Тысячи
литературных
произведений на59языках
народов РФ

Выстрел у придорожной сакли

Автор:
Ибрагим Ибрагимов
Перевод:
Ибрагим Ибрагимов

ГIиникъла мякьлаб дугели  

 

Ил бархIи шантани ракла изайзивад вебкIибси Батир хIяблавариб. Кьанни, цIябдеш тамай тIинтIкабиубла. ЧIумати шурмазиб хIяб буркъес гьамадли ахIенри, набтла чиргъмира пайдаладарес чебуркъуб. 

Жамав хъули чарухъун. Я хинкIи дирули рархибси хьунул, я, стол-алав чукурбиубли, дурсри хIядурдирути дурхIни чехIебаиб. Саламра хIегили, дивайчи чIикьитIун. БекIла уди някъбира кайхьили, декIли гьигьухъун. 

ГIяйшатли гьала-гьала муруйчи гIяйиб хIебариб: бебкIа-бялгIяличивад чарухъунси гьарил адам пашманти пикрумазив вирар, гIyp ил хинкIа укес кьабулхIейкибхIели ва сунечи гьалав кьяйда ванали хIерхIейкIухIели, илис тамашабизур. 

ЖамавкIун илгъуна хIейри. 

Дай дугила замана хапли ГIяйшат уркIрухъун, чераргъиб. 

- Аризи! - къужикIулри илизи ухьала дублав тIашси, кьяшмачивад бекIличи бикайчи вегIиубси мурул. 

- Се биубли?! - ахъбуцили юргъанра, ГIяйшат харчризур. Илис ил манзил рахъхIи зягIипси сунела неш гьанрикиб. ГIергъиси замана урцецунала изай ил кIина аргъайзирад рухъахъири. РубкIули бара калири. Рахли изала сагали шикьсабухъи хIебиалли? 

- Палтар чесадуца, - рахIятсири мурулла буйрухъ. 

- Жан Жамав, се бетаурли?  УркIи баргудулигу? Неш? -  вякьризур ил. 

- Юх... 

 ГьатIи дубхIехъили, ГIяйшат регIриуб. Муруйчил илала жалти хIейри, ил викIуси хIебарес асубирар ибси гьанбик илизиб агарсири. 

Илди шила дубла аркьуси гьунчи дурабухъун. 

Бац шалабикIуси дуцIрумла ванаси дуги биалра, ГIяйшатла хъуцIрумачиб балала кIана лебри. Жамавра, тяп гьарахъси архIяличи дуравхъунсиван, вегIиублири. ХъапIни делгIунси сура курткара кьапIара бекIлил чучи хIяжатдеш агарти палтар сарри. 

Илди багьлали ганзбикIулри. ГIяйшат гьаррашулри, мурул - гIелавад. ГIяйшатла уркIилизир азир суал жургъдикIулри: «Чина аркьутира дай дугила замана? Чичи? Се сабабли? Муруй се пикрибарили? Сен ну ишини ургубализи аркусира? Се леба илаб иш кьанси манзил?..» 

Муруйзи сураврикIнилизиб илис гIяхIдеш аги: дарх деркIибти вецIну шура дусла бухIнаб илала тIабигIят гIяхIил балусири. ЦацахIели абзур бархIи илини хIябал гъай хIедури. Амма ГIяйшатлисра кулпетлисра вахъ гIяхIси вири. Цайналра уркIи хIебамкьахъур. Илала диги-хIери бахълаван дугьбазир ахIенрину, хIулбала хIерлизир дири. Вяв-гьавбикIутира, держли къагъбарибтира, хьунул-дурхIяличи някъ ахъбурцутира чебиухIели, ГIяйшат аллагьлизи рулгули рири: «Баркалла биаб, Кьудратла вeгI, хIуни наб ца чидил-биалра лакьайла мерлав ишгъуна мурул адам кьадарварнилис. Ну игъбарла регI руилра. Арали ватаб сай, дила Жамав...» 

Дугила ил архIяли илис сегъунарил гьанагардеш челис-че гъамбирулри. Чини балуси, белики, жагьдеш гьандикахъес, нуша тянишдиубси ургуба чебаахъес. Дигайла цаибти дугьби шивкIивдарибси диркьа чебаахъес аркули рииша или, ил сунени сари паргъатрирулри. Дирар кьалли цацахIели мурул адамтала гIяжаибти пишнира! 

XIepa, гIелаб калун ургуба. Ахъиб илдани чула дигайла диркьара. БягIуси гьуни каберхур, илди кьяшла дякьличибад майданван бягIуси, катругси дубурла бяхIлизи чебяхIяхъиб. Удиб, гьарахълиб, бусуси шила чебаъ мер-мерличир шаладикIути чиргъмали балахъулри. Ургубала жан дускаири, рах-махли цIив-цIивла тIамара ахъбуцили, хIякимпуртI урцулри. 

Илди гьалли эскибиубси гIиникъла мякьлаб тIашбизур. Илаб гьункьябази бамсриихъахъес барибси ганзухъгъуна гIянжила кьаси лебри. ГIяйшат ила гугкарииб ва муруйчи шурряхъиб. 

- Аргъес агара хIела пишни. Иша селичи дакIибтира? ХIед се бетаурли? 

Жамавли жаваб чархIебариб. ГIяхIцадхIи лехIкахъили гIергъи курткала хъапIни арзиб, бекIличибад кьапIа убкасили, шуркьла кьадаличи кабихьиб. Майалибатурси ва гавлибиркьуси анда хIяршбариб. Юх, ил сунес ахIерси хьунул адам кIапIруцес ва дигайла гингишлизи ахъес къалабасигъуна ахIенри. 

Рахли, гIиникъличи хIерилзули, илини иб: 

 - Гьанбиркулив? 

 ГIяйшатли селра хIергъиб. 

- Се? 

- Иш гIиникъ... дуки ракIни ... ЧяхI-заб ... Батир ... 

ГIяйшатли михъирличи хъутри чедуциб: уркIи дурахIебикахъес дигусигъуна сарри. 

«XIepaгy, селис ну иша кибси руилрал? - лямцIбухъун пикри. - Илини гьар секIал дагьурли сай...» 

- ХIуни набзи селра хIебурес рируд, - гъай чехиб мурулла иличи. - Я бурили хIяжатдеш хIебургар. ХIуникIун бархьдеш хIебурид? 

ГIяйшат жаваб чарбарес къалабахIерикиб. Илизиб гъайрухъес ахърира калунсигъуна ахIенри, хамха гьунарагарбиублири, лерилра цIакьани хапли кадерхурсигъуна хIяйчирри. Се рикIусири ил гьанна муруйзи? АхIен, илгъуна хIебиуб или, нагIядаллагь рикIнилизибад, къянала хъями-цIама риркьнилизибад се гIяхIдеша? Мурул абдал тIакьа axIeн. Къалпли дурабулхъуси илала гьигьра бала. Бурушларад хапрарили ца ити дуцIрумла дуги чебаахъес ил ила хIеки. 

- Бархьси саби, - илала арилизирад духъунтиван, кIунтIби шивкIивдухъун. 

ГIyp илис муэрлизибван ит бехIемцI гьанбикиб. 

Мурул хIябал баз ялчнад вякьи хъулив аги. Ярга ахъес маза-масличи дуки рякьунсири. Къалабати чяхI-заб... ГIиникълизи дигIянрикни... Хапли илав колхозла жагьси букIун Батир дакIуухъни... гIyp биалли мexIyp хIяланала асарлиуб бекI жургъбухъни... Нагагь рируси риалри илини ит манзил гIелабяхI чарбарес…

- ГIyp хIела буреси лебу? - суал аргъиб илини. 

ГIяйшат тирхьрухъун. «ГIyp хIела буреси лебу?» ибти дугьбани иличи кахси гьанбик хьурабариб: «ГIe, иша ну хIязлис кибси axIeнpa. Жамавли ну ишар каруршура. Ил чебкабурхутазивад axIeн. Белики, нугъуна цIахриубсилис, уряхIсилис, ламартчис илгъуна танбихI лайикьлира бургар? Сен ил набчи вайти дирглумачил вехIхIелзулира? Сен илини хIедирхъулира? HукIун илис цIакьли дигахъусири. Дигахъусири! Някъ белкъайчи дирхъуси виалри, илхIеликIун наб ребкIесра гьамадли бири…» 

Селичи-дигара хIядурси ГIяйшатлис хIятта тамашабизур ил сягIятлизир сари вяв-чIярхIерикIули, бекIличирти гъезли къябхIерикIули, кьукьубачи рикили муруйзи бусравхIерикIули, паргъатли риъни. БебкIаличи хIерси илкьяйда сен уара? 

- ... буреси лебу? - тикрарбариб Жамавли суал. 

ГIяйшатли бекI ахъбуциб. ИлхIелицун илини чебаиб мурулла някълизиб цIацIабарибси тапанча. Сенрил илис тамашабизур: чула хъулиб ярагъ лебси ахIенри. Ил урхIла сабри. Се декIардеша, чила ва чинад биалра ил.  

- Леб, - ахирра иб гIяшли ГIяйшатли. 

- Бура хIед дигуси? 

- Наб багьес дигахъира, сен-сен вецIну шура дусла гIергъи хIечи ил хабар баибал… 

- Батирли буриб. ХIялалватахъес сунечи живарира… 

- Аллагьли хIялалматаб сай! Иш гIиникълар ну бисали гIяндрикIухIели, илкIун ца Аллагьлира нушанира ахIи селра хIебала или, хъяма виркьусири. Ахират цIудар-цIябли баргаб сунени!

Илини биса тIашаиб ва хапли хьарбаиб:

- ХIуни ил хIялалватуррив? 

- Ватурра. 

- ХIебиалли, набчивадра чевкархуду? 

- Юх. 

- Ил бархьси саби. Амма багьи, ит бунагь набра вецIну шура дус бижгурси жаза сабри, я гIyp мурткIал тикрархIебиуб. XIy наб цайли ца левси, дигахъуси мурул адам сайри... 

- ГIягIнили axIeн, ГIяйшат... 

- ГIe, гьанна xIy набчи хIерхуд. Ну хIядурлира. Илала дурабадра, нуни балулра, гIyp xIy набчил хIериэс хIейруд. Се бариша цIахриубси наб дунъя? Я дурхIнала дяхIличи хIеррикIес хатир кали axIен. Мабирид набчи уркIецIи, Жамав! Хяван карушаба. Ну хIядурлира. Иргъулрив? ХIядурлира! Карушаба! 

Илини, сунела хамхализи aтIec гIягIниси хIярхIя чехIебаэс дигухIеливан, хIулби чекайхьиб. Лерси мерличирад вяшхIерухъун. 

Жамавли тапанча ахъбуциб. 

Къяйкла тIамали дугила лехIдеш баргаиб. 

ГIяйшатли сагали хIулби абхьибхIели, мурул вяхIгьавли сунела кьяшмала гьала кайкилри. Бацла шалалиуб илала бекIлизибад дурабулхъуси хIила рупIрупIи цIударли чебиулри… 

 

Выстрел у придорожной сакли

 

Поздно вечером сельчане предали земле тело усопшего Батыра. Ему бы жить да жить еще, но неизлечимая болезнь взяла верх. Хоронили его, когда уже стемнело, при тусклом освещении двух светильников: скалистый грунт трудно поддавался могильщикам...

Джамал возвратился домой и, не замечая ни жены, которая возилась с хинкалом, ни детей, скучившихся вокруг стола с уроками, прилег на диван и глубоко вздохнул. Айшат вначале не обратила внимания на такое поведение мужа: ведь каждый из нас чувствует себя как-то подавленно после похорон знакомого. Но позже, когда он отказался от ужина и она не приметила в его взгляде прежней теплоты к ней, забеспокоилась.

Джамал не был таким.

Примерно в полночь Айшат вздрогнула и проснулась.

— Вставай! — Муж толкал ее в плечо.

— Что случилось? — спросила она в тревоге. — Ради бога, Джамал, что стряслось? Сердце разрывается... Мать?

— Нет...

Не задавая более вопросов, Айшат наспех оделась. Она никогда ему не прекословила, да и в мыслях у нее не было, что где-то или в чем-то можно перечить мужу.

Они вышли на узкую дорогу, уходящую в окрестность села. Несмотря на летнюю лунную ночь, Айшат накинула на плечи пуховый платок. Джамал тоже оделся тепло.

Они шли медленно и молча. Жена — впереди, муж — позади. Тысячи мыслей роем вились у Айшат в голове: «Куда это мы в такую пору? Уже за полночь? К кому? Зачем? Что задумал муж? И почему мы идем за околицу? Что мы там потеряли?..»

Могла бы она, разумеется, все эти вопросы задать мужу, но все равно не получила бы ответа ни на один из них. Она об этом знала. Знала, потому что они уже пятнадцать лет прожили бок о бок. Айшат достаточно хорошо изучила характер мужа. Иной раз Джамал часами просиживал на одном месте, не произнося и трех слов. Но его молчание нисколько не задевало ее. Он был для нее и детей заботливым мужем и примерным отцом. Не было случая, чтобы Джамал повысил голос на Айшат. Вся его любовь была не в словах, а во взгляде. Видя других, пьяниц и грубиянов, не щадящих ни жену, ни детей, она молилась Богу: «Спасибо тебе, Господи, за то, что послал мне в мужья не какого-нибудь лоботряса, а такого милого и прекрасного человека. Какая я счастливая! Храни, Аллах, моего Джамала от всех невзгод и бед!»

Эта необычная ночная прогулка все же вселяла в нее беспокойство. Оно постепенно закрадывалось в душу: «Может, это какая-то причуда? Может, Джамал решил напомнить ей про свою молодость и любовь? Он ведь тогда на поляне близ осиновой рощи впервые произнес ей те ласковые несколько слов: “Будь моей, любимая”. Да, странный народ эти мужья. Не всегда уследишь за их мыслями», — думала Айшат.

Вот осталась позади знакомая окрестность села. Прошагали мимо осиновой рощи. Кончилась дорога, впереди — тропинка, круто взбирающаяся по большому склону горы. А там, за горой, простираются луга, где с ранней весны и до поздней осени пасутся стада.

Они остановились на перевале. Здесь была старая, уже обветшалая сакля, сооруженная неизвестным добродетелем из камня как прибежище для путников. И не только для них. И в стужу, и в зной чабановавшие местные жители тоже бывали частыми гостями этого придорожного сооружения.

Айшат устала от ходьбы и присела на большой камень у дороги. По всему видно было, что и Джамал не собирался продолжить свое загадочное путешествие. Он расстегнул куртку, снял шапку и провел ладонью по вспотевшему лбу.

Внизу, в огромной лощине, распростерлось село. Мерцавшие местами огоньки уличного освещения создавали смутные контуры границ села. Все вокруг погрузилось в сон, лишь изредка пролетали над головой летучие мыши, ночные охотники, издавая пронзительные звуки — сигналы.

Айшат обернулась к мужу.

— Не пойму я тебя, зачем все это? Да что с тобой?

Джамал ответил не сразу. Присел на куст полыни, задумался. Нет, он не спешил заключить в объятья свою жену, как в молодости, и отдаться страсти на лоне природы. Вдруг он поднял глаза на зияющий темный вход сакли и сказал:

— Помнишь?.. Эту саклю? Как ты в этих местах пасла отару овец... Грозу... Батыр...

Айшат прижала руки к груди, будто собираясь удержать готовое выскочить сердце. «Вот почему он притащил меня сюда! — заработала лихорадочно мысль. — Он знает обо всем...»

— Ты можешь ничего мне не говорить, — донесся голос мужа. — В этом, думаю, нет нужды. Все равно не скажешь правду.

Теперь Айшат не спешила с ответом. Она была обеспокоена, подавлена, во рту пересохло, язык будто окаменел. Да что она могла сказать мужу? Привирать, клясться на всем святом не имело никакого смысла. Джамал не глупец, почувствует даже вздох, сделанный ею неискренне. Неспроста он в такую пору оставил теплое ложе, тащился в это проклятое место.

— Так было, — наконец, будто без ее ведома, прошептали губы. Потом как во сне вспоминала Айшат тот злополучный случай. Тогда Джамала не было дома. Больше трех месяцев он был на заработках. Настала пора чабанить Айшат: у них было так заведено, жители по очереди пасли общественную отару. К полудню погода переменилась, началась гроза. Одетая налегке Айшат нашла себе спасение в этой сакле. Неожиданно туда же ворвался и молодой колхозный чабан Батыр... Ну а все остальное произошло будто вне ее сознания...

— Тебе есть что сказать?

Айшат задрожала. Слова мужа навевали что-то страшное и неотвратимое: «Какая же я дура! Даже не догадалась, когда шли сюда. Джамал, не моргнув глазом, убьет меня. Он не из тех, кто умеет прощать. А может, так и надо? Таким, как я, только презренье! Как низко я пала! О, боже! Почему он медлит? И еще спокоен, как ни в чем не бывало. Не набрасывается на меня с руганью, не избивает меня до смерти? Ведь он ­любил, очень любил меня. Я это хорошо знаю. Избил бы по-настоящему, не так страшна была бы и смерть. Но Джамал никогда не поднимал на меня руку...»

Готовая ко всему и перепуганная Айшат не меньше удивлялась и самой себе. Она не кричала, не звала на помощь, не рыдала и не рвала волосы на голове. Упав на колени перед мужем, не просила пощады. Она спокойно ждала своей участи.

— ...есть что сказать? — вновь услышала она обрывки слов. Айшат подняла голову и только теперь увидела револьвер в руке мужа. Это ее удивило. У них дома не было никакого оружия. Выходит, револьвер чужой. Да какая разница?

— Есть, — чуть слышно произнесла она.

— Говори все, что хочешь.

— Мне все-таки хотелось бы знать, как ты узнал о случившемся через пятнадцать лет?

— Батыр рассказал обо всем перед тем, как уйти в иной мир.

— Пусть его покарает Аллах! Когда я исходила слезами в этой сакле, он же клялся, что унесет этот грех с собой в могилу.

— Он не смог бы, он был верующий.

— И ты простил его?

— Да.

— Тогда ты и меня можешь простить?

— Нет.

— Тебе не жаль будет наших детей?

— Нет...

— Это верно. Нет мне прощенья. Но знай, эта минутная слабость стоила мне немалых мук, все это время она непосильной тяжестью лежала на моей душе и никогда больше не повторялась. Ты был для меня единственным...

— Не надо, Айшат. — Джамал встал и подошел к ней вплотную.

— Да, теперь ты не поверишь мне. Я готова. Стреляй. К тому же ты никогда не сможешь забыть этого. Кончилась наша совместная жизнь. Да и на что мне такая жизнь?! Я не смогу, как прежде, любоваться лицами наших детей. Не надо меня щадить, Джамал. Я виновата. Слышишь? Готова из твоих рук принять смерть. Убей!

Она, словно боясь увидеть пулю, которая должна пронзить ее тело, закрыла глаза и не сдвинулась с камня, где до сих пор сидела. Джамал не спеша поднял револьвер.

Выстрел оглушил ночную тишину...

Когда Айшат снова открыла глаза, муж лежал, распластавшись у ее ног. Под лунным светом из простреленной головы Джамала стекала кровь на землю маленьким черным ручейком.

Рейтинг@Mail.ru