Wадун нимэн сукунги
Мэт мэдьуолуол wадун нимэ,
Wэйлуодьэ эньиэ нимэ.
Худуочиийэк тэн, пиируолдэҥ,
Уттээйльэлдьэ аньмилэк.
Чалдьэлэк мөрээйнут эньиэ
Амуҕайуо, индьуолги.
Анмэ льуку йэрпэйэптиэк,
Экуупэлэ туҥдьийуол.
Тэн идьиэтэҥ мэт йуодииҕа
Нимэ wаль саҕанэлги.
Чоҕойэн йаул курульуонь —
Саwан пугучэ чауйуол.
Мэт wадун нимэн сукунги,
Көөйридьэндьэ аwурги.
Уокаан өлкэл мэ лэйриимэк,
Поойэрнулҕа, тэт пурэн?..
Хуолэм титэ ат худуодьэк,
Эньиэльиэ льэҕан, эньҕан:
Мэр ат оорчим — өгэтиэчэй,
Лалимэпэ вальдэҕэ!
Ат эурэҥи саримэпэ,
Ньиэдьир, мөрдьэ мөриичэр.
Оньидигилҕан ат чэндэч
Уорпэн йахтэ, аҕальwэ.
Мэт мэдьуолуол wадун нимэ,
Wэйлуодьэ эньиэ нимэ.
Худуочиийэк тэн — пиируолдэҥ,
Уттээйльэлдьэ аньмилэк.
Юкагирская ровдуга*
Мой юкагирский дом родной,
дом матери моей — ровдуга —
лежит в санях передо мной.
Ты нам была надежней друга.
К оленю будто, что прилег,
прильну к ее морщинкам кратким,
к стежкам тем вдоль и поперек
и круглым маминым заплаткам.
И снова вижу, поражен,
как мама, шкурку пришивая,
срезает шерсть с нее ножом,
а та топорщится, живая.
Припомни, как тебя отец
снимал весною просушиться
и по тебе скакал малец
тот, что счастливей был, чем птица.
Лежала б ты теперь кулем,
будь мать живой еще? Едва ли.
Сказала б мать: «Поставьте дом!»
И мы б, поставив, жить в нем стали,
маня весельем молодым.
И гости б вновь сюда спешили,
чтоб вместе с детским смехом дым
плыл в дымоход к небесной пыли.
Мой юкагирский дом родной,
что, верный друг, с тобою стало?
Лежит ровдуга передо мной
оленем, что уснул устало.
* Покрывало дома из оленьих шкур.
