А мы только суетимся и суетимся, всечасно занятые одними своими заботами.
Такая история. Как мог, так я ее и рассказал.
