Когартыш тӱрветым шиялтыш
Йоча-шамыч интернат-школыш тӱрлӧ амаллан кӧра логалыт. Кажне изи айдеме пелен шке историйже, ойгыжо толеш. Вич ияш Амалиям тушко коваже колымеке конденыт.
— Авай кайыш, ачай кайыш, павайым колоткаш пыштеве, да ял гыч мыйжым тышке кондышт, — каласкален пӱкеныште шинчыше ӱдыр да йолжым тышкыла-тушкыла чарныде рӱзкален.
— Кушко аватмытше кайышт? — йодышташ тыршеныт кочмыверыште палыдыме ньога йыр погынышо интернат пашаеҥ-влак. А тудыжо тунар шужен, мом ужын, тудым ӱстембач умшашкыже шупшын. — Чэ-э-э каеве. Пароход нуным наҥгайыш! — серьёзнын вашештен: ала чын, ала шонен муын — палаш ок лий.
— А тыйым молан ышт нал? — чытамсырын йодеш ош халатан повар ӱдырамаш, шолып шинчавӱдшым писын солалтен кораҥда.
— Нумалтышышт шуко, мыланем кидышт ыш ярсе, варарак толыт, шиялтышым кондат.
— Мо-ом? — ӧрын колтышт чылан.
— Ший шиялтышым. Эре кӱчем-кӱчем, нунын со оксашт ок сите, — ӱдыр ӱшандараш тыршен.
— Лӱметше уло вара?
— Амалия.
— Ой, кушан тыгай лӱмым муыныт вара?
— Ом пале. Эре пеленем.
— Фамилиетше кузе? — воштылмо йӧре пелештыш.
— Егорова.
— Ондалет огыл?
— Тыгаяк, — вуйжым рӱзалта ӱдыр. Темын шуын, очыни, ӱстел коклаштак нераш гына тӱҥалын.
...Амалиям школ коллективыште воспитателят, туныктышо-влакат йӧратеныт. Йоча-влак южгунам обижатленыт гынат, нигӧлан вуйым шийын огыл. Мутланен чарнаш лӱдын ала-мо? Адакшым, мом кидыш налын, эртак шӱшкалташ тӧчен: ручка калпакат тудлан йӧрен, уремысе пыстыл денат семым луктын, полдыш рожат кӱлеш рольым модын, семӱзгарыш савырнен. Интернатын оролжылан шотлалтше шымле ияш Микусь писте воштыр гыч шиялтышым ыштен пуыш, тидыже ньогалан утларак келшыш. Молым йыгыжтараш огыл манын, Амалия шоҥго кугыза воктене шуко жапым эртарен, шоктен и шоктен. Иктат ӧрын огыл, кеҥеж лагерьышкат ӱдыр каяш тореш лийын. Микусь тудлан эн лишыл еҥла чучын. А тудыжо марий муро сем-влакым, могайым шкеже пален, тугайым туныктен. Нотым палыде, чон колыштмо почеш...
Икымше классыште Амалия шиялтыш дене шокташ посна туныктышо полшымо дене тунемаш тӱҥале. Тунам ӱдырым вес интернат-школыш, музыкальныйыш, илаш кусареныт. Но Микусь тудын деке эре миеден, каныш кечылан шке декыже налын, шоҥгыеҥ шке шочшыжла тудын деке шӱмаҥын. Эркын-эркын могай-гынат ӱдырамаш сомылкам ышташ туныктен.
— Тумышымат шынден моштыман, йымал вургемымат эртак арушто кучыман, йытыран мушман, нершовычымат эре пелен коштыкто, — манын коча, — шкендым тыматлын кучо, мыланем кугешнаш амал лекше. Нигӧ весе тылат ок полшо — шке ушет лийже.
Козыра, но шокшо копаже дене ньогам вуй гыч ниялтен. Пылышлан изиш соҥгырарак, чалем пытыше шоҥгыеҥ йомакым каласкалаш йӧратен, йочан каласкалымым колыштын, нигунам ок чаре. Сандене Амалия эртак воктеныже лияш кумылан лийын. Адакшым шоҥгыеҥ книга деч кораҥын огыл, шинчалыкшым чия да эре лудеш. Изи пӧлемыште пырдыжлаште книга-влак деч моло нимо верланен огыл.
Микусь шуко ий тыштак завхозлан тыршен, канышыш лекмекат, нигуш каяш, да тыштак илен. Ешыжат улмаш, но, ватыже колымеке, эргыжлан пачерым коден да пашам ыштыме верешак «вожаҥын». Кудывечысе изи пӧртыштӧ тудлан ласка. Школ директор тудым чаманен, пагален. Шкежат потомушто тышанак кушкын...
Микусь ӱдырым чодырашкат пеленже налын, тӱрлӧ шудын да пушеҥгын лӱмыштым, нунын пайдалыкышт нерген каласкален, поҥгым погаш, осал ден удам ойырен мошташ туныктен. Кайык-шамыч дене «мутланен» ончыктен, а Амалия элнен каен воштылын, шкежат изи кайык семын тӧрштыл-модын куржталын.
— Уныкам, — канаш шогалмекышт манын кугыза, — ик оҥайым чечас ончыктем, и тыгай йомакым тыланет пӧлек шотеш кодем. Теве тиде лӱстыран шарлыше тумым ончал-ян. Иктаж-могай ойыртемым муат? Амалия, вуйым кӱшкыла нӧлталын, пушеҥгым шымлен ончыштеш: шыжыш тошкалше игечылан кӧра лышташ-влак нарынчалге-кӱреналге лияш тӱҥалыныт, ӱлыкат пӧрдын волат. Чылажат тыглай гына.
— Мый ом уж, кочай, — Микусьын кидшым кучыш ӱдыр.
— Айда, тунам ме коктын, ныл шинча дене, шымлена, — воштылалеш шоҥго. — Тушкыла, шола могырышкыла.
— Ой, тумлеге-влак коклаште олма уло! — кычкырал колтыш Амалия.
— Икте. Тетла уке, тыгак лийшаш. Кузе тудо тушко логалын? А-а-а, тидын нергенак умылтарынем ыле. Чапле олмапун тамле пушан олмажым кайык чӱҥгал налын, ты тумыш нумал толын да кӱшыл укшеш кочкаш шинчын. Кочкын, кужу нерже дене олмаш рожым шӱткален. Лийын шушо том лектын возын, ӱлыкӧ камвозын. Шошо марте шып киен, жап шумеке шытенат, вожым колтен, эркын-эркын тумо тӱҥ воктене пызнен, кушкын кӱзен, шыгырыштак пелед сеҥен, ик олмам шочыктен. Тумлеге-шамыч ӧрын пытеныт: «Авана икте пуйто, а тый мемнан гае отыл!» Но сӧрасеныт, келшеныт, мардеж деч авыреныт. А олмапу кажне ийын лач ик олмам веле шочыктен...
— Микусь кочай, тиде тый йомакым каласкалышыч?
— Кузе йомак, уныкам? Шкат ужат — олма уло? Уло. Тугеже, чыла чын. Но тиде мемнан секретна лийже. Нигӧлан ит ончыкто.
— Йӧра, — товатлыш ӱдыр.
* * *
...Музыкальный школышто Амалиялан мочоло тыршаш кӱлын! Ончыч шкенжын посна шиялтыш-флейтыже укелан кӧра моло деч уроклан вара ямдылалтын. Тудлан адакат Микусь полшен: пенсийже гыч эркын дене оксам идалык наре поген, шергакан семӱзгарым содыки налынак пуэн. Амалиян куанжым нимо дене таҥастарашат лийын огыл! Кажне визытан отметкыжым шӱмеш поген, Микусь кочалан ончыкташ ямдылымыла нумалыштын. Яра тыглай йӱкым луктедыме гай огыл вет. Пеҥгыде койыш-шоктыш кӱлын шол. Эн ончыч 1,5 октаван блокфлейтым шымлен, тудыжо такшат изи шиялтыш гай духовой инструмент: кӱшычла шым рож да ӱлычла икыт лийыныт. Шӱлышым чын кучылташ — посна науко. Кеч-могай флейтыш обязательно правил почеш шӱлыман. Инструментыш кузе южым шӱкал пуртымо деч йӱкын яндарлыкше ден кужытшо зависитлат. Шӱлаш кӱлеш мӱшкыр але оҥ дене, тыгодым юж шӱкалтыш иктӧр пурышаш, кӱрылтде. Кунам инструментын йӱкшӧ ок «тӧрштыл», тунам палет: шӱлышым чын кучылтын моштет. Блокфлейтет семым моторын луктеш — тыгодым шодет тренировкым эрта. Тугеже аппликатурым палет. Вара сайын йӱк-влакым луктын моштет. Рож-влакым чын петыркалаш кӱлын, парня-шамыч коклаш ик изи шелшат кодшаш огыл, юж ынже логал, уке гын кычыр-кочыр шокта але йоҥылыш шӱшка.
Визымше классыште Амалиям конкурс семын эртарыме концертыште выступатлаш шогалтеныт. Вара сценыш пеледыш аршаш-влакым кӱзыктеныт, икымше вер дене саламленыт, туныктышо-влак тунемшыштым моктеныт. Умбакыже ик конкурсат ты самырык флейтистке деч посна ыш эртаралт. Егоровам ойыртемже деч преподавателят кораҥден ыш керт: калык ончылно шоктымо годым Амалия шинчажым петырен, шкенжым гына колыштын. Мочоло гана ойлен ончен: «Шинчатым ит кумо». Нимо денат ышт сеҥе. Вожылын гын веле...
Тӱрлыман марий тувырым Микусь налын ямдылен, вара, сценыште шогышо ӱдырын шоктымым колыштын, шӱмжым кучен, шинчавӱдшымат ӱшташ монден. Тиддеч вара шоҥгыеҥ тетла толын огыл. Колен. Амалиялан каласен огытыл. Кӧ тыгайым шона? Шкет айдеме. Кӧм йӧратен, мом шонен — керек. Ок тол, ок тол, ӱдыр кочажым йӧршын йомдарен, шкетшым вес олаш, тораш, колтен огытыл. Шып шортын коштын, да йӧра.
Чыла сай лиеш ыле, но Амалиян илыме пӧлемыш Люсик Дороховам кусарышт. Кечывалым йӧра эше: я занятий, я репетиций, я кочмывер. Кастене гын ӱдырын нимогай ласкалыкше уке. Люсик ачан-аван. Тудо фортепиано классыште тунемеш. Ийготшо дене ик ийлан изирак. Талантше шочынак уло манын шонен, тунеммыжым ончылташ тыршеныт. Но Люсик шкенжым моло деч чаплылан шотлен, латвич ияш лиймеке, занятийышкат ӧрканен коштын. Пӧлемыште почешыже нимом погкален огыл: кушан мом шуэн, тушечынак налын. «Тылат кӱлеш — эрыкте!» — ойлен коден Амалиялан да йӱд дискотекышкат лектын каен коштын. Кузе пуртеныт клубыш ийготыш шудымым? Каче-шамыч полшеныт. Вет Люсиклан тӧшакыште пӧрдалме нимо уым пуэн огыл — тудо чыла пален. Тачысе ӱдыр. Амалиян тыршен тунеммыже латвич ияш Люсикым сырыктарен гына. Дороховмыт музыкальный касым эртараш шонен пыштеныт, ӱдырыштлан пырля илыме студенткыжым унала кондаш йодыныт. Иктыже фортепиано воктене, весыже шиялтыш дене уна-влаклан пайремым сӧрастараш полшышаш улмашыныт. Люсик шке родо-тукымжым сай пален, нунышт момгынат «тыгайым» эре шонен муыныт. Нунын кугу гына мотор пӧртышт ӧрыктарен да куандарен. Тыгайжым киношто веле ужат. Аважын йодмо почеш, Люсик экскурсий семын пӧрткӧргым ончыктен коштын, каласкален. Оҥайже шуко лийын. Но, тӱрлӧ книгалан поян библиотекышке пурымеке, Амалия, пырдыжыште ковыра раман радынам ужын, тӱҥмыла лие: «Павай!»
Шеҥгелныже тӱп шоктыш, савырнен ончале: кӱварыште Люсян аваже ушым йомдарен кия. «Йоҥылыш лият — тиде тыйын коват огыл», — ӱдырым вачыже гыч кучен, суртоза, кокла ийготан тӧпката мотор марий, Савелий Семёнович, мане, уна ӱдырым вачыже гыч эплын ӧндалын, библиотеке гыч ужатен лукто. Ты жапыште Нонна Григорьевнам пӧрт коклаште полышкалышыже, кынелтен, малыме пӧлемыш наҥгайыш. Кас программышт тӱҥалмеш, ӱдырамаш ыш лек. Иктат нимом умылтараш ыш тӱҥал. Амалиям машина дене интернатын тӱшкагудыш намиен кодышт. Каныш кече деч вара Люсик занятийыш тольо, но тудат ты темым тетла ыш тарвате. Мом шонашат? «Ну, йӧра айда, — Амалия шкаланже решитлыш, — тетла нунын деке кайышашем уке. Можыч, ковайла койшо айдемым сӱретлыме улмаш?» Вич ияш годсо ушыжо шукыжым шарнымашеш коден сеҥен огыл шол. А вара Люсик шучко сомылым шуктыш: барыште палыме лийме кок рвезым тӱшкагудысо пӧлемышкышт пуртен колтыш, шкеже коридорышто оролен шогыш. Амалиям орландарен пытарен коденыт, воштыл-воштыл, Люсик дене чеверласеныт. Дорохован пӧлемыш пурен шумешке, Амалия кокымшо пачаш гыч уремыш тӧрштен возын, вуйгоҥгыра тӱҥжым кӱрыштын. Эмлымверышке следователь миен, но ӱдыр шинчавӱд гоч ончен, ала-могай шонымаш тушто коштын, а йӱкшӧ кӧргыш пурен каен, тӱжваке ыш лек. Кок арня илымеке, тудо колен. Интернатыште нимом ышт рашемде, коллективлан уто чап йӧршын кӱлын огыл. «Вашйӱкдымӧ йӧратымаш тыге ыштыктен докан», — ой коштын. Дневникшымат Люся ала-куш луктын кудалтен шуктен, тудым лудын, ала иктаж-мом рашемдаш лиеш ыле...
Шӱгарыште ӱдырын колоткаш йоча жап гычак кодшо курчакшым (кудым эртак мыскыленыт, кышкылтыныт да монь) пыштышт, а визымше класс гычак пырля тунемме рвезе, Владик Сомов, шиялтыш дене шоктыш. Еҥ-влак лектын кайымым вучен шуктышат, рвезе кӱсенже гыч ик чевер олмам лукто, шупшале да, Амалиян фотосӱретше воктелан вераҥден кодыш. Тиддеч вара шӱгарла воктене эртен кайыше еҥ-влак ик гана веле огыл шиялтыш йӱкым колыныт, маныт...
Обожгла твои губы флейта
Дети попадают в школу-интернат по разным причинам. Каждый маленький человек приносит с собой свою историю, собственное горе. Маленькую Амалию привезли сюда после смерти её бабушки.
— Мама уехала, папа уехал, бабушку в гроб положили, дом закрыли, а меня из деревни забрали, — сидя на высоком стуле, качая ножками туда-сюда, рассказывала малышка.
— Куда родители-то уехали? — пытались выяснить окружившие незнакомую кроху сотрудники интерната. А та, видимо, сильно проголодалась, тащила в рот со стола всё, на что глядели глаза.
— Далё-оо-ко. Пароход их увёз! — серьёзно отвечала девочка, которой «без пяти минут» исполнялось всего-то пять лет. То ли правда была в её словах, то ли вымысел — откуда теперь поймёшь.
— А почему тебя не взяли? — не выдерживает повариха в белом халате, незаметно смахивая слезинку с уголка глаз. Она всегда всех жалела.
— У них вещи тяжёлые, для меня рук не хватило. Потом вернутся и флейту привезут.
— Что-о? — удивились сердобольные женщины.
— Серебристую флейту. Я прошу, прошу, всё время — у них денег нет,— старалась убедить взрослых тёть девочка.
— У тебя имя есть?
— Амалия.
— Ой, откуда такое имя нашли?
— Не знаю. Всегда со мной было.
— Фамилию скажешь?
— Егорова.
— Не выдумываешь? Имя необычное, а фамилия так себе. — Улыбаются. — Не знаю почему,— качнула головой девочка.
Насытилась да так прямо за столом и задремала.
...В большом школьном коллективе Амалию полюбили и воспитатели, и учителя. Иногда кто-нибудь из ребятишек обижал, но она никому не жаловалась, только постоянно тихонько бормотала себе под нос, словно боясь забыть что-то очень важное. К тому же ещё и свистела: приспосабливала колпачок от ручки, а роль звуковыделителя выполняли дырочки пуговицы, перышко птичьего пуха, поднятого на прогулке. Мелодии незамысловатые, но Амалии такая игра нравилась.
Сторож интерната, семидесятилетний дед Микусь, живший во флигеле в глубине сада, вырезал девочке свистульку из веточки липы. Амалия прыгала от радости, любовно поглаживая полученный подарок — кусочек дерева с двумя отверстиями. Чтобы никого не раздражать, она много времени проводила возле деда. Никто не удивлялся их привязанности друг к другу. Даже в летний лагерь Егорову вместе со всеми не брали, оставляли на попечение Микуся. Дед стал для Амалии самым близким и родным человеком. Он учил её выводить марийские мелодии, какие сам на память помнил. Ноты оба не знали.
В первом классе Амалия стала заниматься музыкой на старенькой флейте, и вскоре учитель музыки убедил директора перевести способную ученицу в музыкальную школу-интернат, расположенный в городе за шестьдесят километров. И девочка уехала.
Прикипев сердцем к своей названной внучке, дед Микусь скучал, на выходные забирал Амалию к себе. Потихоньку приучал её женским премудростям: готовить обед или шить.
— Штопку правильно ставь, бельё в чистоте держи, стирай хорошо, полощи аккуратно, чтобы носовые платки всегда у тебя в кармане были,— наставлял дед, — следи за собой, тогда я за тебя буду спокоен. Своим умом живи. Никто тебе не поможет. Ладони у него были сухие, руки морщинистые, но, когда погладит по голове, так тепло становилось, и девочка чувствовала себя счастливой. Глуховатый на одно ухо, седенький старичок не просил девочку быть тише, слушал внимательно, не перебивал. Микусь много читал. Уже не раз менял очки, но от книг не отходил. В маленькой комнате его флигелька стены ничем не завешивались, а очередные полки с книгами пристраивались постоянно. Выпускаясь и уезжая из интерната, ребята оставляли ему свои любимые книжки. Когда-то у Микуся была семья. Жена умерла, а пасынок жил в их двухкомнатной квартире. Директор старика жалел, уважал, потому что сам здесь вырос. Оформили его как сторожа. Он за чистотой территории тоже следил: подметал двор, подрезал кустарники... Жилось тут деду спокойно. Микусь любил и хорошо знал лес в округе и часто водил свою подопечную, объяснял, какая трава чему служит, рассказывал про грибы; про каждого лесного обитателя у него находилась интересная история, разговаривал с птицами. Амалия смеялась, сама как пичужка порхала, бегала, пока не уставала.
Однажды во время такого похода, остановившись передохнуть, достал дед Микусь незамысловатую снедь и таинственно произнёс:
— Внученька, запоминай: байку одну тебе в подарок хочу оставить. Погляди вот на этот раскидистый дуб. Что-нибудь особенное видишь?
— Не вижу я, дедуль,— девочка ухватилась за его руку.
— Давай, мы с тобой тогда в четыре глаза будем смотреть,— засмеялся Микусь.— Вон там, по левую сторону...
— Ой, да среди желудей яблоко висит! — воскликнула Амалия.
— Одно. Так и должно быть. Как оно туда попало?
А-а-а, это я и хочу тебе объяснить. Однажды прилетела птица с красивым яблоком в клюве. Села на верхней ветке дуба, съела фрукт, а семечко из него выпало. До весны тихонечко лежало, а когда настало время, проросло да на корни встало потихоньку, за толстый ствол дуба цепляясь, из темноты да на свет тянулось, однажды расцвело... Выросло одно лишь яблоко. Зато невероятной вкусноты оно. «У нас словно одна мать, а ты на нас не похожа», — удивлялись дружным хором жёлуди. С тех пор так и повелось: на яблоне ежегодно появлялось лишь единственное яблоко...
— Дедушка Микусь, ты для меня сказку эту сочинил?
— Не сказка, внученька. Сама видишь — яблоко висит? Висит. Тогда, всё правда. Но это будет нашим с тобой секретом. Никому не рассказывай, не показывай.
— Хорошо,— ответила девочка.
Деду вдруг показалось: своими густыми тёмно-каштановыми волосами и распахнуто-зелёными глазами Амалия сама была дитём природы, которую нельзя оторвать от всего того, что росло, цвело, дышало — лесным царством.
* * *
...Много приходилось Амалии трудиться в музыкальной школе. Сначала у неё не было своей личной флейты-свирели. Она занималась после всех, оставаясь в классе одна. Ей снова помог дед Микусь. Потихоньку собрал, откладывая из пенсии, в чём-то ущемляя себя, нужное количество денег и купил дорогой инструмент. Восторг Амалии нельзя было ни с чем сравнить! Каждую пятёрку или похвалу она носила в сердце, чтобы потом рассказать о них деду.
Это ведь не просто извлекать обычные звуки. Нужен был характер. Сначала изучить с полуторной октавой блокфлейту, она и была духовым инструментом, напоминающим маленькую свирель. Сверху семь отверстий и снизу — одно. Уметь правильно держать дыхание — отдельная наука. В любую флейту дышать надо по отдельным правилам. Чистота и долгота звука зависела от того, сколько воздуха ты выдохнешь в инструмент. Дыши животом или грудью, воздух должен поступать ровно, не прерываясь. Когда голос инструмента не «прыгает», тогда поймёшь: ты правильно владеешь дыханием. Блокфлейта звучит красиво, а лёгкие в это время проходят тренировку. Значит, ты знаешь аппликатуру. Поэтому звуки звучат хорошо. Отверстия надо закрывать, стараясь, чтобы между пальцами не оставалась даже небольшая щель. Воздух не должен просачиваться, иначе может появиться скрип, ненужный свист. В пятом классе Амалия вышла на сцену и впервые участвовала в конкурсе. Было неожиданно, когда зрители девочке дарили цветы. Первое место своей ученицы поразило даже преподавателей. От одной особенности Егорову так и не сумели отучить: выходя играть, Амалия всегда закрывала глаза, слушая только себя. Сколько раз ей говорили: «Смотри в зал!» Нет. Стеснялась, наверное. Микусь заказал для своей любимицы платье с национальным марийским орнаментом. На отчётном концерте музыкального училища дед сидел в первом ряду, слушал и забывал вытирать слёзы. Он был горд, волновался, радовался.
— Дедуленька, после выпускного бала мне, как сироте, должны выдать квартиру. Ты приедешь ко мне, и мы всегда будем вдвоём. Не надо будет уже расставаться, — обнимала старика, прижимаясь к нему, Амалия. Сияла вся — не налюбоваться было...
Последний раз они тогда виделись. Микусь вскоре умер в своём флигеле. Тихо схоронили. Егоровой не стали сообщать. Она уезжала вместе с ансамблем училища на выступления.
Девочка потеряла деда, его телефон долго не отвечал. Хотела съездить к нему. Лишь однажды номер Микуся ответил незнакомым голосом и сообщил, что его больше нет...
Амалия много занималась. Теперь у неё никого уже на свете не оставалось. Всё бы ничего, да в её комнату в общежитии подселили Люсю Дорохову. Её родители жили в двух часах езды от большого города, где находилось музыкальное училище. Днём ладно: репетиции, уроки, столовая. А вечером никакого покоя не стало. Люся училась в классе фортепиано. На год младше Амалии. Считая, что дочь от рождения талантливая, Дороховы сначала нанимали частного учителя. Старались опередить учёбу дочери, поэтому отдали в школу на год раньше. Люсик слыла гордячкой, ни с кем не считалась. Пятнадцать лет ей исполнилось, стала на занятиях лениться, ей бы поспать, поваляться с телефоном. В комнате за собой не убирала, где что бросила, там вещь и валяется. «Тебе надо, ты и прибирайся!»— говорила она и смывалась через чёрный ход на ночные дискотеки. Как её в клубы пускали? Несовершеннолетнюю? Парни помогали, провожали. Люсю ничем было не удивить: современное у неё понятие о том, как жить. Старание Амалии раздражало Люсю. Люсю буквально бесило её чистое наивное видение мира. Как-то раз Дороховы надумали провести музыкальный вечер у себя дома. Попросили дочь пригласить для развлечения гостей и флейтистку. Люся прекрасно знала родителей и их вкусы, они всегда старались удивлять чем-нибудь «эдаким»: то поэтическим салоном, то литературным часом. Дом оказался огромным. Такое увидишь лишь в кино. По просьбе матери Люся повела гостью на экскурсию по их жилищу. Амалия робела, смотрела на показную роскошь широко раскрытыми глазами. Было интересно. Но в библиотеке, богато обставленной книгами в роскошных переплётах, девушка увидела портрет женщины, показавшейся ей очень знакомой. «Бабушка!»— воскликнула она и услышала глухой стук упавшего за её спиной тела. Потерявшую сознание маму Люси подняла и увела в спальню прибежавшая домработница. «Ты обозналась, — взял Амалию за плечи и повёл к выходу невесть откуда появившийся хозяин дома, плотный красивый мужчина средних лет, Савелий Семёнович. — Мало ли похожих людей...» Нонна Григорьевна появилась в холле, когда уже началась вечерняя программа. Сыграла Амалия на флейте, играла на фортепиано Люся, гости вежливо хлопали. Потом Амалию на машине проводили до общежития. «Может, мне и вправду, показалось, — подумала Амалия. — Что у меня пятилетней в памяти сохранилось? Надо будет спросить как зовут ту женщину на картине...»
На другое утро у Дороховых состоялся семейный совет за длинным обеденным столом. Нонна Григорьевна была почти уверена, что Амалия является дочерью её сестры Любаши, уехавшей вместе с мужем по путёвке на море и не вернувшейся назад. Егоровы утонули, катаясь на теплоходе. Их тела тогда не нашли.
Дороховы хотели потихоньку съездить в музыкальное училище, изучить документы девушки.
— Не нужна мне ни сводная, ни двоюродная или пятиюродная родственница! — взвилась Люся. — Ненавижу её! Попробуйте только привести эту деревенскую детдомовку к нам в дом!
Избалованная дочь закатила такую истерику, что родители решили пока ничего не предпринимать.
Но только не дочь. Люся решила действовать. Сколько злобы кипело в этом маленьком существе! И она не смогла справиться с собой. Познакомившись с двумя парнями в баре, договорилась, заплатила им и привела в комнату, где спала ни о чём не подозревавшая Амалия. Сама Люся осталась караулить в коридоре общежития.
Когда насильники ушли, Дорохова медленно вошла в комнату, но Амалии там уже не было. Лишь распахнутое окно второго этажа показывало о худом деле. «Концерт для флейты со смертью!» — усмехнулась Люся и закрыла створки окон.
У Амалии был перелом основания черепа. В больнице она жила ещё две недели. Следователям ничего не смогла сказать, только слёзы, страх, и глазищи, в которые было больно смотреть, от которых нельзя оторваться...
В училище об этом случае распространяться не стали. К чему лишняя слава? Впереди были выпускные экзамены. «Безответная любовь», — шептались некоторые по углам. Дневник Амалии бесследно исчез. Дороховых на похоронах не было. Да и как они бы смогли объяснить своё появление на кладбище? В гроб девушки положили её любимую куклу, над которой всегда смеялись и дразнили. Флейту, подаренную дедом, училище оставило себе. Одноклассник Егоровой, Владик Сомов, сыграл на флейте прощальную мелодию. После похорон, когда кладбище опустело, Влад достал из кармана алое яблоко, поцеловал его и положил рядом с фотографией Амалии.
Многие говорят, что, проходя мимо кладбища вечерней порой, слышат тихие звуки флейты...
