Kaunistu loitton, kaunistu ihan rinnal
Konzu kai Petroskoin rinnal olijat hiihto- da pyörykujot, jallai astuttavat tiet oldih jo ristin-rästin käydy, ga himo olla luonduo lähembä ainos vai virii, minä da minun tuttavu neidine Marija Sivets rubeimmo miettimäh uuzii matkoi, kudamis suas nähtä uuttu kul’tuuru- da luondomustomerkii. Tärgevimänny ehtonnu oli se, ku matku ei pidäs olla yhty päiviä pitkembi.
Marija Sivets on lapsien- da nuorižokeskuksen sportuturizman opastai, sportuturizman muasteri, matkustelii. Häi nouzi moizih kuulužih mägilöih kui Kazbek, El’brus, Han-Tengri. Marija kävyi äijih pitkih da vaigieloih matkoih. Omua iččie häi sanou ven’akse ”zapl’otčik”, se on hänen keksitty sana da merkiččöy ristikanzua, kudai on valmis lähtemäh hos mittumah matkah da on valmis, ku matkas mitahto rodieu ei pluanan mugah.
Moizien zapl’otčiekku-matkustelijoin joukkoh erähän kerran puutuingi minä. Minun ”matkustelijan kujoine” vaste vie algavui, Mašahäi kävyi jo äijih meijän kontinentan loittovimih kohtih, astui da ajoi sadoi da tuhanzii kilometriloi, kesti äijät vaigevukset. Turistumatkat yhtistettihgi meidy vuvvennu 2012, konzu pyöril myö lähtimmö Čortov stul -paikkah. Ystävys lujeni vuvvennu 2018. Silloi Maša kučui minuu hiihtomatkah Murmanan alovehele Hibinoin da Lovojärven tundrah. Hiihtomatku oli kolmattu kategouriedu vaigevuttu (kaikkiedah on kuuzi kategouriedu). Vuvvennu 2019 minä yhtyin nelländen kategourien matkah Kazahstanua myöte T’an’-Šan-mägilöil.
Matkan vaigevukset, kaunehuot, kudamii sai nähtä matkustajes, lujendettih ”ystävyön idozen” da se juurdui pitkäkse aigua. Matkoin aigah da niilöin jälles myö rubeimmo yhtes kävelemäh, hiihtelemäh da ajelemah pyöril da sentämän vuvven aigah jo olimmo kaikkiel Petroskois da sen lähevil.
Mennytvuon kuilienne ičessäh rodih himo kävvä lebopäivinny lopus ruadonedälii vähästy loitomba Petroskoidu. Enzimäine moine matku rodih pakkaskuun lopus Kondupohjan piirin keskučas olijan Sandal-järven Ličniisuarele.
Kirikkömatku vetty myöte
Ličnii-suari on merkittävy sil, ku sie seizou Karjalan kaikis vahnin kirikkö. Pedrin da Puavilan kirikkö on nostettu vuvvennu 1620 da kuuluu Karjalan tazavallan puuhizien mustomerkilöin luvetteluh.
Se on vahnanaigazen arhitektuuran ezimerki. Šat’ornimelline levo — ”kaksi kaheksandestu nelländeksel” — on ylembä malittu- da kerähmöpertii kaksisiibizen levon al. Sih samazeh joukkoh kuuluigi Kondupohjan Jumaldoman Uspen’n’an kirikkö, kudai paloi.
Pedrin da Puavilan kirikköh puutut suvespäi suurii da lujii pordahii myöte, kudamilpäi avavuu kaunis unohtumatoi nägöala suaren suvipuoleh da Sandal-järven valduvezile. Da eihäi petties kirikkö nostettih suaren korgevimale kohtale, se vai ližiäy kiriköle suuruttu.
Kirikkö on avvoi ymbäri vuvven, sydämes on hil’l’ažus da silmien ies mielikuvinnu pyöritäh muanruadajien karjalazien huahmot, rahvas enämbän nelliäsadua vuottu viettih tänne vetty libo jiädy myöte omii malittuloi, syväinkibuloi, tuskii da kiitossanoi. Nämmih tundoloih himoittau yhtyö.
Suarel uppuot mielihyväh, kuduan andau sadoi vuozii malittuloi kuundelii kirikkö. Irral ihastuttau puuseppien nero da malto. Moizet ollah kaunehet da näbiet ikkunpielizet, paččahazet, tuulilavvat — tovellizet puuhizet taidotevokset.
Toven suarnalline kohtu, kunne himoittau tulla äijy kerdua. Jälles tädä enzimästy matkua lykysti puuttuo suarele vie kerran kezäl, konzu olimmo Mašan kel venehmatkas. Tänävuon myö olimmo sie Rastavan aigah.
Matkustelijoin paginat
- Vikse kiriköllyö jo ammui ei olluh nikedä, ni yhty jälgie, kivokset roitah vyössäh, ku sukset heittiä. Kuibo lähtemmö?
- Kohti, kuibo toizin?! Taputtajen suksiladuu kirikköh päi da talviluonduo ihaillen kodvazen peräs kuulemmo mouttoran ärizendän.
- Tytöt, kirikköhgo puuttumas oletto? kyzyy kalaniekku, kudai nareko ajoi meihpäi.
- Sinne. Jiä kandaugo, jogo luja on?
- Jiä on luja, ga hukkua tiä juoksendelou. Suareh päi illal seiččei piädy juoksi. Nygöi heidy sie ei ole, yöl jänölöi peräh ajeltih da lähtiettih, ga yökse sinne älgiä jiägiä, nevvoi kalastai da lähti iäres.
- Varua jiän hoikuttu da vie ližäkse hukkii. Suarehpäi lähestyjes tottugi näimmö hukkien jälgilöin viivastu randua myöte. Tarkazeh jälgi jälgeh hukat mendih omua taivaldu, myö — omua. Täl kerdua, hyväkse mielekse, myö emmo puuttunuh toine tostu vastah.
Oniegan majakkoi kaččomas
Oniegua myöte ajeltah pienet dai suuret venehet, meijän järvespäi kanualoi da jogiloi myöte voibi puuttuo viideh mereh.
Nevvostoliiton aigah Oniegan randoi myöte da suaril oli nostettu majakkua, enimät niilöis nygöi seizotah muite vai, ku niilöis ei ole hädiä da tarvettu.
Matkustelijoi net muanitellah omah puoleh. Majakat seizotah kaunehil suaril da niemil, pädöy kaččuo da ihailla Oniegua sie ylähänpäi.
Petroskois on Oniegan majakoin ”valloittajien” seuru da niilöin piätavoiteh on kävvä da nosta kaikkih majakkoih.
Myö valličimmo vai čomimat da net, kudamih kebjiembi on piästä. Vuvven aloh puutui nosta Karjalan Oniegan kolmeh majakkah: Ivanovskii, Šokšun da Brusno. Kus net ollah da kui sinne piästä — tiijustatto hedi!
Ivanovskii-majakku on kaikis suvaittavin petroskoilazil turistoil-hiihtäjil. Hos kerran vuvves, ga kävvä sinne pidäy. Majakku seizou Petroskoin lahten loittovimal — Ivanovskii-suarel. Kajožal siäl sidä voibi nähtä Petroskoin randupihalpäi. Matku sinne voi algavuo sežo siepäi, ga myö suvaičemmo lähtie matkah Sainiemelpäi, Petroskoin suvimas agjaspäi. Sit matku rodieu äijiä lyhyömbi, migu linnan keskučaspäi.
Tänävuon aiguväli, konzu sai puuttuo majakassah oli lyhyt. Hyviä jiädy hätken pidi vuottua da ku majakku on suuren Oniegan loittovimas kohtas, mennä sinne kielletyl aigua ei sua.
Tänävuon majakale käimmö kajožal, ga tuuleksizel siäl. Tuuli vedi mennes lumet heittelemättäh da vai yldyi, myö rounoku n’abatutkijat-pol’arniekat valgies hiekkumuas astuimmo majakkahpäi kaimuamah päivästy da juomah ildučuajuu. Majakalhäi se on äijiä magiembi, migu omas kois.
Toizii majakkoi nägemäh lähtemmö vepsäläzien voulostih.
Šokšun majakkassah talvel on piästä kebjiembi, migu toizih: kaksi kilometrii jiädy myö Kvartsitnii-kylän rannaspäi. Viizitostu minuuttua dai oletto peril. Kezäl, ku ei olle venehty, pidäy astuo pitkän niemen myödäh troppastu myöte, kudai ainos huavuau kaimavuo. Kuuzikilometrine matku enzimäi vedäy čomah čuururandah, kunne vezi lykkiäy pal’l’ahakse pestylöi kandoloi da hagoloi. Niilöi nähtyy rubiet kuvailemah, midä net mustoitetah. Kummakkahii hagoloi himoitti panna kamerale eri puolis. Ielleh pidäy astuo suon reunua myöte, hyvä, ku jallačit kestettäs vetty, sendäh ku kuivua kohtua tiä ei ole. Ku astuo niemen suvirandua, troppu menöy kaunehii kallivoloi myöte, kudamis šoihkieloin hongien välis nägyy rajatoi loppematoi Onieganjärvi. Se on rounoku lahju niilöile, ken kesti igävän suomatkan, konzu pidi hyppie yhtes mättähäs toizeh. Kallivoloil on kohtua, kunne voibi azettuo da virittiä tulirobl’o.
Jälgimäine kerdomus Brusno-majakkah nähte, kudai sijoitui Vehkuojan kylällyö. Brusno-suarele käymättäh vikse nikonzu en tiijustannus, ku sie vuvves 1570 oli miesmanasteri, a XVII vuozisuan lopus algajen — naizien manasteri. Pyhän Nikolain kirikkö, kudai oli kaikkien matkustelijoin puolistajannu da kaiččijannu, oli suarel vuodessah 1930. Manasterin histourii on vähän tutkittu, ga on tietois, ku matkuniekat, palomniekat vältämättäh azetuttih manasterih Solovetskoile suariloile mennes. Arvatah, ku kuningas Pedri Enzimäine Karjalas olles azetui Brusno-suarele, kudai sijoittuu Svirin jovenladvan da Petroskoin keskel.
Voinustrateegien mugah tämä kohtu on tärgei, vikse sendäh tänne luajittihgi majakku. Troppu järvirandah da ielleh jiädy myöte suareh päi algavuu Vehkuojan kylän lähäl. Suksil sinne da järilleh rodieu 15 kilometrii. Rodieu matku, kudaman aigah voibi koskiekseh Karjalan manasteriloin histourieh da tuttavuo sih kohtah, kunne tuldih Oniegan aldoloil pitkien matkoin jälles suat suuret da pienet venehet.
Kerran yömbäristös oli 26 čuassuu
Se rodieu kerdomus, kui myö Mašan da Šum-koiran kel hiihtimmö puolensadua kilometrii Karjalan korbimečäs, ellendimmö ku Luojalgi on juumoran tajuu, vastaimmo taivahan viestien tuojan da kuundelimmo talvimečän iänettömytty.
Maša on ylen nerokas keksimäh kaikenmoizii ”zapl’ottoi”, kuččuu niilöih yhtymäh dai ičegi on rakas lähtemäh moizih matkoih. Naizien pruazniekkua vaste da Suuren pyhän iel meil oli kaikis tärgevin tämän vuvven matku.
Kävvä suksil kuulužale tiedovoitule Vottovuarale, kudai on Karjalan Mujehjärven piiris — tämä hörö tuli piäh jo ammui. Ga myö hätken duumaičimmo, ottuago kerale palatku vai jovvammo ilmai sidä. Kačoimmo siänennustuksen kevätkuun 7.—8. päivikse da piätimmö, ku mečäs pakkazel yödy olemah emmo rubie.
Kuvven čuasun aigua huondeksel myö lähtimmö Petroskoispäi, kudai hil’l’akkazin magai pruazniekkupäivii vaste. Vottovuarale voibi piästä Himol’an kauti; Himol’an kyläh voibi tulla mašinal Hirvakses libo Porajärvespäi. Paistes da kaunistu talvimatkua huaveilles myö kilometri kilometrin peräh lähestyimmö lähtökohtua. Midä lähembä oli Himol’a, sidä pahembi oli tie — jyrkät tienpunalmukset da mäit. Petroskoispäi Himol’an kylässäh piäzimmö viijes čuasus.
Lähtökohtu
Himol’as meidy vuotti enzimäine ”kynnys” — korgiet kivokset da mašinoin parkikohtien olemattomus. Tänätalven lundu Karjalas oli äijy, midä loitomba pohjazehpäi - sidä korgiembat kivokset. Traktoru suomiu lundu paikallizil dorogoil muga, ga piästä voibi vaigu pienel mašinazel da vaigu yhteh čurah. Pos’olku on kui labirintu.
Paikallizet rahvas suomitah lundu labjal mašinan kohtah niškoi. Mäile vedäjän tropan kohtas oli silei suomen ”lumikolal” ut’uužittu paikku. Aleksandr-nimelline mies oli lumii suomimas, ku yön aigah oli äijän tuučannuh. Ižändy ei olluh hyväs mieles meidy nähtyy. Ga ei suurehkon makson uskaldettuu andoi vallan jättiä mašin omah pihah. Paistes tiijustin, ku Aleksandr hyvin tundou Nataljan Himol’aspäi, kudai on minungi hyvä tuttavu. Inehmine hommuau kirikön kunnostamistu Starije Gimoli -kyläs. Minä kiännin Nataljan kirjutustu kirikköruadolois Oma Mua -lehteh. Aleksandran mučoi on Nataljan abuniekoin joukos. Tämän tiijustettuu Aleksandr jo toizin kačoi meih. Den’goi ei ottanuh da nevvoi andua net kirikköh. Vie andoi oman telefounan noumeran, ku vois auttua, ku pidänöy.
Muailman kummat
Kuni myö kerävyimmö matkah, pagizimmo uuzien tuttavien kel, pilvet levittih da kevätpäiväzen sugahat ruvettih läpettämäh vidivalgies luves kuvastujes.
Mašinas ymbäri pyörittih kaksi koirastu: vahnembaine da nuorikkaine. Nuori ižäččykoiru lähti meidy kaimuamah meččäh. Hiihtimmö nelli kilometrii da azetuimmo tiešuarale. Oigieh puoleh vedi vaste snegohodal luajittu ladu, hurual käil dorogu oli pahembi. Myö reknaimmo muga, ku huondeksel lebopäivänny turistat jo lähtiettih mäile da kiännyimmö oigiele. Vie niäritimmö koirua, ku se viäriä dorogua meile ozuttau, ku huruale kiändi.
Dorogu vedi kaunistu karjalastu meččiä myöte, jägälsammalel kazvoitunnuon kuuzimečän sijah tuldih leviet suot, kus metrihizien kivoksien al čurčetti ojaine, kudai mindählienne ei jiädynyh talvel. Loitton nävyttih järvet, niilöin tagan — mägyričät.
Luonduo ihaillen myö hiihtimmö kymmene kilometrii lähtökohtaspäi. Kaunehuon ihailun sijah tuli nälgymieli. Maša, näitkös, jo ammui tahtoi azettuo syömäh. Tottuhäi, huondeksespäi nimidä emmo syönnyh, a jo oli kaksi čuassuu. Kuni Maša kaivoi huavospäi termossua, minä rubein kaččomah, pitkygo pala jäi vuarassah. Avoi-voi, ga minä ellendin, ku tiešuaral myö kiännyimmö toizeh puoleh.
- Koiraine oli oigies, ku kiändyi huruale, ga sit lähti meijän kel, sanoi Maša da huarotti käit.
Syödyy, magiedu hormučuajuu da sagan-dail’an juoduu myö rubeimmo ajattelemah, midäbo ielleh ruammo, ku tiešuaraspäi myö loittonimmo kuvvel kilometril. Jällespäi tiijustimmo, ku huondeksel troppua myöte loittozile järvile ajettih kalastajat, ga myö emmo olluh täl kerdua rakkahat kalastamah.
- Toinah olemmogo kirmiet, olemmogo töytyt, čakkaimmo myö omua iččie.
Ga minbo voit. Muga loitokse ajoimmo Petroskoispäi, ku puuttuo perile yksikai kuitahto pidäy.
- Lähtemmö Vottovuarale yksikai, hos yölgi tulou järilleh kiändyö. Nygöi toinah emmo yöksy, navigatoras kačommo, voibigo dogoru lyhendiä, ku kohti mečäs läbi astuo, hyvä ku keral ollah snegostupi-lumikengät, sanoi Maša.
Mostu jyrkiä kiänälmysty minä en vuottanuh, ga kaikis enimäl hämmästyi uskolline Šum-koiru, kudai juoksi meijän peräh Himol’aspäi pöllättäjen valgieloi meččykanoi da mustii meččoloi. Meil oldih keral lumikengät, koiralhäi oli vai nelli käbäliä — astu kunnetahto. Ga minä dai Šum kuulimmo Mašan sanua.
Kartal kačoimmo, kuduas kohtas voibi piästä helpombah. Enzimäi suksil hiihtimmö jiädynyön lammin randassah, heitimmö sukset, panimmo lumikengät da lähtimmö järves poikki, kuduan tagan oli suo, sit 500 metrii meččiä myöte da dorogu.
Kuni myö ku höyhenet rouno astuimmo metrihizien kivoksien piäl lumikengis, Šum vikse ajatteli, ku nämmii hölöbörilöi ei sua jättiä yksinäh korbimeččäh.
Lumikengis myö astuimmo kolme kilometrii da se oli unohtumatoi matku. Rounoku muailmu vai lienne mečänižändät nareko kävelytettih meidy muga loitokse, vaste sit juohatettih Mašale, kui vois lyhendiä matku, ku myö tävvel väil tunzimmo: ongo hyvä astuo lumikengis mečäs.
Vai mečänižändäl ollou sobimus sportuvehkehien laukan kel, sendäh ku kerras tuli himo ostua ičele lumikengät.
Piäzimmö taki snegohodan jälgilöile, vuarassah jäi vie 12 kilometrii. Päiväine jo laskih da ehtinemmögo mäile enne päivänlaskuu? Vie mašinas istujes Maša plakkai: hyvä la olis kaččuo mägie päiväzen laskun aigua. Muailmu sengi kuuli!
Vai edehpäi!
Mäile nostes pidäy enzimäi vägi kodvu astuo mäis ymbäri. Minä kirmieh ennitin Mašan. Yläh jyrkiä rinnehtu myöte nostes näin, ku ymbäri on kirkastu da lämmiä valgiedu — muailmu muutui. Sentämän silmänlipahtuksen peräs muailmu tuaste muutui — rodih vilu da valpassinine. Taivahal nägyi kazvai Kuudamaine da taivahanrannan tuakse peittyjän Päiväzen lämmän valgien kaidaine junoine.
Maša nouzi minulluo 20 minuutan peräs. Myö olimmo kolmei — minä, Maša da Šum. Ymbäri oli hil’l’aine.
- Myö rounoku olemmo toizel planietal, Vottovuaran planietal.
Myö rubeimmo laskemahes alah, konzu čuasut ozutettih 19.30. Himol’an kylässäh on 22 kilometrii. Pakkaine yldyi, kuului kai, kui puut radžistah. Rodih pimei da enzimäi troppu hyvin nägyi Kuudamazen valgies, sit troppu kiändyi puuloin pimieh da myö saimmo valgiedu očas olijoin fonariloin vuoh. Minul rodih ylen hirvei mečän pimiedy da iänettömytty, ga minä alevutin varavon da ellendin, ku minä muailmah da luondoh.
Šum šuhizemattah juoksi meijän ies da ainos vuotti meidy. Meččy oli hil’l’aine. Ku lienne azetunnet — korvat typpiäy. Se hil’l’ažus oli vägevembi kaikis kovimii iänilöi.
Myö olimmo Himol’as puoldu čuassuu myöhembä puoliyödy. Oli 25 gruadussii pakkastu, se oli kaikis vilujin kevätkuun yö. Šum juoksi mašinan peräh kylän agjassah, juoksis vikse iellehgi, ga pidi viizastua: annoimmo koirale jälgimäzen voileivän da kuni se söi, britvaimmo pagoh.
Petroskoih tulimmo seiččemendel čuasul huondestu. Meil se oli kaikis pitkejin päivy da konzu mostu rodieu, sinä varmah tiijät, ku sit päiväs on enämbi 24 čuassuu.
Pädöy olla kyläs
Konzu talvel kävyt Siämärven kylih, Ukšjärvele libo Sandal-järvele, matku algavuu yhteh luaduh: aijoi huondeksel lähtemmö linnaspäi, ajajes ajattelemmo matkua da dorogua, tarkistammo naviguattoran trackjälgie. Valličemmo lähtendykohtan da nouzemmo suksile selgäh.
Karjalazet luajittih kylii kaikis pättävembih kohtih, kaunehihgi: järvirandah, lahteh, kuduah ei tävvytä suuret tuulet, pitkäle niemele, sit joga taloih rodieu oma randu, pitkäle lagiele junole rannan da kallivon välih, sit rodieu aiga aidu kogo kyläle, tiä tottu toven olet kui kivehizen aijan tagan. Moizeh kyläh käyndy rodieu hyvä da kaunis, a ku kylih jäi vahnua kirikkyö da kodii, ga sit sidä parembua...
Konzu keviäl järvilöih rodieu hangi, erähih kylih puuttuo on äijiä kebjiembi da teriämbi, migu mašinal.
Namojevan kyläh nähte enzimästy kerdua kuulin paginas Kripinevič Anastasija Stepanovnan kel. Lämmii mustelmii lapsuon kyläh nähte kuunneltes mielikuvitus pyöri: lujat taloit, pitky da kaidu niemi da sen vastaspäi suari, kudai kartale on merkitty nimel ”Bičii — Häkkilöin suari”. Anastasija Stepanovnan kerdomuksis oligi Rakkahuon suari, kuduah suate lapset kiistai uijeltih kyläspäi.
Namojevo — lyydikse Nuamoilu, kylä Ukšjärven rannal. Sadavuodehizet koit mugai seizotah yhteh riädyh. Suarele paikallizet rahvas nostettih pikkaraine časounaine.
Nuamoilah myö tulimmo Matkačču-kyläspäi. Hiihtimmö rannan myödäh jiädy myö, kačoimmo, kui mečän peräh tullah kallivorannat da yhtel tiel ečiimmö kohtua, kunne vois azettuo da ryypätä čuajuu kodimatkal.
Kyliä myö kylläl käveltyy myö ečimmö laučan libo pordahat, kudamii ei pie kaivua lumen ualpäi, sie huogavummo da juommo čuajuu.
”Ongo čoma, istut rahmannoin ižändän koin pordahil, kaččelet parziloin sadavuodehizii ruppiloi, tunnustat vahnoin kodiloin čomenduksii, kudamii jo näimmö toizis kylis. Loitomba piehtaroijahes da čiyčetetäh linnut, sinä olet ihastuksis, ku ies on vie puolipäiviä luonnon helmas”, muga duumaijes matkuammo ielleh — Šuojun kallivoloin kohtah.
Kalaniekkoi da jiäh ongiloih niškoi purattuloi loukkozii bokittajen lähenemmö suurih kallivoloih Ukšjärven liidehrannal, nouzemmo yläh da kogo järvi on kui kämmenel. Tiäpäi vältämättäh nägyy päiväzen lasku, ga myö juommo loppussah omat čuajut, luajimmo vie kuvua mustokse, sanommo jiähyväzet Ukšjärvele da menemmö mašinalluo.
Kylän valličemmo ainos petties, kylien nimilöi ”ongitammo” internetas, TV:n da lehtien uudizis. Mieli lähtie matkah Siämärven päivänlaskurannikole tuli piäh, konzu tiijustin Melanja Peskovah nähte. Naine oli runonpajattai, rodivui Kiiškoilah, eli Angenlahtes. Melanjas on kirjutettu moizet runot, kui ”Akku paheksiu ukkuo”, ”Omahizien kalmah panendu”, ”Hiitolas kozičendu”, kuduat häi opastui tuatas.
Täl kerdua puutui kebjieh da ruttoh ajua Jessoilaspäi Angenlahten, Kiiškoilan da Kurmoilan kauti Särgilahtessah da järilleh. A mi hyvä, ku kyläh ugodih kentahto paikallizis eläjis da sanelou midätahto omas kois. A ku vie puuttunou karjalakse paista, ga sidä parembua ni pie ei. Täs matkas Maša opastui erähät tervehtyssanat karjalakse da Särgilahtes myö tervehtimmö nastu — suuren karjalazen koin emändiä — jo mollei.
Karjalazet ”pyöryrengahat”
Kai minun tuttavat pyörälajajat suvaijah ajella ”rengahalleh”. Se tarkoittau sidä, ku hyö reknaillah matkua muga, ku lähtie ajamah yhtes kohtas, tulla järilleh tostu dorogua myöte: ajelta yksii samazii dorogoi myöte ei ole vessel.
Minun da Mašan kollektsies on enämbi viitty mostu rengastu: Siämärves ymbäri, järvirengas Salmenniškaspäi Heččulan da Nuožarven kauti, Petroskoi-MuašjärviOrzega-Petroskoi, Zaozerje-Jallahti-Pin’guba-Petroskoi da ”Priäžän kuldaine rengas”, kuduadu myöte ajajes päiväs voibi nähtä äijy mustomerkii. Nämmil matkoil on eri piduhus, ga kaikkii myöte voibi ajua päiväs moizii dorogoi myöte, kudamil ei ole äijiä mašinua.
Erikseh sanelen täs ”Priäžän kuldazeh rengahah” nähte. Moizen nimen annoimmo myö tälle matkale, ku ajajes näit äijän mieldykiinittäjiä kaunistu karjalastu kyliä.
Jessoilan kylä, viizi čuassuu huondestu, lähtökohtu. Pyörät ajetah ruttozeh, termosois läikkyy hormučuaju, kuduah on ližätty marjua da metty. Myö olemmo rakkahat matkah lähtemäh, sada kilometrii ajamah da čomuttu nägemäh. Ga matkas olettelou kaikkie. Ajoimmo puolen čuassuu da kiänyimmö meččydorogale, a sie — lundu. Myö piätimmö ajua kilometrin da ku lundu ei vähene, kiändyö järilleh. Kilometrin kivoksii myöte pyörii ribaittuu, lumet loppiettihes, dorogu matkai harvazes ”läbinägyjäs” pedäimečäs.
Meččydorogua ajua on mieleh, tiä vastah ei tulla pöllättäjät meččiä vedäjät suuret mašinat, eigo ”furat”, etgo täs vastua kallehil korgieloil mašinoil ajelijoi havizijoi, kuduat vai pölyy nostetah. Ga pidäy tostu varata — mečän eläjii. Täl kerdua tuaste lykysti, emäkondii poigazien kel astui tiä aijemba meidy, vai dorogal höyryi kondien jälgi. Hirvei on, ga emmo kiänny. Myöhäi olemmo Kindahan kyläh puolel matkua. Dostalin palan ajammo da ravieh pagizemmo, toinah meijän paginat pietäh mečän eläjii loitomba meis.
Kyläh tulles tuaste näimmö dorogal suuren kondien jällen, hämmästyimmö, ku se muga lähäl tulou kyläh.
Enzimäine azetus Karjalan kaikis vesselimäs kyläs da kuvat, kudamis ollah Kindahan zuakkunoin piäurhoit. Niilöin nähtyy piäh kerras tullah kerdomukset tulkuttomis kindahalazis.
Jälles dorogu menöy juamale da matkuau Mangan kylässäh, sie pidäy puuttuo Pyhän Jumaldoman časounah. Äijän kerdua ajoimmo siiriči da näimmö sidä kaunistu časounua mašinan ikkunas, ga nikerdua emmo nossuh mäile da seizonuh rinnal. Časounan veräi oli salvas, ga nouzimmo kellojalloile.
Časounaine on mäil da kellojalloispäi Mangan kylä on ku kämmenel.
Setämä kilometri da olemmo Nuožarves, siepäi Jessoilah Rubčoin kauti, kus vältämättäh azetummo nouzemalluo da Korzan kyläs läbi, kus sanelen Mašale ”kyläuuličas” da puuarhitektuuran mustomerkilöis.
Saamelazien jälgi Siämärven luo
Täs matkas Mašua ei olluh. Mennytvuon minä tuttavuin Puavil-nimellizen miehen kel, kudai eläy Siämärves. Nuori mies eläy tavallistu kyläelostu, kohendau vahnoi puuhizii kodiloi da vehkehii, vestäy puudu, tutkiu oman kodirannan histouriedu — lehtentoimittajal muudu ni pie ei paginakse.
Ga lehten kirjutukseh ainehistuo ei puuttunuh kerätä, Puavil ei olluh ylen kielekäs paginkanzu, ga muite kučui Siämärven päivännouzurannale: sie la tiedovoitul mäil on luonnon kuvua — ristikanzoin ilmiet.
Puavil vestäy puuhizii laudazii, kudamis ollah moizien kylien nimet, kudamii enämbiä ei ole, da azettau net niilöih kohtih, kus enne soizottih taloit da kiehui karjalazien elaigu. Nygöi tiä ollah tyhjät kohtat da kazvoitunnuot muat. Eräs moine laudaine ”Tyvil” on azetettu Siämärven kyläh pellon reunale adamanaiguzien pedäjien tyveh.
- Täs sinule suurimhuavoine, ilmai tuomazii kohtih, kudamii kunnivoittih ezi-ižät, ei sua mennä, sanoi minule Puavil da oijendi huavozen, kuduas oldih suurimat ”hengilöile”.
Čuiniemen tärgevin kaunehus — XVIII vuozisual nostettu časounu kahten pyhän hengen nimeh — Pyhän Miikulan da Pyhän Il’l’an. Časounu on erinomaine omal suuruolgi, se on Siämärven eräs suurimii da kaunehimii časounoi. Ga sidä ei pie kummeksie, ku kahten Pyhän ”kois” pidi luadie erillizet malittupertit jogahizele Pyhäle.
Suuren salvoksen piäl on kaksisiibine levo da lujat pordahat čomah luaduh vestettylöin paččahien kel päivänlaskunpuoles. Kerähmöpertin-traapeznoin piäl ollah yheksäpaččahizet kellojallat, kudamien piäl on ei korgei šatru kuupolan da ristan kel.
Sydämes perti on juattu kahtekse: Pyhän Miikulan da Pyhän Il’l’an käytävät, jogahizes ollah omat obrazat.
Časounu seizou loitomba kyläspäi pyhäs kuuzikos ihan Siämärven rannal. Pordahien hurual puolel on suuri puolekkai hallennuh vierinkivi. Puavilan sanoin mugah kivigi on pyhä da kunnivoittavu, suurimat ripoitimmo kiven hallelmuksen sydämeh.
Tämän jälles lähtimmo ajamah Kuudamahpäi, ga kyläh emmo azetunnuh, käimmö kalmužimale Puavilan buaboin kalman piäle. Tiä kalmužimal rodih se, midä nikonzu en unohta.
Kalmoin keskes astujes myö näimmö kaksi miesty, kuduat seizottih kalmalluo ihan mečän reunal. Nägyi, ku täh vaste ei ammui pandih muah ristikanzu. Miehet istuttih da pominoittih omua diädiä. Siiriči astujes myö tervehtimmö miehii, a hyö kyzyttih, midäbo myö tulimmo kalmužimale, täh čuppuh nuoret rahvas harvah kävväh.
Puavil saneli omua buabua, kudai oli rodužin Lahten kyläspäi. Yksi miehis tostihes, ku häigi on Lahtespäi.
Sil aigua minä rohkenin livvikse tarkistamah, eigo häi pagize karjalakse. Mies rounoku unohti kai sanat, vai nämmä sanoi: ”Minä olen tovelline karjalaine briha!” Kyynälet silmis häi onnuako kymmene kerdua sanoi sen minule, muga oli hämmästynnyh, ku minägi maltan karjalakse.
Lahtes rahmannoi emändy gostitti meidy čuajul da kerdoi, kus kenen koit ollah da sanoi oman peittomielen: hänel himoittas, ku konzutahto puuhizel sillal piettäs Pedrunpäiviä vahnan perindön mugah.
Minuu ihastutetah karjalazien raviet taloit, rahvas, kuduat mustetah omua kieldy. Syväin tykki da himoitti istavuo järvirandah da pitkäkse mustuo tallendua nämmä tunnot syväinkerän loittovimah čuppuh, ga Puavil käski matkata ielleh, saamelazien mäile kaččomah tiedovoittuloi kivilöi.
Yksinäh minä nikonzu en löydänys troppua sinne, eigo himoita kiändyö sinne. Liennego yldyi minun mielikuvitus, vai lienne tottugi kohtu on se erinomaine, ga jallat ei astuttu, eigo mieli käskenyh mennä mäile, minul oli räkki da hirvei. Minä särähtimmökseh joga iändy da šuhinehtu, ga vägehes astuin.
Pyhäle mäile nostes enzimäi vastuat kaksi suurdu vastakkai seizojua vierinkivie. Täs kohtas sinä vastuat mäin ”hengie” da vältämättäh pidäy ripoittua suurimua vierinkivilöin piäle. Mečänkuandukohtas da suos poikki piästyy myö nouzimmo yläh da tulimmo vuarale, kudai sežo paloi vuvven 2021 meččytulipalolois.
Pedäjien keskes seizottih ylen suuret vierinkivet, kuduat mustoitettih seidoi. Kaikis hämmästyttävin oli se, ku kivilöis tottugi voibi eroittua ilmiet: silmät, nenä, suu. Kivet mustoitetah kärzijöi libo filosoufizesti miettijöi suurii olendoloi. Jogahizen tyves himoitti seizattuakseh, koskettua da kaččuo tarkah ilmiet. Peittoperäzet da liikuttajat tunnot. Kaikkii vierinkivilöi kačottuu minä kerras tunzin mittuzenlienne kebjievyön, varavo hävii, hengittiä da astuo rodih kebjiembi. Pidäy astuo järilleh. Heitymmö mäispäi, suo, lomeikko da myö olemmo jo veriälöis da jätämmö jälgimäzen kobran suurimua kivihizile mäin vardoiččijoile.
Loppusanat
Karjal on ylen suuri mua. Äijygo vuottu pidäy ristikanzale, ku suas kävähtiäkseh sen kaikkih kolkih da agjoih? Täydynöygo sih yhten ristikanzan igälangua?
Mieldykiinittäi voibi olla loitton, ga voibi olla ihan lähäl. Lugijes da paistes tiijustat uuzih kohtih nähte, pollet koin kynnykses piäliči, ajat, astut. Allus et tiijä, kunne vedäy matku, a se tuou sinuu moizih kohtih, kudamil on kummalline vahnu histourii, nämmis suat vie enämbän tieduo da viritysty. Rahvahan kul’tuuru da eletty elaigu on loppematoi nouzemu. Meijän matkois etnogruafii da aktiivine huogavundutaba oldih käzikkäi. Turistumatkas rodih ei vaigu dorogan astundu-ajandu da estehien voittamine, ga troppu histourien lugemattomih sivuloih, kuduat myö luvemmo yhtes Mašan da toizien oman rannan da matkoin suvaiččijoin kel.
Se vältämättäh rodieu, ku tämängi kirjuttajes piäh juohtui kolme uuttu matkua Karjalan dorogoi, järvilöi da jogiloi myöte.
Удивительное — далеко, удивительное — рядом
Какая сила заложена в слове «мир»? Мир вокруг нас, мы есть часть мира, мир породил нас. Когда ощущение единения с миром ощущается больше всего? Для меня мир — это природная суть, поэтому и близость с ним ощущается значительно сильнее вдали от цивилизации.
Что же чувствует человек оказавшись один на один с величайшей природой? Вероятно, большинство людей в современном мире испытают страх. А если задуматься, от чего вдруг возник страх к тому, что породило тебя и все твое окружение? Почему в этой близости появилось ощущение угрозы, а чувство доверия ослабло и как его вернуть...
Какие мысли крутятся в голове человека, когда он остается один на один с лесом, снегом, небом и его морозным воздухом, и на секунду вдруг остановился прислушаться и услышать глухую тишину?
Когда в черте Петрозаводска все лыжные, пешие и велосипедные тропы были исхожены и изъезжены, а желание быть ближе к природе не угасало, а скорее наоборот — усиливалось, мы с моей давней подругой Марией Сивец стали придумывать новые маршруты, где можно увидеть культурные или природные достопримечательности, а самое главное успеть управиться с путешествием за один день.
- Такой формат позволяет ездить налегке, взяли с собой термос, перекус, сидушку, легкую куртку и отправились на природу, через карельские деревеньки, не задумываясь о ночлеге, чистое здоровье и наслаждение.
И каждый раз можно корректировать километраж. Если дней больше — тогда ты привязан к точке ночлега, встает вопрос о запасе еды с собой, и еще после похода больше времени уходит на приведение себя и снаряжения в порядок, — рассказывает Маша.
Мария Сивец, преподаватель по спортивному туризму детско-юношеского центра «Ровесник», мастер спорта по спортивному туризму, путешественник, покоритель вершин Казбек, Эльбрус, Хан-Тенгри, руководитель и участник походов разных категорий сложности, душа компании. Сама себя она называет «заплётчиком» и ходит в походы с девизом: «Заплёлся сам, заплети другого!».
В компанию «других», вписанных в «заплёты», однажды попала я. Моя, только начавшаяся тропинка путешествий вывела к Машиному пути, который к тому времени уже прошел по невероятным местам нашего континента, преодолевая сотни и тысячи километров, справляясь с разными походными сложностями. Туристическая атмосфера и свела нас в 2012 году, когда на открытие велосезона мы отправились на скалу Чертов стул, вблизи Петрозаводска. Дружба укрепилась в 2018 году. Тогда Маша пригласила меня в лыжный поход третьей категории сложности (всего существует шесть категорий спортивного туризма) в Мурманскую область по Хибинской и Ловозерской тундре, а в 2019 году я стала участником похода четвертой категории сложности по Казахстану, в горах Тянь-Шань. Походные сложности, их преодоления и разделенный восторг от одних из самых красивых мест планеты подготовили почву, чтобы росток крепкой дружбы укоренился на долгие годы.
После походов мы стали друг для друга отличными напарниками для велосипедных, пеших и лыжных прогулок и за несколько сезонов объездили и обошли все тропы и трассы в пределах Петрозаводска.
В прошлом году, как будто само собой, появилось желание устраивать походы выходного дня с выездами за пределы города. Первый выезд состоялся в конце января на остров Лычный на озере Сандал, в самом сердце Кондопожского района.
Путь к Храму лежит по воде
Остров Лычный примечателен тем, что на нем расположена самая старинная церковь Карелии. Церковь Петра и Павла была построена в 1620 году — памятник деревянного зодчества Карелии. Старинный Храм построен в шатровом архитектурном стиле. Шатер конструкции «два восьмерика на четверике», высится над молельной комнатой и просторной трапезной под двускатной крышей. К такому же типу относилась и Церковь Успения Богородицы в Кондопоге.
Вход в Петропавловскую церковь с юга по массивному, добротному крыльцу, с которого открывается незабываемый вид на южную часть острова и на просторы озера Сандал. И это не случайно, ведь Храм поставлен на высшей точке острова Лычный, что, безусловно, добавляет ему величественности.
Храм открыт круглый год, внутри царит глухая тишина, сквозь нее фантазии рисуют образы крестьян, карелов, которые со всей округи более четырех сотен лет везли сюда по воде, или по льду свои молитвы, свою боль и благодарность. К этим чувствам хочется прикоснуться и разделить их.
На острове погружаешься в ощущение мира, которое дарит намоленный столетиями храм, а снаружи невозможно оторвать глаз от мастерски украшенных резьбой деревянных причелин, столбиков, подзоров. С какой аккуратностью творцы создавали это произведение искусства.
Поистине, волшебное место, куда будешь возвращаться снова. После той поездки посчастливилось побывать на острове летом во время байдарочного похода. А уже в этом году мы с Машей встретили на острове Рождество.
Диалоги путников
- Кажется, у Храма давно не было никого, ни одного следа, а сугробы по пояс будут, если лыжи снять. Как пойдем?
- Напрямик, как же еще?! Натаптывая лыжню к храму и любуясь зимними пейзажами, спустя время слышим шум мотора мотосаней.
- Вы в Храм, девчата? спрашивает, специально подъехавший к нам, рыбак.
- Да, решили прогуляться. Лед-то крепкий уже, не опасно идти?
- Лед крепкий, да вот волки в этом году бегают. К острову вечером семь волков пробежало. Сейчас-то их там нет, ночью зайцев погоняли, да дальше ушли, но на ночь вы там все-таки не оставайтесь, предупредил и обратно уехал.
- Да, так вот переживаний за прочность льда мало нам, так еще и волки.
Подходя к острову, действительно, тонкая дорожка волчьих следов тянулась вдоль берега. Аккуратно след в след стая ушла своим путем, а мы своим. В этот раз наши пути, к счастью, не пересеклись.
По Онежским маякам
Онежское озеро судоходное озеро, через него по каналам и рекам можно выйти в пять морей.
В годы Советского союза по берегам Онеги и на его островах была создана обширная сеть навигационных маяков. Большая часть из них в настоящее время за ненадобностью не используется.
Для любителей-туристов маяк становится целью путешествия. Они расположены на красивых островах или полуостровах и виды с маяка на Онежские просторы стоят того, чтобы добраться к маяку и забраться на него.
В Петрозаводске даже есть сообщество покорителей Онежских маяков, цель его участников — побывать на всех маяках.
А мы же выбирали для своих походов самые доступные и живописные. Итак, за год отметились на трех Онежских маяках на территории Карелии: Ивановском, Шокшинском и Брусно. Где эти маяки и как к ним попасть, узнаете прямо сейчас!
Ивановский маяк — самый любимый маяк петрозаводских туристов-лыжников. Хоть раз в год, но навестить маяк нужно. Он находится на самом крайнем острове Петрозаводской губы — Ивановском, в ясную погоду силуэт маяка можно разглядеть прямо с набережной. Путь к нему тоже можно начинать с набережной, но мы любим с Сайнаволока — самого южного района Петрозаводска. Путь оттуда гораздо ближе, чем с центра города.
В этом году «окно» для похода на маяк было совсем коротким, лед долго вставал и так как маяк на самой окраине открытой Онеги идти туда вне разрешенного периода опасно для жизни.
В этом году поход на маяк был в ясную, но очень ветренную погоду. Ветер сдувал поземку без остановки, только ускоряясь и мы, чувствуя себя полярниками в белой пустыне шли к маяку встречать закат и пить вечерний чай. На маяке-то он точно вкуснее будет, чем дома на кухне.
Чтобы увидеть другие, упомянутые выше маяки, отправимся в гости в вепсскую волость — Прионежский район Карелии.
К Шокшинскому маяку зимой пройти проще всего, это два километра по льду от берега в поселке Кварцитный. 15 минут и ты на месте. А вот летом, если лодки нет, то придется идти постоянно теряющейся в лесу тропой по долгому мысу. Путь длиной около шести километров сначала выведет вас к красивому песчаному берегу с выброшенными волнами и омытыми водами пнями и корягами. Тут интересно задаться вопросом, а на что они похожи, тогда уже фантазию будет не остановить. Причудливые коряги стали в нашей компании звездами на фото, хотелось запечатлеть их причудливость с разных ракурсов. А затем придется пройти вдоль болота, и хорошо, если обувь сдерживает воду, потому что найти сухую траекторию тут практически невозможно. Дальше, если идти южным берегом мыса, то тропа будет вести по красивым скалам, с которых сквозь стройные сосны видно бескрайнее Онего. Такая смена рельефа кажется подарком природы за испытания на болоте в виде прыжков с кочки на кочку. Там же на скалах есть живописные стоянки и место для костра.
А сам Шокшинский маяк поднимается выше макушек деревьев и весь мыс остается внизу, как и изгиб озера, по которому волны плещут летом и который льды укутывают зимой.
Не побывав на острове Брусно, возможно и не узнала бы никогда историю существовавшего там с 1570 года монастыря, сначала мужского, а с конца XVII века женского. Церковь во имя покровителя путников святого Николая Чудотворца существовала на острове предположительно до 1930 года. История монастыря изучена мало, но известны факты, что паломники обязательно останавливались в монастыре по пути на Соловки, а еще есть предположения, что сам Петр I во время путешествий в Карелию останавливался на острове Брусно, который расположен примерно посередине между истоком Свири и Петрозаводском.
Стратегическая географическая позиция острова, наверняка, и послужила поводом для строительства маяка на нем. Тропа к берегу озера и далее по льду к острову начинается вблизи деревни Вехручей. На лыжах туда и обратно будет 15 километров. Прогулка с прикосновением к древней истории монастырей Карелии и пристанища сотен кораблей Онежского водного пути.
Однажды сутки длились 26 часов
Этот рассказ о том, как мы с Машей и Шумом прошли полсотни километров на лыжах в глухой карельской тайге и постигли чувство юмора мироздания, встретили небесного посланника и испытали оглушительную тишину морозного леса.
Маша — любительница и выдумщица «заплётов» сама придумает и пригласит поучаствовать или составит компанию в любом приключении. В канун восьмого марта случилось наше главное лыжное путешествие этого сезона.
Идея съездить на лыжах на овеянную легендами и тайнами гору Воттовару (Карелия, Муезерский район) появилась уже давно. Но мы долго думали ехать ли с палаткой или обойтись без нее. Посмотрев прогноз погоды на 7—8 марта, решили, что ночевать в лесу в мороз не будем.
В шесть часов утра мы покидали спокойно спящий в преддверии мартовских выходных Петрозаводск. На Воттовару можно попасть через посёлок Гимолы, а в Гимолы можно приехать на машине через посёлки Гирвас и Поросозеро. За разговорами в предвкушении красивого зимнего похода мы километр за километром приближались к месту старта. Чем ближе к Гимолам, тем сложнее дорога, повороты резче, а горки круче. Путь на машине из Петрозаводска в Гимолы занял пять часов.
На старт
В Гимолах нас ожидало первое препятствие в виде огромных сугробов и абсолютном отсутствии парковочных мест. Этой зимой снега много по всей Карелии, а чем севернее, тем сугробы глубже. Трактор чистит местные дороги так, что проехать можно только на легковой машине и только в одном направлении. Посёлок напоминает лабиринт. А места под свои машины местные жители чистят лопатами. Подъезжая к тропе, ведущей на гору, мы оказались на идеально разутюженной широкой финской лопатой парковке. Хозяин Александр, как раз шлифовал её после небольшого ночного снегопада и гостям поначалу был не рад. Но за небольшую оплату позволил оставить машину в его дворе.
Во время сборов за разговорами выяснилось, что Александр хорошо знает мою знакомую — Наталью из Гимол. Наталья занимается восстановлением церкви в деревне Старые Гимолы. А я переводила ее статью про храм в газету «Oma Mua». Супруга Александра — её сподвижница. Выяснив это, мы окончательно завоевали расположение хозяина. Деньги за парковку он предложил отдать на пожертвование храму и попросил обменяться номерами телефонов на случай, если нам понадобится помощь.
Чудеса вселенского разума
Пока мы готовились к выходу и общались с новыми знакомыми хмурые тучи развеялись и лучи весеннего солнца заполнили своим светом все вокруг отражаясь от чистого белоснежного покрова.
Около машины вокруг нас крутились две собачки: постарше и помладше. Молодой кабель весело побежал провожать нас в лес. Проехав первые четыре километра уже на лыжах, мы остановились на развилке. Вправо уходил свежий снегоходный след, дорога налево была похуже. Решив, что утром в выходной день туристы уже наверняка проехали на гору мы свернули направо, ещё и подразнив собачку, что она неправильную дорогу нам показала, убежав влево.
Дорога шла по прекрасному карельскому лесу, обвешенные лишайником ельники сменялись просторными болотами, где-то среди метровых сугробов журчал ручей, который почему-то не замерз за зиму, вдали виднелись озёра, а за ними возвышенности. Увлёкшись пейзажами, мы проехали 10 километров с места старта. Тут мысли о прекрасном стали перебиваться усиливавшимся аппетитом. Как выяснилось, Маша тоже уже давно хотела сделать остановку на перекус. Ещё бы, с самого утра ничего не ели, а времени уже было два часа. Пока Маша доставала термос из рюкзака я решила взглянуть, сколько же километров осталось до горы и ... О, УЖАС, я начала осознавать, что там на развилке мы свернули совсем в другую сторону.
- Как же права была собачка, которая побежала сначала налево и потом вернулась к нам, только развела руками Маша.
Перекусив и выпив прекрасного иван-чая с имбирём и саган-дайля мы начали думать, что же делать дальше, ведь от развилки мы уехали на целых шесть километров. Позже выяснилось, что по этой тропе утром проехали рыбаки на дальние рыбные озёра, а рыбалка в наши планы никак не входила.
- Вот это скорости, вот это марафонцы, вот это дурехи, — ругали мы себя шутя.
Но делать нечего. Так далеко уехали из Петрозаводска, что до цели нужно было дойти в любом случае.
- Пойдём на Воттоваару, даже если ночью придётся возвращаться. Теперь-то точно не заблудимся, а по навигатору посмотрим, нельзя ли срезать путь и пройти на снегоступах напрямик через лес к нашей дороге, — заявила Маша.
Такого неожиданного поворота событий я не ожидала, а ещё больше не ожидал преданный Шум (Шум — это молодой пёс, который побежал за нами из Гимол, весело распугивая белоснежных куропаток и даже чёрных, как уголь глухарей). У нас были с собой снегоступы, а у Шума четыре лапы на все случаи жизни. Но от предложения Маши ни мне, ни Шуму деваться было некуда.
На карте мы нашли, где можно было сделать самый удобный переход. Сначала на лыжах дошли до края замёрзшей ламбы (прим. маленькое озеро в карельском лесу), переодели лыжи на снегоступы и вперед через озеро, за которым тянулось болото, а там 500 метров по лесу и выход на дорогу.
Пока мы наслаждались эффектом парения над метровыми сугробами, который дают снегоступы, Шум вероятно думал, что с этими клушами придётся точно идти до конца, не оставлять же их с безумными идеями одних среди пустынного леса.
На снегоступах мы прошагали около трёх километров и это было незабываемо. Кажется, что вселенский разум специально сбил нас с толку, уведя в сторону и подкинув Маше идею о сокращении пути, чтобы мы почувствовали в полной мере всё удовольствие от похода в снегоступах. Или у вселенского разума рекламный контракт с магазином спортивного снаряжения, потому что купить себе снегоступы захотелось мгновенно!
Ну что, выйдя на точно правильный и нужный нам снегоходный след, посмотрели, что до горы оставалось ещё 12 километров. В то время солнце уже начинало садиться и шансы успеть на гору до заката стремительно сокращались. А ведь ещё сидя в машине Маша сказала, что здорово было бы увидеть гору в свете закатного солнца. Вселенский разум и это услышал!
К цели!
Перед тем, как забираться вверх, нужно довольно долго идти вокруг, чтобы обогнуть гору. Тут я уже ускорилась и уехала от Маши. Поднимаясь вверх по крутому склону всё вокруг было залито ярким, тёплым, жёлтым светом — мир преобразился. А спустя несколько мгновений преобразился вновь, став холодно-голубым. На небе был виден растущий месяц и тонкая полоса уходящего за горизонт вместе с солнцем тёплого света.
Маша поднялась ко мне спустя 20 минут. Мы были там только втроём — я, Маша и Шум. А вокруг царила тишина.
- Мы словно на другой планете, на планете Воттоваара!
Мы стали спускаться, когда на часах было уже 19.30. До Гимол 22 километра. Мороз заметно усиливался, так что можно было услышать, как из-за этого хрустят деревья. Стало темно и сначала тропа была хорошо видна в свете луны, а затем она свернула в тень от деревьев и освещали мы свой путь налобными фонариками. В какой-то момент мне стало очень страшно от темноты и тишины леса, но с этим страхом я справилась, обнаружив в себе огромное доверие к миру и природе. Я спросила сама себя, неужели только одно изменение — наступление темноты способно в корни изменить ощущение единения с миром? Ведь это чувство безусловное.
Шум уже бесшумно бежал впереди и ждал нас постоянно. В лесу стояла оглушительная тишина. Если остановиться и прислушаться — закладывало уши. Эта тишина казалась сильнее самых громких звуков.
Мы были в Гимолах в половину первого ночи. Датчик температуры показывал —25 градусов — это была самая холодная ночь марта. Шум бежал за машиной до самого конца посёлка и, вероятно бежал бы дальше, но пришлось остановить его хитростью, угостив последним бутербродом и пока он его ел быстро уехать прочь.
В Петрозаводск мы приехали в семь утра. Для нас это был один длинный день и когда такие случаются, то в них наверняка вмещается нечто большее, чем 24 часа.
Я люблю бывать в деревне
Так же, как и наедине с природой я люблю бывать в деревне. Такой, где есть старинные дома, где ухоженные дворы добавляют столько уюта улицам: тут у дома под окошком лавочка, аккуратно развешанные на стене сарая старинные снасти для ловли рыбы, перевернутая лодка на берегу, ровный забор, который не перекрывает вид двора с его домом, грядками и садом.
Наши зимние поездки по деревням вдоль озера Сямозеро, Укшозеро или Сандал всегда идут по одному сценарию: рано утром мы выезжаем из города, в дороге обдумываем, каким путем доберемся до деревни, проверяем варианты по навигатору и выбираем самый удобный и интересный. Дело в том, что зимой мы ездим в деревни на лыжах по озерам, иногда этот путь ближе, чем в объезд на машине, а подъездов к карельским озерам с разных сторон достаточно много.
Карелы выбирали самые удобные, а еще и очень красивые места для деревень: берег озера, спрятанный за островом, не достанут ветра, узкий полуостров, где у каждого дома точно будет свой берег, а еще и комарам далековато будет лететь на такой мыс из леса, широкий пологий берег, который ограничивает высокая скала и на которой растет лес. Такие скалы, как будто забор для всей деревни и тут действительно появляется ощущение, как за каменной стеной. А если в этой деревне сохранилась старинная часовня или церковь, то сомнений в том, что путешествие будет красивым не остается.
О деревне Намоево впервые я услышала во время беседы с Анастасией Степановной Крипиневич. Во время ее теплых детских воспоминаний фантазия рисовала картину: добротные карельские дома, длинный и узкий мыс, а напротив остров, который на карте обозначен «Бычий», а в рассказе моей собеседницы — это Остров Любви. Любимым летним развлечением деревенских детей было вплавь добираться до этого острова.
Намоево — карельская людиковская деревня на озере Укшозере. Выходцы деревни возвели на острове небольшую часовню, а старинные дома из воспоминаний Анастасии Степановны по-прежнему стоят.
Мы стартовали в Намоево из деревни Маткачи. Ехали на лыжах вдоль берега, любовались природой, а заодно присматривали местечко для чая на обратном пути.
Конечно, мы чаевничали и в деревне, выбрали крылечко без снега во дворе гостеприимного хозяина и расположившись на нем отдыхали с чашечкой чая из термоса.
«Сидишь возле дома, вглядываясь в морщинки столетних бревен дома, разглядывая украшения старинных домов и вспоминая такие же из других деревень, где уже бывала. Вдали щебечут птицы, весна ведь уже на пороге. А путешественникам, как и птичкам радостно от хорошей погоды. Ты в восхищении от того, что с тобой уже свершилось такое открытие нового места и настроение абсолютно прекрасное, ведь впереди еще половина выходного дня» — с такими мыслями покидаем Намоево и едем в сторону Шуйских скал.
Объезжая рыбаков и насверленные ими лунки, приближаемся к Шуйским скалам, находим пологий выход, забираемся повыше и вот Укшозеро с его островами, как на ладони. Отсюда наверняка будет шикарный закат, но нам надо допивать свой чай, сделать еще фотографий на память, попрощаться с прекрасным Укшозером и ехать домой.
Деревни для посещения всегда выбираем спонтанно, удим информацию о деревнях в интернете, в телевизионных или газетных новостях. Вот, напрмер, идея о путешествии на западный берег Сямозера появилась, когда я прочитала статью о Меланье Песковой. Меланья Пескова — рунопевеца родом из деревни Кишкойлы, а жила в Ангенлахте. От Меланьи были записаны такие руны, как «Молодая жена жалуется на мужа», «Похороны родных», «Сватовство в Хиитоле», которые она в свое время выучила от отца.
На этот раз мы решили ехать из Эссойлы, через Ангенлахту, Кишкойлу, Курмойлу до Сяргилахты и обратно. Как же здорово, когда в таком путешествии встречаются местные жители, которые рассказывают о своих домах и корнях, а если еще и на карельском. В этом путешествии я научила Машу для таких ситуации здороваться и интересоваться, как дела на карельском языке. Урок пройден и тут же применен на практике.
- Этим походом мы заканчивали лыжный сезон на озере Сямозеро, осматривали карельские деревни. Чудесная поездка. Из города выезжали в дождь, по пути в Эссойлу была легкая метель, а встали на лыжи — выглянуло солнышко. Тогда придумали девиз: «На природу в любую погоду!». И это так работает. Утро раннее, за окном погода мерзкая, ну куда еще на лыжах собираться. А ты перебори себя, и будет награда. Здорово, что есть такие друзья компаньоны как Уля, с которыми на одной волне, мотивирующих, и готовых на любой «заплёт». А природа дает силы, физическая активность приносит радость. Все же весна обманчива в плане погоды, надо об этом помнить. Лед на озере был еще толстый, но солнце прогревало, и на поверхности льда образовывались огромные лужи. Представляете, лужи на озере. Разве такое бывает? У нас бывает всё!
В общем это были водные лыжи, рассекали гладь, только брызги в стороны! Классные ощущения! вспоминает Маша о поездке по Сямозерью.
Карельские «велокольца»
Все мои знакомые велосипедисты любят ездить «кольцами». Это значит, что маршрут до какой-то цели и путь обратно будут проходить разными дорогами: ехать одной и той же дорогой скучно.
У нас с Машей в коллекции велопутешествий есть как минимум пять таких «колец»: вокруг Сямозера, озерное кольцо от Нижней Салмы через Савиново и Крошнозеро, Петрозаводск — Машезеро — Орзега — Петрозаводск, Заозерье — Ялгуба — Ялгора — Петрозаводск и «Золотое кольцо» Пряжинского района, проехав которое можно увидеть множество исторических памятников.
Про «Пряжинское золотое кольцо» как раз и расскажу подробнее. Мы дали этому маршруту такое имя, потому что проезжая его побывали в старинных исторических деревнях. Эссойла, девять часов утра, время отправления. Велосипеды едут быстро, в термосе иван-чай с ягодами и медом. Мы настроены на предстоящие сто километров по лесным дорогам. Но всякое случается. Проехав всего полчаса, мы сворачиваем с трассы и попадаем на заснеженную лесную дорогу. 5 мая такое явление неудивительно. Решаем пройти пешком и протащить велосипеды ближайший километр, а дальше, если снега меньше не станет, менять маршрут. И, действительно, меньше, чем через километр снег закончился, дорога потекла по «прозрачному» сосновому лесу, где свозь стройные стволы деревьев видно все далеко вокруг.
Ехать по глухой лесной дороге одно удовольствие: фуры не ездят и внедорожники не пылят, как это всегда бывает на гравийных дорогах — тишина и спокойствие. Осторожным только следуют быть все равно, ведь на такие дороги любят выходить дикие звери. На этот раз нам снова повезло: медведица с медвежатами прошли давеча и свернули в лес, оставив нам на дороге устрашающий след. Жутко, но маршрут решили продолжить, ведь до ближайшей деревни Киндасово осталось меньше полпути. И все это время мы решили погромче разговаривать, вдруг голоса отпугнут зверей, если они где-то поблизости. А для большего шума мы набрали в бутылки камушки и прикрепили самодельные погремушки к багажникам.
Первая остановка нашего кольца в самой веселой деревне Карелии — Киндасово, делаем фотографии с деревянными скульптурами героев киндасовских сказок, вспоминая любимые сюжеты.
Едем дальше в сторону деревни Маньги, там непременно нужно побывать в часовне Рождества Пресвятой Богородицы. Она находится на высоком холме так, что проезжая по центральной дороге деревни ее видно издалека, а вот подойти и рассмотреть поближе прежде до этого раза не доводилось.
Часовня оказалась закрытой, но открыта была колокольня. Вид с нее открывается на километры вокруг.
Еще десяток километров пути от Маньги и мы в деревне Крошнозеро на берегу одноименного озера. Оттуда до Эссойлы по асфальту мимо деревень Рубчойла и Корза с их величественными старинными карельскими домами. В Рубчойле испить воды из родника, а в Корзе рассказать про деревню, памятники архитектуры и даже про банную улицу. Очень разнообразно промчали сто пять километров, меняя дороги и пейзажи.
Саамский след у Сямозера
В этой поездке Маши со мной не было. В прошлом году я познакомилась с молодым мужчиной Павлом из деревни Сямозеро. Он живет традиционной деревенской жизнью, занимается реставрацией, столярным и плотницким ремеслом, вырезает из дерева, изучает историю своего края. Находка для журналиста.
Но на полноценную статью материала не набралось, Павел оказался скрытным и не очень разговорчивым, но пригласил в поездку по восточному берегу Сямозера.
Павел вырезает из дерева таблички с названиями деревень, которых уже нет и устанавливает их в местах, где раньше стояли дома и кипела жизнь. Нынче это пустыри, либо поросшие лесом земли. Одна из таких табличек «Tyvil» установлена на окраине поля в деревне Сямозеро под вековыми елями. Это первая точка поездки.
- Вот тебе кулек с пшеном, без него в местах силы, которые почитали предки, не стоит бывать, говорит мне Павел протягивая крупу «для духов», — Каждый раз оставляй горсточку в знак благодарности, что место приняло тебя.
Главная достопримечательность мыса Чуйнаволок, куда мы направились дальше — часовня XVIII века в честь двух святых — Николая Чудотворца и Ильи Пророка. Святыня отличается своими размерами, это самая большая часовня Сямозерья, и тем, что в ней сразу два придела, где для каждого Святого отдельные иконостасы.
Сруб покрыт двускатной крышей, а к входу ведет массивное крыльцо, украшенное резными колоннами. Над трапезной возвышается колокольня, которая возносится к небу шатром, купольной главкой и крестом. Деревянная часовня стоит на берегу озера в древнем ельнике, на окраине деревни. Около крыльца огромный, расколотый надвое валун. По словам Павла, камень этот тоже священный и почитаемый, оставим по горсточке зерна в расщелине, в самое его сердце и поедем дальше, впереди будет еще несколько невероятных встреч.
После Чуйнаволока мы поехали в сторону Кудамы, но в саму деревню заходить не стали, а только на кладбище, навестить могилу бабушки Павла. Там, на кладбище, произошло незабываемое! Проходя между могил, рассматривая надгробные памятники или кресты, изучая имена и фамилии семей карельского происхождения мы заметили двух мужчин на окраине. Они сидели у могилки и поминали дядюшку. Было видно, что похороны прошли совсем недавно.
Проходя мимо, мы поздоровались. Молодежь редко встречается в глуши на кладбищах, поэтому наше появление вызвало интерес.
- Откуда вы ребята? Ищете кого-то? спросили они.
- Бабка тут моя похоронена, родом из Лахты была, поведал Павел.
Один из мужчин оживился и сказал, что он тоже из Лахты. В этот момент я осмелилась по-карельски спросить, говорит ли он на родном языке.
- Etgo pagize karjalаkse?!
Мужчина, вероятно забыв все слова, ничего другого, кроме как «Minä olen tovelline karjalaine briha!» (Я настоящий карельский парень) и сказать-то не смог. А эту фразу, вытирая слезы с глаз, повторил раз десять! Настолько он был обескуражен, услышав родную речь.
В деревне Лахта, посмотрев все старинные дома, мы подошли к родственнице Павла. Гостеприимная хозяйка напоила нас чаем, угостила свежими пирогами и рассказала историю семьи соседского дома. Несчастная хозяйка, оставшись вдовой, не принимала ни одну невестку, держала в строгости сыновей, а в конце жизни в муках умирала. Вспоминала тетушка и о жизни деревни, как весело проводили Петров день и устраивали танцы на большом мосту через залив. Беседа с тетушкой Павла тоже была на карельском.
В Лахте меня впечатлило все. Казалось бы, в этот момент надо ехать домой и переварить эмоции, но нет.
- Раз мы тут, нужно обязательно зайти в еще одно место — древнейшее саамское святилище, решил Павел.
Самостоятельно, думаю, я уже и не найду дорогу туда, впрочем, и возвращаться в это место желания нет. Разыгралось ли мое воображение или вправду место силы так ощущается, но ноги отказывались идти, слабость во всем теле и страх без причины. Я вздрагивала на каждый шорох, но смиренно шла за своим проводником, стыдясь показать свою трусливость.
Перед восхождением на священный холм нужно пройти между двух камней — «ворот», обязательно «задобрить духов» зерном. В этом месте они тебя встречают. Пройдя через бурелом и болото, начинается подъем на гору. Она сильно пострадала от лесных пожаров в 2021 и еще не успела восстановиться, поэтому вид обугленных стволов омрачал пейзаж.
Среди сосен было множество валунов, Павел называет их сейдами. Рассматриваю камни и удивляюсь, что ямки, трещинки и узоры на камнях «рисуют» камням человеческие лица. Можно различить глаза, нос, рот. Эти образы весьма трагичные и страдальческие, напоминают древних философов или мудрецов. У каждого камня хочется остановиться, всмотреться, прикоснуться. Переходя от одного камня к другому, обнаруживаю, что страх исчез, вместо него сердце наполнилось спокойствием, дышать стало легко и шаг ускорился. Попрощавшись с необычайным местом, направились домой. Спуск с горы, болото, бурелом и вот «ворота» остаются позади. Здесь мы оставим последнюю горсть зерна.
Заключение
Карелия — очень большая! Сколько лет понадобится человеку, чтобы побывать во всех ее уголках, пройти всеми тропами? А хватит ли человеческой жизни на это?
Удивительное может быть далеко, а может совсем рядом. Отовсюду: читая и общаясь узнаешь о новых местах, выходишь за порог, идешь или едешь к ним. В начале пути не знаешь, чем он закончится, а он приведет тебя в необычное место с интересной историей, лежит ли она на поверхности или ее нужно еще откапать, но знание и опыт будет приобретен.
Культура народа и жизненный опыт, красота природы и знания о мире являются неисчерпаемым источником. В наших поездках этнографическое исследование и активный отдых идут рука об руку. Туристическая поездка становится не только преодолением километров пешком, на лыжах или велосипеде, выдерживанием усталости и неудобства, а еще и тропой к непрочитанным страницам истории, которые мы читаем вместе с Машей и нашими друзьями, любителями путешествий, теми, кто следит за походами онлайн.
И они обязательно продолжаться, ведь рассказывая об этих поездках, в голове родились, по меньшей мере три идеи — идти по карельским дорогам, рекам и озерам.
