Тыят герой улат, ачай!
Симган Сакар кидшым шижде кӱсеныш сигаретлан шуралтыш. Тыгайже уке-уке да чон кожганымыж годым тудын дене лиеда. Шуралтыш кидшым да тунамак шарналтыш: таче нормо почеш икте веле кодын — каслан. Кечеш кумытым гына тӱрга. Тиде йӱлам Симган Сакар ынде ятыр ий пеҥгыдын куча. А уремысе игечыже, манмыла, кечыгут лачак тамакым гына тӱрген шинчышашлык. Йырваш моткоч йокрок, шапалге. Кавам пуйто леведыш дене леведме, ик волгыдо рожат ок кой, рожшо пуйто йӱрлан веле шӱтлен, нимаят весела огыл. Йырваш пыл да пыл, нимучашдыме... Туге чучеш, пуйто тылеч ончыч ояр игечыжат лийынат огыл. Кудывече покшелне йӱр вӱд койын шоҥешталт шарла. Ик шӱвыроҥ пудештешат, весе овара — шолдыра улыт эше, ӱчым ыштымылак пошат да пошат, янда тӱсан. Тугеже мужеддеат раш — игече кужу жаплан пужлен. Кунам вара чарнаже? Май тӱҥалтыш, ман! Тыгай пагыт кунам лиймым Симган Сакар шарналтенат ок керт. Нимо шот уке...
Лум тений телым пеш шагал возо. Апрель тӱҥалтыштак шулен пытыш. Калык писе шошылан ямдылалте, апрель мучаштак сурт кӧргыштӧ пакчагӧргӧ сомылымат ачалкалаш пиже. Пиже веле шол, майын икымше кечынжак йӱр опташ тӱҥале да ынде чарнен ок керт... Уке, тыгай игече калыклан йӧршын ок келше. Эшеже шошо тӱҥалтыште. А шоҥгыеҥлан тулечат коч.
Симган Сакар, тугакшат келге куптыр дене коралт пытыше чурийжым куптыртен, кидшым-йолжым йыгалта: пеҥыт, витарат. Манаш веле вет, трактырым ӱмыр мучко кушкыж коштын ончо-ян! Нимоч ок код. Колхоз пашам виктарыше тудын таҥашыже-влак шукертак ял мучашке миен возыныт. А тудо ила эше. Ала кандашлышкат шукта. Шукта веле мо — эрта!.. Юмо пуа гын... Уке, корштымыжым чыташ лиеш эше, вуйым кожгатыше ик шарнымаш деч утлаш нигузе ок лий, чоным витара. Лач садыжак путырак коршта, чоным пӱсӧ име дене шуркала. Тыге кажне май тӱҥалтыште... Поснак тиде пӧртыш илаш куснымеке... Клуб воктене памятникым шогалтымеке, пуйто кокымшо илышыже тӱҥале... Тугакшат шагал мутланыше Симган Сакар шомаклан эшеат кӱчымӧ лие. А туштыжо, шарныктыш кӱыштыжӧ, гранитеш кундемышт гыч Кугу сарыш кайыше-влакын кажнын фамилийжым да лӱмпалыжым курымешлан корен шындыме. Тений тушто эше ик фамилий ешаралтшаш. А тыште йӱр да йӱр!.. Пайремже лиеш мо? Возен шуктат мо?
Симган Сакарын оралтыже чыла шотыштат пеҥгыде. А пӧртшым эше шымлымше ийлаштак стройотряд дене толшо армян студент-влак чоҥеныт. Рӱдӧ Шопкер села пеленысе нурышто челе уремым нӧлтышт: ик велым — кок пачеран кандаш пӧртым, вес велымат тынарак. Армян-шамыч чоҥымылан уремлан иканаште «Армян урем» лӱм пижын шинче, но, илен-толын, марий йӱла сеҥыш, Нурсолашке савырныш — кызыт ынде эре «Нурсола урем» малдат. Документышкат тыгак пуртымо. Чоҥен шуктымеке, ты уремысе пӧртын ик пачерышкыже, «перспективныйдыме» Васлича почиҥгасе тошто пӧртым коден, Симган Сакарын самырык ешыжат илаш кусныш. А студент-шамычын мо чоҥымышт? Оратам нӧлтеныт да йӧра веле: ик вере рож, вес вере оҥам ик пуда дене пудален шындыме, южо вере южат коштеш... Ыштен шуктыдымо — ия виса! Так арик-турик шогылтыныт, оксам налыныт, да пашаштат пытен. Садлан молыжым чыла шкалан шотыш кондаш вереште. Пӧрт пелен кок велыш лупшалтше верандымат чотак ачалкалыме, але йӧршын пужен ыштыме; вольыкым, кайыквусым ончен кушташ вӱтам чоҥышт. Кӧ кузе кертын, кӧ могай мастар шол. А Симган Сакарын, манмыла, шӧртньӧ кидше чыла моштен, чыла кертын. Тудын пӧрт пел могыржо волгалтынак шоген, кажне ийын гаяк чиялтен шындыме палисадше сылне илыш тӱсым пуртен. Пел пӧртшым шифер дене леведме гын, Симган Сакарын пелыже шунеч калай дене волгалтеш. Уремыште асфальтым пыштыме. Палисад омсам эртымек, пеледыш йыраҥ воктеч эртет, вара кумда верандыш пурет, тушечын — пӧртыш. А пӧртыш пурыде, вигак кайымаште — адак кугу веранде. Тушечын эре ужарге пӱнчер коеш да саде пӱнчерыште — пеле шылше клуб оралте. «Клуб воктен» манмаштыже нимо удажат уке. Кеҥеж умыр йӱдым самырык тукымын мурен куштымо йӱк-йӱанже йӱксолныш семын эплын, кужун шокта. Тек канат... Ондак пӧртым Симган Сакар шке кучен гын, ынде тудо вес пеҥгыде кидыш, Петр эргыж деке, куснен. Тудат пӧртым шот-рат дене куча. А пелашыже уке лиймеке — Онисаже кок ий ончыч каен колтыш шол, «кийыме мландыже пушкыдо лийже, сай вате ыле» — палисад пеледышым шешкыже пеш онча, ача лийшыжымат жапла... Кок ӱдырыштат ялешак лакемын, а эше кок эргыже олаште ила: пачерыштат уло, ешымат чумыреныт, пашаштат лектышым кондышо...
Ӱмырын кас ӱжараже толын шумек, куанен илаш гына ыле саде пӧртыштӧ, да икана Симган Сакар уверым кольо: селаште войнаш колышо-влаклан пӧлеклалтше у памятникым нӧлташ пунчалым пидыныт.
Эшеже клуб воктенак! Манмыла, окна йымалнак! Он чычсыжо, контор воктенысыже, шукертак шогалтыме изи гына шарныктыш, чылт лыжгаен пытен. Кажне ийын штукатуритлат гынат, шошо тӱҥалтышлан адак чыла велеш. Ынде тудым у семын, жапын йодмыж почеш вашталташ, гранит кӱыштӧ сельсовет кундем гыч кугу сарыш кайыше-влакын кажнын лӱмыштым серен шындаш лийыч. Да шушаш черетан лӱмгечылан ыштенат шуктышт, возышт! Но... Симган Сакарын ачажын гына лӱмжӧ сералтде кодо. Шарныктышым почмо лӱмеш кугу пайремыш шоҥгыеҥ семын тудымат ӱжыч. Ыш мий. Мо шинча дене миет? Вара ик кечын, вор семын йыр шекланенак, мийыш вет, кажне фамилийым лудын лекте. Мучаште Янышев-шамычым поснак тӱслыш. Но уке, «Янышев С. Ш.» манмым ыш верешт. Тунам Симган Сакар мӧҥгыжӧ моткоч кожганыше пӧртыльӧ. Изи кутышым веле эртен гынат, верандыштыже шӱлыш петырналт шинчыш. Ыш чыте, памятник велыш ончышо веранде окнам, кнопкым тушкышт, газет дене петырен шындыш — «Шинчамлан ынже перне!..» Кеҥеж гоч ыш кораҥде, а шыже велеш газетше чылт лыжгайыш, юж коштмо дене верын-верын кушкедлен, рожаҥ пытыш. Тунам оза окнам фанер дене комыжлен нале, пуда денак перыш да пырдыж тӱсан чия дене чиялтен шындыш. Ватыжын «Молан волгыдым пычкемдынет?» манын йодмыжлан ыш вашеште. Ыш вашеште гын, «Тыге кӱлешак дыр» манын, ватыжат шоналтен да тетла тиде окна нерген ик ганат шомакым луктын огыл. Илен-толын, саде пырдыжыште тӱрлӧ шӧрлык шочо, икманаш, кӱлешаныш савырныш, да тудын нерген нигӧ шарналтенат огыл. Тыге иктаж лу ий наре эре петырымак шинчыш. Шукерте огыл гына эргыжым тарватыш:
— Айда окнам почына, эргым. Илымыж годым аватат тиде верандым волгыдыракым ужнеже ыле...
Эрге ачажым, конешне, колышто, йодмыжым шуктыш. Но окнам шке жапыштыже молан петырымым нигунам пален ок нал. Аважын кумылжо денак гына кылдаш тӱҥалеш. Тидат сай!
Теве молан таче, май тӱҥалтыште, уремыште йӱр тӱҥалме дене Симган Сакарын чонжымат нугыдо пыл авалтыш... Вет кумышто индешымше май — Сеҥымашын черетан кечыже. Райрӱдӧ гыч ачажын лӱмжым возышо мастар-влак толшаш улыт. Шуктат мо? Эх!.. Да саде веранде окна гыч памятник шогымо велыш кужун ончен шинчыш.
Симган Сакар Сеҥымаш кече пайремыш ик ганат миен огыл. Шошо тӱҥалтыште трактористын могай пайрем да мойн? Эре пасушто: куралат, ӱдет, тырмалет... Пионер улмыж годым гын веле. Тунамжат варажым пайремыш уло школ ушнымо годым шылаш веле тӱҥале. Чылажат марий йылме урокышто тӱҥале. Икана туныктышо, Мария Сидоровна, ӱдыр-рвезе-влаклан ачаштын сарыште кредалмышт нерген каласкалаш йодо. Тыгодым южик тунемшыже путыракат кожганыш, кидым нӧлталде луктын пыштат.
— Ачамын медальже уло! — тыге Эчан каласыш.
— А мыйын ачам орденан! — тиде Миклайын шомакше ыле. — Мыйынат орденан!..
— Мыйынат...
А ачадыме тунемшыже-влак вуйыштым парт ӱмбач нӧлталде шып шинчат — ойлаш нимом, колышташ неле.
— Мыйын ачамын нимажат уке, ачамжат уке... — Зина шортынат колтыш.
Ик жаплан классыште тымык лие.
— Сакар, а тый молан шып шинчет? — рвезын ачаже уло-укем палыде, пошкудо ял гыч Выльып лӱман рвезе Сакарым тӱкалтыш.
Тидым шеҥгел парт коклаште шинчыше Ольош — тачат кажныжын лӱмжым шарна — игылтын тушкалтыш:
— А тудын ачаже — предатель! Тудын ачаже война гыч шылын куржын... Мый палем, мый колынам... Шергын шуо тиде койышыжо Ольошлан, кочо шомакше нерже гыч вӱр лекмешке шуктыш. А эшеат кочышкыжо Симган Сакарын уло илышыже савырныш.
Урок лугычак, Ольошым нӧштыл налмек, Сакар мӧҥгыжӧ лектын куржо, шокшешт пытен, аваж деке пиже:
— Авай, кушто мыйын ачам?
— Сареш йомын, эргым. Увер деч посна йомын.
Умылет, сарыште тыге лиеден, — эплын умылтараш тӱҥале аваже. Но эргыжын чурийже тулла йӱлымым ужын, чурк лие, пеҥгыдынак йодын шындыш: — Молан лачак кызыт тидын нерген йодыч, эргым? Иктаж-мо лийын мо?
— Таче... Таче школышто Ольош тудым «предатель», «война гыч шылын куржын» мане... Уло класс ончылно!.. Каласе, авай, тиде чын огыл вет?! Тиде шоя?!
— Конешне, шоя, эргым, — ик жап шып шинчымеке пелештыш аваже. — Шучко пагыт ыле. Ок кӱл нигӧм судитлаш. Увер деч посна тудо йомын, эргым... Ит колышт нигӧм. Шке семынет иле...
Да тӱҥалын илаш Симган Сакар шке семынже.
Тылеч вара тудо чылт вашталте. Иктаҥаш-влак дечат торлыш, шуко ок мутлане. А илен-толын, кушкын шумеке, саде Ольошак, пуйто чыла мондышыла, иктаж полышым але тракторлык шапаш ужашым йодын толын гын, пуэн, кӱлеш годым полшашат логалын, но ик классыште пырля тунемше семын поро йолташышке колымешкыже лийын ыш шу.
Тылеч вара ял воктен йогышо эҥерыште вӱд ятыр йоген. Туге, да ынде вӱдшӧ гына шагалемын. А олыкысо шудыжо моткоч нугыдын кушкеш, да эҥер серыштыже онапуат шукемын. Шӱдӧ утла ушкалан кӱтӱ лу-лучканышке савырнен гын, туге ынде... Вашталтеш илыш, ала-можо мондалтеш. Калыкат вашталтеш. Икте кая, весе толеш. Симган Сакар шинельым чийымашкат шуо — погранвойскаште служитлыш, лӱмжым ыш волто, пӧртылмекыже, ешым чумырыш. А ик кеҥеж лишан Симган Сакарын аважат пытартыш корныш ямдылалташ тӱҥале. Шӱлышыжӧ петырна, варажым коштмыжымат чарныш. Ик умыр касын эргыжым пеленже шинчаш ӱжӧ, кошкышо тӱрвыж дене пелешткалаш тӱҥале: — Эргым, шарнет, икана ачат нерген йодыч...
Сакар вашешыже вуйжым рӱзалтыш.
— Войнаште увер деч посна йомын, маньым... Вес тӱняш кайымем деч ончыч каласкален кодынемак. Вара чонемлан эрык лиеш, шонем. Колышт, эргым. Ачатым мый пеш йӧратенам, тудат мыйым Юмынӱдырланак шотлен, чаманен. Тунам мыланна улыжат латиндеш ий ыле. Ачатлан марлан лектым. Сӱан кечынак война тӱҥалме нерген увер тольо. Войнан шучкылыкшо нерген ачам дечын ятыр колынам, неле сар пӱрымашым тудланат чыташ чот логалын. Герман сарыштак лийын да... Садлан умыленам: самырык-шамычым чечасак сӧйыш наҥгаят, а меже йӧратенат шуктен огыналыс, калтак. Арня гыч Симганланат повестке тольо. Шортынак ужатышым мый тудым. Кеч мӱшкыр пижын кодшо ыле, шонышым. Уке, ыш пиж, мый тидым пеш вашке умылышым. Тылзе гыч, гойо, ик йӱдым окнаш пералтыме йӱк шоктыш. Лӱдын-ӧрынак, омсам почым. Ончем: ваштарешем Симганем шога — лавыран, ӱпшалтше. «Тыйже войнаш каенатыс, — манам, — войнаже пытен мо?» Шкеже мом ышташат ом пале. Тудыжо «Йӧратем, — манеш, — тыйым, тый дечет посна илен ом керт. Садлан пӧртыльым. Шылын пӧртыльым. Одо коремыште шылын илем. Йыр тольым, эре чодыра дене...» А Одо корем гыч ялна мартеже йырже лу меҥгыш погына. Мушкым мый тудым мончаште да эрвелеш чодыраш ужатышым. Арня еда тудо мый декем кошташ тӱҥале. Тудым кычалынат огытыл ала-мо. Но варажым ала-кудо дыр пошкудыжо шижын да милицийыш намиен шуктен. Вескана толмыжым эскереныт, витне, руалтышт тудым да мемнан мӧҥгышкак конден пуртышт. Мый лӱдын пытенам, шортам, Симганем моткоч чаманенам... Да тудым кум милиционер ял мучко вӱден наҥгайыш. Варажым шомакшым мыняр чыташ вереште! Ик жап пуйто чыла саяк, весканаже иктажше так луктын пышта дык, кеч порволо. Но мый, эргым, чылаштым проститленам. Тыят проститле, йӧра?.. Кучен наҥгайымеке, тудын деч нимогай увер ыш лий. Тый гына шочыч. Шолып ок пӧртыл ыле гын, тыят от шоч ыле, эргым. Шинчен лий, тудо пеш поро, пеш сай айдеме ыле. Ит вурсо тудым, ит орло. Яндар лӱмжӧ лектеш эше... Нигӧ так гына ок йом...»
«Вот и шоно ынде мом ышташ», — тунам Сакарын вуйыштыжо кок шонымаш пӧрдын: иктыже — тугеже шочашат ок кӱл улмаш; весыже — волгыдырак, а молан волгыдыракшым шкежат умылен огыл. Кокымшо шонымаш денак илен, ешым нӧлтен, пашам ыштен. Тылеч вара Симган Сакар шкаланже мутым пуыш: «Кеч-мо лийже, ачам нерген чыным садак муам!»
Ту пагытыште кажне районлан пӧлеклалтше «Шарнымаш книгам» савыктен лукташ тӱҥальыч. Кычал муо шкенжын районжылан пӧлеклалтше книгам — ачажын лӱмжӧ уке. Тунам Симган Сакар район военкоматыш миен тольо — арам. Тӱрлӧ вере серышым возкалаш тӱҥале, Москосо архив марте шуо. Нимогай поро вашмут уке. А могай поро вашмут лийын кертеш — тидыже каваныште имым кычалме гаяк огыл мо?.. Вара-вара ӱшанжат йоммыла чучо... А Юмыжо улак, витне!..
Ик кечын толшо вучыдымо серыш кечан кечывалым волгенчылак волгалте. Колтеныт тиде серышым Ржев ола гыч поисковик-влак: «Неле кредалмаш эртыме кундемыште ятыр лулегым, капсулым муынна, нунын кокла гыч иктыже тендан ачадан лийын» манын возымо тушто, да капсулышто лийше кагазын копийжым пыштеныт. Чынак, жапын пеле шӧрымӧ кагазыште ачажын лӱмжым, шочмо ийготшым да кушто шочмыжым раш лудаш лиеш. А тачысе жапыште тукымжым муаш мо йӧсыжӧ? Муыныт, серышым колтеныт, изашольо шӱгарыш тойымашыш вучат. Серышым лудын лекмеке, Симган Сакар илышыштыже первый гана дыр утен каен шортын колтен. Мыняр шортын, чонжо тунар яндарештын, тудым пуйто шинчавӱдшӧ дене мушкын.
Тылеч вара райгазетыштат увер лекте — «Землякна Ржев ола воктене кугу кредалмаште герой семын вуйжым пыштен». Симган Сакар, лапкыш миен, илышыштыже кокымшо гана у костюмым нале да Ржевыш кудале, ачажлан вуйжым савен тольо...
...Шнуй пайремлан Юмыжо, пуйто жапленак, шокшо кечан игечым кондыш. Пайрем осыгече игече йӧршын вашталте: кече онча, уремыште шокшо. Леве мардеж уремысе лавырам пуалеш — вашке кошка. Симган Сакар кечыгут верандыштыже памятник воктеке иктаж еҥын лишеммыжым, але машинан койылалтмыжым вучен шинчыш. Тунемше-влак гына толын кайышт, векат, эрлалан кырча-марчам тӧрлатышт. Тетла нигӧ. Ыш чыте. Касвелеш лектын пурашак лие. Памятник деке миен шумеке, шинчажланат ыш ӱшане: «Кунам шуктенытше?!»
«Эх, таҥашем-шамычат каен колтеныт шол. Тек нунат, да могай нунат, чылан ужышт ыле, — тыге шоналтышат, чонжылан лапкан чучын колтыш. — Кайышевлакше вет ӱмырышт мучко ачамым шотлыде илышт. Ужышт, ончышт ынде кава гыч. Шкежат миен каласкалем ынде. Адакшым илышыже вет мемнан кайыме дене ок пыте. Кодеш тукымна: шочшына, уныкана. Тек нунат шарнат кочаштым, кугезе кочаштым да чоҥат тыныс илышым...»
Индешымше Май кечын калык памятник воктене молгунамсылак шуко погыныш. Можыч, у лӱмым ешарыме, тудын кӧ улмыжым пален налме амал дене утларакат дыр. Ала Симган Сакарлан веле тыге чучын. Митингым Шопкер ял шотан илемын председательже почо. Самырык марий чолган ойлыш, чыла шот-рат дене лекте. Да мучашлан тыге каласыш:
— А таче тиде чапкӱыштӧ курымешлан возымо геройна-влак лӱмышт коклашке эше икте ешаралте. Тиде Васлича почиҥга гыч герой-землякна Янышев Серафим Шуматович. Тудат мемнан эрыкна верч кредалын, рвезе вуйжым Ржев ола воктенысе неле кредалмаште пыштен. Микрофон воктеке мый Серафим Шуматовичын эргыжым, Сакар Серафимовичым, ӱжам. Толза тышке, Сакар Серафимович, самырык тукымлан шкендан тыланымаш шомакдам ойлыза! Симган Сакар калык ончылно мутым кучаш йӧршынат тунемын огыл, но чонжо дене дотово иктаж шомакым пелештынеже. Ал пытен, чытырыше йолжо изирак трибуныш конден шогалтыш. Калыкым ончалмек, иканаште йылмыдыме кодо. Ик жап шып шогыш, шкаланже тиде нимучашдымын чучо. Симган Сакар, кушто улмыжым монден, мут лукде шогыш. Шеҥгечынже «Сакар коча, иктаж шомакым ойло» манмымат ыш кол. Вара пуйто шке семынже пелештыш:
— Тау тыланда, пошкудо-влак! Шинчыза, мыйынат ачам герой лийын! Моло дене пырля мемнан верч геройла кредалын...
Уке, тетла тудо ойлен ыш керт. Чонжо, шижмашыже кеч шукертак кошкен манын шонен гынат, ты ганат кумылжо чотак тодылалте, куптыргышо чурийже мучко шинчавӱдшӧ тӧрштылынак йоген волыш, логар пышкемалте. Сугыньым пуаш шоныш, ыш керт. Памятник велыш савырныш, вуйжым савыш да, йолжым шӱдырен, калык коклаш миен шогале. Тыгодым чонжылан моткочак куштылго лие, чоҥештен колтымыжо шуо: «Эх, шукертак тыгай кумыл лийже ыле!..»
Теве воктекше, калыкым эплын шеҥын, ончычсо школ директор, ик классыште пырля тунемме таҥашыже Иван Иваныч лишеме. Симган Сакарже тидым ыш шиж. Вуйжым кумык сакен шогымыж дене шинча ончылныжо кидкопа койылалтыш — кӧ тиде? Вуйжым нӧлтале. Вӱдыжгышӧ шинчаж дене пошкудо ял марийым, ончычсо школ директорым, онча. Симган Сакарат кидшым нӧлтале да кок кид пеҥгыде кормыжтышыш ушныш. А Иван Иванычше тиде кормыжтышым вес копаж дене леведе. Шинчашкыже тӱткын ончен. Ик шомак деч посна...
Отцовская честь
Захар Серафимович по привычке полез в карман за куревом — так всегда с ним бывало в минуты сильного волнения. Но тут же вспомнил: на сегодня по норме осталась только одна сигарета — на вечер. За день он выкуривал три. Этому правилу Захар Серафимович твёрдо следовал уже много лет. А погода сегодня такая, что остаётся только сидеть в избе и смолить табак. Скучно, серо и сыро вокруг. На небо словно набросили влажное плотное одеяло, не оставив ни просвета; если и отыщутся щёлочки, то только для дождевых струй... Кругом — бесцветные, бесконечные навевающие уныние тучи. Неужели когда-то были и солнечные дни?! Взгляд упирается в лужу: она, пузырясь, расползается посреди двора. Пузыри едва успевают лопаться и в то же мгновение возникают новые — крупные, прозрачные, с оловянным отливом. Видать, непогода пришла надолго. И когда же лить-то перестанет? Ведь только-только май начался! Захар Серафимович и не припомнит, чтобы в эту пору были такие обложные дожди. Всё перепуталось в природе...
Снега нынче выпало очень мало, и уже в начале апреля он весь сошёл. Народ настроился на раннюю весну, принялся приводить в порядок огороды. Но первого мая налетели дожди, и нет им конца и края. Все приготовления пошли насмарку...
Кому такая погода по душе? Тем более в начале весны? О старом Захаре и говорить нечего. Он, сильно морща и без того изборождённое глубокими сухими складками лицо, то и дело растирает болезненно ноющие руки и ноги. Не прошли бесследно для здоровья годы работы на тракторе. Захар ещё держится, а вот его друзья-одногодки, как и он вкалывавшие в колхозе, давно уже покоятся за околицей, где расположилось деревенское кладбище. А он ещё жив и, даст Бог, ещё и восьмой десяток разменяет! Но если нахлынувшую боль ещё можно перетерпеть, то отрешиться от одного навязчивого воспоминания не удаётся. То и дело свербит оно в голове, сверлит душу. И ведь в аккурат в начале мая накатывает оно особенно свирепо, подобно крутой волне... А уж когда вселились в этот дом, а возле клуба воздвигли новый памятник, у Захара словно вторая жизнь началась... Невесёлая. И без того несловоохотливый Захар Серафимович словно язык проглотил. На гранитной плите были выгравированы фамилии и имена всех тех, кто ушёл из этой округи на Великую войну. Нынче на памятнике должна появиться ещё одна фамилия. А тут днище неба словно в решето превратилось: льёт и льёт!.. Не отменят ли праздник? Не забудут ли выбить эту фамилию?
Дом у Захара Серафимовича добротный, хотя построен ещё в семидесятые годы — построили его студенты-армяне из стройотряда, приезжавшего в марийскую деревню. Тогда на пустоши возле села Осиновка, центральной усадьбы колхоза, вытянулась новая улица из восьми двухквартирных домов по обеим сторонам. Поначалу в честь молодых строителейармян её окрестили Армянской, но со временем стали называть на привычный марийский манер — Нурсола, что в переводе означает «Деревня в поле» — так и величают теперь: «Улица Нурсола». Так она значится и в документах. В ту пору в одну из квартир местной новостройки заселилась и молодая семья Захара Серафимовича, навсегда покинув старое подворье хутора Васлич, объявленного властями «неперспективным». Однако на новом месте выяснилось, что до настоящих строителей студентам было далеко. В наспех сколоченных коробках обнаружилась уйма недоделок: здесь щели, тут доска держится на честном слове, там сквозняки гуляют... Спустя рукава работали горе-строители, деньги получили — и поминай как звали. Так что доводить жильё до ума пришлось самим новосёлам. Кто-то сделал капитальный ремонт, кто-то пристроил к дому веранду; многие поставили хлева для скотины и сараи для домашней птицы — кто на что горазд. Захар Серафимович был на все руки мастер. В его квартире радовали глаз свежевыкрашенные стены, в палисаднике завораживали своей красотой цветы и кустарники. Крыша на соседской половине дома покрыта шифером, а у Захара Серафимовича обтянута железным листом красного цвета. На улице проложен асфальт. За калиткой палисадника — цветочная клумба, за ней — просторная веранда, через которую проходишь в дом. Если же не заходить в дом, а идти прямо, то опять попадёшь на веранду, ещё просторней первой. Из её окна виднеется вечнозелёный сосновый бор, в котором притаилось здание клуба. Захар Серафимович живёт недалеко от клуба и не видит в этом ничего плохого. Долгими летними ночами оттуда, как эхо, доносится весёлый гам отдыхающей сельской молодёжи. Пусть отдыхают...
Теперь домашнее хозяйство перешло в надёжные руки сына Петра, а за цветами и кустарниками в палисаднике после смерти захаровой Анисьи («Пусть земля ей будет пухом, хорошая была жена») ухаживает уважительная сноха. Тут же, в селе, живут и обе дочери Захара Серафимовича, а вот двое сыновей перебрались в город — женились, получили квартиры, хорошо зарабатывают...
Так бы и жил — не тужил Захар Серафимович в своём доме, но однажды дошла до него весть: в селе решили установить новый памятник землякам, погибшим на войне. Да ещё возле самого клуба — чуть ли не под окном! Старый скромный памятник стоял около конторы и к этому времени совсем потерял приличный вид. Хоть и штукатурили его каждый год, но к весне вся штукатурка осыпалась. И вот сейчас решили соорудить монумент, подобающий времени, начертать на гранитной плите имена и фамилии всех земляков, ушедших на фронт. И ведь осуществили задуманное к очередному юбилею! Только отца Захара Серафимовича в списке фронтовиков не оказалось... Захара как ветерана труда пригласили на торжественное открытие памятника. Он не пошёл. Да и как пойдёшь? Только поздно вечером, оглядываясь по сторонам, как вор, прокрался он к памятнику, и вновь перечитал каждую фамилию на плите. Не было в списке Янышева С. Ш.! Домой Захар Серафимович возвратился крайне взволнованным. Вроде и немного прошёл, а дыхание сбилось, и он долго сидел на веранде, чтобы отдышаться. А потом решительно взял кнопки и прикрепил ими газету к раме окна, выходящего на памятник. «Чтоб глаза мои не видели!..» Всё лето газета висела на этом месте, а к осени совсем пожелтела и обветшала. Тогда хозяин взял фанеру и прибил её гвоздями к оконной раме, выкрасив в тон стены. «Зачем свет загородил?» — спросила тогда жена, но Захар промолчал в ответ. Жена больше ничего не стала спрашивать. «Пусть что хочет, то и делает», — решила она. Со временем на стене около окна появилось несколько хозяйственных полок, и об окне никто в семье уже не вспоминал.
Почти десять лет оставалось окно заколоченным, пока
Захар не предложил сыну:
— Сынок, давай-ка снова откроем окно. Твоя мама, когда жила, хотела, чтобы в этой комнате было солнечно...
Cын освободил окно от фанеры, а зачем оно так долго было заколоченным, даже не спросил. Его и раньше это не интересовало. Хорошо хоть теперь посветлевшая веранда будет напоминать ему о матери! Вот почему сегодня, в начале мая, когда на улице беспрестанно льёт дождь, душу Захара Серафимовича словно тучи заволокли... Ведь послезавтра девятое мая — очередной юбилей Победы. Из райцентра должны прибыть мастера, чтобы выгравировать на гранитной плите памятника имя его отца. Успеют ли? Эх!.. Он долго сидел возле окна веранды и тревожно глядел в сторону памятника.
Никогда до этого Захар Серафимович не ходил на торжества в честь Победы. Да и откуда весной у тракториста свободные дни? Не до праздника в разгар посевной. От зари до зари в поле: пашешь, сеешь, боронуешь... Так что к памятнику он приходил только вместе с классом, когда был пионером. А едва повзрослев, стал и вовсе избегать эти походы.
Началось всё на уроке марийского языка. Как-то раз учительница Мария Сидоровна попросила учеников рассказать о том, как их отцы сражались на фронте. Часть одноклассников заметно оживилась и, не поднимая рук, загалдела:
— У моего отца есть медали! — воскликнул Эчан.
— А у моего — орден! — послышался голос Миклая.
— У моего папы тоже орден есть!..
— И у моего...
Те же, у кого отцов не было, упёрлись взглядами в парты — сказать им нечего, а слушать тяжело.
— А у меня даже отца нет... — всхлипнула соседка Зина.
На некоторое время в классе воцарилась тишина.
— Захар, а ты почему молчишь? — Филя из соседней деревни легонько толкнул Захара локтем, не зная, что тот — безотцовщина.
Филю услышал Ольош, сидевший за задней партой, и ехидно протянул:
— А у него отец — предатель! Он с фронта сбежал... Я знаю, я слышал...
Дорого обошлись Ольошу эти слова — Захар, не помня себя, ударил его кулаком по лицу. Из носа обидчика потекла кровь. А Захар, схватив сумку, выбежал из класса. С того дня жизнь его наполнилась горечью. Прибежав домой, возбуждённый Захар бросился с расспросами к матери:
— Мама, где мой папа?
— Он пропал на войне, сынок. Без вести пропал.
Ты знаешь, так бывало на войне, — стараясь сохранять спокойствие, ответила мать. Но увидев слёзы в глазах сына, тревожно спросила: — Почему ты вдруг спросил о нём, сынок? Случилось что-нибудь?
— Сегодня... Сегодня в школе Ольош про моего папу сказал, что он предатель, сбежал с фронта... Мама, ведь это неправда?
— Конечно, неправда, сынок, — спустя несколько мучительных мгновений ответила мать. — Время тогда было страшное. И никого не надо судить. Без вести пропал твой отец, сынок... Не слушай никого... Живи по своей совести...
И стал Захар жить так, как наказала мама. Он внутренне преобразился, изменилось и его поведение. Он начал избегать ровесников, стал молчаливым. Со временем, уже повзрослев, тот же Ольош, словно позабыв о нанесённой когда-то обиде, не раз обращался к Захару за помощью, одалживая запчасти к трактору. Захар не отказывал, ни о чём не напоминал. Но друзьями бывшие одноклассники так и не стали...
Много воды утекло с тех пор в реке у села. Время шло. Река заметно обмелела, поредел ольшаник на её берегах. Только на лугу летом так же буйно росли травы. А вот скотины в селе стало мало. Давно ли на выпас выгоняли стадо в сто коров, а сейчас во дворах сельчан от силы насчитаешь десять-пятнадцать бурёнушек... Что скажешь, меняется жизнь. Многое осталось в прошлом. Да и жители меняются. Одни уходят, другие подрастают. Вырос и Захар. Пришло время надеть солдатскую шинель. Служил в погранвойсках, служил с честью, не запятнал доброе имя.
А когда демобилизовался, женился. Мама к тому времени уже совсем сдала. Тяжело дышала, обезножела. Однажды тихим вечером она еле слышно подозвала к себе сына, сухими потрескавшимися губами прошептала:
— Сынок, помнишь, однажды в детстве ты спросил про отца?..
Захар кивнул в ответ.
— Я тогда ответила, что он пропал без вести на войне... Но перед уходом хочу рассказать всю правду. Так мне легче будет умирать. Слушай, сынок. Очень я любила твоего отца, и он души во мне не чаял, жалел. Нам тогда обоим по девятнадцать лет было. В день, когда мы играли свадьбу, пришло известие — началась война. Об ужасах войны я наслышалась ещё от своего отца — он воевал ещё в первую германскую — настрадался там, натерпелся. Знала: в первую очередь на фронт заберут парней и мужчин. А мы ещё и любви-то не успели по-настоящему вкусить... Через неделю повестка пришла и моему Серафиму. Горько плача, провожала я его на войну. «Хоть бы забеременеть от него!..» — думала я тогда. Не получилось... Прошёл месяц после его ухода. Однажды ночью слышу осторожный стук в дверь. Боязливо приоткрыла её. Смотрю: передо мной стоит мой Серафим — весь в грязи, от тела исходит тяжёлый дух. «Ты же на войну ушёл, — говорю ему. — Что, война закончилась?» Сама не знаю, что и подумать. А он говорит: «Люблю я тебя, не могу без тебя жить. Поэтому пришёл. Сбежал. Сейчас прячусь в овраге возле леса. Домой добрался окольными путями, через соседний лес...»
А от того оврага до нашей деревни вёрст десять будет. Ночью я вымыла его в бане и под утро проводила в лес. После этого он каждую неделю по ночам стал наведываться ко мне. Однажды кто-то из соседей заметил его и донёс в милицию. Вскоре его подкараулили и схватили, привели домой. Я вся трясусь от страха, от страха за Серафима... А потом трое милиционеров повели его по улице деревни. Сколько страшных слов пришлось мне потом услышать! Вроде забудешь на время, но нет-нет да кто-нибудь бросит в лицо такое резкое слово, что и жить не хочется. Но я всех простила, сынок. И ты прости, прошу тебя. Ладно?.. После того, как увели Серафима, от него не было никаких вестей. А ты вот родился. Если бы тогда он не сбежал и не пришёл домой, тебя бы не было. Навсегда запомни: отец твой был очень добрым, хорошим человеком. Не осуждай его и не кляни. Верю, что и он заслужит когда-нибудь добрую память и честное имя. Ничто не пропадает без следа...
Захар не знал, что и думать после материнского признания. Смешанные чувства овладели им: с одной стороны он осознавал, что при подобных обстоятельствах и на свет-то появляться не стоило; с другой — на душе отчего-то становилось теплей и светлей, а почему — Захар и сам не мог понять. И это тёплое светлое чувство никогда его не покидало, с ним он продолжал жить и трудиться.
С того дня Захар Серафимович поклялся во что бы то ни стало установить истину об отце. Когда везде стали публиковать «Книгу Памяти», Захар разыскал такую книгу, посвящённую родному району. Внимательно перелистал — нет там имени отца. Тогда Захар съездил в райвоенкомат — тоже тщетно. Стал писать запросы в разные инстанции. Обращался в московский архив. Вразумительного ответа ниоткуда не получил. Откровенно говоря, ни на что он не наделся — ведь его попытки были подобны поиску иголки в стоге сена, разве не так?.. Со временем он потерял всякую надежду на счастливый исход...
Но Бог всё-таки есть!..
Письмо, пришедшее из города Ржева, стало громом посреди ясного неба. Ребята из поискового отряда сообщали, что в местах, где шли тяжелейшие бои, нашли множество останков солдат и гильзы. В одной из них они обнаружили записку, которую написал отец Захара Серафимовича, и вложили в конверт с письмом копию записки. На клочке бумаги, сохранившемся в гильзе, отчётливо читались имя отца, год и место его рождения. Найти по этим данным родственников в нынешнее время не составляет никакого труда. И теперь Захара Серафимовича ждали на церемонии захоронения останков в братской могиле.
Прочитав письмо, Захар Серафимович, наверное, впервые в жизни разрыдался. Слёзы, казалось, очищали душу, вымывали из неё житейский сор.
После этого в местной газете вышла публикация — «Наш земляк в тяжёлых боях подо Ржевом погиб как герой». А Захар Серафимович второй раз в жизни купил хороший костюм и съездил в Ржев поклониться памяти отца.
...Не забыл Господь про священный праздник: накануне дождь прекратился, установилась жаркая солнечная погода. Тёплый ветер обдувал пока ещё сырую землю — скоро и она высохнет. Захар Серафимович весь день напролёт сидел на своей веранде и внимательно следил за тем, кто подходит к памятнику, не подъезжает ли какая-либо машина. Но пока у памятника копошились только школьники — наверное, наводили порядок перед завтрашним митингом. Больше никого не было. Захар не выдержал и вечером тоже направился к памятнику. Приблизившись, глазам не поверил: «Когда успели-то?!»
И так захотелось ему, чтобы ушедшие в мир иной ровесники, чтобы все, кто при жизни пренебрегал его отцом, взглянули с небес на новый памятник и увидели на нём среди имён земляков-героев отцовское имя! И горьким сожалением наполнилась его душа... Придёт время, и он отправится в те же заоблачные выси, и расскажет землякам всю правду про отца. А жизнь будет продолжаться, будут ходить по земле их дети и внуки, будут вспоминать своих дедов и прадедов и хранить память о них... Девятого мая возле памятника было как никогда многолюдно. Может, потому, что в списке фронтовиков-земляков прибавилось ещё одно имя? А может, Захару Серафимовичу только так показалось. На митинге молодой глава сельского поселения после душевного выступления сказал:
— Сегодня в список наших героев-земляков добавилось ещё одно имя. Это Янышев Серафим Шуматович из хутора Васлич. Он тоже не щадя своей жизни сражался за нашу свободу и сложил свою молодую голову в тяжёлом бою подо Ржевом. Приглашаю к микрофону его сына — Захара Серафимовича. Захар Серафимович, скажите напутственное слово молодому поколению! Не привык Захар Серафимович выступать перед людьми, но и слова из сердца просились. На ватных ногах подошёл он к трибуне. Взглянул на земляков и словно язык проглотил. Несколько секунд, которые казались ему вечностью, он простоял молча. В ушах звенело, он даже не слышал, как кто-то, ободряя, сказал: «Дед Захар, скажи что-нибудь». Опомнившись, негромко произнёс:
— Спасибо вам, соседи. Помните, и мой отец был героем! Он тоже вместе с другими мужественно сражался с фашистами...
Больше ни слова не смог вымолвить Захар. До этого думал, что совсем очерствела душа, но вот на глазах невольно выступили слёзы, солёными каплями потекли по морщинистой щеке, ком сдавил горло. Повернулся, наклонил голову и, тяжело ступая, направился к людской толпе. А на душе у него стало так легко, словно за спиной выросли крылья.
