На той стороне реки
Отрывок из повести
В кругу сверстников
Сиркка пошла в пятый класс. Там заправляли двое или трое парней-переростков, не дававших прохода своим ровесницам — почти уже девушкам. Парни эти стали дразнить и Сиркку — не потому что она казалась им привлекательной, а потому что была новенькой и немного другой. И речь её была чудной: говорила она ясно, но звучало непривычно, смешно.
Бедняжка не могла понять, откуда взялись эти вражда и пренебрежение. Старшие девочки поворачивались к ней спиной, младшие следовали примеру старших и не осмеливались подойти. И одевалась она не так, как остальные. Сиркка единственная носила настоящее зимнее пальто, а на голове у неё была красная шапочка с белой кисточкой — подарок старшей сестры. Другие же девочки повязывали на голову толстые шерстяные платки, а пальто у всех в классе были одинаковые — большей частью чёрные или тёмно-серые, цвета «чёртовой шкуры». Сиркка с радостью поменяла бы своё пальто на такую «шкуру».
Училась Сиркка хорошо, особенно удавались ей русский и финский, и учителя часто вызывали её отвечать. Но радости это не доставляло, мучения только росли. Если попадалась навстречу группа парней, кто-то из них непременно кричал: «Сверчок скачет!» Или что-то другое, не менее обидное.
В детстве Сиркка перенесла воспаление уха, и временами её слух слабел. У нее ещё осталась привычка переспрашивать: «Что?», даже когда она хорошо слышала, что сказали. Однажды в школьной столовой девочка, сидевшая рядом, что-то спросила. Сиркка невольно переспросила: «Что?» Микко, сидевший напротив (самый младший в классе, бледный и худой мальчуган, не такой уж плохой, по мнению Сиркки), смеясь и глядя на старших парней, закричал:
— Не слышит сверчок, если уши у него на ногах, а ноги под столом!
Последовал взрыв смеха. Не осознавая, что делает, Сиркка изо всей силы ударила Микко в лоб — в руке у неё была тяжелая оловянная ложка.
Потом Сиркка выбежала из столовой, бросилась на улицу и побежала домой. Она даже думать боялась, что теперь будет. Брат с женой были на работе, поэтому ей не пришлось выдумывать причину раннего возвращения из школы.
На следующее утро Сиркка сказалась больной и жаловалась, что голова раскалывается. Но ведь когда-нибудь всё равно придется идти в школу. Как она теперь войдёт в класс? У Микко, наверное, выросла шишка на голове. Поведение Сиркки, конечно, будут обсуждать на собрании. А может, директор вызовет ее к себе? Какой ужас! Как теперь смотреть людям в глаза? Наверное, все учителя уже знают, что произошло.
Два дня девочка притворялась больной. На третий день, набравшись смелости, она всё же пошла в школу — будь что будет. Туда, где сидел Микко, Сиркка даже не рисковала смотреть. Целый день она ждала вызова в учительскую для серьезного разговора. К её удивлению и огромному облегчению, все обошлось, как будто ничего чрезвычайного и не произошло. Может, это и в самом деле был только плохой сон? Когда на второй и на третий день после ее отсутствия ничего не случилось, тревога ушла, и Сиркка впервые за долгое время чувствовала себя почти спокойной.
Она по-прежнему была одна, потому что не умела быть покорной. Сиркка не знала ещё или не хотела знать того закона, согласно которому слабые должны подчиняться сильным и признавать «лидеров».
Брат подарил Сиркке на Новый год коньки с загнутыми носами, на таких коньках можно было ездить даже по дороге. Зима наступила поздно, снега было мало, и девочка без труда очистила от него лёд на маленьком пруду, который был сразу за их домом, в низине. Там, в одиночестве, она и училась кататься. Ни у одной деревенской девочки не было коньков, и никто из них не захотел пойти вместе с Сирккой на пруд.
Маленькая Таня, её соседка по парте, чьей толстой льняной косе Сиркка завидовала, захотела подружиться и пригласила Сиркку домой. Мама Тани была гостеприимна и мягка (Сиркка ещё постигнет эту науку карельских женщин — держаться непринуждённо, но в то же время быть деликатной даже с малыми детьми). В гостях у Тани девочке очень нравилось, но по дороге домой, к брату, Сиркка затосковала и с горечью подумала: почему у неё нет собственного дома, где не надо чувствовать себя кому-то обязанной, жить у кого-то на попечении? Она скучала по матери, второму брату и старшей сестре, которые были так далеко… Виной ли тому удручающие мысли, либо что-то другое, но друзьями Сиркка и Таня так и не стали.
По характеру Сиркка была общительна, ей было трудно смириться с одиночеством. Ристо — её ровесник — приехал из отдалённой деревни и жил в школьном интернате. Мальчишки из интерната всегда держались на расстоянии от парней из центрального села, которые относились к деревенским немного свысока. На переменах, когда все ещё были в столовой, Сиркка возвращалась в пустой класс раньше остальных, но не для того, чтобы собраться домой, как другие деревенские. В классе она встречала Ристо, который сидел перед круглой печью и шевелил поленья. Ему, наверное, было холодно — куртка на нём была слишком легкая. В столовой почти каждый день выдавали на десерт фрукты, и мальчик приносил с собой абрикосовые косточки, а потом поленом раскалывал их. Они с Сирккой лакомились подёрнутыми сладкой пленкой коричневыми ядрышками.
Оба любили рисовать, и учитель рисования, весёлый пожилой финн по фамилии Ляттю, который был ещё и завхозом, на уроках показывал их творения всему классу. Сидя перед топившейся печью, Сиркка и Ристо тоже рассматривали работы друг друга.
Ристо был доброжелательным и беспечным. В нём нельзя было заметить и доли той заносчивости и бравады, которые проглядывали в юношах постарше, он был самым младшим мальчиком в классе. Сиркка не размышляла всерьёз о его характере, но чувствовала, что Ристо можно доверять. Лицо у него было светлым, а глаза красивыми. «Как у теленка», — восхитится, уже в другой школе, подруга Сиркки.
В те немногие минуты, когда в классе никого не было, они говорили о школьной жизни и о прочитанных книгах. Ристо рассказал о своей маленькой родной деревне, в которой было всего три дома. Сиркка поразилась, что он никогда не стремился вырваться из этого маленького мирка, никогда не видел поездов и вряд ли когда-либо ездил на машине. Она рассказывала ему о Ленинграде, о бескрайних степях России и суровых реках Сибири — обо всём, что видела собственными глазами.
Но в присутствии других в течение дня они делали вид, что даже не замечают друг друга.
