Осеннее кочевье
1
Снова осень. Снова птицы собираются в стаи, готовясь к дальнему перелету через горы, ветра и стужи на юг, к теплу. Закружился белый пух над тальничками. Запрозрачилось небо, стало бледно-голубым, холодным. И только гора Чора невозмутимо высится над тайгой, белея шапкой снегов.
Бахы достал из-за пазухи кисет, оттуда щепотку махорки и нюхнул. Терпкий аромат табака ударил в нос. Бахы еще раз окинул взглядом гору и надумал: «Ясные дни, снег выпадет нескоро». Похлопал верного оленя по холке, сел на него и поехал к дальней тайге за оленями. Завтра им всем предстоит откочевать на дальние осенние пастбища.
В стойбище осталась его семья: жена, дочь, внуки. Зять Нэге спозаранку поехал на охоту. «Сколько баранов он добыл!» — не без доброй зависти подумал Бахы. Умеет охотиться Нэге — не хуже его, Бахы, славившегося меткой рукой и удачливостью.
А дети в этот день собрались по ягоды. «Смотрите, далеко не ходите», — строго сказала им мать. Бабушка Кристин показала на сопку: «Видите горку? Там всегда много ягод, идите туда».
Катико и Мико, взяв по лукошку, пошли к сопкам. Перешли высохшую речку и поднялись на горку. Было тихо, птицы не пели. Даже дуновения ветерка не слышно. «Куда делись птицы?» — удивлялась серьезная неразговорчивая Катико. «Испугались осени и все спрятались», — отвечал брат.
На сопке и впрямь было много ягод. Спелая желтая морошка, казалось, сама просится в рот. Но надо было наполнять лукошки, чтобы угостить маму и бабушку. Они уже собрали полное лукошко, когда глазастый Мико что-то заметил в кустах. Он вытаращил глаза и шепнул: «Смотри». Катико посмотрела: из-за куста на них смотрел медведь. Он показался ей огромным.
Детей охватил такой страх, от которого сердце замирает и становится трудно дышать. Через мгновение их сердечки застучали так громко и быстро, что им показалось: это слышит медведь. Катико помнила, что нельзя убегать от медведя, а лучше лечь лицом вниз и не шевелиться, прикинуться мертвым. Но сейчас ей хотелось только одного — быстро спуститься вниз и скрыться в зарослях. И она тихо сказала брату: «Пошли вниз, только не беги».
Они стали тихо спускаться с горки. Было страшно, они вспотели, а их сердечки стучали и стучали. Только у речки дети остановились и оглянулись. Медведя не было видно. И тогда они со всех ног побежали вперед, к чуму.
«Бабушка! Там медведь!» — запыхавшиеся дети подбежали к бабушке. Страх появился в ее глазах. Мало ли что может случиться — они одни, вокруг никого. Но старая женщина быстро взяла себя в руки: «Не бойтесь, дети. Медведь сытый, он нас не тронет». А дети рассказывали: «Бабушка, а голова у него вот такая большая!» Катико сказала: «А грудь у него белая, а сам черный».
«Неужто она все еще ходит за нами? Почему не оставит нас в покое?» — проговорила бабушка. И рассказала: «Когда-то давно дедушка убил медведя с пятном на груди, потому что медведь на него напал. С тех пор эта медведица и ходит за нами, значит, дедушка застрелил ее мужа. А ведь тот мог задрать его, дедушка еле успел выхватить ружье».
Скоро вернулся с охоты Нэге. Он убил большого барана. Баран как баран, но было у него пять ног вместе четырех. Дети с удивлением рассматривали животное. А Кристин подумала: «Неспроста это. Что-то будет». Она отрезала кусок мяса, стала угощать огонь и тихо просить духов не сердиться, быть добрее. «Пусть все у нас будет хорошо», — просила она. Катико молча наблюдала за бабушкой, а потом взяла кусочек мяса и тоже бросила в огонь.
Лишь к вечеру приехал дедушка. Он пригнал оленей. За чаем Кристин рассказала о медведе. «Да, я видел следы», — сказал Бахы. — «Это она?» — «Она». — «Дедушка, а папа убил барана. У него пять ног. Ты видел?» — рассказывал Мико. «Ух! Правда? Такого еще видал», — удивлялся дед. «Я сам испугался. Хотел оставить, но потом все-таки взял, чтобы вы все увидели».
Пока ужинали, солнце село. Все вышли из чума. Догорал закат. Небо озарилось тревожным кровавым цветом, и вдруг зажглись яркие, огромные звезды. «Вон моя звездочка! Видишь?» — показывал Мико куда-то на край неба. «А моя во-о-он над горой, видишь?» — Катико замолчала от восторга. Небо над ними все в звездах, будто кто-то раскинул огромное сверкающее одеяло. А у Катико самая красивая звезда, она сверкает зеленым камнем, подмигивает ей.
Как долго будет искать свою звездочку в чужом небе чужой земли повзрослевшая Катико! Искать и не находить. Где она, звездочка ее земли, ее детства?
2
Назавтра все встали рано утром, стали собираться в дорогу. Собрали, упаковали вещи, разобрали чум и сели пить чай перед дорогой. Предстояло кочевье. Попив чаю, стали седлать оленей.
Все сели на своих оленей, когда маленький Мико оглянулся и сказал: «Смотрите, медведица». На месте, где стоял их чум, а теперь лежала аккуратно сложенная кучка старых веток*, сидела медведица и грустно смотрела на них. «Она прощается», — сказала бабушка и подумала: «Старенькая стала медведица, ведь сколько лет прошло». А Катико попросила: «Медведушка, не ходи за нами, не трогай нас, мы хорошие».
Горы сменялись лесами, они спускались и снова поднимались на горы, переходили реки. Наконец, поздно вечером остановились на ночлег. Где-то слышался громкий рев воды — шумел водопад. Попили чай и пошли к водопаду, угостить его духа, невидимую Мё. Невиданная картина открылась перед Катико и Мико: с высоты падала бесконечная вода, падала и, пенясь, уносилась куда-то к большой реке. Дедушка бросил кусок мяса в воду, за ним бабушка и все остальные. Катико вдруг почудилась в потоке воды старуха с длинными седыми волосами, она протягивала длинные руки. Катико зажмурила глаза. «Пошли», — взяла ее за руку мама.
«Ух, какая вода? Страшно!» — восхищался Мико. «Это что? Вот мне довелось однажды побывать у водопада летом после дождей. Он тогда стал вдвое больше, а шум стоял такой, что у меня долго звенело в ушах», — говорил Бахы.
Ночь прошла быстро и спокойно. Только один раз собака Кэрэм тявкнула на кого-то и умолкла. Но это понятно: у их собаки было две пары бровей — брови и над ними еще брови. Это означало, что эта собака может видеть все, что невидимо людям. Например, хивен — привидение, черта, все, что живет рядом с человеком. Вот Кэрэмчик и лает иногда в темноте и злобно рычит.
Утром снова двинулись в путь. «Не оглядывайтесь, а то хивены пойдут за нами, будут нас беспокоить», — сказала бабушка. «Это правда. Место тут беспокойное», — подумал Бахы.
3
Cнова дорога. Горы, леса, реки. В полдень остановились у ручья, чтобы напоить оленей. Вдруг Нэге заметил на песке огромные следы, похожие на человеческие. «Это бэй-хучана», — сказал Бахы. Человек-медведь! За всю жизнь ему только два раза довелось увидеть его. Ведь бэй-хучана сторонится людей.
«Он был вчера здесь», — внимательно посмотрев на следы, заметил Бахы. «Видимо, тоже куда-то кочует, скоро зима, — добавил он. — Осень выдалась хорошая, грибов-ягод много, ему сейчас хорошо». Напоили оленей и поехали. Скоро доедут они до цепочки гор, синеющей вдали, и заночуют.
Вот и горы. Вблизи они оказались серыми, каменными. «Гя-гя-гя!» — вскричали остроносые птицы со скал. «Это соколы, — сказал Мико сестре, — они любят такие скалы — темные, большие».
Развели костер, сварили суп из баранины. Дедушка стал обгладывать лопатку. «Будем гадать», — шепнула бабушка.
К вечеру тучи рассеялись, засияли звезды. Нэге вспомнил: «Я видел его следы». Мико закивал: «Да, мы видели следы, огромные». И вправду, когда они привязывали оленей на ночь, выбрав для этого ягельное место, заметили на мокром мху следы бэй-хучана. «Он идет не торопясь, знает, что нескоро выпадет снег, осень будет теплой», — рассуждали бабушка с дедушкой.
И вот Бахы взял баранью лопатку и стал обжигать ее на огне, углях. Все ждали: сейчас они узнают, куда идет человек-медведь. Наконец Бахы вынул из огня лопатку — на темном фоне обозначилась тоненькая ниточка. «Это его дорога, — объяснил Бахы, — он идет к Скалистым горам, на запад. Там пещеры, он проспит до весны».
Помолчав, Бахы добавил: «Долгая же у него дорога».
Когда они все улеглись, Мико спросил: «Какой он?» — «Он добрый», — сказала бабушка. А дедушка рассказал: «Когда-то давно жила семья. И вот люди стали замечать возле юрты чьи-то огромные следы. И так каждое утро. Однажды отец подкараулил неизвестного и хотел убить его. Им оказался бэй-хучана. Он взмолился, стал просить человека: „Не убивай меня. Я каждую ночь приходил к твоему жилью, заглядывал и видел твоих спящих детей, сытеньких, мордочки вымазаны жиром. Мне так хотелось утащить хоть одного из них, но я жалел их, не трогал. Пожалей и ты“. И отпустил человек человека-зверя. Живи, снежный человек. Ты никому плохого не делаешь».
4
Утро нового дня, ясное, чистое и холодное. Всюду иней. Вороны, ссутулившись, сидят на деревьях. «Эй!» — тихонько позвал Мико птицу, но та не шевельнулась. «Э-э-э-эй!» — закричал тогда он. Птицы тяжело взлетели с насиженного места. «Чего ты шумишь? Нельзя так громко кричать, тревожить землю», — отругала Мико мать, молчаливая Марий.
«Места тут богатые, хорошие», — говорили дед с Нэге. На берегах росли кусты смородины. Ветки под тяжестью ягод склонились до самой земли. «Сколько ягод!» — то и дело восклицали дети. Путники слезли с оленей, чтобы полакомиться. «Ум! Вкуснотища!» — причмокивал Мико, уплетая ягоды. «Поехали! Садись на оленя, не отставай!» — говорил Бахы, ласково глядя на внука.
Проехав еще немного, решили остановиться и поставить чум. «Мы с Нэге поедем охотиться на горного барана. Хорошие места, должно быть много баранов», — сказал Бахы. Вскипятили чай. «Детям будет чем заняться, вон сколько ягод», — говорили взрослые. Утолив жажду, мужчины снова оседлали своих оленей и поехали на охоту.
Кристин сказала: «Марий, идите с детьми за ягодами. А мне надо выделать шкуру, пока тепло».
И правда, стоял удивительный день — тихий, ясный и теплый. Такие иногда бывают в сентябре. В эти последние теплые дни женщины спешат закончить свои женские дела: выделать шкуры, сшить теплую зимнюю одежду. Вот и Кристин надо было заняться шкурами, чтобы сшить из них теплые куртки. Слышались голоса детей. Заслонившись от солнца рукой, Кристин посмотрела на дальние горы, подернутые легкой дымкой, на осеннее синее небо и подумала: «Хорошо-то как!»
Дети с матерью тем временем собирали на сопке ягоды. «Мама, а Мико только ест и не собирает», — пожаловалась Катико. «Дети, собирайте. Дома будет голубика со сливками», — сказала Марий. «Хорошо! Я люблю голубику со сливками!» — воскликнул Мико.
Скоро они спустились с горы, пошли к чуму. Бабушка сидела на солнышке и мяла шкуру. «Пришли? А ну-ка покажите мне, кто сколько собрал», — отложила она шкуру в сторону. «Молодцы какие!» — похвалила она, увидев полные лукошки.
Она стала подзывать белую важенку, пасшуюся недалеко от чума: «Умачик, Умачик!» Беленькая олениха подбежала к ней. «Умачик, моя хорошая», — погладила Кристин ее по мордочке. Умачик — значит, белая. Скоро они ели из большой миски вкусные сливки с ягодой, воздушные, нежные. И долго-долго после этого ты чувствуешь во рту их вкус и вкус оленьего молока.
Вечером вернулись мужчины. По бокам сёдел виднелись шкуры убитых баранов, торчали рога. «У! какой большой!» — воскликнул Мико, помогая снимать мясо. Ужин был вкусный и сытный. «В следующий раз я поеду с вами», — ластился Мико к дедушке. «Конечно, конечно», — улыбался дед.
На тихое звездное небо выплыла луна. Мико вышел из чума и стал играть с собакой. Кэрэм вдруг тявкнула на кого-то и тихонько зарычала, помахивая хвостом. Мико оглянулся и увидел зайца, большого и белого. Собака и заяц молча смотрели друг на друга. Кэрэм больше почему-то не лаяла, а только помахивала хвостом и тихо-тихо скулила. «Бабушка! Дедушка!» — позвал Мико. «Что случилось?» — дедушка с бабушкой вышли из чума. Заяц все стоял, таращил глаза-бусинки, словно хотел что-то сказать. Наконец, присел, попятился и был таков.
«Дедушка, почему он нас не боится? Почему?» — допытывался Мико. «Не иначе, это Он сам приходил», — сказал Бахы. «Неужели хочет что-то сказать?» — тихо спросила Кристин. «Ничего, спите, все хорошо», — успокоил Бахы домочадцев.
Он вышел из чума. Было тихо. Только было слышно, как с горы катятся камешки. Вот один покатился, второй, а с сопки раздался вдруг свист.
5
Утро выдалось туманное, всюду лежала осенняя роса. Где-то в этом молоке прятались деревья, горы, камни. «Эй, ты где?» — позвал Мико сестру. «Я тут», — раздался совсем рядом голос Катико. Неслышно подошла Кэрэм, понюхала Мико и уселась рядом. «Какой вкусный туманчик! Я пью его», — и Мико стал вдыхать туманный холодный воздух.
Когда они немного отъехали, туман стал рассеиваться. Они ехали, и копыта оленей задевали маслянистые шляпки, так много было грибов. Олени успевали на ходу срывать их мягкими губами — это их любимое лакомство. Дорогу перебегали бурундучки и белочки, но Кэрэм равнодушно пробегала мимо. Её волновали иные запахи — хитрого зверя-лисы, черно-бурой красавицы.
Вскоре туман совсем рассеялся, выглянуло солнце, засверкала роса. Нэге вдруг сказал: «Кажется, олени!» Бахы всмотрелся: «Да нет, это бараны». Все удивились, что их так много, целое стадо. Пасутся на лугу спокойно, словно олени. «Почему не стреляете?» — заерзал в седле Мико. «Зачем? Пусть пасутся, у нас есть мясо», — спокойно ответил Бахы. Кэрэм же приподняла уши, тявкнула и сорвалась с места. Слышался её звонкий лай. Стадо встрепенулось и мгновенно разбежалось. Одни пустились вверх по склону, по лесистой горе, другие стали карабкаться вверх прямо по отвесной стене скал.
На горе, сплошь покрытой ягелем, дали отдохнуть оленям. «Путь неблизкий, надо утолить жажду», — сказал Бахы. Марий пошла к ручью, набрать воды для чая. Когда она подошла к кусту с бледно-розовыми ягодами, с него вспорхнула какая-то птица и села на камень. Такой птицы Марий еще не видела: перья серые, даже синеватые, а глаза голубые, большие. «Ни-ни? Идук-идук?» — вдруг промолвила птица. Кто-кто? Откуда? Женщина испугалась не на шутку, быстро пошла к костру. «Там птица, глаза голубые, разговаривает как человек», — сказала она матери. «Это вещая птица», — испугалась Кристин. Эх, что нам сулишь, птица? Радость, беду ли?
Поели, попили, двинулись в путь. Длинной была дорога. Люди устали, и олени устали. Наконец, они въехали в небольшую долину. Наступали сумерки, в этой долине все было красным: горы, камни, кусты. Поставили чум, стали варить ужин. Справа было ущелье, а посередине стояла гора-сопочка, будто кто-то специально принес ее сюда. И росло на ней дерево. Катико загляделась на такое чудо.
Сзади подошла мать: «Здесь живет дух девочки-сироты. Она заблудилась и умерла с голоду. Очень давно». Перед тем как сесть за ужин, Катико с матерью пошли к сопочке и положили мясо на камни. «Угощайся, не сердись на нас», — сказала Марий.
Поужинав, легли спать. Было тихо. Вдруг в тишине раздался тоненький плач. «Слышишь?» — шепотом спросила Кристин мужа. «Слышу». Тихонько зарычала Кэрэм.
Утром за чаем бабушка сказала: «Она всю ночь плакала, бедная девочка». Катико долго смотрела на странную сопочку. Ветерок качал одинокую осинку, росшую на ней.
Вот и Красная долина позади.
6
Позади Чудесная речка с красными камешками и красные скалы. Забрели в густые тальники, наконец, выбрались из них и ступили на тропу.
«Здесь недалеко похоронен Он. Не шумите. А мы подойдем, поздороваемся, угостим его табаком», — сказал Бахы. Все знали, что он говорит о Великом Шамане.
Бахы и Кристин направились к холму. «Это Он прибегал тогда? Ну помнишь, заяц?» — тихонько спросил Мико у отца. «Да, Он. Он может превращаться в птицу и зверя», — так же тихо ответил Нэге.
На пустынном пригорке возвышалась Могила Шамана, внизу росли могучие лиственницы. Бахы и Кристин тихонько подошли к Могиле с той стороны, откуда восходит солнце, — так принято. Достали по горсточке табака, положили. Была тишина, все замерло вокруг.
Как только они собрались сесть на своих оленей, закружился над ними ворон, захохотал и прокричал: «Гэлэ, поедем, гэлэ». Олени вздрогнули, шарахнулись в сторону, но мужчины удержали их. Ворон покружил и исчез.
Сели на оленей и поехали дальше. Вдруг на тропу выбежал огромный лось и встал, как бы преграждая им путь. Бахы вскинул ружье и выстрелил. Великан лось тяжело рухнул в кусты. «Это Сам дарит нам добычу», — сказала Кристин. Мужчины стали свежевать огромную тушу. Над ними опять закружился ворон: «Галда, галда эрэв, берите мой подарок».
«Сейчас сварим потроха. Принесите воды», — говорила детям бабушка. Дети побежали к ручью. Вечером, когда все, насытившись, улеглись спать, Кристин вышла из чума. Светила луна. Вдруг к ее ногам упала звезда, за ней — вторая. Звезды падали на осеннюю замерзающую землю, ударялись о камни, от них летели искры. «Будет холодная зима», — подумала Кристин.
А Бахы в это время лежал без сна и вспоминал... Вот он маленький. Ему семь лет, как Мико сейчас. Шаман, старенький, седой, сидит у костра. Бахы был живым озорным мальчиком. Он подкрался сзади к Шаману и прокричал: «Дедушка, покажи, как ты превращаешься в птицу!» Ох, как рассердился тогда шаман — из глаз полыхнул огонь. Бахы даже показалось, что огонь коснулся его лба, так горячо ему стало. Весь день горело лицо, щеки стали красные-красные.
«Сколько лет прошло! А кажется, это было совсем недавно» — думал старик.
Забрезжил рассвет. Из-за гор выглянуло солнце, бросило острые лучи на пушистые от инея деревья. Кристин и Бахы уже встали. Бахы сходил, посмотрел — не ушли ли олени. Встали и Нэге с Марий. Вот и чай готов.
Взрослые вели за чаем неспешный разговор. «Ханилкан уже близко», — говорили они. Ханилкан — высокая гора, вершины у нее словно трубы, там всегда клубятся туманы. На ней живут души родных людей, матерей, отцов, дедов. Души людей, проложивших древние кочевничьи тропы, давших имена великим горам и рекам. Души тех, кто завещал живым любить все живое — мир, в котором живем; все, что окружает человека. Камни, горы, деревья, птицы, обыкновенный червяк — все это дышит и живет.
«Дети, вставайте», — будила мать. «Брр!» — съежилась Катико. «Пошли», — сказал Мико и помчался к ручью. Холодная вода обожгла его лицо. С дерева наблюдала любопытная белка.
Вот и долина реки Хятака — Царство тальников. Путники цепочкой пробрались через тальниковые джунгли и спустились в ущелье, где когда-то текла шумная речка. Сейчас она почти высохла и тихо журчала.
Было прохладно, лучи солнца скользили наверху по деревьям и никак не могли дотянуться до путников. Вдруг сверху посыпались камешки. Все поглядели туда: маленькая глазастая кабарга метнулась к деревьям. Марий улыбнулась, вспомнив сказку.
Когда-то звери жили все вместе. Дружно ели и спали рядом. Однажды красивая олениха нашла в лесу целый сад красивых цветов — ай. Они так ей понравились, что каждый день стала приходить она к этому месту, любоваться и вдыхать чудесный аромат. А как-то в озере она увидела свое отражение. На нее смотрела красивая олениха со звездочкой на лбу. «Я красивая!» — подумала она. Красивая, красивая! И закружилась по поляне. Красивая, как эти цветы! Она стала гордой. Стала не замечать остальных, перестала уступать дорогу старшим, только кружилась по поляне и любовалась собой. Она перестала помогать собирать волшебный нектар своим сестрам.
Однажды, наклонившись над ручьем, олениха вдруг увидела, что на нее смотрит какое-то странное существо. Так она превратилась в кабарожку, маленькую, клыкастую, горбатенькую. Вроде и не олень, и не лось, и не горный баран. Не гордись собой, уважай других, живи дружно со всеми. Прячется кабарожка в горах, избегает людей, чтобы никто не увидел ее в новом обличье.
7
Утром небо хмурилось. Ехали по ягельникам, всюду следы буюнов — диких оленей. На пригорке пасся один из них. Увидев путников, он метнулся в лесок.
Перевалив гору, спустились к реке. Прямо напротив стояла гора Ханилкан. Над ней вился дым, будто кто-то там жег костер.
На берегу зажгли огонь, сварили мясо. Заварили чай из сушеных летних трав. В воздухе разнесся тонкий душистый аромат. Вот и солнце вышло из-за туч, стало тепло и светло. Дети бродили по берегу, срывали редкие ягоды. На голове у них замшевые шапочки. «Дети, идите!» — позвали взрослые.
Сели за поминальный обед. Но прежде угостили огонь, приговаривая: «Угощайтесь, наши родные, отцы наши, матери... Угощайтесь и не сердитесь на нас. Помогайте нам, оставшимся здесь». Тогда огонь разгорелся еще сильнее. Огонь — посредник между живыми и мертвыми. А дым клубился над горой и о чем-то пели птицы-чуки. Ханилкан — место раздумий, неспешных, печальных мыслей, место воспоминаний. Только здесь живут маленькие белоголовые птицы. Поют свои чарующие песни, убаюкивают души умерших.
Зажглась радуга — огромная, в полнеба. Сулила какие-то перемены в природе, может быть похолодание. «Смотрите, озеро, — прокричал Мико, — наверное, рыбное». «Да нет, — ответил Бахы, — это озеро соленое, рыбы здесь нет. Вот скоро доедем до другого озера, там должна быть».
Когда мужчины ушли на озеро, Кристин сказала: «Будем шить, Катико. Будешь мне помогать». Женщины сели на солнышке, Катико училась шить. Они с бабушкой сошьют теплые дошки, она вырежет из кусочков белой шкуры звездочки — засияют на ее шубке, засветятся.
Озеро сверкало в лучах солнца, переливалось, искрилось. Из-за дальних камней вдруг взвились, захлопали крыльями стаи уток. «Богатое озеро. Помню, мы с отцом ловили здесь рыбу. У нас была лодка, отец сам ее сделал», — вспоминал Бахы детство. «У моего отца тоже была лодка», — сказал Нэге. «Да, твой отец был мастеровым человеком. И хорошим охотником».
Пройдет время, и Мико, проезжая мимо этого озера, вспомнит свое детство, отца и дедушку. Вспомнит и вздохнет. Как быстро пролетело время. Затерялась где-то в чужих краях Катико, а у него уж внуки бегают. Совсем старый стал.
Вечером мужчины вернулись с богатым уловом. Был прекрасный ужин — уха из красной рыбы-форели. «Я поймал много рыбы», — хвастался Мико. «Неправда», — не верила сестра. «Правда, правда. Спроси». — «Много не много, но поймал», — улыбался дед.
Стали готовиться ко сну. Внезапно послышалось хлопанье множества крыльев, Кэрэм громко залаяла. Все выскочили на улицу. Летали белые птицы, а лица у них были человечьи: глаза нос, рот. Они кричали пронзительно и громко: «Ко-ко-кр...» — «Прочь. Кыш-кыш!» — закричали люди. Птицы улетели. Собака с лаем убежала за ними. «Это птицы-люди. Они плохого не делают, только воруют мясо», — объяснил Бахы.
Наступила ночь, в темноте ничего не видно, не слышно. Только олени фыркали, да собака повизгивала во сне.
К утру тучи разошлись, солнце осветило долину, засверкал иней на кустах. Стал оттаивать ледок, покрывший за ночь речку. Поседевшие камыши поднимали головки, олени, пофыркивая, неспешно несли путников к отрогам.
«Видите гору?» — остановился Бахы. Перед ними уперлась в небо гора, белея снежной вершиной. «Это Мявчан, — рассказывал Бахы. — Мявчан — Сердечко, так называют ее с любовью. Она вправду формой напоминает человеческое сердце. Гора непростая, туда никто не смеет подняться. Только большие шаманы уносятся оттуда в небо».
Все молчали. Люди казались маленькими муравьями у подножия огромного муравейника. От горы веяло холодом, на ней зимой и летом лежал снег. Путники повернули вправо, поехали к ущелью Дэги дюн — Орлиное гнездо. Оно приведет их к людям.
В ущелье журчала вода, и скоро путники исчезли из виду. К вечеру доедут они до сородичей.
Позади осталась гора Мявчан. Над ней парили орлы.
* Свежими ветками устилают пол чума, а перед тем как откочевать, их складывают в одно место, то есть убирают за собой, чтобы не оставлять мусора.
