Хўнты хусəт ворлисəт…
Нэӈхы йис…
Тови най пăԓ турəмна омəсман ԓăԓты ԓоњщəтна йăнтəс. Энəмты тыԓəщ сос сăнс итты хăнщəрԓəман йус хуват йиты нэӈхы вантыԓԓы. Пўты рущ сохəӈ нэӈхы кев вўр пеԓа вантман йил. Тыԓəщна артаԓəса щит энəмты нэӈхы уԓмаԓ. Хўнты нэӈхы щуnщəты ԓойԓыйəс венс хорасəԓ эвəԓт ныса сукаԓт вер вантəм нэӈхы па щи кўтна ԓыпеԓ амтəтљиты вер — вољња йусна питəс.
Нэӈхы йис, йис, йис, ԓойљийəс па энмəм ԓоњщəӈ мўвəԓ, сэмна вантман вощхысԓы. Тухəԓ порайəтна рущ милəԓ эӈхыԓысԓы, мўвəԓ сый соват, вот потəр, ԓоњщ хэрыйты па кўрпəт иԓпина мўрӈəԓтыты сыйəт хуԓəнтсəԓԓы. Ущман тăйсəԓԓы рут мўвəԓна Омеԓ иты ԓайəԓман тăйԓа. Ԓўв йиты йусəԓ турəмна омəсты нави сос хŏрпи Тыԓəщна па тови Найна вантман тайса. Нэӈхы йиԓəп йусəԓ хуват мăнман, хыщəм уԓəпсэԓ верəт йохы ăнт вохты, нэӈхы иты номəсна лăӈсəт.
Сўтəԓ (суд) уԓəм хăтəԓна, мўв тăԓаӈты сывна лăп сывəптəса. Ай тўтəӈхопийина рут мўвəԓ эвəԓт йэԓ хувԓəс. Сывəс йэрт мохты хыщты рут панəԓ пэԓа вантəс па нумəсəс: «Моса, йохы хыщəм пус мўвэм вантԓэм, моԓайи йусэм щиты лăп сывəптəԓа, мўвэвна сайԓатэм хорпи?»
Щи потəр туп ԓўв ущман тайсəԓԓы, хоты сăмəԓ хосыйəс па хоты хăнты нэӈхэԓ ԓыпи сэмйиӈк эвəԓт посса, мўвəԓ хыймаԓна.
Щимəщ хăња щукəт номсəт порайна нэӈхы Омеԓ нумəԓмаԓԓы. Хотты ай уԓмаԓна Омеԓна пўты упəтԓаԓ вощхысайəт, па кăмəн атəм вер эвəԓт Оми йос ԓыпина хăњатыты рахəс.
Щи нумты вещкат йурəӈ номсəԓ моԓа кепа пора мăнəԓ йăрэмəты щирəԓ ăнтам.
Ԓўв нумԓəԓы хоты ԓаљ порайна, хўнты вуԓ йиӈкəтна мўв тăԓаӈты лăп вуса. Сорəм Ас посəԓна, Куртвоԓ нэмпи лотна тунты урхотԓаԓ ԓойсəт. Ԓаљ пеԓа рупитты куссы кăԓаӈ йох Кев эвəԓт вохсайəт куртна сойпиты. Кущайи хўԓ веԓты йох кўтна вуԓ пеԓəк нэӈхы Йакур Рускаламов понса. Ваныйина охаљ Реври Ващка ики хот, щиԓта кат Ванты йох йайсəк нэӈхэӈəн Апонь па Санка хотат.
Ԓаљ вер нэӈхэт такан тайсəԓԓы. Хой таԓты веԓпəс эвəԓт панна хойəԓ, щи куссы понəм нэӈхына хопəԓ пăрта поткəԓа, ԓаљ верна артаԓəм нормайԓ ăнт мощатəԓ моса.
Хўнты щучатты кум этԓийəс, Акка омеԓ пиԓна мурəх вощты њурмəнна йăхсəнӈəн. Щи пора, йаха уԓəм кутəн йухəт Акка уԓтаԓ хуват нумман тайты питԓəԓԓы. Щита ԓўв Омеԓ йасəӈ эвəԓт хуԓсəԓԓы, хоты Ас потты тыԓəщна ԓўв, Акка йиԓəп питəм ԓоњщ эԓты, Ас вунсəм порайна, Йэм њурəм хощəӈна, Хорасəӈху Унтăри па Порават ныӈ Наталь хоттэԓ хоща мет оԓаӈ њаврэм сэмна питəс.
Акка нэм па ԓўвеԓ йирэԓ Атэԓԓыйи эвəԓт понса. Акка йасəӈ хăнты щирна вўԓпелəк рут нэӈхы, Омеԓ па Натаљ щи нэм хоща хоԓна окка номəс понəс. Мет олəӈ њаврэмийəн ай оккайи хорпи, сопəӈ хўнты олəӈ каԓтəм вуты питəс. Ай оккайəт иты Акка камəн ăнт рахты лотна лаӈты вуратəс, па омийэԓ йосəтна сайԓəса.
Ар пора мăнты йупина тăм Мурхи њурəм Акка уԓтаԓ хуват нумман тайты питԓəԓы. Хоты тăта, омеԓна охыйэԓ вощхиман, пиԓӈа охсамəԓ эвəԓт ԓатты пиԓӈайəт востасайəт па камəн сарт вер эвəԓт йикийэԓ-посхыйэԓ сайԓаты ԓытсаԓы. Охсамəԓ иԓсак њохтəман йикийэԓ пеԓа вантман ԓойəс.
— Оми, Омийи, нăӈ моԓа инщəсты ԓытԓəн?
— М… м… аԓ щи посхые нăӈ пеԓайэн вантман амтəтљиԓəм па нумəсԓəм моԓа хорпи њоттыт ма тайԓəм. Омеԓ пўты хўв сэвԓаԓ, вурты сыркуԓна сэвман усəт, воњщəсты ăнт суратытэԓ куссы ăнтəпна њамəрман тайсəԓԓы. Омийэԓ сусты порайна сэвəԓ щуљəӈ сый йэԓəн щащəс, па йикийэԓ номəсна Омеԓ хорас щуњ ров щирна ԓарпиԓəс.
Хоԓна ай уԓəм порайəԓна Акка артаԓəсԓы, ԓўв Омеԓ хорас — най хорпи. Кус пăԓӈəӈ хăтəԓ, кус йэрт — омеԓ ԓыԓəӈ венссохпи хорасна ворԓəс. Камəтса мурəх сэм кусԓыпина акəтман, йикийэԓ пеԓа вантман, ԓавəԓ:
— Йэса уԓ, йикийэ-посхийэ, тăм вуԓ йиӈк пора йэтсəԓ, нэӈхыԓəв хопԓаԓ кăԓаӈ ухăԓԓы пилатԓəԓԓаԓ. Хой куртна ус куртəԓна йохтəԓ, мўӈ па кăԓаӈ мўвԓəвна кэрԓəԓəв.
Омийэԓ, йикəԓ пиԓӈа-милаԓ хуват вощхыман, йэԓ мўвəт вантыман хув ԓойəс, ищимет щита моса сыйаԓаты ԓытəс.
Тăм, Омеԓ Мурхи Њурəм хоща ай Аккайи ар пус йохтыԓəты питəԓ, Ущкəв апщэԓ пиԓна, мўв йурна посəм мурхəт акəтты. Моԓа арат кэпа йухəт пора мăнəԓ, мурəх сэм ворԓəты хорас пэԓа вантман, Акка Омеԓ венс хорас щиԓта нумты па ванты питԓəԓԓы.
Омеԓ пиԓна воњщантəм Мурхи Њурəм лотəн уԓтаԓ хуват сăм хăры ԓыпэԓна мет мостыйи тайԓəԓԓы. Кўс сорнэӈ сус хăтԓəт порайна, кус олəӈ ԓăԓты порйуӈк хăтԓəт эттына, номсəԓна тăм мўвəԓ хыйԓымаԓ ăнта. Тăта щи омеԓ ԓыԓəӈ уԓмаԓна айаӈ хăтԓəт, щуњ щуњман усəт, сукаԓты хыщмаԓна па мостантыйəс, хоты нэӈхы сук верна номсəԓ па уԓəпсэԓ сукатты (сакатты) верытԓа.
Ас вусмеԓ йупина, Кунсоԓəӈ мўвəтна хотԓаԓ оматсəԓԓаԓ. Ванхăтԓəт тыԓəщна, тарəм ищкет порайна сорнеӈ йосəӈ Омийэԓ, ныӈ мус вер онтасна, тăм мўв хыйсəԓԓы. Атəм сарəм йасəӈ — ур вой иты хотəԓ мур уԓəпса ӈарыман, лукки мăнсысԓы. Щи пора эват њаврэмийи Акка уԓты йус хоща, сăмəԓ ԓыпина, номсəԓ ԓыпина сукаԓты, сэмйиӈк муӈхман уԓты вер йохтəс, па туп сукаԓты хыщəм нэӈхы, щимəщ сук йур вантылыйəс, па мостəԓԓы верытԓəԓԓы.
Тови найна энамты ху тайты сохəԓ хосмəԓтəса. И порайна ԓўв йэщаԓтəԓ хăс кўт эвəԓт кат ԓовӈəн сăнсна омəсты, пăԓəӈ милəӈ отӈəн этсəӈəн. Ԓын, нэм тайты нэпекԓаԓ инщəсԓəӈəн. Хоԓəщ йусəԓ катəԓԓəԓԓы? Хойна ԓайəԓԓа, ăнта? Энəмты нэӈхы рущсохəԓ ԓыпи щеп эвəԓт мет такан мосты вољњайи эсԓəм нэпекəԓ этəԓтəслы. Щитԓаԓ вантəм йупина, ԓовəӈ хуйӈəна хаӈсайна маты вучиса, энəмты ху па хаӈса ăнт таԓəс. Щиты йэса хоԓна потармеԓ йупина, йусԓаԓ кат щирна питсəт. Ԓовəӈ хуйӈəн ԓын йусəн хуват Пулӈавəт пеԓа мăнсəӈəн, энəмты нэӈхы па Кев вур пеԓа йусəԓ йэԓəщ катəԓсəԓԓы.
Катра (каснахот) сутыты хот йух нăры хэнийəԓ, ищимет кущайԓаԓ щукəт номсəт, сăмԓаԓ эӈитты щир хуԓəнты ăнт верытман. Ай њаврэмийи иты хăтəԓ аԓəӈ сутытытəм хот пайартəт, сутытəм йох венс мормəт хоща йăнтман омсыԓыйəԓ. Сутытəм хот пăтына туп йархусмет тăԓпи Акка ăнт хуйəԓ. Вус кимет тови порйуӈк йиӈкəт марыты сый ԓўв тăм лотна хуԓəԓԓы.
Акка номсəт па асат Суп йохан сыԓна уԓԓəт, хăта ԓўв Йуӈквосəӈ йох рутəԓ уԓмэԓ хуват касԓыман йəӈхсəт. Нави ԓоњщ вус мўв катпуса хорамəӈи сумтəԓысԓы, Акка щи сыс тăм сутытты ԓотəԓна ԓăп йэртман ус. Номсəԓ сэӈк хосыйəс, моԓайи ԓўв ԓохəӈ йусəԓ нави йиԓəп ԓоњщ хоща ăнт ныԓа. Тув уԓəпсы йиты щир, туп хăтԓəт йохан йиӈк иты овты вер ԓўв ԓыпеԓ номəс мостəман тайсэԓ. Акка эвԓəс, сэӈк эвԓəс ищипа закон ущты йох, ԓўв верна питəм верəԓ туӈа-щирəн ԓырамԓэԓ, па мŏстантыԓəт нэмəса атəм, ԓўв йосăԓна верыԓымаԓ ăнта.
Акка кус хус тăԓ хоԓна ăнтам ус, па пора мăнты вер йăмəс мостəман тайсəԓԓы. Ар пусан вуԓəмна, па номсəԓна вер этăм поскан њоԓ орытты сый ԓўвеԓ щащəс. Щи сый ԓаԓтмəм ур вой сый иты щащəс. Щи ԓоватна пăԓтап. Щи поскан њоԓна щи ԓўв энəмты уԓəпсэԓ кат щирна эвăтмəса. Акка вуԓмəтна касəӈ порайна йохтыԓыйəс сумсы рэх кустэԓ ԓыпина тăйты ай эвии. Ԓўв, Акка вуԓмăԓна, сэмйиӈк мохты потəртəԓ эвии эԓты: «Ăнта ма йосэмна нăӈ уԓăпсэн паратсэм, щи поскан њоԓ ма њоԓэм ăнт ус…, нăӈ уԓты хăтԓыйэн ԓоԓмиԓымем ăнта, сăрмəӈ йусэн хуват ăнта ма нăӈэн китсэм…»
Моԓа арат пус тохԓəӈ войəт йохы йохтылысат па парта мăныԓысəт, моԓа арат пус ԓыптəт питылысəт, моԓа арат пус най, па тыԓəщ этԓисӈəн щи арат пус Акка поскан њоԓ китəм ат, номсəԓна мостəты ԓытсəԓԓы. Моԓайи, моԓайи ԓўв щиты верəс. Щит антасна итта Акка энəмты порайəԓ тăм кăсна хотəԓна уԓԓəԓԓы.
Кев Йир — хăнтэтна щиты Кев вур мет вуԓ кевəԓ нэмəтман тайԓа, щитна кевəт щит мет вуԓ Йирəԓ. Акка айкер тыԓəщ ԓоњщəт хувəт йувман, ԓыпеԓ амтəтљыйəс па сэӈк марэмəса эвийəԓаԓ, апщеԓ, па ащэԓ такԓы.
Энамты тыԓəщ кевпут нур иты минəтман ишњи мохты сутытəм нэӈхэт хот ԓыпина вантəԓ. Ваныйина вуԓпэԓəк Йомру рут нэӈхы ищи ăнт хуйəԓ. Ԓўв рущ йасəӈ њур ăнт мостəԓ. Поравəт мўвəԓна ар нэӈхы ԓўв понрəӈ хотəԓ хоща йăм кăнсман йохтыԓысəт. Ԓўв па моԓа кем верытəс нэӈхэт пела њотəс. Йухəт хой кăԓаӈԓаԓ йăмəс энəмԓəт, хой па тўмтакки йиԓ. Вўԓпелəк Йомру ики инщасыԓԓы ивейна Акка:
— Хиԓийи, моса нăӈ ущман тайԓэн моԓайи ма тăта тайԓайəм, хўнты па эсаԓԓайəм?
Энəмты нэӈхы моԓа ԓавты верытəс вотэм ики пеԓа, аԓ па туп йэԓэм щи щи ԓоват вуԓ нэӈхы ищаԓт, моԓа атəм вермаԓ ураӈна ԓўв сыԓкайəт кутна тайԓа?
Най вус йăмəс тови турəмна нох хуӈхəс. Энамты нэӈхы хаԓыхырəԓ эвəԓт тайəм ԓытытсукԓаԓ нох таԓсəԓԓы, па Ԓапатнаӈкна йаха йохтыԓыйəм вуԓпэлəк моԓщаӈəӈ саран пурəщ ики номəсна йохтас.
Щитаԓна щи хăнты йасəӈна инщаса хоԓəщ Акка йусəԓ тайԓəԓԓы? Пўты сохԓаԓ эвəԓт вуԓпеԓəк нэӈхы мохты мостантыйəс хоԓща йиты нэӈхы. Щиты потарман эвəԓт иттам саран икина ԓўв хощайəԓ хуйты вохса. Итта па Акка йусна ԓойман, ԓўвэԓ њотəм саран Вятязев нэмпи нэӈхы нумлытсəԓԓы
Ас потты тыԓəщ. Ԓаљ кимет тăԓəԓ. Тăԓ пора най вуртыйи йувман њаврэмəт унԓтыты хора ԓипина ԓаӈəс. Охԓаԓ њарры ԓартəм кăԓаӈ йох њаврэмəт ԓўвиԓаԓ унԓтəты Анатолий Михайлович Зверев йасəӈ пеԓа хуԓəнтман омəсԓəт. Щитна унԓтаԓайəт ар-сыр хасты хăнсэт хорəт щуратты.
Ай Аккайи эԓты сэӈк сăмна рахсəт нэпек ԓыпина тохлəӈ хоп хорəт. Ԓўв вус ущман тайсəԓы щимəщ тохԓəӈхопна йурəӈ нэӈхы Валерий Чкалов турəм мохты вуԓ щарас вунсəс.
Акка эԓты сэӈк рахəс хўнты щи ԓуӈəты тохԓаӈхопəӈ нэпек Лувийи ики эвина вантыса. Акка сэӈк пощтуԓ ус. Панnа нэмпи йайəԓ пиԓна ԓын кăмəн щирна йăнты питыԓысӈəн. И порайна Лувийи эви хансты нэпек ханына пасан хоща ханытсаԓԓəн. Щи эвии хорас Акка уԓмаԓ хуват нумман тайты питԓаԓԓы. Нумəԓта щи партман уԓты питəԓ щи Лувийи ики эви Акка эԓты йухəт уԓмаԓ хуват њотты питəԓ.
И порайна Акка ишњи хоща ԓўв йирэԓ сыйаԓəсԓы. Њаврэмийи йирэԓ сыйаԓəмаԓ кумна — амтəс. Ишњи сэӈкты йосыйэԓна питсəԓы.
Па вантəԓ, йирэԓ антəпԓы. Пăԓтап ровна йохəтса. Моԓайи йирэԓ курт хуват ăнтаплы сусылыйəԓ? Йирэԓ па йəԓта сахəт хоԓна па посканəӈ нэӈхына поткиман ванԓтаԓа, њаврэмийи ԓыпэԓ атăмми йис. Ущман тайсəԓԓы йирэԓ куртна верԓаԓ сахəт йохтыԓытаԓна, моԓщаӈ щумайəԓ эӈхыԓыԓԓы, мўв хор оӈтəӈ хорəӈ антпəԓ такԓы нэмəса порайна ԓэваса ăнт сусыԓыйəԓ.
И порайна унԓтыты хора ԓыпина нэӈхэт ԓаӈсəт, па кутԓаԓна сытаман, пăԓман ԓавԓəт:
— Кулака ведут?!
— Врага народа поймали!..
Њаврэмийи вуԓнэӈхэт пеԓа вантман мостантыйəс, амоса сэӈк атəм вер этəс па хăнты щирна ăнт питəс йирэԓ пеԓа пентəԓ моса вантты. Щи порайна хоԓна њаврэмийи ăнт ущəс, щит йирэԓ йохы хыщəм йусăԓ ԓўв вантсəԓԓы.
P.S
Хун хорас Суп йохан йиӈкəт хоща этас, па тăм потəр Суп йохан хомпəтна мăнэм потəрса.
Когда улыбаются звёзды...
(отрывок из повести)
Шел путник...
Раннее мартовское солнце, заняв свой трон на небосводе, играло на снегах наступающей весны, перекрашивая их белизну в разные краски. В это время молодой месяц, выгнувшись спинкой прекрасного горностая, радуясь своему росту, разглядывая земного путника, весело улыбался с небес... Человек в темных одеждах сначала шел медленно в проснувшемся утре наступающего дня.
Человек шел, шел и шел, иногда останавливался, разглядывая окрестности, смотрел на небо, гладил взглядом синь родных заснеженных земель и рек. Временами он снимал свою шапку-ушанку и слушал. Слышал каждый звук, каждый шелест, трепет ветра, переходящий в мелодию родной земли. Он вдыхал свежесть снега, слышал его скрип под ногами и был твердо уверен, что земля, его породившая, также ждет в свои щедрые объятья, как могла бы ждать его Мама.
В страшный день суда после объявления приговора, казалось, всю земную твердь и окружающие воды взяла в плен беспросветная сила тумана. На маленьком катерке он отплывал от берегов родного селения.
Рассматривая его густоту и насыщенность, он подумал: «А может быть, я больше не вернусь, раз туман застилает мне путь и родные места?»
И никто, кроме самого юноши, никогда и не узнает, как рыдало, словно раздираемое волчьей стаей, глубоко внутри его сердце и как скупые мужские слезы его растерзанной, растоптанной злосчастным случаем души застелят этот день жизни.
...В такие тяжелые дни независимо от возраста человеку всегда не хватает Мамы. Прикосновение ее нежных рук, гладящих его жесткие черные волосы, прятал он от всего мира глубоко внутри своей памяти, всегда хранил в «иконостасе» души. Это самые сокровенные моменты жизни.
В пору его военного детства, когда большая-большая вода залила всю округу, в месте, называемом Куртвол, что находится в протоке Сорам Ас, на возвышенности стояло много берестяных чумов. Кроме их семьи, неводить для дела Победы остались многие оленеводы. Бригадиром среди промышляющих неводом был старик Рускаламов. Рядом стояли чумы Василия Реври, братьев Кондыгиных, Александра и Афанасия, и еще многих других. Военное время требовало от людей выполнения плана по вылову рыбы. Когда изнуренные за целый день на солнцепеке рыбаки подъезжали к берегу, то специально назначенный человек проверял добытое за день, и если не хватало установленного вылова, то лодку тотчас отталкивали от берега без разговоров до выполнения экипажем определенной войной нормы.
В недолгие минуты отдыха, когда Мама была свободна, маленький Акка очень любил ходить с ней на морошковую поляну, на их нюром*. Эти краткие, отпущенные свыше мгновения щедрого сыновьего и материнского счастья будут согревать его на пути многих жизненных холодов. Именно там, на этой морошковой поляне, узнал, что в пору месяца ледостава на Оби, днем, освещенным выпавшими снегами, родился он первенцем в семье своих молодых родителей Хорасангху Унтри и молодой хрупкой Наталь Пораватнэ, которая была сосватана в Лиственничном селении, что на Большой Оби.
Имя Акке досталось от прадеда Атэлыйи, что в переводе с языка ханты — старец, дед. Но его мама Наталь вкладывала в это имя свое понятие, свой материнский смысл: ее младенец, ее малыш, ее долгожданный первенец очень похож на маленького несмышленыша олененка окка, особенно когда тот встает на еще не крепкие, дрожащие ножки и делает первые шаги по земле своих предков.
Позднее именно здесь, на любимой Маминой морошковой поляне, ее руки нежно стряхивали и убирали с его лица налетевшее комарье, будто она хотела защитить сына, своего дорогого первенца-птенчика, не только от полчищ гнуса, но и от многих внезапно врывающихся бед. Когда поправляла его платок, который покрывал не только голову, но и спину, ласково смотрела в глазки своего несмышленыша сына, глядела словно внутрь его и будто хотела что-то сказать или от чего-то предостеречь.
— Оми, омии, ты что-то хочешь спросить?
— М… м... нет, нет, сыночек, просто смотрю и радуюсь, что у меня есть такой помощник...
Ее длинные, черные, как смоль, подвязанные для удобства к поясу косы по-хантыйски были переплетены тесемками красного цвета, и при ходьбе металлические украшения издавали мелодичные звуки. Образ Мамы сливался в его детском воображении с понятиями добра и счастья.
Еще тогда, в свои младенческие годы, он понял, что у его Мамы самое лучезарное лицо в этом мире. Неважно, светит солнце или нет, а оно всегда сияет и излучает необычный внутренний свет, щедро переполненный только маминым свечением любви и ласки. Гладя сына рукой и лаская взглядом, она сорвала несколько янтарных ягод и поднесла к его ротику:
— Скоро, очень скоро, сыночек, птенчик мой, кончится эта большая беда, и жители нашего становья вновь пересядут из лодок в нарты. Жизнь для осевших в поселках потечет по мирному руслу, а мы вновь вернемся в свой оленный мир.
Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, будто пыталась что-то разглядеть, при этом продолжая гладить его по голове и по расправленному на всю спину платку.
На эту любимую его Мамой янтарную поляну маленький Акка будет приходить не раз с двоюродным братом Иосифом собирать наполненную соками земли морошку, цвет и свет которой, несмотря на прожитые годы, всегда будет напоминать сияние Маминого лика...
Это самое дорогое его сердцу место на земле. Память будет не раз возвращать его сюда златолиственной осенью, белой зимою, в пору первых капелей и морошковым летом. Именно здесь жизнь качала его в колыбели познания счастья, и здесь же он понял уязвимость и зыбкость этого мира...
В пору сильных морозов, в месяц длинных ночей, в их наполненное Маминым теплом зимнее стойбище вползет невидимый, скрытый от человеческого взгляда призрак смерти. Уродливыми лапами он разорвет целостность мира семьи и заберет в свои объятья Маму, самого дорогого на земле человека, умертвит ее плоть и душу. В тот страшный день превосходства тьмы над светом в его беззаботный детский мир ворвется бесприютное, безжалостное сиротство, которое безутешно покроет слезами жизнь ребенка...
Солнце молодой весны уже успело согреть его телогрейку. Молодой человек все шел и шел, любуясь до боли родными местами. Вдруг навстречу ему из-за тальникового островка выехали два всадника — мужчины в шапках-ушанках со звездами. Юноша вздрогнул. Незнакомцы недоверчиво оглядели путника, представившись, попросили документы. Молодой человек, расстегнув две верхние пуговицы поношенной телогрейки, вытащил и протянул самые важные в его жизни документы. Удостоверившись в их подлинности, люди в полушубках спешились, один из них вытащил портсигар и предложил закурить. Юноша отказался. Они спросили, в какую сторону он держит путь и ждет ли кто его. После непродолжительного разговора всадники вновь сели на коней, пожалели, что им не по пути, и разошлись — разъехались.
…Старые скрипучие доски нар, будто не выдерживая тяжести мыслей и участи их хозяев, издавали стонущие звуки, скрежет сердечной боли многих обитателей тюремного барака. Рассвет медленно, как младенец, не понимающий меру дозволенного, вползал по бревенчатым стенам, играл лучами на испещренных морщинами, изнуренных непосильным трудом лицах людей. В глубине этого большого длинного дома, который стал свидетелем жизни его невольников, не спал лишь Акка. Уже вторая весна из его девятнадцатилетней жизни будит его в ранний час своей веселой капелью в стенах промерзающего насквозь барака.
Его мысли, его молодое желание жизни уводили в родной оленный мир, на берега своенравной горной Соби на Полярном Урале, где он, Акка, как и многие его сородичи до появления этой большой «501-й стройки», стройки века, жил древним ритмом жизни, определенным свыше его народу. Мысли, как предгрозовые облака, находили одна на другую. Новые снега два раза покрывали землю своими белыми одеяниями в пору его невольничьих лет. Ему казалось, что, кроме него самого, боль и сожаление о том, что не его тропа касалась первого снега, молчаливо и терпеливо разделяло только время. Оно являло собой веру, большую веру, что обязательно-обязательно где-то там, «вверху», разберутся в том страшном деле, которого он не совершал.
Он знал и понимал в свои девятнадцать лет, что время всесильно и в то же время беспомощно. Очень часто во сне и наяву он слышал звук того страшного подлого выстрела, похожего на звериный рев. Именно этот выстрел разделил его молодую, только набирающую цвет жизнь на два периода. В его тюремные сны приходила та маленькая девочка со смородиновой горсткой так и не доеденных ягод, и он далеко, в глубине, в тайниках своей души, захлебываясь слезами боли, пытался объяснить ей, что нет его вины в ее смерти и эта роковая пуля, разделившая прекрасный августовский день на время жизни и смерти, была не его и вложена рукой человека, которому неведомо земное понятие о человеческой совести.
Сколько раз прилетали и улетали птицы, сколько раз появлялась и падала листва с деревьев, сколько раз выходили луна и солнце на небе, столько пыталось его истерзанное душевными муками сердце найти оправдание тому, из-за кого ему присуждены годы неволи! И именно там же, в глубине души, жила вера, что обязательно наступит долгожданный день освобождения.
...На белой, снежной фигуре великана Кев Йир, так величают ханты Старца Гор.
Юноша шел и шел по мартовским снегам. Душа его ликовала в предвкушении встречи с отцом, братом и сестрами. За спиной остался город Священного Мыса и мысли, одолевавшие его долгие невольничьи ночи...
Молодой месяц, выгнувшийся тоненькой ручкой котла, заглядывал через тусклые окна барака. Акка, размышляя над своей жизнью, ждал подъема. Рядом кашлял и ворочался на нарах старик ханты по фамилии Ёмру. Он не понимал русского языка, потому что родился задолго до того, как в его Лиственничном краю стали строить школы и обучать детей оленеводов русской грамоте. В своем родовом селении, что у Большой Оби в Поравате и далеко за его пределами, он считался самым уважаемым оленеводом и духовником. Не раз из многих близких и дальних окрестностей к нему приезжали зимой на оленях, летом на гребях в поисках защиты и с верой в благоденствие и здравие. Не раз седой старец по просьбам сородичей отправлял свои молитвы и заклинания в небесную высь. После кто-то получал долгожданное выздоровление, у кого-то росло поголовье оленей, а кому-то ниспослана была удача на промыслах. Оказавшись в невольничьих лапах, умудренный жизнью старец очень часто спрашивал молодого Акку:
— Сынок, а сынок, может, хоть ты знаешь, почему я здесь и почему так долго меня не отпускают?
Что мог ответить юноша, пряча глаза, проглатывая ком в горле, испытывая стыд перед старостью?.. Несмотря на свои молодые годы, ему досталось вкусить сиротское детство, горечь военного лихолетья, время «безвозвратного плена», людскую подлость и предательство. Казалось, судьба испытывала его, оставляя глубокие рубцы в памяти. В схватках и в противоборстве жизненных перипетий она, жизнь, ковала его дух быть твердым и непокоренным.
Солнце достигло своего зенита. Юноша остановился, снял с плеча рюкзак и достал из него скромный завтрак. Разворачивая его, он думал о том, как непредсказуема жизнь. Вчера из Города на Мысу с такими же, как он, под конвоем пошел он через реку, в селение Семи Лиственниц, для получения документов на освобождение.
Весенние сумерки опустились на землю. Юноша, рассматривая окрестности селения, пошел в сторону реки. Вдруг его кто-то окликнул на родном хантыйском языке. Он очень удивился. Перед ним стоял пожилой человек. Разговорились. Оказалось, что он зырянин, работал в оленеводстве, близко общался с ханты и выучил их язык. Старик по одежде определил, кто пред ним, спросил, куда он держит путь, и предложил переночевать у него, а рано утром выйти в путь. Сейчас же, стоя на дороге, вытирая со лба пот, юноша мысленно благодарил гостеприимного старика Витязева…
В один из поздних дней ноября, когда замерзающее на морозе солнце тоже стало красным и хотело согреть своими лучами маленькие сердца обритых всех одинаково наголо тундровых ребятишек, их молодой учитель Анатолий Михайлович объяснял им, рисуя на доске, знаки-письмена другого народа. Маленький Акка старательно переносил их чернилами в тетрадь.
В отличие от многих привезенных из стойбищ детей Акке очень хотелось учиться и познать следы-письмена далеко и рядом живущего народа. Листая страницы книг, которые им показывали в школе, маленький Акка более всего любил разглядывать картинки с изображением чудесной птицы-машины. Многие в их краях в те времена знали из уст висевшего в центре селения громкоговорителя о советском летчике Валерии Чкалове, перелетевшем через полюс вечного холода и достигшем неизвестной малышу Америки.
Ему очень нравилось, когда эту книгу с рисунками листала пухленькими пальчиками сидевшая за партой впереди девочка Лувийиэви с очень умными глазами. Акка был шалуном, поэтому, чтобы привлечь внимание, часто дергал ее, притворяясь незнайкой и обязательно находя какой-нибудь вопрос. В этом деле ему помогал родственник Пантя. Вместе они крепили кнопками ее тетрадку к парте, тем самым привлекая к себе внимание, но Лувийиэви, спокойно улыбаясь, открепляла ее от парты. При ней, наблюдая за ее смиренными стараниями, эти шалуны, которые не всегда слушались строгого замечания учителя, оба робели, сгорая от стыда, испытывая неловкость, и сами уже были готовы прийти на помощь. Эта девочка навсегда осталась в память Акки, и именно она после многих жизненных передряг будет ниспослана ему как подарок судьбы уже во взрослой жизни.
А пока он выводил в своей тетрадке трудно поддающиеся его руке знаки-следы какого-то слова, неожиданно в окно увидел своего деда Павла, идущего по улице мимо школы. Малыш очень обрадовался, потому что его привезли в интернат задолго до того времени, как многочисленные оленьи стада покинули предгорья Урала. Сейчас ничто не могло удержать его на стуле, он стал стучать кулачком деду в окно, чтобы тот увидел, как его непоседа-внук может сидеть тихо и даже научился понимать другой язык. Мальчик, обрадовавшийся долгожданной встрече, рванулся было к двери, но вдруг детское сердечко вздрогнуло, и он остановился. Вслед за дедом, семеня, в черном полушубке, с пятиконечной звездой на шапке, толкая его прикладом ружья, боясь отстать, торопливо шел человек невысокого роста. Внутри мальчика все сжалось. Предчувствуя опасность, он замер: на дедушке не было ремня-пояса с вырезанными из мамонтовой кости украшениями и ножнами. Обычно, приезжая из стойбища на своей белоснежной упряжке, дед, решая свои поселковые дела, снимал капюшон малицы, но никогда не ходил по улице со снятым ремнем, это было не принято и поэтому очень насторожило внука. Открылась дверь класса, и вошли какие-то люди, они смотрели в окна: кто с тяжелым вздохом сочувствия, а кто просто не скрывая любопытства. Они произносили непонятные для маленького Акки выражения:
— Кулака ведут?!
— Врага народа поймали!..
По чьим-то тяжелым вздохам и еле слышной, невнятно произносимой речи взрослых мальчик понял: происходит что-то очень страшное, о чем боятся даже говорить вслух. Мальчик недоуменно посмотрел на взрослых, смахнув рукой появившийся от волнения пот, и перевел уже не по-детски серьезный, наполненный ужасом взгляд на удалявшихся людей. В классе стало так тихо, что Акка услышал биение своего перепуганного сердца. Тогда малыш еще не знал, что он будет свидетелем последних его мгновений на родной земле… и долгожданная встреча так никогда и не состоится…
* Нюром — открытое место.
